ГЛАВА 5. Николай Даниленко обрадовался, когда его близкий друг Саша Костенко предложил ему место учителя в доме архитектора Фалька

Николай Даниленко обрадовался, когда его близкий друг Саша Костенко предложил ему место учителя в доме архитектора Фалька. Десять часов занятий в неделю, высокое жалованье – редкая удача. Кроме того, Фальк обещал к праздникам дополнительное вознаграждение. Для важности Николай сразу выдвинул отцу требование, чтобы его дочь выполняла все его задания, иначе ему придется уйти. Фальк на это только усмехнулся: «Попробуйте, заставьте!»

Это была первая учительская практика Николая и его первый самостоятельный заработок. До этого он целый год исправно получал от отца из Ромен материальную помощь, хватавшей только- только на учебу, квартиру и еду. Но отец требовал от него и остальных своих сыновей, учившихся в высших заведениях, чтобы они все время отдавали учебе и не занимались побочными заработками. Илья Кузьмич Даниленко был в этом плане непреклонен. Потомственный крестьянин из украинского села Ерцы Миргородского уезда, он собственными стараниями вышел в люди и поставил цель: дать всем своим семи сыновьям высшее образование.

Двумя из них родители могли уже гордиться. Самый старший, Михаил, окончил юридический факультет Киевского университета, удачно женился на дочери председателя Киевской судебной палаты и был утвержден в ней присяжным поверенным. Второй сын, Владимир, с отличием окончил тот же университет, только медицинский факультет, работал в Екатеринославской городской больнице хирургом. От старших сыновей родители ждали помощи, чтобы поднять на ноги еще четверых детей: реалистов Григория, Илью и самых младших – четырехлетнего Ивана и двухлетнюю дочь Елену.

Из провинциальных Ромен отцу и матери любой большой город представлялся местом, полным соблазнов и опасностей, которые могли свернуть их детей с правильного пути. «Не пейте, не курите, не ходите по увеселительным заведениям, – каждый раз наставлял отец сыновей, провожая на вокзал после очередных каникул. – И подальше от женщин. От них одни беды». Так он говорил раньше Михаилу и Володе, а затем – Сергею и Николаю, покорно слушавшим его.

Только не мог Илья Кузьмич предусмотреть одного: увлечения братьями социал-демократическими идеями, охватившими как эпидемия студенческую молодежь Екатеринослава. Оба вступили в местную организацию РСДРП, вели занятия в рабочих кружках. И когда однажды Дмитрий Ковчан, член комитета, отвечавший за работу с молодежью, посетовал на дефицит с пропагандистской литературой, братья установили в своей квартире ручной станок и работали на нем по ночам. Знал бы Илья Кузьмич, что листовки, которые иногда появлялись в конторе Либаво-Роменской железной дороги, где он служил счетоводом, распространяли его любимые сыновья! И уж никак отец благопристойного семейства не мог предположить, что все Даниленко находятся под пристальным оком охранного отделения полиции, а ему лично и его супруге Елене Ивановне присвоены клички «старик» и «старушка».

17 декабря 1904 года агент наружного наблюдения сообщал начальнику Екатеринославского жандармского управления Богдановичу: «Имею честь до­нести Вашему превосходительству, что последнее время организации учащихся принимают все более широкие размеры и особенно быстро организуются студентами Горного училища, открыто собирающимися в аудиториях для обсуждения всевозможных политических и организационных вопросов... Наиболее видное участие в студенческой организации играют... братья Владимир, Сергей и Николай Даниленко, причем у последних в квартире происходит и гектографирование всех выпускаемых студенческой организацией прокламаций, летучих листков и пр.».

Володя попал в этом список случайно, наверное, потому что жил с братьями в одной квартире. В университете он тоже одно время состоял в социал-демократическом кружке, ходил, как и все студенты, на митинги и собрания, но вскоре отошел от политики. Он серьезно увлекся наукой, много времени проводил в лабораториях кафедры оперативной хирургии. Сам декан факультета поощрял его исследования, помогая публиковать статьи в солидных столичных изданиях. Но не только медицина повлияла на решение Володи выйти из организации. Как человек дела, причем конкретного дела, приносящего пользу людям, он стал считать всю эту политическую «возню» бессмысленной, и сколько братья ни пытались ему доказать, что он не прав, Володя настаивал на своем. Все вечера у них проходили в горячих спорах. Володе это вскоре надоело, и чтобы не тратить время на пустые разговоры, он переехал от них на соседнюю улицу. И оказалось вовремя. Через несколько дней после его переезда ночью к братьям нагрянула полиция. В этот момент Николай и Сергей работали на станке, на полу стояли стопки готовой литературы. Улики были налицо. Братьев арестовали. Они просили следователя ничего не сообщать родителям, но тот незамедлительно вызвал их в Екатеринослав.

Отец пришел в ярость, на свидании с сыновьями твердил, что они не оправдали его надежд, опозорили семью: как они теперь с матерью будут смотреть людям в глаза? Из Киева приехал Михаил и добился, чтобы их выпустили из тюрьмы под залог до решения суда. За каждого из них отцу пришлось выложить по 400 руб. Они продолжали учебу и, находясь под гласным надзором полиции, жили в ожидании своей дальнейшей участи. В июне 1905 года Сергей был задержан на митинге в рабочем поселке Амур, но сумел сбежать по дороге в участок, ранив при этом двух жандармов. Теперь он скрывался в окрестностях Петербурга под чужой фамилией.

По новому делу Сергея полиция вновь вызвала в Екатеринослав отца. Илья Кузьмич, простивший было сыновей и по-преж­нему аккуратно высылавший им деньги, снова вскипел от негодования. Николай пытался объяснить ему, что их с Сергеем революционная работа – не преступление, а долг, прямой долг честных людей просвещать рабочих и бороться за улучшение их жизни. «Вот вы, папа, – говорил он Илье Кузьмичу, – трудом и потом заработали деньги, чтобы купить четыре десятины, а наш помещик Сабуров имеет этой земли в десятки раз больше, сам на ней не работает, сдает ее в аренду крестьянам, имея с этого огромную прибыль. Живет припеваючи, а крестьяне гнут спину от зари до зари и при этом ходят у него в должниках».

Слушая Николая, старший Даниленко тяжело вздыхал: сын-то был прав, да только он сам всеми силами стремился вырваться из нищеты, жить, как богатые люди, в сытости и довольстве. Его дед и отец были крепостными. Он же имеет свой собственный дом, большое хозяйство и двух работников. И дети его должны жить, как господа. «Нищета – удел бездельников, – любил повторять он сыновьям, – а тот, кто умеет работать, может достичь многого». Правда, когда речь заходила об их достатке, Илья Кузьмич всегда помнил, что, кроме его собственных, в их имущество были вложены деньги и его жены, полученные в приданое от ее тети, княгини Шаповаловой.

Чтобы не расстраивать отца, Николай обещал не отвлекаться от учебы, однако денег больше от него не брал, решив сам подрабатывать частными уроками и чертежами. С Димой Ковчаном он договорился, что пока ограничит свою партийную работу, оставил за собой только кружок на Брянском заводе. Теперь у него на все будет меньше времени: он еще занимался самообразованием, штудируя философскую и политическую литературу, но он был в таком возрасте, когда не думают об усталости и готовы преодолеть любые трудности.