Count heir countess heiress

Здесь корреляция состоит из слов, которые попарно отличаются тем, что первые члены пар означают лиц мужского пола, а вто­рые — женского, причем различие в значении морфологически вы­ражено суффиксом -ess.

Если в системе нет другой пары, члены которой находились бы в таких же отношениях, рассматриваемая оппозиция считается изолированной. Например: wit:: witness, где именная основа перво­го члена, сочетаясь с суффиксом, дает имя лица, в то время как обычно суффикс -ness присоединяется к адъективным основам и образует абстрактные существительные: ready:: readiness.

Многомерными Н.С. Трубецкой, называл оппозиции, основа­ние которых не ограничивается членами данной пары, но распро­страняется и на другие элементы в системе.

И сам Трубецкой, и позднейшие исследователи наметили пути использования данного метода для выделения классов языковых единиц и их множеств, над которыми возможны различные опера­ции. Обращение к теории оппозиций особенно перспективно для раскрытия системности в языке и при составлении всякого рода классификаций (Арнольд, 1986).

Метод оппозиций хорошо сочетается почти со всеми другими методами лингвистического анализа, описанными в последующих параграфах этой главы: например с дистрибутивным, не реже чем с компонентным или контекстологическим.

§ 4. Дистрибутивный анализ

Дистрибутивный анализ генетически связан со структурализ­мом и занимал большое место в американской лингвистике 30-х, 40-х и 50-х годов. И хотя общие теории структурализма современ-

ной лингвистикой оставлены, техника, им созданная, оказывается полезной и в настоящее время в рамках других направлений.

В этой главе мы стараемся показать, что внутри каждого метода возможны еще отдельные частные методики — процедуры сбора материала и его обработки для получения научного результата. Эти частные методики, возникшие сначала в рамках одного конкретно­го метода, потом могут использоваться вместе с процедурами, пер­воначально возникшими в других направлениях. Это справедливо и для дистрибутивных методик.

Под дистрибуцией понимают сумму всех окружений, в которых встречается тот или иной языковой элемент (фонема, морфема, слово и т.д.), т.е. сумму всех возможных позиций элемента относи­тельно других элементов того же уровня, его сочетаемость.

Для упорядочения описания в дистрибутивном анализе широ­ко используются условные буквенные обозначения классов слов, из которых образуются так называемые дистрибутивные формулы. При таком кодировании слова заменяются символами, указываю­щими класс, к которому принадлежит слово. Так, N означает суще­ствительные и слова, которые могут стоять в позиции существи­тельных. Для уточнения, т.е. указания лексико-грамматических разрядов существительных, можно пользоваться подстрочными индексами: N_pers-имя _лица, N_{mass - вещественное} существи­тельное, N_{abstr -} абстрактное существительное, V_{tr -} переходный глагол, V_intr — непереходный глагол, А - прилагательное, D - наре­чие и его эквиваленты. Не кодируются, а даются в обычной транс­крипции исследуемые слова и некоторые служебные.

Кодируя все слова, кроме изучаемого, получают его дистрибу­тивную формулу.

Дистрибутивные формулы очень удобны для классификации собираемых примеров, позволяя показать условия вариативности значения того или иного слова:

make a coat/ a decision make the machine go make sure make a good wife for him

make + N

make + (the) + N + V

make + A

make + A + N + for + N

Дистрибутивное моделирование широко применяется в лекси­кографии для показа функционирования слова и его сочетаемости. Первыми, кто применил такое моделирование, были представите­ли прикладной лингвистики: известный методист Г. Пальмер, ис­пользовавший моделирование в своих подстановочных таблицах для обучения английскому языку японцев, а затем в 40-х годах не 40

менее известный лексикограф А.С. Хорнби в учебном словаре. Оба они применяли, однако, не формулы буквенного типа, а модели, выраженные словами. В лексикографии этот метод, или точнее прием, очень себя оправдал. Модели с формулами приводятся, на­пример, во введении к «Англо-русскому словарю глагольных соче­таний» под редакцией Э.М. Медниковой и использованы в словар­ных статьях этого словаря. Применяются они и в справочнике наи­более употребительных английских словосочетаний, составителя­ми которого являются В.И. Перебейнос, С.С. Хидекель и другие ав­торы.

Моделью в этом последнем справочнике называется «конструк­ция, отражающая грамматическую сочетаемость слов и выступаю­щая как общее правило соединения классов слов и построения словосочетаний». Модели записываются символами грамматиче­ских классов и подклассов слов и располагаются в статье в соответ­ствии с заданным порядком моделей каждой части речи. Употреб­ление каждого слова определяется набором моделей. Так, для гла­гола make дается 6 различных моделей. Среди них, например, мо­дель VNV - Let's make it go.

Таким образом, хотя породившая дистрибутивную методику те­ория отошла в область истории, развитые в ней процедуры и сей­час успешно применяются в практике лексикографии.

§ 5. Дистрибутивно-статистический анализ

Только что описанная нами в предыдущем параграфе методика хорошо коррелирует с применением статистики, а следовательно, и с другими отраслями прикладной лингвистики, а не только с лек­сикографией.

Лингвистическая статистика - отрасль языкознания, занимаю­щаяся изучением методов раскрытия закономерностей, свойствен­ных большим совокупностям однородных объектов на основании их выборочного обследования. Свои важнейшие понятия лингви­стическая статистика заимствует у математической статистики. Су­щественно обратить внимание на то, что просто количественный подсчет того или иного явления в нескольких или даже в большом числе текстов статистическим не является. Корректное примене­ние статистики требует серьезного с ней ознакомления.

Основным методом применения статистики в сочетании с дис­трибутивным анализом следует признать дистрибутивно-статисти­ческий анализ, как он представлен в трудах А.Я. Шайкевича и Ю.Д. Апресяна. Их методика имеет много общего с валентностным анализом, как он разработан Г. Хельбигом, а в Ленинграде —

Б.М. Лейкиной. Валентностному анализу будет в дальнейшем по­священ специальный параграф, а здесь достаточно указать, что тер­мин «валентность» тоже означает сочетательную способность линг­вистического элемента.

Дистрибутивно-статистический анализ в том виде, как его раз­работал и применяет А.Я. Шайкевич, «есть сумма формальных ал­горитмических процедур, направленных на описание языка и опи­рающихся только на распределение (дистрибуцию) заданных эле­ментов в тексте. Под заданными элементами могут пониматься буквы (и другие графические символы), цепочки букв между про­белами (слова), цепочки слов между более крупными пробелами (высказывания), короче —любые объекты в тексте, непосредствен­но доступные нашему восприятию. Сам анализ при этом носит не жестко-детерминистский, а статистический характер, постоянно ис­пользует количественную информацию о встречаемости элементов в тексте» (Шайкевич, 1976:355).

Важно подчеркнуть, что в своем анализе А.Я. Шайкевич убеди­тельно показывает следующее: скрытое или явное предположение о том, что текст или какие-то явления в тексте можно представить как случайный процесс, для лингвостатистики неплодотворно. Шайкевич доказывает, что основные перспективы лингвостатисти­ки, если она хочет исследовать особенности структуры текста или структуры языка, связаны с поисками расхождений между теорети­ческими данными (чаще всего они сравниваются с нормальным распределением, или распределением Пуассона) и эмпирически­ми данными.

Объяснять здесь сущность этих понятий мы не сможем за не­достатком места. Это слишком отвлекло бы нас от основного изло­жения. Но тому, кто будет пользоваться методикой дистрибутивно-статистического анализа, необходимо проработать не только рабо­ты самого Шайкевича, но и какой-либо из современных учебников по статистике.

Здесь мы ограничимся конкретным примером, иллюстрирую­щим предложенную методику. Шайкевич исследовал распределе­ние относительной частоты неопределенного артикля в речи пер­сонажей У. Шекспира и показал неоднородность этого распределе­ния для двух, выделившихся именно благодаря этому анализу, групп персонажей. У слуг, горожан и носителей комического нача­ла (шутов, остряков, глупцов) отмечено повышение частоты неоп­ределенного артикля. И напротив, у героев «серьезных» и высоко стоящих на социальной лестнице частота неопределенного артик­ля понижается. 42

Таким образом, метод может быть использован в стилистике, но, разумеется, пригоден и для других целей. В информатике, на­пример, его применяют для выделения ключевых слов.

§ 6. Валентностный анализ

Валентностный анализ имеет много общего с только что опи­санным дистрибутивно-статистическим, хотя он разрабатывался независимо от дистрибутивного, вне всякой связи со структурализ­мом и более лингвистичен.

Термин «валентность» заимствован в лингвистику из химии. Там валентностью называется способность атома химического эле­мента образовывать химические связи с другими атомами. Само слово «валентность» происходит от латинского valentia сила. Тер­мин применяется и в других науках, например в биологии. Там ва­лентность, или «экологическая пластичность», есть степень при­способляемости животного к условиям среды. Весьма вероятно, что изучение развития этого понятия в других науках могло бы быть эвристически полезным и для языковедов, но мы на этом останав­ливаться не будем.

В лингвистику термин был введен в 1948 году С. Д. Кацнельсо-ном, который определил валентность как «свойство слова опреде­ленным образом реализоваться в предложении и вступать в опре­деленные комбинации с другими словами». Его же более позднее определение более лаконично: «Валентность — это свойство опреде­ленных разрядов слов присоединять к себе другие слова». Для се­масиологии также очень важно замечание этого ученого, ставшего еще при жизни классиком советского языкознания, о том, что ва­лентность есть свойство значения, в котором как бы содержатся пу­стые места, нуждающиеся в восполнении. Валентность, таким об­разом, есть «имплицитно содержащееся в нем (в слове) указание на необходимость восполнения его другими словами определенных типов в предложении» (Кацнельсон, 1987).

Общая концепция валентности иллюстрируется в цитируемой выше статье (опубликованной посмертно) на примерах из области синтаксиса. Валентность предиката, например, характеризуется числом открываемых им мест. Событийные непереходные преди­каты (падать, тонуть) одновалентны. В них события не выходят за пределы субъекта. Предикаты относительные выражают собы­тия, происходящие между двумя или больше участниками (Под­водная лодка потопила транспорт.) В таких случаях валент­ность определяется числом ролей, их обычно не больше трех-че-

тырех. Тогда, соответственно, говорят о трех- или четырехместной валентности.

Не следует смешивать, как подчеркивает С.Д. Кацнельсон, «ме­сто» при глаголе и обстоятельственную характеристику действия. Поясним его положение примером. После глагола отправил обсто­ятельство времени возможно, но необязательно (Он отправил письмо; Он отправил письмо 24-го марта). Однако существует ряд глаголов «времяпрепровождения», которые обязательно требу­ют временного дополнения (Он прождал ответа целый месяц}. Приводятся такие примеры одноместных, двухместных и трехме­стных глаголов. Одноместные: смеяться, плакать, прыгать, ле­жать; двухместные: убивать, находить, ловить, догонять; трехместные: дать, дарить.

По признакам сходства валентностных характеристик могут выделяться лексико-грамматические разряды, идеографические или еще более мелкие группы.

Под лексической валентностью понимается способность данно­го слова сочетаться с другими словами, которые образуют его ва-лентностный набор. При этом, разумеется, целесообразно рассмат­ривать не слова в целом, а их лексико-семантические варианты. Многозначные слова должны входить в несколько валентностных наборов. Валентностные наборы представляют собой множества, задаваемые перечислением. На некоторых этапах они удобно под­даются обработке методами символической логики.

Валентностный анализ проходит следующие стадии:

После того как установлена общая задача исследования, уста­навливается список слов, валентность которых намечено изучить, определяется тип текстов, из которых будет взята выборка, и уста­навливается общий объем выборки.

Общей методики свертывания примеров пока не существует, каждый решает эту задачу в соответствии со своим материалом. Так, например, в некоторых работах могут быть отброшены все элементы, которые не имеют синтаксической связи с ядром, устра­нение которых не нарушает отмеченности и которые избыточны как контекстуальные индикаторы. Здесь нельзя не обратить внима­ния на связь этой методики с методом контекстуального анализа, о котором речь пойдет в следующем параграфе; связана эта методика и с теорией вероятностей и со статистикой.

Большой вклад в разработку этой методики внесли МД. Степа­нова, Б.М. Лейкина, а за рубежом — Г. Хельбиг.

Термин «валентность» для Б.М. Лейкиной означает сочетатель­ную способность лингвистического элемента, его способность 44

встречаться вместе с другими элементами того же класса. Эта спо­собность предопределяется смысловыми, грамматическими, экс­прессивными и стилистическими факторами (Лейкина, 1961}. Впрочем, возможны и особые случаи. Так, О.Н. Селиверстова вы­деляет еще и произвольные особенности в сочетаемости, которые она называет конфигуративными (термин этот не привился) и ил­люстрирует таким примером: можно сказать Он прекратил чте­ние и Он перестал читать, но нельзя сказать Он перестал чте­ние.

Сфера применения валентностного анализа очень разнообраз­на. Так, В.И. Шаховский использует эту методику для показа взаи­модействия денотативных и эмотивных компонентов в значении слова. Под эмотивной валентностью этот автор понимает способ­ность лингвистической единицы вступать в эмотивные связи с дру­гими единицами на основе содержащихся в них явных или скры­тых (импликационных) эмосем и таким образом осуществлять свою эмотивную функцию (Шаховский, 1984}.

Специально занимаясь валентностным анализом, МД. Степа­нова внесла очень важный вклад в его теорию и методику (Степа­нова, 1973}.

МД. Степанова считает валентностный анализ частным случа­ем дистрибутивного. Но они так близки, что с таким же успехом можно было бы считать дистрибутивный анализ частным случаем валентностного. Вероятно, точнее было бы сказать, что методика валентностного анализа хорошо комбинируется и коррелирует со многими другими, и в том числе, и с дистрибутивным, и с компо­нентным, и со статистической обработкой материала и очень хоро­шо поддается формализации. Заслуга МД. Степановой в том, что она не только перенесла валентностный анализ в область словооб­разования, но и четко связала его с вероятностным подходом.

Вероятность принято определять как числовую характеристику степени возможности наступления случайного события при опре­деленной комбинации условий. Лингвистическую вероятность МД. Степанова понимает как меру возможностей при превраще­нии последней в действительность, т.е. в факт языка. Лингвистиче­ская вероятность проявляется на разных уровнях языка по-разно­му.

МД. Степанова предлагает различать внутреннюю (словообра­зовательную) и внешнюю валентность слова.

Внутренней валентностью она называет общую закономерность сцепления в слове его непосредственно составляющих. Она скла­дывается из закономерностей комбинаторики фонетических, мор-

фологических и семантических компонентов. Изучение этих зако' номерностей позволяет прогнозировать дальнейшие судьбы слово­образования, а определение словообразовательных потенций мо­жет составить существенную часть изучения общей проблематики лингвистической вероятности.

§ 7. Контекстологический анализ

Как и другие исследовательские процедуры, методика контек­стуального анализа неразрывно связана с соответствующей языко­вой теорией в данном случае с теорией контекстной семантики (термин Г.В. Колшанского).

Родоначальником теории контекста можно считать основателя Лондонской лингвистической школы Дж. Ферса (см. с. 18), кото­рый, продолжая идеи антрополога Бронислава Малиновского, счи­тал, что высказывание получает смысл в ситуативном и социаль­ном контексте и является функцией такого контекста. При этом подходе учитывается влияние на языковую семантику коммуника­тивной ситуации, ролевой структуры общения, социальных факто­ров и условий функционирования языка, всего многообразия по­знаваемого человеком мира, образующего информационную осно­ву коммуникации.

Таким образом, рассмотрение контекста как внеязыковой сре­ды, в которой функционируют языковые единицы всех рангов: сло­ва, предложения, тексты, возникло раньше чем концепция лингви­стического и стилистического контекстов, составляющих основу со­временной методики, называемой контекстуальным анализом.

Подход Ферса несомненно перспективен, особенно в свете со­временной теории коммуникации и прагмалингвистики. К сожале­нию, при наличии целого ряда теоретических работ, рассматрива­ющих проблемы контекста с этой точки зрения, ни соответствую­щего исследовательского метода, ни необходимых методик общего характера пока не создано.

Это - дело близкого будущего.

В нашей стране теория и методика контекстологического ана­лиза связана прежде всего с именем Н.Н. Амосовой. Теория кон­текстологического анализа была создана ею в процессе исследова­ний английской фразеологии, причем основное ее внимание перво­начально было сосредоточено на разграничении постоянного и пе­ременного контекста при описании и характеристике фразеологи­ческих единиц. То есть теория возникла при решении конкретной задачи, но оказалась вскоре применимой в значительно более ши-

роком диапазоне и плодотворно разрабатывалась уже после смерти ученого многочисленными учениками и коллегами. Метод не по­терял своего значения и непрерывно развивался в последние деся­тилетия (Амосова, 1963).

Н.Н. Амосова определяла контекст как соединение указательно­го минимума с семантически реализуемым словом. В основе такого понимания имплицитно заложена модель полисемии и омонимии в языке, основанная на следующих допущениях:

1. Языковой знак асимметричен, полисемия и омонимия явля­
ются языковыми универсалиями, но все множество значений каж­
дого языкового знака можно разделить на отдельные дискретные
элементы — лексико-семантические варианты, которые могут
идентифицироваться по лексической, грамматической или комби­
нированной сочетаемости.

2. В речи слово актуализируется только в одном из возможных
для него вариантов.

3. Отправитель и получатель сообщения одинаково знакомы с
условиями реализации слов в данном языке, и поэтому слушатель
или читатель, зная контекстуальные индикаторы, в состоянии по­
нять, в каком из возможных для него значений встретилось слово и
соответственно понять смысл текста.

4. Система языка остается неизменной.

Нетрудно убедиться в том, что эта модель достаточно огрублена и реальные условия коммуникации сложнее, о чем будет сказано позже.

В работах Н.Н. Амосовой контекст ограничивается рамками предложения. Различают лексический, синтаксический, морфоло-го-синтаксический, конструктивный и смешанный контексты, что зависит от того, на каком уровне отмечается индикация. Если лек­сический контекстуальный индикатор, обеспечивающий указатель­ный минимум, находится в непосредственной синтаксической свя­зи с реализуемым словом, такой лексический контекст называется лексическим контекстом первой степени. Если же связь их опосре­дована, то говорят о лексическом контексте второй степени. Важ­ным достоинством подхода Амосовой является то, что она рассмат­ривает контекст как единство реализуемого слова и индикатора, т.е. учитывает их взаимодействие. Многие другие исследователи счита­ют контекстом только окружение слова. Внеязыковые условия, вли­яющие на реализацию значения, в теории Амосовой называются ситуацией. Различают внетекстовую жизненную ситуацию, в кото­рую входят общие жизненные условия, такие, как прямой показ и

некоторые другие факторы, и текстовую ситуацию — общую тему текста или текстовое описание ситуации.

Теория ситуации получила за последнее время сильное разви­тие и привлекает внимание многих ученых. В этих работах можно, пожалуй, усматривать развитие концепций, начало которым было положено Дж. Ферсом.

Лингвистический контекстологический анализ, по Амосовой, часто сочетается с компонентным анализом по словарным дефи­нициям и имеет немало общего с рассмотренными выше валент-ностным и дистрибутивным анализами, но возник раньше и неза­висимо от них. Он менее формализован, но более требователен к описанию деталей фактического текстового материала.

Для иллюстрации этой методики приведем анализ, выполнен­ный уже в 80-х годах. Анализируется слово pain и его лексико-се-мантическое поле. Контекстуальный анализ начинается со сбора фактического материала. Большой массив обследованного текста (15 000 - 30 000 страниц) — обязательное требование. В диссертаци­онном исследовании М.И. Румянцевой путем сплошной выборки из словарей было отобрано 60 единиц. Критерием для отбора слу­жило наличие инвариантного элемента в дефинициях. Наличие общего семантического компонента позволило признать эти 60 единиц лексико-семантическим полем pain. Затем по текстовому материалу соответствующего объема были определены типичные лексические и синтаксические контексты. Так, например, удалось показать, что значение физическая боль реализуется в лексиче­ском контексте первой степени в структуре N + Prep + N1, где лек­сическим индикатором NI является слово, означающее какую-ни­будь часть тела.

Развитие первоначальной концепции Н.Н. Амосовой последу­ющими исследователями внесло ряд корректив в технику такого анализа, причем он сочетался с другими существующими методи­ками. Главная трудность, неизбежная при этой методике, заключа­ется в зыбкости дискретизации значений, в чем легко убедиться, обратив внимание на то, как по-разному решается вопрос о числе и составе лексико-семантических вариантов одного и того же слова в разных словарях. Кроме того, в реальных текстах, особенно художе­ственных, слова нередко передают не одно значение. Это особенно заметно для разного рода метафорических или метонимических переносных значений, где экспрессивность и образность зависит именно от сохранения как бы на заднем плане первоначального прямого значения. Не всегда оправдывается и третье из перечис­ленных допущений (см. с. 47) — коды отправителя и получателя со-48

общения полностью совпасть не могут. И, наконец, что особенно важно, языковая система находится в состоянии постоянного раз­вития и код под действием сообщения все время меняется, чтобы удовлетворить условиям коммуникации.

Это изменение происходит как семантическое осложнение. Для литературного текста начало исследованию этого явления было по­ложено Б.А. Лариным, а позднее вылилось в теорию стилистиче­ского контекста в работах И.А. Банниковой, Р.А. Киселевой, С.И. Болдыревой, Г.В. Андреевой и других.

Теория стилистического контекста учитывает то обстоятельст­во, что при чтении читатель основывает свое понимание на всех возможных сопоставлениях и противопоставлениях элементов в структуре целого. Стилистический контекст основан не на мини­мальных контекстуальных указаниях, идентифицирующих уже знакомые значения, а, напротив, на возможном максимуме инди­кации, позволяющем заметить появление в слове новых оттенков значения, коннотаций и новых связей с обозначаемой действитель­ностью или вымыслом. Стилистический контекст, соответственно, не ограничивается рамками непосредственного окружения элемен­та, а учитывает дистантные связи в тексте в целом и возможные ас­социации в тезаурусе читателя. Языковой контекст при этом дол­жен учитываться на первой ступени анализа.

Исследования живой речи показали плодотворность и необхо­димость применения контекстологического анализа за рамками предложения с учетом фоновых знаний коммуникантов, речевой ситуации и ролевой структуры общения.

§ 8. Компонентный анализ

Рассмотренные выше типы анализа - дистрибутивный, контек­стологический и валентностный-основывались на синтагматиче­ских связях изучаемых единиц лексики. Компонентный анализ, которому посвящен настоящий параграф, опирается на парадигма­тические связи в системе.

Компонентный анализ был разработан и используется в основ­ном как метод раскрытия семантики слов, но применялся и в дру­гих областях лингвистики, например в фонологии, где фонема представлялась как связка или пучок различительных (дифферен­циальных) признаков на основе ряда их бинарных противопостав­лений. Метод, как показали Е.В. Гулыга и Е.И. Шендельс, оказался плодотворным и в морфологии и в синтаксисе.

Но особенное развитие этот тип анализа получил применитель­но к семантике слов, на чем и будет сосредоточено внимание в

этом параграфе.

В компонентном анализе значение слова разлагается на его со­ставляющие. Их называютсемантическими компонентами, семан-'тическими множителями, дифференциальнымисемантическими признаками, семантическими параметрами, ноэмами и т.д. В даль­нейшем изложении будет принят термин «сема». Этот термин наи­более приемлем в качестве центрального термина компонентного анализа, поскольку он отвечает требованиям краткости, прозрач­ной мотивированности, указывающей на его принадлежность к се­мантике как плану содержания, обладает хорошим словообразова­тельным потенциалом (ср. «семный состав», «классема», «гиперсе­ма» и т.д.).

Семой мы будем называть элементарную составляющую значе­ния слова или другой языковой единицы, отражающую рарличае-мыеязыком признаки обозначаемого.

Сему часто называют мельчайшей единицей смысла, неразло­жимой на более мелкие части. Такое определение необосновано и неудачно, поскольку для многих общеизвестных и общепринятых сем возможна дальнейшая сегментация, так, например, в семе [пол] можно еще выделить сему [живое существо]. Вряд ли можно назвать мельчайшими единицами смысла семы [невзрослость], [женский пол] и [человеческое существо], образующие смысл слова девочка. Предел членения того или иного значения на семы задает­ся поставленными в исследовании задачами.

После этих общих замечаний и прежде чем переходить к опи­санию современного состояния методики компонентного анализа, необходимо коротко описать историю этого подхода.

Первыми исследователями, предложившими и разработавши­ми компонентный анализ лексики, были американские антрополо­ги У. Лаунсбери и Ф. Гудинаф, которые при помощи информантов изучали языки американских индейцев и, в частности, термины родства у разных племен.

Сравнивая по минимальным парам термины родства, они для определения смысла слов отец, мать, сын, дочь, дядя, тетка вы­делили следующие признаки: [старшее:: младшее поколение], [женский:: мужской пол], [прямое:: непрямое родство]. Тогда сло­во отец означает лицо старшего поколения, мужского пола и пря­мого родства.

Подобные четко структурированные семантические поля по­зволяют выделить семы реляционно, т.е. путем сопоставления ми-

нимальных пар. Однако, поскольку таких строго упорядоченных систем в лексике очень немного, необходимо было найти более универсальный способ компонентного анализа. Такой способ и был найден в виде опоры на словарные дефиниции.

Обращение к словарям как к источникам материала при линг­вистических исследованиях прочно вошло в науку со второй поло­вины XX века. Но начало ему было положено значительно раньше. И.А. Бодуэн де Куртенэ еще в 1903 году при подготовке съезда сла­вянских филологов и историков предложил среди прочих тем для обсуждения на съезде тему «Об утилизации словарного материала для общелингвистических, психологических и культурно-истори­ческих выводов». О том, как реализованы эти идеи в настоящее время, будет подробнее сказано дальше, а применительно к обзору истории методики отметим, что, помимо толковых словарей, ис­пользовались и идеографические.

Идеографическим называется, как известно, словарь, в котором слова расположены не в алфавитном порядке, а, исходя из их зна­чения, по тематическим рядам. В таком словаре в явном виде фик­сируются семантические отношения между словами и дается клас­сификация лексики применительно к отраженной в ней системе понятий.

Наиболее известным идеографическим словарем является теза­урус Роже, впервые изданный в 1852 году, а в дальнейшем неодно­кратно переиздававшийся и совершенствовавшийся. Разработан­ная в нем система понятий, хотя она неоднократно подвергалась критике и переделывалась, дает возможность классифицировать лексику применительно к обозначаемым понятиям. При этом осу­ществляется основное требование, предъявляемое к любому описа­нию — число описывающих элементов значительно меньше числа описываемых. Названия тех классов и групп, в которые слово вхо­дит, могут тогда рассматриваться как его семы.

Этим свойством и воспользовалась группа кембриджских уче­ных под руководством М. Мастерман. Компонентный анализ, раз­работанный этой группой, состоит в приписывании каждому слову индексов в соответствии с теми группами, классами и темами, в ко­торые оно входит в словаре Роже. Исследование было ориентирова­но на нужды машинного перевода.

В том же Кембридже другая исследовательница К. Спарк Джоунз использовала компонентный анализ с помощью идеогра­фического, словаря для разработки теории синонимии. Обе группы исследовали также полисемию.

За последние 30 лет в лингвистической литературе многих стран появилось великое множество работ или специально посвя­щенных компонентному анализу, или рассматривающих его в свя­зи с другими проблемами семасиологии. Это — работы Дж. Катца и Дж. Фодора и Ю. Найды в США, работы многих французских уче­ных, в том числе Б. Потье, Ж. Гримаса, Рей Дебев, и многих других.

Не будет преувеличением утверждение, что особенно большое развитие теория и методика компонентного анализа получили в нашей стране (см. работы ЮД. Апресяна, И.В. Арнольд, Р.С. Гинз­бург, Ю.Н. Караулова, Э.М. Медниковой, О.Н. Селиверстовой, И.А. Стернинаи многих других).

Компонентный анализ по словарным дефинициям основыва­ется по существу на установившейся в логике операции определе­ния понятий. Обычные этапы такого определения — указание бли­жайшего рода или класса, к которому относится предмет, и указа­ние видовых отличий, т.е. признаков, которые отличают определя­емый предмет от всех других предметов того же класса.

Ю.Н. Караулов, в работах которого принят термин «семантиче­ский множитель», предлагает следующее операционное определе­ние: «Итак, под семантическим множителем в данной работе пони­маются полнозначные слова, использованные в правой части тол­кового словаря». Он также поясняет, что под семантическими мно­жителями обычно понимаются элементарные единицы содержа­тельного плана, которые, соединяясь друг с другом в различных комбинациях и числе, задают значение любого слова в языке (Ка­раулов, 1980:6).

О.Н. Селиверстова, придерживаясь в основном того же подхода, делает некоторые оговорки. Поскольку семы, во-первых, есть со­ставляющие лексического значения, отражающие те признаки но­минируемых объектов, которые данным языком распознаются, ло­гично предположить, что семы должны быть вербально представ­лены в словарных дефинициях. Но при этом имеются в виду толь­ко толкования, оформленные как определения. В случае синони­мического толкования приходится находить в словаре логическое определение данного синонима и определять семы уже по нему. Вторая оговорка состоит в том, что используются словари только филологические, а не энциклопедические. То есть сами определе­ния должны быть филологическими. Во многих толковых амери­канских словарях энциклопедического типа определения словар­ной статьи содержат больше признаков, чем интенсионал слова. (Интенсионалом называется обязательная часть значения.) Нако­нец, третья оговорка состоит в том, что в случае многозначного сло-52

ва компонентный анализ проводится для каждого лексико-семан-тического варианта отдельно. И, наконец, еще одно соображение: в числе слов дефиниции могут встречаться слова, означающие мало­известное или сложное понятие. Они дополнительно расшифровы­ваются по тому же или другим словарям. То есть для дефиниции вводится еще объяснительная трансформация. Число таких по­вторных обращений к словарям мы будем называть глубиной де­финиции.

Поясним сказанное примером. В словаре А.С. Хорнби находим определение слова hum: hum — a continuous murmuring sound, что да­ет семы: [звук] и [непрерывность], а входящее в дефиницию слово murmur означает сложное понятие и требует дальнейшего дефини-рования. Находим: murmur—a low continuous sound, vague or indistinct. Это дает еще две семы: [негромкость] и [неотчетливость]. Глубинадефиницииравна2.

Очень существенно заметить, что компонентный анализ ведет­ся на семантическом уровне и выделенные семы отдельно в слове не выражены, т.е. ни одну из выделенных четырех сем ни с какой частью слова hum соотнести нельзя.

В производных морфологически мотивированных словах дело, естественно, обстоит иначе. Так, например, при наличии отрица­тельного префикса в слове indistinct сема [отрицание] локализована.

Ядерное слово дефиниции является носителем категориально­го значения, т.е. классемы (или категориальной семы), в которой приходится разграничивать лексическую и грамматическую части. Для приведенного выше слова hum ядерное слово дефиниции sound имеет частеречное значение существительного, принадлежа­щего к разряду нарицательных, несклоняемых, неодушевленных. Значение лексико-грамматического разряда является погранич­ным между чисто грамматическими и лексическими значениями. Каждый разряд имеет свой набор присущих ему объяснительных формул и ключевых слов, выражающих классему. Применительно к рассматриваемому примеру это выражается в том, что слово sound может служить названием для целого лексико-семантическо-го поля или дескриптором для информационно-поискового языка. Слово это имеет обобщенный характер, но сема [звук] разложима, поскольку: sound — that which is or may be heard. Ключевая часть этой последней формулы [that which] выражает самое общее значение предметности.

Итак, если мы остановим анализ на четырех семах и сохраним прежнюю глубину дефиниции, то в семе [звук] окажутся совмещен­ными классема, отражающая принадлежность к лексико-грамма-

тическому разряду, и гиперсема, или тематическая сема, отнесен­ности к лексико-семантическому полю или тематической группе, от которых уже не требуется такой четкой структурированности, ка­кая имела место в терминах родства.

Опираясь на словарные дефиниции, мы экстраполируем при­нятую в логике операцию определения понятий на лексическое значение, но при этом учитываем и различие между значением (категорией языковой) и понятием (категорией логической). При­менительно к описанию значения это сводится к передаче значе­ния одного слова с помощью других, причем определяющее имеет больше элементов, чем определяемое, и всегда классифицирует, позволяя выделить иерархию сем в составе значения. Отражая структуру соответствующего понятия, денотативное, т.е. предмет­но-логическое, значение слова является иерархически построен­ным единством.

В литературе существует немало более или менее удачных схем, описывающих компонентный состав значения. Особенно подробные классификации предложены в последнее время О.Н. Селиверстовой и И.А. Стерниным. Но мы позволим себе оста­новиться только на одном варианте, достоинством которого являет­ся, на наш взгляд, относительная простота и четкость. Р.С. Гинз­бург в своем пособии «Основы лексикологического исследования» отмечает, что основные семантические компоненты классифици­руются и получают описание как иерархически организованные ка­тегории, причем каждая последующая категория является субкате­горией для предыдущей. Наиболее крупными компонентами зна­чения являются (по ее терминологии) категориальные се­мы—предметности для существительных, признаковости для при­лагательных и т.д. Все остальные семы она так же, как некоторые американские авторы, подразделяет на маркеры и дистингвишеры. Маркеры указывают черты, общие для некоторого класса лексиче­ских единиц, а дистингвишеры индивидуализируют.

В слове spinster, например, сема [не бывшая в браке] — дистинг-вишер, сема [женщина] — маркер, а сема [существительное] — ка­тегориальная сема.

Внутри категориальных сем возможно дальнейшее деление и своя иерархия. Например, [одушевленность] или [лицо] являются для существительных подчиненными семами. В глаголе bring сема глагольности является более общей, чем также присущие этому слову семы движения и каузативности, характерные не для всех глаголов (например, в глаголе thank этих сем нет). Следовательно,

внутри общего класса глаголов существуют еще подмножества, ха­рактеризуемые этими семами.

Изменения и перегруппировки внутри иерархии сем лежат в основе изменения значения слов и словообразования по типу кон­версии.

Разные авторы дают разную номенклатуру и, соответственно, разную классификацию сем: гиперсемы и гипосемы, архисемы и дифференциальные семы, маркеры и дистингвишеры и т. д.

По характеру передаваемой информации и прагматическому статусу различают семы, относящиеся к денотативному, т.е. пред­метно-логическому, значению слова и коннотативные, отражаю­щие прагматику акта коммуникации, связанные с оценкой, кото­рую говорящий дает предмету речи, с его эмоциональным состоя­нием, желанием воздействовать на собеседника, с обстановкой акта

общения, определяющей его функционально-стилистическую ок­раску.

При анализе художественных текстов коннотативная часть сем-ного состава оказывается особенно важной. При этом приходится различать узуальные и окказиональные, т.е. порожденные контек­стом, коннотации. Примером окказиональной семы является сема [лицо] при всякого рода персонификациях (олицетворениях). Так, в стихотворении Вистана Хью Одена «Спасибо, Туман» у слова ту­ман возникает окказиональная сема антропоморфности [лица]. Средствами наведения этой семы служат синтаксическая позиция обращения, написание слова с большой буквы, а в дальнейшем тек­сте — замещение личным местоимением второго лица.

Заканчивая рассмотрение компонентного анализа, необходимо обратить внимание на существование в слове скрытых и потенци­альных сем. Единой терминологии для них тоже нет. Потенциаль­ные семы называют чаще всего «импликационалом» слова. Это — семы, которые не входят в обязательный набор сем, соответ­ствующих обязательному набору признаков, по которым данный предмет отличается от других ему подобных, но входят в число из­вестных носителям языка или приписываемых этому предмету свойств, а потому потенциально возможных при вторичной номи­нации или образовании производных. М.В. Никитин определяет импликационал как «Совокупность сем, индуцируемых интенсио-налом значения в силу импликационных связей признаков. Имп­ликационал образует периферию значения вокруг его интенсио­нального ядра и упорядочен (организован в структуру) благодаря вероятностному весу и причинно-следственным и иным линей­ным зависимостям признаков» (Никитин, 1983: 121). Поясняя это

определение, добавим, что множественность сторон каждого явле­ния порождает и множественность ассоциаций, возникает ассоциа­тивное поле, тесно связанное со множеством факторов объектив­ных и субъективных.

Под скрытыми компонентами Р.С. Гинзбург понимает те семы, которые выявляются через сочетаемостные возможности слова. Прилагательное pretty, например, сочетаясь с названиями лиц, предполагает в этих названиях семы молодости и женского пола. Сочетание этого прилагательного с названиями лиц мужского пола и преклонного возраста неестественно — a pretty old man. Существо­вание скрытых сем доказывается, таким образом, методом от про­тивного: ограничение на сочетаемость дает основание предполо­жить наличие сем, препятствующих соединению.

Разработка принципов компонентного анализа продолжается. Метод представляется перспективным в смысле возможности со­четания его с принципами коммуникативной лингвистики для со­здания коммуникативной лексикологии и в смысле рассмотрения семного состава слова в соответствии с полевым подходом, т.е. как имеющего ядро и периферию. Порожденный данными словарей он, в свою очередь, сможет способствовать уточнению и усовершен­ствованию дефиниций в толковых словарях и в теории лексикогра­фии.

Усовершенствование методики выявления и описания сем бу­дет способствовать проникновению в семантическую природу сло­ва, отражающего знания, приобретенные человеком в процессе об­щественной практики и ее осмысления.

§ 9. Использование компьютеров в лингвистических исследованиях

Задачи современной науки поставили в порядок дня использо­вание компьютерной техники для автоматической обработки тек­стов.

Здесь следует различать следующие основные направления: машинный перевод, автоматизация лексикографических работ, от­дельные виды автоматизации собственно лингвистических иссле­дований и автоматический поиск библиографической информа­ции.

Автоматизация лексикографических работ фактически уже су­ществует и у нас и за рубежом. Успешно развивается компьютерная лексикография.

Автоматизированные лексикографические системы позволяют хранить и обрабатывать большие массивы словарной и текстовой 56

информации, создавать целые лексикографические системы для одно- и многоязычных словарей, конкордансов (словарей одного автора) и контекстологических словарей.

В связи с этим нельзя не упомянуть о том, что в настоящее вре­мя создается машинный фонд русского языка, в котором будет хра­ниться информация о всех возможных зафиксированных едини­цах русского языка, начиная с древнерусских текстов и до совре­менных, включая научные и вообще все возможные типы текстов. Фонд должен охватить десятки миллионов слов. Накопленную та­ким образом информацию можно будет использовать для самых разнообразных целей.

Ю.Н. Марчук уже 10 лет тому назад писал о возможностях при­менения ЭВМ для учебной лексикографии. Действительно ЭВМ может выполнять такие задачи, как упорядочение по алфавиту вве­денных в нее лексических единиц, приписывание каждой из них частоты встречаемости, и многие более сложные работы, на кото­рые лексикографам приходится затрачивать очень много времени. Этот автор отмечает близость словарей, созданных для машины, к учебным, что объясняется тем, что они соответствуют минимуму информации в тезаурусе пользующегося. Эти словари дают более полную, чем во всех других словарях, информацию, необходимую для понимания и усвоения иностранного слова. Вместе с тем, он же считает, что статистические методы при их буквальном толкова­нии не могут оптимизировать обучение, так как они вступают в противоречие с системным описанием языка и требуют поправок, основанных на содержательном употреблении изучаемой лексики (Марчук, 1978).

Тема использования ЭВМ в лексикографических работах не по­теряла своей актуальности и по сей день, о чем свидетельствуют ра­боты Л.Н. Беляевой, а за рубежом особенно работы известного аме­риканского лексикографа К. Барнхарта.

В качестве примера использования ЭВМ для развития лингви­стической теории можно указать на работу группы ученых под ру­ководством профессора Г.Г. Силышцкого, занятых корреляцион­ным анализом взаимозависимостей морфологических, синтаксиче­ских и семантических характеристик английских глаголов, и ши­ре — корреляцией словообразования с другими языковыми уровня­ми. В этой группе работ плодотворно сочетаются солидное лингви­стическое обоснование и удачный выбор математического аппарата с использованием компьютерной техники.

За последнее десятилетие работы с использованием компьюте­ров для усовершенствования лингвистической теории и оптимиза-

ции преподавания на этой основе иностранных языков интенсивно ведутся и в других странах, особенно в Англии (Дж. Лич).

Машинные лингвистические информационные базы накапли­вают инвентарь сведений, пригодных для решения разного рода за­дач автоматической переработки научной и научно-технической информации —для автоматического поиска информации и реше­ния других библиографических задач, для автоматического рефе-рированияииндексирования.

Автоматический поиск библиографической информации пред­ставляется наиболее перспективным направлением применения ЭВМ в связи с лингвистикой, без него современному ученому все труднее и труднее справляться с обрушивающимся на него пото­ком информации.

Искусственный язык, предназначенный для записи семантиче­ской информации и последующего использования ее в информа­ционно-поисковых системах, называется информационно-поиско­вым языком. Словарь, специально организованный для сопостав­ления естественного и информационно-поискового языка, называ­ется информационно-поисковым тезаурусом. Тезаурус содержит списокдескрипторов, т.е. лексических единиц информационно-по­искового языка. Дескриптор соответствует группе ключевых слов естественного языка. Группе синонимов соответствует один де­скриптор, а многозначному слову — группа дескрипторов.

Процедура составления информационно-поискового тезауруса состоит из следующих операций: определение тематического охва­та тезауруса, сбор исходного массива ключевых слов, их лексиког­рафическая обработка, установление условной эквивалентности между ними, отбор на этой основе дескрипторов и установление па­радигматических отношений между ними и, наконец, окончатель­ное оформление тезауруса. Заметим, что вся эта работа проводится на лингвистической основе. Так, например, установление условной эквивалентности проверяется по текстам, в которых встречаются ключевые слова. Если замена одного слова другим во всех контек­стах не приводит к искажению смысла с точки зрения специалиста, то между словами имеет место условная эквивалентность.

Темпы развития науки непрерывно убыстряются, и сейчас не­возможно прогнозировать, какие науки выйдут на передний край в ближайшем будущем. Поэтому современному ученому нужна ши­рокая подготовка. Ему недостаточно знакомства с достижениями в своей области. Иметь широкий кругозор — значит иметь представ­ление и о том, что делается в других специальностях. Компьютер­ная неподготовленность филологов и неоснащенность школ и гу-

манитарных вузов компьютерами задерживали применение этой техники для перечисленных выше целей. В 1986 —1987 годах в ад­министративном порядке проведена кампания по ликвидации компьютерной неграмотности среди преподавателей высшей шко­лы с целью подготовки лингвистов к использованию вычислитель­ной техники в лингвистических исследованиях и при обучении языкам.

Машинами, однако, вузы и сейчас не обеспечены, и, кроме того, принципиально новая техника требует и создания новых методик и нового учебного и исследовательского материала. Нельзя, напри­мер, переносить на дисплей старые упражнения и называть это ав­томатизированной системой обучения. Несоответствие задач и ма­териала лингвистического исследования возможностям компьюте­ризации тоже приводит к бессмыслице.

В английском языке существует даже специальный дерогатив-ный акроним, высмеивающий неграмотное применение компью­теров: GIGO — Garbage In, Garbage Out — так шутливо называются случаи, когда неверная и бесполезная информация, заложенная на входе, дает ерунду на выходе.

Своеобразный триумфальный марш совершила в нашем веке математика. На наших глазах происходит общая математизация знаний и не только в лингвистике, но и в других науках, например в биологии. Важно иметь в виду, что математизация той или иной науки не сводится к приложению уже существующих математиче­ских методов, но требует поисков нового математического аппара­та, адекватного новым задачам.

Лингвистов, к сожалению, иногда завораживает выражение «точные науки», создается некоторый «комплекс неполноценно­сти», им кажется, что, применяя какой-нибудь математический ап­парат, они тем самым гарантируют себе получение точных и объ­ективных данных. На самом деле это не совсем так: грамотно вы­бранный математический аппарат позволяет обобщить получен­ные данные или представить материал в более организованном ви­де, или, наконец, создать модель явления. Нельзя, однако, забы­вать, что модель неизбежно огрубляет действительность. Сам Берт­ран Рассел сказал: «Как это ни парадоксально, но всякая точная на­ука подчинена идее приближенности».

Представления о математизации лингвистики часто несколько примитивны и, как отмечали многие специалисты по математиче­ской лингвистике и у нас и за рубежом, связаны с некоторыми предрассудками.

В действительности далеко не всякое применение чисел или математического аппарата или компьютеров делает результаты строгими и научными. Неверно также думать, что математика обя­зательно связана с количественными оценками и со статистикой. Современная математика изучает абстрактные системы, из кото­рых лишь некоторые являются количественными, и вычисления часто играют лишь вспомогательную роль.

О том, с какой осторожностью следует применять статистиче­ские методы, и об опасности некорректного использования стати­стики, предупреждал наш великий физик П.Л. Капица. «Хорошо известно — писал он — что нужна большая осторожность, чтобы при ограниченном числе статистических данных вывести из них об­щую закономерность. Как-то, говоря о применении статистики, кто-то сказал „Существует три вида лжи: ложь, наглая ложь и ста­тистика". Правда, это было сказано о статистике общественных процессов, но, до известной степени, это может относиться и к при­менению статистики в физике. Ни в одной области физики не было сделано столько грубейших ошибок и ложных открытий, как при обработке статистических данных, полученных в результате ядер­ных столкновений» (Капица, 1981).

Необходимо со всей ясностью осознать, что для стыковки с лю­бой наукой, в том числе и с математикой, предварительно надо со скрупулезной тщательностью выполнить лингвистическую часть исследования и серьезно ознакомиться с данными и понятиями применяемойдругой науки.

Применение новых методов оправдано не само по себе, а толь­ко если оно позволяет получить нетривиальные результаты и/или проверить подсказанную интуицией гипотезу. Правда, многие счи­тают, что получение старых результатов новым способом тоже дол­жно рассматриваться как научное достижение, но это представляет­ся сомнительным.

Все сказанное выше отнюдь не означает, что математизация на­уки не должна касаться лингвистов и что применение вычисли­тельной техники не для них. Жизнь показала, что эффективность многих типов лингвистических исследований может быть таким образом повышена, но при обязательном условии продуманного согласования лингвистического объекта и примененных к нему ме­тодик.

В заключение отметим, что новый виток спирали в развитии науки это, по-видимому, — антропоцентризм, т.е. внимание к чело­веческому фактору. Кстати, этот термин, который все сейчас так ча-

сто повторяют, в действительности не нов. Его, в частности, можно найти в работах по кибернетике 70-х годов.

Правда, филология как наука о слове и искусство слова всегда была обращена к человеку, но именно в настоящее время в науке и в производстве человеческий фактор приобретает особое значение. Дальнейшее совершенствование науки и техники невозможно без учета сил и способностей человека-оператора. Стремительный на­учно-технический прогресс создает для человека такую среду оби­тания и деятельности, к которой ему приходится приспосабливать­ся, вырабатывая в себе новое мышление.

В этом своем новом качестве филология и ее методы должны получить новые большие возможности для формирования высо­ких качеств личности, стать катализатором влияния личности учи­теля на личность ученика в выработке творческого начала и инте­реса к труду и творчеству.

СПИСОК РЕКОМЕНДУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Амосова Н.Н. Основы английской фразеологии. —Л., 1963. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. — М., 1974.

Арнольд И.В. Лексикология современного английского языка: Учебник, —М., 1986.

Арнольд И.В. Потенциальные и скрытые семы и их актуализация в английском художественном тексте // Иностр. яз. в школе. —1979. — № 5. — С. 10 —14.

Беляева Л.Н. Применение ЭВМ в лингвистических исследованиях и лингводидак-тике: Учеб. пособие по спецкурсу. —Л., 1986.

Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию.— М., 1963.-Т. I.

Гинзбург Р.С. Значение слова и методика компонентного анализа // Иностр. яз. в школе. -1978. -№ 5. - С. 25.

Гинзбург Р.С. Основы лексикологического исследования: Учеб. пособие по англ, лексикологии. — М., 1978.

Головин Б.Н. Введение в языкознание. — М., 1983.

Гулыга Е.В., Шендельс Е.И. О компонентном анализе значимых единиц языка // Принципы и методы семантических исследований. — М., 1976. — С. 291—314.

Долинина И.Б. Валентностные категории английского глагола: Автореф. дис.... докт, филол, наук. —Л., 1982.

Капица П.Л. Научная деятельность Резерфорда // Эксперимент Теория Практи-ка.-М., 1981.-С. 276-291.

Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. - М., 1987.

Караулов Ю.Н. Частотный словарь семантических множителей русского язы-ка.-М.,1980.

Кацнельсон С.Д. К понятию типов валентности // Вопр. языкознания. —1987. — N93.-C. 20-32.

Левицкий В.В., Стернин И.А. Экспериментальные методы в сема­сиологии. — Воронеж, 1989.

Лейкина Б.М. Некоторые аспекты характеристики валентностей. —М., 1961. Марчук Ю.Н. Применение ЭВМ в учебной лексикографии // Проблемы учебной лексикографии и обучения лексике. — М., 1978. — С. 161 —166. Никитин М.В. Лексическое значение слова. - М., 1983. Основы компонентного анализа: Учеб. пособие / Под ред. Э.М. Меднико-

вой.-М.,1969.

Селиверстова О.Н. Об объекте лингвистической семантики и адекватности ее описания // Принципы и методы семантических исследований. - М., 1976. —С.

119-146.

Сильницкий Г.Г. и др. О некоторых математических методах классификации лексических единиц и их признаков // Проблемы словообразования в английском и не­мецком языках. — Смоленск, 1982. - С. 5 -19.

Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики // Соссюр Ф. де. Труды по языкозна­нию. - М., 1977. - С. 31 - 269.

Справочник наиболее употребительных английских словосочетаний / Сост. В.И. Перебейнос и др. - М., 1986.

Степанова М.Д. Методы синхронного анализалексики. — М., 1968.

Степанова М.Д. О внешней и внутренней валентности // Иностр. яз. в шко­ле. -1967. -№3. -С. 13-19.

Степанова М.Д. Теория валентности и валентностный анализ. — М., 1973.

Стернин И.А. Лексическое значение слова в речи. — Воронеж, 1986.

Трубецкой Н.С. Избранные труды по филологии. - М., 1987.

Шайкевич А.Я. Дистрибутивно-статистический анализ в семантике// Принципы и методы семантических исследований. - М., 1976. — С. 353 — 378.

Шаховский В.И. Значение и эмотивная валентность единиц языка и речи // Вопр. языкознания. -1984. -№ 6. - С. 97-103.

Шерба Л.В. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкозна­нии// Изв. АН СССР. - Отд-ние общественных наук. -1931. - № 1. - С. ИЗ -129.

Butler Chr.S. Systemic linguistics. Theory and application. -L.: Batesford, 1985. Nida Е. Componential analysis of meaning.-The Hague-Paris: Mouton, 1975.

Глава IV. выбор и обоснование темы

ИССЛЕДОВАНИЯ

§ 1. Требования, предъявляемые к научному исследованию. Обоснование темы

Непременным условием всякой научной работы от самых пер­вых студенческих исследований и до докторской диссертации яв­ляется ясность цели, четкость постановки задачи, ясное представ­ление о том, что требуется выяснить, как это сделать и зачем, каков объект исследования, каковы критерии его выделения в материале, в какой отрасли науки он уже рассматривался, что о нем уже извест­но, кем получены имеющиеся результаты, что еще остается выяс­нить.

Общая цель науки — раскрытие закономерностей развития при­роды и общества для использования их на благо человека. Эту об­щую цель, а также другие более частные ставит перед наукой обще­ство. Другими словами, общие цели ставятся перед наукой «извне», т.е. людьми, которые профессионалами в данной области не явля­ются. Примером могут служить задачи, возникшие в связи с рефор­мой школы и высшего образования. Формулирование идей и част­ных задач происходит уже «изнутри» науки, т.е. в результате разви­тия научной мысли.

Общие требования к научной работе сформулированы во мно­гих официальных инструкциях и постановлениях, они вкратце сводятся к следующему: постановка задач должна быть конкрет­ной, вытекать из современного состояния вопроса и обосновывать­ся анализом соответствующих научных работ.

Основные требования, которые официально предъявляются к диссертациям, т.е. требования новизны, актуальности, достоверно­сти и практической и теоретической значимости, имплицитно вхо­дят в любую научную работу, но отличаются масштабностью. К со­жалению, часто бывает так, что о значении этих требований вспо­минают только тогда, когда работа уже закончена, и пытаются подо­гнать под них уже готовое. Между тем продумать эту сторону вопроса следует с момента планирования работы, хотя по мере ее продвижения эти обоснования тоже несколько изменятся.

Поскольку начинающие иногда воспринимают эти требования как нечто формальное, а понимание их оказывается недостаточно адекватным, на них следует остановиться.

В понятие «актуальность» входит полезность темы для совре­менного этапа развития науки. Из одной работы в другую повторя-

ется мотивировка, утверждающая, что исследование нужно либо ввиду неразработанности данного вопроса, либо вообще, либо в рамках какой-либо новой теории, или еще менее убедительное со­ображение, что объект необходимо исследовать, поскольку о нем нет единства мнений. Вполне возможно, что если вопрос не разра­батывался, то это потому, что он не представляет никакого интере­са. Мотивируя актуальность исследования, важно указать, что про­блема привлекает внимание многих, но в ней есть еще белые пят­на, важно сформулировать свое понимание имеющихся неясно­стей.

При установлении актуальности темы недопустимо пренебре­жение трудами предшественников. Точное упоминание роли дру­гих ученых в разработке того же вопроса обязательно.

Устанавливая актуальность темы, желательно также опреде­лить, в какой мере изучаемое явление типично, частотно и может помочь в общем описании системы языка. То есть актуальность может определяться большой распространенностью явления.

Требование новизны может иметь разные аспекты — одни хотят преодолеть трудности, с которыми не удавалось справиться их предшественникам, других интересует уточнение центральных по­нятий в свете новых данных науки, третьи — и это особенно харак­терно для последних десятилетий — стремятся усовершенствовать методы исследования.

Разумеется, вопрос о степени новизны возникает уже при са­мом выборе темы и объекта исследования.

Тему и проблему лучше выбирать либо совсем новую, либо очень актуальную, но не старую. Проблемы, теории устаревают, коллективы стареют, и, пока работа пишется, тема может устареть.

При обосновании неизученности какого-либо вопроса не следу­ет ссылаться даже на авторитеты. Бывает так, что большой ученый отмечает необходимость изучения какого-либо вопроса в порядке обоснования своей работы и тут же сам дает решение этого вопроса. Например, и сегодня встречаются ссылки на В.В. Виноградова в подтверждение того, что якобы проблемы фразеологии совершен­но не разработаны. Но, поставив проблему, Виноградов сам же и за­ложил основы современной фразеологии.

При недостаточно добросовестном и компетентном отношении к науке возникает опасность дезинформации. Так, например, если автор утверждает, что вопрос, которому посвящена работа, никем не рассматривался, а на самом деле просто не знает предшествен­ников, это —дезинформация.

Дезинформация может возникать вследствие терминологичес­ких излишеств, когда известные вещи оказываются неузнаваемы­ми под новыми именами. Новые термины нередко вырывают по­нятия из системы, в которой им уже было найдено место, и вызы­вают ложное представление о чем-то якобы новом или становятся причиной того, что читателю кажется, будто он не вполне понима­ет сказанное из-за недостаточности знаний.

Замалчивание чужих работ не считается плагиатом и не карает­ся законом, но оно немногим лучше, чем плагиат, и свидетельству­ет в лучшем случае о недобросовестности автора или о недостатке у него эрудиции.

Требование достоверности предполагает, что результаты рабо­ты должны быть обоснованы достаточным объемом обработанного фактического материала, соответствием объекта и метода исследо­вания и последовательным применением избранных методик.

Желательно, чтобы выбор темы был обоснован практическими соображениями и чтобы эти практические задачи были известны автору не понаслышке. Так, например, для того чтобы писать о тех­нической терминологии, не обязательно быть инженером, но ва­жен практический опыт переводчика или преподавателя иностран­ного языка именно в этой области. Жалкое впечатление произво­дит исследование какой-нибудь терминологической системы, вы­полненное людьми, которые о данной отрасли техники имеют очень туманное представление или почти никакого.

Практическую значимость работы принято указывать как воз­можность использования ее в том или ином теоретическом курсе, на семинарах и практических занятиях. Этого требует инструкция по внедрению. Но инструкции составлены по одному шаблону для представителей технических и гуманитарных наук, а проблемы внедрения у них очень разные, специфика не учитывается. Если бы в высшей школе стали действительно включать в теоретиче­ские курсы все то, что пишется в диссертациях, у нас не оставалось бы времени для материала программы. Значительно полезнее ре­комендовать полученный материал для освещения в научных кружках, в спецкурсе или факультативе, как это уже нередко дела­ется, хотя и не везде.

Очень желательно, чтобы исследователи, особенно студенты педагогических вузов, думали о конкретной пользе, которую могут принести результаты их исследования для лучшего понимания иностранного текста, для перевода, для лексикографии, информа­тики и других разделов прикладной лингвистики.

Оценивая практическую значимость и одновременно актуаль­ность, следует учесть, что в настоящее время все большее внима­ние уделяется решению прикладных задач, которые связаны с ме­тодикой преподавания родного и иностранных языков, с лексико­графическими работами, с переводоведением и терминоведением и многими другими проблемами. Подчеркнем, однако, что при­кладные задачи следует понимать широко, памятуя слова С.С. Аве-ринцева о том, что филология есть «служба понимания», а функ­ции «службы понимания» реализуются не только в интерпретации текста, но и в воспитании культуры чувств, человечности, эстетиче­ской восприимчивости, гражданской и духовной зрелости.