ГЛАВА 8. Время тянулось медленно. Прошло первое воскресенье, наступило второе, день свидания с Николаем

Время тянулось медленно. Прошло первое воскресенье, наступило второе, день свидания с Николаем. Лиза приложила всю свою фантазию, чтобы найти предлог и отлучиться ненадолго из дома, не особенно обманывая родителей. Самый лучший вариант: пойти вместе с Анной в кино. Анна была домоседкой, вытащить ее куда-нибудь было целой проблемой. Но кино она любила и уже сама намекала Лизе, что неплохо бы посмотреть новый французский фильм с интригующим названием «Влюбленный в луну». Дневной сеанс в «Марсе», куда они обычно ходили, начинался в два часа.

– Аннушка, – попросила ее Лиза в субботу, – скажи маме, что мы завтра с тобой пойдем в кино, только ты будешь смотреть его одна, а я ненадолго отлучусь в Потемкинский сад, там меня в два часа будет ждать Николай Ильич.

– А если мама и папа захотят тоже с нами пойти?

– Тогда свидание не состоится!

Мама не только отпустила их в кино, но дала денег на кондитерскую и посоветовала после фильма прогуляться по бульвару. Такая «доброта» была следствием крупного разговора между Саррой Львовной и Григорием Ароновичем после посещения их дома мадам Дебуа. Под давлением жены Фальк согласился предоставить дочерям небольшую свободу, но небольшую, подчеркнул он, чтобы они все-таки чувствовали родительский контроль.

Сарре Львовне очень хотелось крикнуть девочкам вдогонку, чтобы они в восемь часов были дома, но она только рукой махнула: дочери становились взрослыми, от этого уже никуда не деться. Кроме того, за окном была чудесная погода, ярко светило солнце, на улицах гуляло полно народу, трудно было представить, что в такой день с ними могло что-нибудь случиться. Самого Фалька в это время дома не было. Он с утра уехал навещать больного родственника.

Из-за трамвая Лиза приехала к саду с опозданием. Николая еще не было. «Неужели он забыл или решил, что я не смогу вырваться из дома?» Она подошла ближе к трамвайной остановке, не подозревая, что в саду, на одной из дальних аллей, шел молодежный митинг. Николай как раз в это время там выступал.

Это был второй легальный митинг городской молодежи. Его решили провести студенты училища по совету профессора Маковского. Разговор шел о прошедшем недавно в Стокгольме IV съезде партии, на котором была принята ленинская формулировка первого параграфа Устава, утвердившая демократический централизм.

Николай надеялся, что успеет уложиться в отведенное ему время, но, стоило ему спуститься с трибуны, как его окружили люди и стали задавать вопросы. Ему пришлось обстоятельно им отвечать. В другой бы раз он только порадовался, что народ так живо интересуется политикой, но сейчас у входа в парк его ждала Лиза, он боялся, что она уйдет, не дождавшись его. Хорошо, что в этот момент на трибуну вышел Миша Колесников. Николай посоветовал всем обязательно послушать этого очень толкового оратора, а сам быстро исчез в толпе.

Лиза по-прежнему стояла около трамвайной остановки, не зная, как ей поступить. Неожиданно из трамвая вышел Иннокентий.

– Сестренка, – удивился он, – а ты что здесь делаешь?

– То же, что и ты, – смутилась Лиза.

– Я приехал на митинг. Смотри, ваш учитель идет, – сказал Иннокентий, и Лиза увидела появившегося совсем в другой стороне Николая. – Наверное, с митинга. Идем со мной, там Эрик сейчас должен выступать.

– Иди, я тебя догоню.

Николай помахал ей рукой, купил по пути у цветочницы большой букет алых тюльпанов. Лицо его расплылось в довольной улыбке.

– Прости, что опоздал. Наши тут проводят митинг, попросили выступить, я не мог отказать. – Там сейчас будет выступать мой брат Эрик, мне хочется его послушать.

– Пойдем, – согласился Николай, заранее зная, что ничего хорошего от анархистов, неизвестно откуда узнавших про этот митинг, не услышишь. И Лиза знала же, знала, что Эрик не упустит случая наброситься на комитеты, но зачем-то повела Николая обратно в глубину сада.

Когда они подошли к толпе, на трибуне профессор Маковский говорил о том, что меньшевики не прочь объединить в одну партию социал-демократов, эсеров и анархистов. На деле это означало бы ликвидацию РСДРП, поэтому большевики выступают против этой идеи, как, безусловно, вредной для рабочего движения.

Эрик тут же использовал этот момент для того, чтобы обвинить эсдеков в стремлении к единовластию и установлению своей собственной диктатуры. Лиза, ни разу не слышавшая его публичных выступлений, отметила, что он хорошо владеет аудиторией и держится очень уверенно.

– Для анархистов находиться в одной компании с большевиками тоже неприемлемо, – начал он сходу, как будто диктовал Марику текст листовки. – Но сам факт, что они отрицают сотрудничество с другими партиями, считая, что только они могут вести за собой рабочих, заставляет тщательно рассмотреть их физиономию…

В толпе пробежал шум. Эрик говорил быстро, как будто боялся, что его остановят.

– Вы поможете им совершить революцию, вы будете проливать свою кровь и умирать на баррикадах, а их Ленин и ЦК приедут на все готовое из Швейцарии, установят свою новую власть, которую, чтобы одурманить вам головы, называют диктатурой пролетариата. Вдумайтесь в это слово: ди-кта-тура! Это опять правительство, полиция, аресты, тюрьма, каторга и расстрелы. Вот и решайте теперь, с кем идти дальше и с кем делать революцию: с большевиками или с нами, анархистами, которые одни могут дать народу полную свободу и право на нормальное человеческое существование.

Лицо Николая вытянулось. Он взял Лизу за руку.

– Пойдем отсюда.

– Подожди, ведь он говорит правду.

– Какую правду?

– Насчет партийной иерархии и Ленина...

– Лиза, никогда не говори того, в чем ты не разбираешься.

– Значит, ты разбираешься, а я нет.

– Я ухожу. Ты идешь со мной?

От возмущения Лиза раскраснелась, глаза ее гневно засверкали. Она недовольно фыркнула и пошла за ним.

Около дворца он в раздумье остановился: пойти в другую сторону или возвратиться к выходу, но пошел к большой аллее, не оглядываясь на Лизу и громко насвистывая. Его разозлил не столько спор с ней, сколько то, что она продолжает водиться с анархистами и еще так горячо их защищает.

Лиза держала свой большой букет, не зная, как теперь быть: такое за время их знакомства произошло впервые. Она догнала его и взяла под руку. Он, молча, свысока посмотрел на нее, но никаких эмоций не проявил.

– Пойдем, посидим, – сказала Лиза, увидев в глубине деревьев скамейку, выкрашенную в ярко-желтый цвет.

Они свернули с главной аллеи, пошли по узкой тропинке. Вдвоем идти было неудобно. Николай высвободил из-под своего локтя ее руку и пропустил вперед. Лиза чуть не заплакала от обиды.

Скамейка оказалась сломанной и страшно неудобной. Лиза отложила не нужный теперь букет в сторону и стала рассматривать гуляющие по аллее пары. Молодые люди что-то рассказывали своим девушкам, те весело смеялись, зонтики над их головами ходили ходуном. Как в жизни все быстро меняется! Несколько дней назад они с Колей так были счастливы, а сейчас сидят совершенно чужие друг другу люди. Даже в природе все изменилось. В воздухе стояла страшная духота, птицы умолкли, солнце было такое раскаленное, что на него невозможно было смотреть.

Молчание становилось невыносимым. Лиза начала злиться, сколько можно обижаться из-за всяких пустяков.

– Коля! Мне скоро надо домой.

– Тогда идем.

Он встал и, не посмотрев, идет ли она за ним, направился по тропинке к аллее.

Лиза продолжала сидеть на скамейке, с тоской глядя на его спину. Это – конец. Конец их любви!

Тут произошло что-то ужасное. Из-за деревьев выскочили трое здоровых парней, набросились сзади на Николая, повалили на землю и стали избивать ногами. Лиза дико закричала. Аллея мгновенно опустела: гулявшие на ней только что люди в страхе разбежались в разные стороны.

– Лиза, беги! – крикнул Николай, пытаясь подняться.

Один из парней подскочил к Лизе и огромной лапой закрыл ей рот.

– Заткнись, сучка!

Лиза увидела на лацкане его пиджака значок «Союза русского народа» и трехцветную ленточку. Она собрала все свои силы и ударила этого мерзавца по ноге острым каблуком своих туфель. Парень взвыл и стал выкручивать ей руки. У нее потемнело в глазах.

Дальше все произошло, как во сне. Откуда-то вдруг появились Иннокентий и Эрик. Раздались выстрелы. Парень, выкручивавший ей руки, вскрикнул и медленно опустился на землю. Двое других свалились прямо на Николая, он безуспешно пытался выбраться из-под них.

– Сестренка, ты в порядке? – подскочил к ней Иннокентий.

– В порядке, а вы как тут оказались?

– Мы-то? – смутился Иннокентий. – Увидели тебя с учителем и решили за вами пойти.

– Не стыдно вам?

– Да ты не волнуйся, мы сразу ушли!

Он говорил правду. Когда Эрик после своего выступления спустился с трибуны, Иннокентий показал ему на Лизу и учителя. Эрик предложил ради интереса проследить за ними. Братья проводили влюбленную парочку до скамейки, но, увидев, что те ведут себя, как малые дети: молчат и стесняются смотреть друг на друга, посмеялись и повернули назад. Услышав Лизин крик, они бросились обратно к скамейке. Оружие у них всегда было при себе.

Николаю помогли подняться. На него было страшно смотреть: лицо распухло, глаза превратились в узкие щелочки, из разбитого носа текла кровь. Вся одежда была в крови и грязи. Лиза вытащила из сумки платок и стала останавливать кровь

– Коля, миленький, прости меня, что я так глупо себя вела.

– Я сам был не лучше.

Иннокентий и Эрик переглянулись, вот в чем дело: влюбленные были в ссоре, поэтому так странно себя вели.

– Эти люди – из «Союза русского народа», – сказала Лиза, – я видела у того, что меня держал, их значок.

– Они мне угрожали еще на прошлом митинге. – Николай отстранил Лизину руку с платком. – Ребята, спасибо вам за помощь, а сейчас берите Лизу и уходите. Шагов через сто по этой аллее будет поворот направо. Он приведет вас к ограде...

– И там будут согнутые прутья. Знаем мы этот «потайной лаз». Тебе тут тоже оставаться нельзя, городовые уже свистят. Мы пойдем с тобой, а ты, Лиза, сделай веселое лицо и возвращайся домой.

– Я пойду с вами.

Спорить было некогда. Братья подхватили Николая под руки и, поддерживая сзади за спину, повели через лес в сторону ограды. Николай был уверен, что ему отбили почки, сломали нос и, по крайней мере, три или четыре ребра с левой стороны. Каждый шаг отдавался невыносимой болью во всем теле. Голова была тяжелой, давя на плечи, как чугунный шар.

«Потайной лаз» выходил в Крутой переулок. Перед тем, как вылезти туда, Иннокентий один пошел изучить обстановку. В этом месте все было спокойно. Он нашел коляску, дал извозчику два пятака и, ткнув револьвером в бок, предупредил его, чтобы он держал язык за зубами. Маленький, рыжий возница, довольный хорошими деньгами, весело подмигнул ему и, дернув вожжи, подогнал лошадь к самой ограде.

Братья помогли Николаю пролезть через узкую дыру, подняли его на сиденье. Эрик вытащил из кармана браунинг и сунул его Николаю:

– Возьми, пригодится.

Николай отодвинул его руку:

– Спасибо, я оружием не пользуюсь.

– Ну, и дурак, тебе же хуже.

Несмотря на все протесты Николая, Лиза уселась рядом с ним и дала братьям наказ встретиться в пять часов с Анной у кинотеатра «Марс». Она положила голову Николая к себе на плечо и осторожно дула на его распухшее лицо, чтобы облегчить его страдания. Николай назвал извозчику свою улицу. По дороге он вспомнил, что Володя сегодня дежурит круглые сутки, и приказал ехать в городскую больницу.

Володя как назло был на осмотре больного. В приемном отделении им велели встать в общую очередь, которая грозила растянуться на несколько часов. Больные сидели и лежали на скамейках; в проходе бродили изможденные старики; сильно пахло карболкой. Два санитара быстро провезли мимо них каталку, на которой что-то лежало, накрытое белой простыней.

– Покойника повезли в мертвецкую, – сказала старушка справа и быстро перекрестилась.

– Какой ужас! – воскликнула Лиза.

Николай крепко сжимал зубы, стараясь не стонать,

–Ты мне делаешь только хуже, – говорил он, еле ворочая языком. – Поезжай домой.

– Ты, надеюсь, не ушел бы, если со мной такое случилось, и я не уйду.

В коридоре появились две молоденькие медсестры. Они оживленно беседовали между собой, не обращая внимания на страдающих людей. В одной из них Николай узнал Любу, девушку, которая была неравнодушна к Володе.

– Люба! – позвал он слабым голосом.

– Ты ее знаешь? – спросила Лиза и, не дожидаясь ответа, бросилась к сестрам, подвела их к Николаю. – Это брат доктора Даниленко, он вот-вот потеряет сознание.

Девушки посмотрели на Николая, громко ахнули и побежали наверх за Владимиром Ильичом.

Через час Николай уже лежал в кабинете на кожаном диване. Его просветили рентгеном, всего осмотрели и прощупали. Все оказалось в относительном порядке, кроме двух сломанных пальцев на левой руке. Володя наложил на них два лонгета и туго перевязал бинтом.

Лиза терпеливо сидела все это время в коридоре, ожидая, когда ей разрешат войти. Володя ей понравился. Внешне они с Николаем были похожи, только доктор, наверное, для солидности отрастил профессорскую бородку, время от времени ее поглаживая. Он и в самом деле походил на тех светил, чьи портреты висели на стене рядом с кабинетом. Только те были в возрасте, а Володя – молодой, красивый и с веселыми огоньками в глазах. Видно было, что любит пошутить.

Ей надоело ждать. Она вошла в кабинет. В этот момент сестра делала Коле укол в ягодицу. Увидев Лизу, она быстро опустила одеяло и недовольно буркнула:

– Больному нужен покой, ему ввели морфий.

Не обращая на нее внимания, Лиза села на диван рядом с Колей, погладила его по щеке.

– Лиза, умоляю тебя, поезжай домой. Я тут в надежных руках.

– Ты меня простил?

– Ты о чем? Забудь все.

– Давай больше никогда не ссориться.

– Я и не ссорился, хотел, чтобы ты кое-что поняла... Глупая! Мне стыдно, что я тут лежу перед тобой в таком виде, не могу даже поцеловать, губы болят.

Лиза отодвинула примочки на его губах, нежно к ним прикоснулась, положила голову на грудь.

– Коля, мне страшно. Эти «союзники» за тобой охотятся, они могли тебя убить.

– Ничего они не сделают, руки коротки.

– Ты зря не взял у Эрика браунинг, с оружием спокойней.

– Лизонька, не нагоняй на людей панику. И вообще я уже отключаюсь, у меня язык заплетается...

– Ты спи, спи, я сейчас уйду.

Николай уснул. Володя пошел проводить ее до извозчика.

– Как вы думаете, сколько он у вас тут пробудет? – спросила она Володю.

Тот прежде, чем ответить, задумчиво погладил свою бородку. Лиза, как ей было не тяжело, улыбнулась.

– Здесь ему оставаться нельзя. Полиция после громких убийств обычно проверяет все больницы. Завтра у меня в восемь утра кончается дежурство, я перевезу его к себе. По-хорошему ему нужно отлежаться недели две, но он уже попросил меня позвонить двум своим ученикам и перенести занятия только на три дня. Он не умеет болеть.

– Можно вам сюда позвонить?

– Конечно.

Володя вытащил из кармана халата блокнот, написал номер телефона ординаторской и протянул ей, улыбаясь.

– Я вас, Лиза, знаю, был на вашем концерте в Зимнем театре, и Коля о вас много рассказывал. Вы так не переживайте за него, все образуется.

Лиза приехала домой почти вовремя, около девяти. У мамы были гости, ее дамы из Благотворительного фонда. Они громко разговаривали и смеялись. Из кабинета вышел отец, облаченный в парадный сюртук, белоснежную сорочку с белой бабочкой и золотыми запонками на манжетах. Такой наряд обычно предназначался для гостей.

– А-а-а вернулась. Ну, как тебе фильм?

– Вполне приличный. Советую вам с мамой обязательно посмотреть.

– А Аннушке не понравился, сказала пустой: о пьянице, который влюбился в луну и очутился в звездных сферах.

– У нас с ней разные вкусы. По-моему, у режиссера хорошо развита фантазия и чувство юмора.

Григорий Аронович с ней согласился и сообщил, что у мамы гости.

– Я от них сбежал, теперь они ждут тебя, чтобы ты им спела и сплясала.

– Папа, миленький, скажи им, что я устала.

– Ты чем-то встревожена? У тебя глаза красные.

– Тебе показалось.

Она подошла к отцу, обняла его и прижалась к его щеке. Растроганный Григорий Аронович пошел в гостиную выручать дочь. Оттуда сразу послышались возгласы разочарования. Мама избаловала всех своих знакомых домашними концертами. Она не понимает, что Лизе неприятно играть и петь для людей, которые, может быть, вовсе не хотят ее слушать, а только изображают видимость, чтобы сделать приятное Сарре Львовне.

Лиза поднялась на второй этаж и постучала к Анне. Та лежала на кровати с книгой. Гюстав Эмар. «Красный Кедр», – прочитала Лиза, даже не слышавшая о таком авторе. Она присела на кровать, взяла сестру за руку, приласкалась к ней, как пять минут назад к отцу. Ей так нужна была сейчас поддержка родных.

– Ты давно пришла?

– Часа два назад, сказала маме, что ты встретилась с девочками из класса. А у тебя опять что-то случилось: Кеша и Эрик выглядели взволнованными, все время оглядывались по сторонам. Слышала, сегодня днем убили Жолтановского? Около сквера на вокзале.

– Нет, не слышала. Совсем обнаглели. Убивают днем и в самых многолюдных местах.

– Ничего удивительного. Его революционеры давно приговорили к смерти. И поделом за тот погром.

Лиза с любопытством посмотрела на Анну: оказывается, сестра не только живет в своем выдуманном книжном мире, но хорошо осведомлена о том, что происходит в городе.

На следующий день все газеты были посвящены убийству вице-губернатора. Его портрет в жирной черной рамке целиком занимал первые полосы. На других полосах шли многочисленные телеграммы с выражением соболезнования семье покойного и городу по поводу трагической смерти «великого гражданина России и государственного деятеля, так много сделавшего для Екатеринослава и губернии». Эти высокие слова не соответствовали истине, так как Жолтановский пробыл на своем посту не больше двух месяцев, не успев себя ничем проявить.

Об убийстве трех людей в Потемкинском саду, личность которых следствие выясняет, газета дала информацию всего в пять строк. Зато еще через день все газеты вновь вышли с траурными рамками, только теперь не одного, а четырех человек: полицейских, убитых террористами накануне днем около 5-го участка: пристава, околоточного и двух рядовых.

Жители Екатеринослава были потрясены: столько убийств за одну неделю. Связывали их в одну цепочку, пытаясь установить причины и цель. Некоторые дошли до того, что поставили вице-губернатора во главе тайной политической организации вроде «Союза русского народа», с которой революционеры решили расправиться.

Убийцу Жолтановского нашли быстро. Им оказался эсер Раппопорт. Допрашивал его сам Богданович. Молодой человек, совсем еще мальчишка: ему едва исполнилось 16 лет, с нежной кожей, не знавшей лезвия, отвечал на все вопросы с наглой усмешкой и был собой доволен. Как большинство эсеров-террористов, он сразу сознался в преступлении, охотно раскрыв его замысел. Оказывается, первоначально он должен был убить депутата Государственной думы Способного, но по какой-то причине не смог этого сделать и тут под руку ему подвернулся вице-губернатор, который тоже был в списке людей, приговоренных к смерти.

– Сколько же в вашем списке людей? – неосмотрительно спросил Богданович.

– После вашей фамилии еще миллион.

– Я бы на вашем месте не шутил, вас ждет виселица.

– Не думаю, – усмехнулся тот, намекая о послаблениях для несовершеннолетних, – впрочем, я готов к этому.

Заскочивший на минутку к Фалькам Иннокентий сказал Лизе, что полицейских около участка убили Трубицын и Коган. Все четверо были членами СНР. О делах «союзников» и избиении ими студента в Потемкинском саду Эрик написал листовку, но Иннокентий был против того, чтобы ее печатать.

– Почему?

– Догадайся. Деятели из «Союза» сразу начнут копать, если уже не копают, кого убитая нами троица выслеживала в саду, листовка поможет им выйти на твоего учителя. Тогда, сама понимаешь, что будет.

– Мне это не пришло в голову.

– Жизнь всему научит. Эти «союзники» страшные люди. Они всерьез взялись за нас, евреев. Я принес тебе показать их платформу по еврейскому вопросу, которую они намерены осуществить через Государственную думу. К сожалению, оставить не могу, зачитаю тебе несколько пунктов или сама пробеги глазами, только не так долго, а то мне надо уходить.

Он вытащил из кармана несколько листков, отпечатанных на гектографе, перевернул первую страницу.

– Начинай отсюда.

Лиза прочитала первые строки и задохнулась от возмущения. У нее даже закружилась голова, до того было ужасно, что там говорилось. Союзники предлагали им переселяться в «свое государство». Пока же будет идти этот процесс, ввести для евреев целый ряд ограничений. Их перечисление растянулись на несколько страниц, так что легче, наверное, было написать, что евреям все-таки можно делать в России.

Лиза отдала брату листки и зябко повела плечами.

– Бред сумасшедшего. Осталось только запретить нам дышать воздухом и ходить по земле. Кеша! Неужели кто-то может принимать этот документ всерьез?

– У них очень сильные покровители. Я регулярно просматриваю Дубровинскую газету «Русское Знамя». Сам Иоанн Кроншдтатский, этот великий святой, выступает в Петербурге с лекциями о подавлении революционной крамолы.

– Они хотят, чтобы мы прекратили революционную борьбу. Да за одну эту иезуитскую программу следует взорвать всю Россию.

Лиза задумалась.

– Неужели они и на Колю набросились из-за меня, ну… что он связался с еврейкой?

– Конечно, нет. Он недавно на собрании рабочих Брянки критиковал их за то, что они вступают в их «Союз». Тем стало об этом известно, вот они и решили ему отомстить. А от тебя я не ожидал, что ты влюбишься в него. Серьезный товарищ. Он знает, что ты с нами?

– Знает. Из-за выступления Эрика, набросившегося на большевиков, мы с ним и поссорились тогда в Потемкинском саду. Я дала себе слово больше с ним об этом не говорить. Не хочу его терять, да от меня в группе все равно толку мало.

– Зря ты так думаешь. Я тебя как раз хотел попросить об одном деле. Вы когда уезжаете в Крым?

– Не знаю, как только папа выкроит свободное время.

– В типографии «Гидра», той, что в гроте под Ореандой, скопилось много листовок. Надо, чтобы ты распространила их в Ялте.

– Это невозможно, родители нас не отпускают ни на шаг, правда, папа уедет через две недели, но мама и Зинаида хуже него...

– Сестренка, ты – умница, найдешь способ, как это сделать: вечером во время прогулки по набережной или съездите с тетей Саррой встречать рассвет на Ай-Петри, это сейчас в моде у отдыхающей аристократии. Для нас это очень важно: в Ялту летом приезжает много молодежи. С тобой свяжутся Тит Липовский или Саша Мудров. Они там сейчас работают, и сами все доставят в ваш сад.

Ей он тоже оставил саквояж, чтобы, пока не появятся ребята, она распространила в Ялте листовки, присланные недавно из Женевы.