Интеграция и дифференциация в науке

Задачи гуманитарных наук, связанные с требованиями пережи­ваемой эпохи, очень ответственны и разнообразны. Главной из них является концентрация внимания на всестороннем развитии гуманной и творческой личности, на обогащении внутренней ду­ховной жизни человека на основе научного наследия, уже накоп­ленного человечеством.

Состояние любой науки в каждый момент ее истории определя­ется теми задачами, которые ставит перед ней общество, ее собст­венным уровнем и предшествующей историей, а также и состояни­ем других наук, как смежных, так и не смежных с ней.

Развитие науки происходит по двум противоположным и в то же время взаимосвязанным направлениям: по пути внутренней дифференциации и по пути интеграции с другими науками. Оба процесса могут происходить одновременно.

В каждую эпоху существуют какие-то общие тенденции мысли во всех областях познания. Такими общими стилями мышления могут быть, например, историзм, тенденция к математизации, рас­смотрению структуры объектов, системный, функциональный или антропоцентрический подход или те или иные их сочетания. Эти общие тенденции в стиле мышления называют иногда парадигма­ми, подразумевая под этим совокупность общих идей и даже фило­софских установок. Термин этот был сначала введен применитель­но к физике Т. Куном. Ю.С. Степанов применяет этот термин к фи­лософии языка. Он понимает под парадигмой взгляд на язык, свя­занный с определенным философским течением и определенным направлением в искусстве (Степанов, 1985). В грамматике этот тер­мин закрепился уже давно в смысле «система форм словоизмене­ния» (парадигма склонения или парадигма спряжения). Употреб­ление этого термина в указанном выше расширительном смысле мотивировано его семантическими связями с такими словами, как «модель», «тип», «образец».

В настоящее время господствующей парадигмой, т.е. господст­вующим стилем мышления, следует, пожалуй, признать функцио­нально-системный. Все большее признание получает понимание адаптивности как самоорганизации систем и антропоцентризм.

Понимание функций языковых элементов как их целевого на­значения и роли в той системе, в которой они работают и которая

образует их среду, присуще функциональной грамматике, совре­менной семасиологии, прагмалингвистике, теории текста и другим наукам о языке. Начало ему было положено Пражской лингвисти­ческой школой и особенно Н.С. Трубецким (1890 -1938) (Трубец­кой, 1987).

Такой подход требует изучения функций языковых элементов в их взаимодействии с условиями и задачами общения, т.е. предпо­лагает диалектику функции и системы. Системный и функцио­нальный подходы дополняют друг друга, объединяясь в подходе к языку как к адаптивной системе.

Важно учесть, что подобное взаимодействие имеет место неза­висимо от масштабов объекта исследования. Оно остается справед­ливым и при компонентном анализе, где элементом является се­ма, а средой - семный состав рассматриваемого значения, и в рав­ной степени для рассмотрения взаимодействия грамматических категорий с их средой, как это имеет место в работах А.В. Бондарко (Бондарко, 1984). Среда может быть синтагматической, как при контекстологическом анализе, когда актуализируемое слово сопо­ставляется с максимумом контекстуальных указателей, от которых зависит его семантическое осложнение в художественном тексте. Среда будет синтагматической и при прагматическом анализе фун­кции слова в той или иной экстралингвистической конкретной си­туации. При анализе статуса слова во всей лексической системе языка или в какой-нибудь ее части говорят уже об отношениях ас­социативного характера, о парадигматике единиц, объединенных в памяти и связанных отношениями противопоставления.

Интеграция наук весьма характерна для нашего времени и объ­единяет прежде далекие дисциплины. Давно замечено, что самые интересные и принципиально новые результаты получаются именно на стыках наук. Так из объединения технических, физиче­ских и естественных наук возникли кибернетика и бионика. Так, в дальнейшем рядом с кибернетикой технической возникли кибер­нетики медицинская, экономическая, биологическая и т.д.

Результативность научных исследований требует не только ана-. лиза, но и синтеза, и комплексное рассмотрение объектов стало ха­рактерной чертой современной науки. Психолингвистика развива­ется на стыке психологии и лингвистики. Стилистика декодирова­ния — на стыке поэтики, лингвистики и теории информации. Объе­динение стилистики, синтаксиса и прагматики дало теорию текста. Последняя развивается чрезвычайно интенсивно. Для получения общего представления о ней следует рекомендовать работы О.И. Москальской (Москальская, 1981) и З.Я. Тураевой (Тураева,

1986). Очень заметное место получила в работах НД. Арутюновой и Е.В. Падучевой и других московских ученых интеграция с логи­кой. В числе разрабатываемых в этом русле проблем можно на­звать проблемы референции и предикации, дейксиса, природы собственных имен, причинных отношений и другие проблемы. Большая часть этих вопросов давно занимала внимание логиков и философов, а теперь завоевала себе место и в лингвистике. Нагляд­ным примером интеграции в этой области является теория рефе­ренции, породившая целое направление семантических исследова­ний, изучающих отношение включенного в речь имени к объектам действительности (Новое в зарубежной лингвистике, 1982).

Развитие науки за счет дифференциации приводит к росту но­вых разветвлений внутри уже существующих дисциплин. В рамках синтаксиса, например, возниклисемантическийсинтаксис, комму­никативный, или прагматический, синтаксис, функциональный синтаксис. За счет проникновения в тонкую структуру объекта воз­никла теория номинации. Развивается и разветвляется стилистика, которая включает теперь функциональную лингвостилистику, ли­тературоведческую стилистику, поэтику, стилистику декодирова­ния и очень близкую, но не тождественную ей, теорию интерпрета­ции текста.

Темпы развития той или иной отрасли науки определяются практическими задачами. Развитие культуры и межнационального общения требует, например, интенсификации лексикографиче­ских работ, а следовательно, и теории и практики лексикографии. Развитие нужд технического перевода определяет интенсивное развитие терминоведения и создание технических словарей. Соот­ветственно, бурный размах приобретает и теория перевода как ху­дожественного, так и технического.

Большое развитие в связи с политической обстановкой в мире (в результате национального и территориального разобщения) по­лучили исследования территориального варьирования языков. Изучаются множество вариантов английского языка, испанский язык в Европе и Южной Америке.

§ 2. Методология - Метод — Методика

В научном исследовании необходимо различать методологию, метод и методику.

Под методикой понимается способ нахождения нового ма­териала, т.е. совокупность приемов наблюдения, эксперимента и описания.

Метод — это подход к изучаемому материалу, его. систематиза­ция и теоретическое осмысление (теория).

Методология — применение к процессу познания принци­пов мировоззрения, т.е. соотнесение полученных данных с други­ми фундаментальными науками и в первую очередь с филосо­фией.

Внутри советской лингвистики при единстве методологии, по­скольку основой для нее являлась философия диалектического ма­териализма, и особенно ленинская теория отражения и теория свя­зи языка и общества, возможны разные методы и разные направле­ния, зависящие от объекта исследования. Внутри каждого метода различают частные методики, но последние жесткой связи с мето­дами не имеют и могут быть или не быть общими у разных мето­дов. Разграничение методологии, метода и методики подробно ос­вещено в работах Ю.С. Степанова (Степанов, 1975).

Для того чтобы показать отсутствие жесткой связи между мето­дом и разработанными в нем методиками, можно привести в при­мер структурализм. Как метод он почти перестал существовать в нашей стране, но многие созданные в нем методики сохранились, поскольку они обеспечивают последовательную объективность описания и дают материал, удобно поддающийся количественной обработке. Так, процедура дистрибутивного анализа, т.е. установле­ние возможной сочетаемости изучаемого элемента, прочно заняла свое место в работах лексикологов, фонетистов и специалистов по морфологическому анализу.

Связь метода и аспекта, в котором рассматривается язык, опре­деляет и направление исследования. Попытаемся дать некоторый общий их обзор в пределах последнего столетия. В любые его деся­тилетия можно было найти множество различных школ и направ­лений, работающих одновременно, хотя возникновение их отно­сится к разным периодам и источникам.

Начнем наш обзор со сравнительно позднего периода, посколь­ку обзор истории языкознания в целом не может входить в нашу задачу. Для этой цели существуют соответствующие учебники. Мы же ограничимся тем, что скажем несколько слов о структурализме, семиотике и прагматике.

§ 3. Направления в современном языкознании

В XX веке в целом ряде наук — математике, физике, химии, фи­зиологии, психологии, биологии и языкознании — наблюдается

тенденция к изучению структур и составляющих их элементов. Под структурой понимали целое, состоящее из взаимосвязанных и взаимообусловленных элементов. (На разграничении структуры и системы мы остановимся позднее, см. гл. II.) Возникает структур­ная лингвистика. У истоков разных направлений структурализма стояли: в Швейцарии — Фердинанд де Соссюр, в Праге - замеча­тельный русский ученый Н.С. Трубецкой, в Копенгагене— Луи Ельмслев, в США—Э. Сепир, Л. Блумфилд, а позже Ц. Харрис. Роль Н.С. Трубецкого в истории науки велика не только потому, что он был одним из основоположников структурализма, но преж­де всего потому, что наука обязана ему теорией оппозиций, которая не только не потеряла своего значения до наших дней, но, вероят­но, сохранит свой эвристический потенциал и в будущем (Трубец­кой, 1987).

В 60-х годах большой шум во всем мире производит структур­ная генеративная грамматика Н. Хомского, но к концу 70-х годов несостоятельность ее чисто формального и не основанного на фак­тах языка подхода становится ясной даже самому Хомскому и нау­ка возвращается к семантике и к учету влияния на язык экстралин­гвистических факторов.

Никакая наука не развивается равномерно, но развитие семаси­ологии знало особенно резкие взлеты и падения. После периода становления в конце XIX и начале XX века, т.е. после работ К. Рай-зига, И. Бреаля, Г. Пауля, а у нас М.М. Покровского, семасиология утвердилась как самостоятельная наука. Но некоторый период по­ступательного движения скоро сменился антитезисом — семасиоло­гию объявляли ненаучной, субъективной и не имеющей отноше­ния клингвистике.

Она возродилась, когда на смену формальной односторонности структурализма пришло системное направление, о котором мы уже упоминали в начале этой главы и которому будет посвящена специально глава вторая.

Подъем семасиологии в значительной степени определялся важными задачами, которые ставят перед исследователями значе­ния многие отрасли прикладной лингвистики.

Для 70-х годов характерна множественность направлений: раз­виваются социолингвистика, психолингвистика, теория речевых актов.

В 80-х годах все больше внимания завоевывает семиотика как наука об общих свойствах знаковых систем, состоящая из трех час­тей: семантики, изучающей отношение знаков к обозначаемому, синтактики, рассматривающей отношения знаков между собой, и

прагматики, исследующей отношения знаков и тех, кто ими поль­зуется. Это деление немедленно находит отражение в лингвистике.

Остановимся подробнее на последней, поскольку она привлека­ет сейчас максимум внимания. Прагматика изучает функциониро­вание знаков в реальных процессах коммуникации (Новое в зару­бежной лингвистике, 1985). Коммуникация есть межличностная деятельность, состоящая в производстве и восприятии языковых знаков с целью передачи информации. Возникает и направление, называемое коммуникативной лингвистикой.

Провести четкую грань между семантикой, прагматикой и ком­муникацией довольно затруднительно. Все они отражают антропо­центризм, присущий современной науке. Все широко применяют экстралингвистические данные. Все должны учитывать контекст ситуации и имеют много общего в проблематике: все занимаются проблемами модальности, оценки, референции, импликации. Коммуникативная лингвистика рассматривает ситуации общения, его ролевую структуру, правила сотрудничества, речевые акты, ре­чевой этикет, словом, изучает язык как средство социального обще­ния. Многие из этих вопросов, хотя и под другими названиями, давно изучались учеными в нашей стране.

Прагмалингвистика развивалась настолько интенсивно, что уже к концу 70-х годов за рубежом было опубликовано несколько объе­мистых библиографий по прагматике. В нашей стране тоже было опубликовано немало трудов, специально посвященных ее пробле­мам или, так или иначе, касавшихся их. Особенно много ценного сделано по проблеме субъективной оценки Е.М. Вольф.

Важно заметить, что если для структурализма было характерно стремление рассматривать язык в стороне от экстралингвистиче­ских явлений, в изоляции от них, если структуралисты не стреми­лись выявить в языке нечто новое, а лишь дать строго объективные методы описания уже известного, то, после того как была восста­новлена в правах семантика и поддержана прагматикой, лингвисты учитывают, что речь неотделима от форм жизни и входит как не­отъемлемая часть в человеческую деятельность, что и позволяет выявить новые стороны в механизмах языка и речи.

Современная прагматика стала сферой совместной деятельно­сти лингвистов, психологов, социологов, философов и логиков, по­скольку прагматические значения связывают языковые средства с ситуацией, с состоянием и намерениями говорящих, с направлен­ностью речевого акта, с правилами вежливости (лингвист Дж. Лич), с правилами сотрудничества (философ Г. Грайс), с паралингвисти-

ческими средствами, такими, как жесты и мимика (психолог М. Арджайл).

Как было сказано выше, ход развития науки и появление в ней новых направлений подготавливаются, с одной стороны, задачами, которые ставит перед наукой общество, а с другой стороны, дости­жениями внутри самой этой науки или в смежных областях. Внут-ринаучными стимулами развития прагмалингвистики, обеспечив­шими ее научную базу, оказалась теория субъективности в языке Э. Бенвениста, переключившая внимание на субъективную часть высказывания, на предложения мнения и на предшествующие вы­ражению сообщения, т.е. пропозиции, пропозициональную уста­новку, связывающую предметно-логическую часть высказывания с личностью говорящего. С этим связаны положения теории рефе­ренции, теории импликатур и теории импликации. Все эти кон­цепции были, в свою очередь, подготовлены представленными в работах разных авторов учением об эгоцентрических словах (тер­мин предложен Б. Расселом, но сама теория развита Э. Бенвени-стом и Ю.С. Степановым), о дейксисе, об оценочных предикатах и перформативах. Попутно следует упомянуть и понятие недескрип­тивных слов, к которым принято относить модальные частицы, кванторы и логические связки.

Дейксис, устанавливающий связь знаков с внешним миром, мо­тивы и интенции говорящих, ролевая структура, структура комму­никативных ситуаций — все эти изучаемые прагматикой категории и понятия делают прагматику личностно-ориентированной, т.е. ан­тропоцентрической лингвистикой и связывают речевую деятель­ность со всеми другими видами человеческой деятельности.

Другое актуальное направление современных исследований в какой-то мере контрастирует с только что рассмотренной нами прагматикой в том смысле, что оно существует очень давно и ника­ких серьезных кризисов не переживало, но актуальность свою со­хранило. Это направление только изменило свое название во вто­рой половине нашего века. Оно теперь называется контрастивной лингвистикой, а раньше называлось —сопоставительной. Значи­мость работ в этом направлении определяется их эффективностью для преподавания языков: родного или иностранного или русского в национальных школах. Главное место в контрастивной лингви­стике занимают работы по сравнению двух каких-нибудь языков. Существует немало работ по сравнению английского языка с ка­ким-нибудь другим (русским, немецким, румынским, венгерским) или по сравнению русского языка с узбекским, казахским и други-

ми языками народов Советского Союза. Большую работу в этом на­правлении проводят фонетисты Л.Р. Зиндер, Л.В. Бондарко.

В области контрастивной грамматики внимание исследовате­лей привлекают те черты сопоставляемых языков, которые их осо­бенно различают. Например, при сравнении английского языка с другими исследователи обращали особое внимание на герундиаль­ные, инфинитивные и причастные обороты.

Сопоставительный анализ разного рода лексических группиро­вок (синонимов, антонимов, омонимов), а также изучение безэкви­валентной лексики имеет большое значение для составителей раз­ного типа двуязычных словарей.

Подробному изложению проблематики контрастивной лингви­стики и анализу ее места среди других разделов науки о языке по­священа книга В.Н. Ярцевой (Ярцева, 1981).

Лев Владимирович Щерба (1880—1944) придавал сопостави­тельному изучению языков очень большое значение. Он считал его необходимым не только для лучшего проникновения в иностран­ный язык, но и для более глубокого понимания родного. Этот заме­чательный ученый интересовался таким широким кругом про­блем, что их перечисление придется специально дать позже, а здесь достаточно подчеркнуть его мысль о том, что для научного описания изучаемого языка необходимо сравнение полученных результатов с результатами столь же тщательно выполненного описания родного. Занимаясь методикой преподавания языков, он также отмечал большую важность проблемы интерференции род­ного языка при изучении иностранного (Щерба, 1974).

Интерес лингвистов к проблеме исторического развития языка и к связи его истории с историей народа — носителя языка — и с его культурой то значительно возрастает, то ослабевает с появлением новых модных течений, но полностью не исчезает. В настоящее время вопросы связи языка и общества вновь привлекают к себе внимание. Многие лингвисты осознают необходимость нового сближения языкознания с общественными науками и описания лексических групп, номинирующих важные для общественного со­знания понятия. Для этого две причины. Во-первых, научное опи­сание самой системы языка нуждается в помощи историзма в свя­зи с объяснительной силой последнего. Без знания истории народа, истории его материальной культуры описание языка превратится в некое собрание непонятных фактов. Понять и объяснить вариа­тивность языка можно только не отрывая синхронию от диах­ронии.

Во-вторых, что еще важнее, в этом подходе можно собрать ма­териал с большим воспитательным потенциалом, что очень важно для преподавания родного и иностранного языков в школе. Ведь сама сущность филологии как науки о важнейшем средстве челове­ческого общения — языке состоит в том, чтобы изучить и описать передачу из поколения в поколение культуры, исторического опы­та и традиций народа. Вместе с историей она воплощает память на­рода.

Так, мы подошли к целой группе направлений в лингвистике, Которую можно объединить общим термином «прикладная линг­вистика». Разные виды прикладной лингвистики направлены на непосредственное выполнение задач, которые ставит перед наукой практика. В прикладную лингвистику традиционно входят теоре­тические основы преподавания родного и иностранного языков, лексикография, терминоведение, практическая стилистика. По­следнее время, однако, многие понимают прикладную лингвистику более узко как инженерную лингвистику, теорию создания машин­ных языков для автоматизированного поиска информации, ма­шинного перевода и для автоматизации процессов управления. Прикладная лингвистика в этом понимании занята созданием формального аппарата для описания естественных и порождения искусственных языков. В таких математических моделях языка ис­пользуются как лингвистические понятия и концепции, таки неко­торые математические средства: теоретико-множественные, теоре­тико-вероятностные, статистические и другие.

Историю направлений и теорий не следует воспринимать как смену неоправдавших себя концепций, из которых каждая после­дующая опровергает предыдущую. Конечно, некоторые взгляды отбрасываются как неподтвердившиеся практикой. Но в основном наука по законам диалектики развивается по спирали. Знания, по­лученные в один из прошлых периодов, не исчезают бесследно, они отходят на второй план и на новом витке спирали могут возро­диться в новом качестве. Интересно в этом отношении обратить внимание на мнение Н.Ю. Бокадоровой (Бокадорова, 1986) о необ­ходимости преодолеть «модерноцентристский», как она его называ­ет, взгляд на развитие языкознания, когда прошлое либо вообще отбрасывается и считается «донаучным», либо в нем ценится толь­ко то, что похоже на современное.

К сожалению, в последние десятилетия в наших публикациях появилось немало работ, авторы которых, плохо зная труды наших ученых настоящего и недавнего прошлого, некритически исполь­зовали зарубежные, особенно американские работы. А западные 14

ученые, по иронии судьбы, только в самое последнее время позна­комились с работами таких ученых, как М.М. Бахтин, Е.Д. Полива­нов и др.

Знание истории науки о языке лингвисту абсолютно необходи­мо. Изучая историю своей науки, начинающий ученый проходит ценную школу научного мышления. Кроме того, без этого знания он не в состоянии правильно оценить то, что он делает, и рискует изобрести велосипед.

Успешное исследование языка невозможно без знания той ро­ли, которую сыграли в науке о языке наши ученые. Особое место в освещении истории русской науки о языке принадлежит академику В.В. Виноградову. В его трудах полно и подробно освещена история русского языкознания, начиная со второй половины XVIII века и до середины XX.

Нашу науку о языке неоднократно отбрасывали назад «экстра­лингвистические» причины, губившие лучших ее представителей или мешавшие им. Выдающиеся ученые Н.С. Трубецкой, С.О. Карцевский, P.O. Якобсон вынуждены были покинуть родину. ЕД. Поливанов был расстрелян в 1937 году и посмертно реабилити­рован в 1963. Академики Д.С. Лихачев и В.В. Виноградов побывали в ссылке на Севере.

В годы, когда апостолом марксизма в языкознании стал акаде­мик Н.Я. Марр с его «новым учением о языке», все, что было ранее достигнуто русской наукой о языке, клеймилось как буржуазное, вредное, идеалистическое, а единственно материалистической тео­рией языка была признана яфетическая теория Марра. Ученые, не признававшие этой теории, исключались из научной и педагогиче­ской деятельности в высшей школе и не могли публиковать свои работы. Разгром языковедения с этих позиций происходил в 40-х годах уже после смерти в 1934 году самого Марра.

В 1950 году Сталин положил конец марризму своими статьями о марксизме в языкознании. Теперь уже из университетов стали выгонять сторонников Марра. Наука встала в некотором роде с го­ловы на ноги, потому что изложенное в статьях Сталина с подачи академиков А.С. Чикобавы и В.В. Виноградова было, хотя и не ли­шено ошибок и не ново, но осмысленно. Вместе с тем, это был для науки культ личности в прямом смысле этого слова: филологи приняли все, что было написано в этих статьях, за истину в послед­ней инстанции, покорно превознося Сталина как корифея своей на­уки. Проблематика подгонялась под темы, упомянутые в статьях. Все языковедческие статьи, лекции и доклады должны были начи-

наться со слов: «Как учит в своих исторических трудах по языкозна­нию товарищ Сталин...».

Только после смерти Сталина стал возможен некоторый плю­рализм теорий. Новинкой стали структурализм, математическая лингвистика и другие направления, о которых речь пойдет ниже.

Назначение этой главы состояло в том, чтобы дать студенту са­мое общее представление о современном положении дел в нашей науке о языке, помочь его общей ориентировке.

СПИСОК РЕКОМЕНДУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Бенвенист Э. Общая лингвистика / Пер. с фр. Ю.Н. Караулом и др.; Под ред. Ю.С. Степанова.-М., 1974.

Бокадорова Н.Ю. Проблемы историологии науки о языке // Вопр. языкозна­ния. - 1986.-№ 6. - С. 68 - 75.

Бондарко А.В. Функциональная грамматика.—Л., 1984.

Вольф Е.М. Функциональная семантика оценки. — М., 1985.

Лингвистическая прагматика // Новое в зарубежной лингвистике.—М., 1985.-Вып. 16.

Логика и лингвистика // Новое в зарубежной лингвистике.—М., 1982.—Вып. 13.

Москальская О.И. Грамматика текста. — М., 1981.

Соотношение частнонаучных методов и методологии в филологической науке / Отв. ред.: Э.Ф. Володин, В.П. Нерознак. -М., 1986.

Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка.—М., 1985.

Степанов Ю.С. Методы и принципы современной лингвистики. —М., 1975.

Трубецкой КС Избранные труды по филологии. — М., 1987.

Тураева 3-Я. Лингвистика текста. — М., 1986.

Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. —Л., 1974.

Ярцева В.Н. Контрастивная грамматика. — М., 1981.

эволюции

Осмысленность

языка прямо вытекает из того, что Язык есть система.

(Н.С. Трубецкой)

Глава II. СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД

§ 1. История системного подхода

Как уже было сказано в первой главе, в разные периоды разви­тия науки существуют какие-то общие тенденции мышления, кото­рые находят свое отражение во всех науках. Для современного эта­па во всех отраслях знания характерен функционально-системный подход к изучаемым явлениям. Начинает пробивать себе дорогу и подход антропоцентрический, но к нему мы обратимся позже, а эту главу посвятим разным концепциям системы.

Определений системы существует очень много. Мы будем по­нимать под системой упорядоченную и внутренне организованную совокупность (множество) взаимосвязанных и взаимодействующих объектов. Элементы системы образуют целостный комплекс, под­чинены отношениям иерархии, могут, в свою очередь, рассматри­ваться как подсистемы и функционируют во взаимодействии с внешней средой.

Возникновение системного подхода в науке относится к XIX и началу XX века.

Так, Чарлз Дарвин (1809 —1882) показал в своей теории эволю­ции органического мира, что весь органический мир — единое це­лое, состоящее из систематических групп, связанных многими от­ношениями. Д.И. Менделеев (1834—1907) открыл периодический закон химических элементов (1869), на основе которого им была со­здана периодическая система, объединяющая в одно целое все из­вестные химические элементы и позволяющая предсказать еще неизвестные.

С тех пор в науке, технике, искусстве идея взаимосвязанности всего существующего развивалась все шире.

Общая теория систем возникла в XX веке. Она абстрагируется от физической природы объектов, не претендует на то, чтобы под­менить собой отдельные науки, но изучает общие вопросы структу­ры систем, управления и передачи информации, присущие раз­ным наукам, акцентируя внимание на целостности и интегратив-ных свойствах объектов и связях внутри систем и с внешней сре­дой.

В теории информации понятие среды входит в понятие систе­мы уже по определению Там принято считать, что множество об-

разует систему, если связи определенного вида между элементами этого множества (внутренние связи) преобладают над аналогичного вида связями между элементами этого множества и окружающей

средой (внешние связи) (Буга, 1968).

Первыми лингвистами, положившими в основу описания язы­ка и языковых элементов понимание системных отношений, были И.А. Бодуэн де Куртенэ (1845-1929) и Ф. де Соссюр (1857-1913), последний писал, «... Язык есть система, элементы которой образу­ют целое, а значимость одного элемента проистекает только; от од­новременного наличия прочих» (Соссюр, 1977:147).

Соссюр разделил и противопоставил два возможных аспекта изучения языка: синхронический и диахронический. Он считал, что изучить системные отношения в языке можно лишь при син­хронном подходе, поскольку время разрушает системные связи. Соссюр, как известно, сравнивал язык с шахматами, где важны пра­вила и значимость каждой фигуры, а материал, из которого фигуры

сделаны, значения не имеет.

Позднейшие ученые от этого жесткого деления синхронии и диахронии отказались. Выдающийся французский ученый Густав Гийом (1883 —1960)*, считая, что язык одновременно является и на­следием прошлого и результатом преобразования его человеком в процессе познавательной работы, предлагал изучать и синхронию в развитии. Теорию Гийома называют психосистематикой. Измене­ния могут происходить как внутри системы, без изменения ее ме­ханизмов, так могут вызвать и изменения в самом механизме сис­темы, для объяснения которых необходимо обратиться к истории. Такой подход имеет то преимущество, что позволяет не только описать, но и объяснить факты языка (Guillaume, 1984). История языка тоже должна быть историей его системы, а не отдельных

фактов.

Неоднозначно решается вопрос и о моносистемности или по­лисистемности языка. Одни ученые рассматривают язык как систе­му систем. Такой точки зрения придерживался, например, А. Мейе (1866 —1936), основоположник французской социологической линг­вистики.

Глава Лондонской лингвистической школы Джон Ферс

(1890—1960) рассматривает лингвистику как системную, но отрица­ет существование единой суперсистемы и признает язык полиси­стемным образованием. Он придает большое значение рассмотре-

Подробнее о Г Гийоме и его трудах смотрите в работах Л.М Скрелиной.

няю частных систем, таких, например, как поле локативности или падежная система. Постоянно учитывается влияние внешних фак­торов — экстралингвистического контекста культуры и социальной среды (Firth, 1957).

Его ученик М.А.К. Халлидей, развивая его учение, создал со­лидную и подробно обоснованную фактическим материалом об­щую лингвистическую теорию, которую называют системной или системно-функциональной (Halliday, 1984).

В современной советской лингвистике существует довольно много определений системы языка, и через множество разных оп­ределений нелегко проникнуть в сущность множества подходов.

Большинство определений сводится к тому, что язык есть се­миотическая функциональная система, служащая обмену инфор­мацией и хранению информации в человеческом обществе и чело­веческом сознании, что язык есть система систем, внутри которой различают фонетическую, морфологическую, лексическую, синтак­сическую и другие подсистемы. Но существуют и другие точки зре­ния.

Каждая отрасль лингвистики уточняет общее понятие системы применительно к своим задачам.

Специалисты по функциональной стилистике, например, вы­деляют в языке систему функциональных стилей, подсистемы ко­торой образованы отдельными функциональными стилями, таки­ми, например, как научный, разговорный и т.п. Каждая из таких подсистем обладает своими специфическими особенностями в лек­сике (а иногда и в фонетике), преобладающими синтаксическими конструкциями, которые обусловлены спецификой общения в той или иной среде, той или иной сфере человеческой деятельности. Следует, однако, иметь в виду, что эта специфика не образует не­проходимых границ между стилями. Наряду с типичными харак­терными элементами стиля встречаются и нейтральные и перифе­рийные, возможные в нескольких стилях.

Представители теории текста считают системой каждый от­дельный текст. Система текста объединяется коммуникативной це­лостностью, логическими, грамматическими и семантическими связями. Трактуя текст как систему, представители лингвистики текста не делают разницы между множеством и единством, т.е. счи­тают, что система может быть как множеством, так и единством.

Грамматисты считают подсистемами языка отдельные грамма­тические категории: категорию числа или категорию сравнения. Например, категория числа функционирует в среде грамматиче­ских разрядов исчисляемых и неисчисляемых существительных,

категория же степеней сравнения рассматривается как система, действующая в среде разрядов качественных и относительных

прилагательных.

Для лексикологов лексика языка — знаковая система особого ро­да. Современнаялексикология стремится к комплексному рассмот­рению лексической системы и к показу ее связи с познавательной и практической деятельностью человека, с переживаемыми им эмо­циями, а также с другими семиотическими системами, такими, на­пример, как паралингвизмы (жесты, мимика, взгляд и т.д.), с кода­ми обычаев и этикета, с разнообразными графическими средства­ми, с искусством.

Слово существует во всех трех измерениях, присущих языку как семиотической системе: в семантике (отношение знака к вне-языковой действительности), синтактике (отношения знаков меж­ду собой) и прагматике (отношение знаков к тем, кто ими пользует­ся).

В зависимости от того, какая система или подсистема языка рас­сматривается, а при выборе темы работы важно четко себе пред­ставлять, какая из возможных в языке систем имеется в виду, ре­шается и вопрос об ее элементах. Слово, например, является не только элементом лексико-семантической системы языка, но и элементом всей системы языка в целом. Морфема — элемент сис­темы словообразования и словоизменения. Фонема - элемент зву­ковой системы языка.

Необходимо также решить вопрос о том, будут ли элементы рассматриваться как подсистемы внутри исходной или как едини­цы, тонкая структура которых рассматриваться не будет.

§ 2. Адаптивные функциональные системы. Среда

Теория систем не стоит на месте. Рассмотрение лексики как си­стемы жестко детерминированной сменилось представлением о том, что это стохастическая вероятностная система. Теперь это представление вытесняется теорией адаптивных функциональных систем в сочетании с использованием в лингвистике теории мно­жеств с размытыми границами.

Для периода детерминизма характерны гипотезы о полноте по­лучаемой в системе информации, представление о том, что каждое последующее состояние системы полностью определяется пре­дыдущим и сходными воздействиями, которые исследователю из­вестны. Последующие состояния могут, таким образом, быть пол­ностью предсказаны на основании того, что известно о предыду­щем. 20

Вероятностный, или стохастический, подход опирается на тео­рию вероятностей — раздел математики, изучающий закономерно­сти случайных явлений. Реально наблюдаемое явление относится к случайным, если при данных условиях опыта его заранее пред­угадать нельзя, и при многократных повторениях опыта оно тоже может проявиться по-разному, но с помощью математической ста­тистики можно определить его частоту, а следовательно, и вероят­ность. Приходится, однако, учитывать, что статистические законо­мерности хорошо устанавливаются в языке на его низших уровнях, т.е. на уровне звуков и букв, и мало что дают на более высоких уров­нях, где даже трудно определить и выбрать подлежащие счету еди­ницы. Поэтому даже-те семасиологи, которые декларировали веро­ятностный подход как принцип исследования, сравнительно мало пользовались им для обнаружения новых результатов.

Следует учесть также, что при помощи стохастического моде­лирования мы получаем собственно не сам объект, а его модель, неизбежно очень приблизительную, поскольку таким способом не учитывается адаптация кода под действием сообщения, которая иг­рает важную роль при передаче новой информации.

Адаптация состоит в частичном целесообразном изменении ко­да и нарушений, наложенных на код ограничений. Такое наруше­ние неизбежно при передаче новой научной или поэтической ин­формации.

Под адаптивной системой понимается самонастраивающаяся система, приспосабливающаяся к условиям своего функционирова­ния не только путем обогащения своего состава, но и путем измене­ния самой своей структуры, причем под структурой понимается со­вокупность отношений между элементами систем. Поводом и ос­новой для адаптации является нарушение равновесия между состо­янием системы — ее составом и устройством, с одной стороны, и те­ми задачами, которые она должна выполнять в процессе своего функционирования, сдругой.

О том, что система формирует свои свойства во взаимодействии со средой, пишут представители разных наук.

Высокая способность к адаптации является чертой, отличаю­щей живые существа от неживой природы. Неудивительно поэто­му, что самим термином «адаптация» мы обязаны Чарлзу Дарви­ну, а теорией, прежде всего, ему же и другим крупным физиологам. Великий Павлов (1849 —1936) воспринимал организм как целое и объяснил, каким образом это целое непрерывно адаптируется к ок­ружающей его среде. Решающую роль при приспособлении орга­низма к среде играет нервная система и центр высшей нервной де-

ятельности — большие полушария головного мозга. П.К. Анохин, тоже видный физиолог, предложил свою теорию функциональных систем больше полувека тому назад и продолжает ее плодотворно развивать применительно к адаптации живых существ к окружаю­щей среде. В основе этого механизма, как он показал, лежат моти­вация, ориентировка, стимул и память.

Неудивительно, что и кибернетика родилась из сотрудничества физиологов и физиков, как об этом пишет создатель кибернетики

Н. Винер.

В лингвистику представление об адаптивных, или самонастраи­вающихся, системах попало уже из теории управления, т.е. через кибернетику. В настоящее время, когда такое большое место в нау­ке о языке заняли прагматика и теория языка как средства воздей­ствия, оказалось, что эти концепции хорошо друг с другом корре­лируют.

Применительно к лексической системе языка адаптивность оз­начает, что в зависимости от ситуаций общения, изменений соци­альных или идеологических или этикетных норм, т.е. от среды, в которой функционирует язык, в нем могут возникать не только но­вые слова, но возможны и категориальные изменения.

В английском языке, например, под влиянием политической борьбы женщин за свои права из языка уходят признаки лексико-грамматической категории рода, которые там сохранялись в систе­ме местоимений и в некоторых названиях людей. Местоимения he и she заменяются на письме местоимением he/she.

Полуаффикс -man и суффикс -ess англичане стараются заме­нить словами, в которых категория рода нейтрализована: businessman - business person, fireman-fire fighter, stewardess — flight attendant.

Система личных местоимений в английском языке, в прошлом очень четко упорядоченная по трем дифференциальным призна­кам: лицо (говорящий — адресант; тот, к кому обращена речь — ад­ресат; третье лицо, не участвующее в процессе коммуника­ции — тот, о ком говорят), число и падеж, в процессе своего функци­онирования постепенно преобразуется. Помимо указанного выше изменения в местоимении для третьего лица, еще раньше под вли­янием речевого этикета или норм, принятых в том или ином сти­ле, произошли различные транспозиции. Среда — прагматические межличностные отношения - добавляет местоимению you гонори-фический признак, а также выводит thou в сферу религиозного употребления.

Признак числа становится зыбким; местоимение we в научном стиле может относиться к автору или редактору или к говорящему и слушателям:

As we have shown in Chapter I.

As we have seen...

You может относиться к одному собеседнику, к нескольким со­беседникам или в качестве неопределенного местоимения отно­ситься к говорящему: You never know your luck.

Примеры можно было бы продолжить.

Возникает вопрос: если система, адаптируясь, изменяет даже свою структуру, то не перестает ли она быть сама собой? Не превра­щается ли в новую, уже другую систему? Конечно, возможность пе­рехода такого типа существует и наблюдается в истории не только языковых, но и других систем. В приведенном выше примере это­го, однако, не происходит, сохраняется некий инвариант. В системе личных местоимений сохраняется отражение универсальной ситу­ации общения: адресант, адресат и третье лицо. Больше того, эле­менты системы остаются прежними, хотя и получают некоторые добавочные функции, которых ранее не имели.

Адаптация может происходить в речи под влиянием контекста, который в этом случае оказывается речевой средой, способствую­щей развитию семантической структуры лексической единицы. Последняя в этом случае может рассматриваться как микросисте­ма.

Итак, в понятие функционирующей адаптивной системы вхо­дит понятие среды, в которой система функционирует и во взаимо­действии с которой она формирует свои свойства.

Функциональное направление в языкознании уже в работах Пражской школы учитывало, что язык функционирует в опреде­ленной среде.

Среда может быть суперсистемой высшего порядка. Так, для системы местоимений мы можем рассматривать как среду всю языковую систему. Средой для рассмотрения какой-нибудь лекси­ческой группы может оказаться грамматическая система данного языка или типичные для этой группы синтаксические конструк­ции. И, наоборот, в теории семантического синтаксиса средой явля­ется лексико-семантическая системаязыка.

Для только что рассмотренной выше системы местоимений средой является также коммуникативный процесс, ролевая струк­тура и ситуация общения, семейные, классовые, социальные и дру­гие межличностные отношения, а также такие личностные качест­ва говорящих, как пол, возраст, темперамент, воспитание. Средой в

языке может быть диалект или регистр. Упомянутое выше thou со­хранилось не только в регистре богослужения, но и в некоторых ди­алектах.

В разговоре с ребенком не только в английском, но и в других

языках местоимения часто заменяются более знакомыми ему пол-нозначными словами: мать говорит ребенку не «я прошу те­бя — вставай», а «мама хочет, чтобы малыш или Оля, Вася и т.д.

встал».

Средой может быть и другая семиотическая система. Так, на­пример, терминологическая система рассматривается в среде той науки, которую она обслуживает, система политической лекси­ки—в среде той идеологии, которую она выражает.

Среду можно определить как совокупность объектов, измене­ние свойств которых влияет на систему, а также тех объектов, чьи свойства меняются под воздействием поведения системы. Такое определение является универсальным и подходит для определе­ния системы в любой науке.

Но в этой связи интересно еще раз обратиться к уже упомянуто­му выше французскому ученому Г. Гийому, который считал, что своей изменчивостью системы, изучаемые лингвистами, отлича­ются от тех, с которыми имеют дело физики или химики, посколь­ку физические и химические явления подчиняются общим неиз­менным законам природы. Физик наблюдает далеко не полностью познанную, но неизменную систему, устойчивую и всеобщую, а си­стемы языка находятся в непрерывном изменении. Нетрудно ви­деть, что эта точка зрения хорошо коррелирует с тем, что сказано

выше об адаптивных системах.

Во множестве случаев средой для изучаемой системы может оказаться пересечение нескольких как языковых, так и экстралинг­вистических систем.

В истории лингвистической науки понимание среды тесно свя­зано с учением о контексте. Вся история науки о контексте, о кото­ром подробнее будет сказано в следующей главе, есть по существу изучение зависимости развития системы от среды. Дж. Ферс, зачинатель школы конекста, включал в это понятие и контекст си­туации, и влияние социальной системы, и культуру, т.е. учитывал

экстралингвистическую среду.

В нашей стране лингвистическое толкование соотношения сис­темы и среды привлекает к себе все большее внимание лингвистов. Хорошо известны, например, работы А.В. Бондарко. Логическим завершением сочетания концепций функции, системы и среды яв­ляется идея адаптивности системы. Однако А.В. Бондарко этого

шага не делает, система у него остается статической (Бондарко, 1985).

Термином «адаптивные системы» пользуется также в своих ра­ботах московский лингвист Г. П. Мельников (Мельников, 1978). Од­нако подход Г. П. Мельникова существенно отличается от нашего своей близостью к структурализму, что отражается в его определе­нии системы. Под системой он понимает не некое множество взаи­мосвязанных элементов, а объект, свойства структуры и субстан­ции которого взаимосвязаны. В таком субстанционально-структур­ном подходе он опирается на работы французского структуралиста Ноэля Мулу. Основное внимание в этом подходе уделяется не раз­витию и само оптимизации системы, а, напротив, стабилизации ее свойств, желательных и существенных для присущей данной сис­теме «детерминанты». Под детерминантой при этом подразумева­ется характерная для системы тенденция. В качестве примера та­кой детерминанты подробно рассматривается присущая китайско­му языку «лексикологичность», т.е. тенденция к однотипности ми­нимальных значимых единиц.

Как видно из сказанного, один и тот же термин может употреб­ляться для обозначения существенно отличающихся друг от друга концепций. Адаптивные системы в нашем примере самооптими­зируются, развиваясь и приобретая новые свойства. В понимании Г. П. Мельникова они само оптимизируются в направлении стаби­лизации уже имеющихся у них свойств.

В дальнейшем изложении термин «адаптивная система» будет употребляться в первом понимании, т.е. как упорядоченное и внут­ренне организованное множество взаимосвязанных объектов, кото­рое способно автоматически приспосабливаться к условиям и среде своего функционирования, изменяя при этом не только свой со­став, но и свою структуру. В плане философском системный подход опирается на положение о единстве и целостности мира и об отра­жении его в сознании человека в виде общих законов. Системный

подход позволяет раскрыть внутренние связи той или иной сово­купности явлений.

Понятие множественности частей и единства целого упомина­ется почти во всех описаниях систем, но применительно к адаптив­ным системам важно подчеркнуть целенаправленное функциони­рование этих систем, ведущее к оптимизации работы системы и получению желаемого результата.

Большую роль в этом процессе играют формы обратной связи. Под обратной связью понимается воздействие результатов функци-

онирования какого-либо элемента системы на характер ее дальней­шего функционирования.

Рассмотрение лексики как адаптивной системы соответствует методологическим основам советской лингвистики, т.е. понима­нию сущности процесса диалектического развития языка и созна­ния в неразрывной связи с развитием общества. В приспособлении языка к меняющимся условиям общения имеет место диалектиче­ское единство двух противоположных его свойств: структурно-фун­кциональной организованности и структурно-функциональной ва­риативности.

Объем и сложность адаптивных систем могут быть чрезвычай­но различными.

§ 3. Полевая структура и нечеткие множества

Итак, поводом и основой для адаптивных изменений в языке является нарушение равновесия между состоянием системы, с од­ной стороны, и теми задачами, которые возникают при ее функци­онировании, с другой. Адаптация происходит во взаимодействии со средой, а средой для языковых подсистем являются прежде все­го другие языковые подсистемы и ситуации общения.

В качестве синонима для термина «подсистема» в лингвистиче­ской литературе часто употребляют термин «поле» — лексическое поле, лексико-семантическое поле, функционально-семантическое поле и т.д. О разного типа полях написаны тысячи страниц, и да­вать здесь обзор этой темы нет возможности. Ограничимся тем, что сказано о поле в словаре О.С. Ахмановой: «Поле — совокупность со­держательных единиц, покрывающая определенную область чело­веческого опыта и образующая более или менее автономную мик­росистему». Тем, кто хочет ознакомиться с вопросом подробнее, ре­комендуем обратиться к работам Г.С. Щура (Щур, 1974).

Задача данного параграфа остановиться подробнее на близком, но не тождественном понятии «полевая структура», т.е. на характе­ристике такой «не совсем автономной» подсистемы.

Результатом адаптивного развития языка является полевая структура всех принятых в языкознании группировок языковых единиц, будь то группировки по частям речи, по тематической принадлежности или по функционально-семантическим призна­кам, и их вариативность.

Полем в лингвистике называют некоторое произвольное непу­стое множество языковых элементов. В трактовке В.Г. Адмони по­ле характеризуется наличием инвентаря элементов, связанных си­стемными отношениями. В.Г. Адмони усматривает в поле цент-

ральную часть — ядро, элементы которого обладают полным набо­ром признаков, определяющих данную группировку, и перифе­рию, элементы которой обладают не всеми, характерными для по­ля признаками, но могут иметь и признаки, присущие соседним полям. Таких соседних полей может быть несколько. Структура по­ля таким образом неоднородна. По мере удаления от ядра доми­нантные признаки ослабевают. Появляются признаки факульта­тивные (Адмони, 1973).

Касаясь терминологической стороны вопроса, обратим внима­ние на различие между полем и классом. Рассматривая классы, ис­следователь допускает, что большинство объектов изучаемого мно­жества четко распределяется по нескольким группам. Число объек­тов, одновременно принадлежащих к двум классам, невелико, т.е. класс представляет собой замкнутое множество. Элементы более или менее равноправны.

Поле, напротив, предполагает непрерывность связей объектов множества, причем на некоторых участках поля создаются области, в которых связи особенно интенсивны, а признаки особенно сильно выражены. Элементы могут одновременно принадлежать двум классам. Оба понятия поля и класса имеют большое эвристическое значение.

Для английского языка концепция полевой структуры разрабо­тана И. П. Ивановой на материале частей речи и словообразования (Иванова, 1981).

И.П. Иванова на большом конкретном материале показывает нечеткость границ между частями речи, каждая из которых содер­жит не только центральные, но и периферийные элементы, и эти последние по тем или иным признакам близки к другим частям речи. При описании поля важно выделить элементы ядра и пери­ферии и установить, с какими полями возможны пересечения. То же наблюдается и в словообразовании: в английском языке поле сложных слов, с одной стороны, подходит близко к полю словосо­четаний, а с другой, к аффиксальным дериватам. Так, в грамматике современного английского языка Р. Кверка и его соавторов к слож­ным словам отнесены не только написанные через дефис day­dream, sea-green, radio-operator, но и совершенно аналогичные им по структуре, но написанные раздельно: night flight, brick red, crime reporter, tear gas (Quirk, 1972). Среду в данном случае образуют мик­росистемы того же уровня.

Возможны и разноуровневые поля. А.В. Бондарко в ряде работ описывает функционально-семантические поля (ФСП), которые определяются как системы разноуровневых средств языка (морфо-