Глава 20. Внутренняя, социальная и религиозная жизнь, с некоторыми подробностями

Внутренняя, социальная и религиозная жизнь, с некоторыми подробностями.

Женщинам в Абсарака всегда было чем заняться, и удачливыми были те, кто уже узнали, что другие комнаты имели своё предназначение, и указывали другим, что прежде чем играть на фортепьяно, лучше заняться жаркой и кипячением, выпечкой и тушением. Оказалось, что прежде, чем печь хлеб, нужно было замесить дрожжи, и что это нужно было сделать своими руками, так как служанок для этого дела просто не было. Некоторые обнаружили, что влюбились в кухонные полотенца, тряпки и метла, как в изящные наряды, или струны лютни и гитары. Фактически, каждое утро, перед завтраком приходилось потрудиться, в том смысле, что тарелки, однажды использованные, должны быть возвращены в надлежащее состояние для будущего потребления. На всех служанок не хватало. Кроме того, они были независимы и несговорчивы. Немногие, приехавшие с семействами, узнали, что их ценность заключалась в мытье посуды и ведении домашнего хозяйства, и что их благосостояние может улучшиться, если они будут продавать солдатам пироги по полдоллара за штуку.

Дамы нашли себя обязанными превратиться в модисток и портних; и мы знаем, что наш опыт в изготовлении детской одежды был хороши уроком.

Нам недоставало журналов Фрэнка Лесли и мадам Демерест, но грубая шерстяная ткань и ситец нигде еще не подверглись таким операциям, как в Абсарака. Штопка и починка, кайма и ажурная строчка, обрезка и уколы были столь же неизбежны, как потребность в ношении одежды. Заявления, типа “я никогда не смогу, я никогда не делала, и я никогда не буду это делать”, быстро устарели; и в место них появились другие, “я не буду, но я должна и я сделаю это”, или “я могу, я хочу, и я сделаю!” Несчастным был тот, кто презирал это, и был наказан подгоревшим бифштексом, горячим супом из воды, и дурными бисквитами.

Жизнь на равнинах - хорошая школа, и ее практика снимает весь лоск и ложную гордость, чтобы полностью изменить неумелое человеческое существо, которое ожидает, что дежурный поднесёт ложку ко рту, а стол будет установлен руками ординарца.

Примитивная жизнь стоит того, чтобы её изучить; тогда палатка становится опрятной и благородной, и вкус к её обустройству и украшению намекает на красоту и терпение, подтверждая священный принцип, что содержание и набожность - большая выгода.

Внезапный треск палаточного столба, в полночь, под тремя футами снега; яркий свет в палатке, когда честолюбивый огонь заставляет раскаленную трубу осыпать крышу вашего земляного шатра, не рискуя кроватями и чемоданами; мелкая позёмка, которая изящно скользит через небольшую щель у входа и осыпает вашу кровать, вашу мебель и ваш платяной шкаф, нередко давая повод, чтобы начать уборку снова. Замерзший чайник, горшки и ковши требуют внимания; а молоко, сливки и масло - ещё один стимул к новым познаниям и навыкам.

Когда построены здания, один дом всегда будет отличаться от другого. Саманный дом, с неоштукатуренными стенами, и осыпающейся грязью с покрытой землей крыши, представляет один тип; а бревенчатая хижина - другой. Каждый из них требует большой изобретательности, если не сказать гениальности, чтобы придать им аккуратность и комфорт. Все же, вскоре каждый из них становится домом, предоставляя убежище от летней жары и зимнего холода не хуже, чем настоящие здания из дерева и камня. Действительно, не всегда можно приспособить ковер к земляному полу, или изменяющимся размерам армейского жилья; и при этом неприятно начинать домашнее хозяйство несколько раз в год. Всегда есть что-то, что вы не можете унести с собой, и что-то, что придётся продать или подарить. Всегда какой-нибудь любимый стул сломан, а посуда загадочно исчезла, требуя новых издержек, испытывая терпение и характер. Традиция знакомит нас различными стилями, формами и цветом тарелок и блюд, поскольку они куплены в разное время и в разных местах; но в, то время как оловянная чашка и тарелка удобны на марше, они не подходят к идеалу и элегантности светского раута или званого обеда, данного незнакомцам.

После успешной шестисотмильной поездки две наши коровы были украдены однажды воскресным днем какими-то индейцами, а затем последовал другой эпизод, который развеял все планы относительно масла и сливок для пирогов и кофе. Волки унесли нашу индейку, когда она была готова принести выводок; половина наших цыплят не перенесли такого бодрящего климата. И все же, несмотря на эти жертвы и потери, в палатках и хибарах было уютно. Здравый смысл Дяди Сэма снабдил нас консервами, достойными нашего комфорта и достатка. Свежие овощи были особенно драгоценны и редки. Немного картофеля из Боземан-Сити, посланного с полковником Кинни, был большим лакомством; и майор Алмстедт, кассир, сэкономил пол качана капусты и одиннадцать луковиц в одну из своих поездок. Проявляя чудеса изобретательности, было придумано новое блюдо из устриц и савойской капусты; дикие сливы, крыжовник, смородина, виноград и вишня сохраняли свои качества, весьма приемлемые и естественные.

Дикое мясо было в изобилие; но строгие индейские законы этой страны считали всякую охоту белого человека преступлением. Индейцы умело охраняли, насколько возможно, любую попытку нарушить границу.

Вечера проходили в чтении, играх и кадрили. Музыка была необходима для тела и души; обмен узорами для вышивки, книгами и рецептами поддерживал темы для обсуждения и болтовни. Болезни, хотя и редкие, вызывали сочувствие и обмен деликатностями. Случайные приступы неудовлетворенной тоски наводили на мысль, что люди действительно могут обойтись без многих вещей, подтверждая Священное писание - “жизнь человека заключается не в изобилии того, чем он обладает”.

Изменения и частые расставания приводили к тем ситуациям, которые бывают настолько чуткими только в армейской жизни на границе. Капитан Хэймонд, лейтенанты Фистерер и Д'изи оставили нас спустя две недели после того, как мы достигли нашего места предназначения; впоследствии, нас покинули лейтенант Адэйр и лейтенант Бисби, его жена и ребенок. Прибыли другие, и мы продолжали проводить вечера в общении, которое уменьшало напряженность постоянных волнений, создавая некоторое подобие домашних вечеров.

И при этом, мы не забывали про воскресенье. Каждое новое здание, которое было доступно в свою очередь, становилось нашим храмом, так как не было времени, чтобы построить часовню. Магазин маркитанта, здание комиссара, штаб и павильон оркестра последовательно удостаивались этой чести. Оркестр аккомпанировал голосам, певшим хвалу Богу, и просившим Божественная помощь. Некоторые псалмы, типа " Магнификат ", “ Слава в вышних Богу ”, “ Есть свет в окне ”, “ Старая Сотня ”, и " Коронация " в цивилизованных государствах поддерживались лучшими оркестрами и пелись с не меньшей одухотворенностью.

Сам гарнизон проводил свои собственные случайные социальные встречи; и такая была общая уравновешенность, терпение и полное повиновение своему командованию, что пьянство было редкостью. Строгие распоряжения против устного или личного злоупотребления, общественный выговор были управляющими принципами, хотя повиновение было непосредственным правом солдата.