Теоретико-методологические новации М. К. Петрова

Вклад в науку и философию Михаила Константиновича Петрова (1923 - 1987) - человека нелегкой судьбы, яркой творческой и свободной личности, редкого труженика, огромное научное наследие которого только теперь постепенно входит в наше общее достояние, - весьма значителен и своеобразен. М.К. Петров - зачинатель компаративистских исследований в области культурологии и истории философии, создатель научной школы комплексного изучения специфики европейского способа мысли. Студенты, аспиранты и преподаватели Ростовского университета второй половины 60-х гг., когда М.К. Петров работал на кафедре философии, сохранили в памяти это время (да и последующие годы вынужденного отторжения ученого от преподавательской работы) как время удивительного творческого подъема, разносторонней активности и общения, радостной атмосферы труда и поисков, несмотря на многообразные препятствия и ограничения.

Сегодня, когда цивилизация во всем мире стоит уже не перед модернизационным, а перед постмодернизационным вызовом, очень важно отметить удивительную созвучность идей и теоретико-методологических новаций М.К. Петрова этой нашей новой современности, ибо сегодня наследие ученого и мыслителя даже более актуально, чем в 60-е и 70-е гг., когда они в основном сложились и оформились, составив фундамент нового философского направления или, как минимум, научной школы.

В центре исследовательской программы М.К. Петрова – феномен науки и видение через его призму всей новоевропейской культуры и современного общества как общества “онаучиваемого” и в значительной мере “онаученного”, с чем и связаны основные проблемы как самого этого общества, так и мирового сообщества в целом. Не дилемма “капитализм - социализм”, казавшаяся тогда и на Западе, и на Востоке решающей и первенствующей, но раскол мира на современный и традиционный, разрыв, все более увеличивающийся и разрастающийся, с одной стороны, а с другой – проблемы и парадоксы самой модернизации и возникшего в ходе ее общества. Перед современным обществом, по М.К. Петрову, в качестве важнейшей стоит проблема обуздания самого научно-технического прогресса, постановки его под контроль и обеспечения самой его возможности в будущем. Его собственный проект решения этой проблемы базируется при этом не на ахах и вздохах в отношении науки, а на трезвом и научном в своей основе предложении коренного преобразования самого онаученного общества – с учетом понимания его происхождения и цивилизационно-исторического статуса. В этой части Петров – серьезнейший реформатор социальной философии и философии истории, создатель компаративистско-типологизирующей культурологии, ставшей базой новых подходов к истории философии.

В противовес советскому истмату, позитивистской социологии, различным вариантам экономического и технократического детерминизма, формационной теории исторического развития и теории “стадий роста”,

в противовес и прогрессистским и локалистским теориям Петров предложил социальную философию культурологического образца. Культурно-знаковая составляющая любого общества была помыслена в качестве основания, обеспечивающего специфически-человеческое существование людей в обществе. Эта основа представлена в виде нормы (первобытные общества и традиционные общества-цивилизации) и отклонения от нормы, которое постоянно сопровождает жизнь европейских обществ – от античных времен и вплоть до эпохи модернизации. Петров видел, что простая антитеза традиции и модернизации с указанием на европейское происхождение и европейскую специфику самой модернизации совершенно недостаточна. Нет ясности в том, что же фундаментально, цивилизационно, представляет собою сам Запад – эта странная, отклонившаяся от нормы, но все же уже самостоятельная традиция. Более того, оставаясь в пределах мыслительных традиций “европейского дома”, особенно если попасть под влияние постмодернистских установок, согласно которым фактов нет, есть только равноправные интерпретации, почти невозможно не только понять, но даже и зафиксировать качественную определенность любого предмета, в том числе и такого как европейская традиция. Своими интуициями и рационально-эмпирическими их выражениями Петров прорвал рамки классического мышления – и в его философской, и в его научной формах, и, перешагнув искус культурологического постмодерна, в своей сциентистски-гуманистической модели общества и культуры эту “чтойность” “Запада” зафиксировал.

В рамках тропологической гипотезы Х. Уайта и акцентируя внимание на проблеме “Восток-Запад” как исходной модели, предварившей появление различения традиции и модернизации, попробуем зафиксировать хотя бы специфику культурологической концепции Петрова.

Запад в соотношении с Востоком, Россия – с Западом – исходные понятия и проблемы, конституировавшие концептуальное поле исторической культурологии 19-20 вв. И в Западной Европе, и в России историческая культурология вырастала из философии истории. Ее основные типологические формы, представленные Гегелем, Марксом, Ницше и критической философией истории, оказались, по мнению Х. Уайта, парадигматически связанными со стилевыми поэтически-языковыми манерами синекдохи, метонимии, метафоры и иронии. Добавим, что они стали основными парадигмами цивилизационно-исторических исследований – как в Европе, так и в России. Гегелю и Б.Н. Чичерину принадлежит синекдохический образ культуры как развивающейся целостности и классическое осмысление оппозиции “Восток-Запад”. Переход от синекдохи к метонимии и метафоре в исторической культурологии представлен параллельно формационной теорией и сциентистским историзмом (Маркс, С.М. Соловьев), а также теорией замкнутых культур (Н.Я. Данилевский, Шпенглер, Тойнби) – с попыткой отхода от оперирования схемой “Восток-Запад”. В рамках “критического” мышления об истории (Б. Кроче) оформляется типологический подход в истории культур, предполагающий принципиально “иронический” ее образ (М. Вебер, М.К. Петров) и новое принципиальное различение традиционных культур-цивилизаций Востока и “вырвавшегося” за рамки традиции Запада (особенно резкое – в рамках “пиратской” гипотезы Петрова).

Представленная панорама мысли весьма примечательна тем, что среди самых крупных имен 19-20 вв. мы помещаем имя М.К. Петрова – отечественного мыслителя, долгое время работавшего в Ростове-на-Дону на философской кафедре университета. Проводившиеся им, начиная с 60-х годов, исследования, фактически выдвигают его в число основателей культурологической компаративистики. Однако труды, в которых представлена и капитально обоснованна научно-теоретическая концепция западной цивилизационно-исторической традиции, пришли к читателю только в 90-е годы. А главный его труд – “История европейской культурной традиции и ее проблемы в свете основных положений тезаурусной динамики” (в рукописи – 70 печатных листов) еще находится в печати.

Чтобы как-то конкретизировать сказанное, вспомним, прежде всего, что античность с ее пиратами, античность как феномен, названный Э. Ренаном “греческим чудом” – это первая любовь М.К. Петрова. Уже в 1959 г. им была завершена кандидатская диссертация “Проблемы детерминизма в древнегреческой философии”, которая, однако не была представлена на защиту из-за принципиальных разногласий с научным руководителем. Работая преподавателем английского языка, усиленно занимаясь вопросами методики преподавания иностранных языков, проблемами общей лингвистики, М.К. Петров продолжает исследования по античной философии. Им был подготовлен ряд статей, опубликованных в “Философской энциклопедии”. Что же представляла собой античная культура, как она возникла, что завещала она последующим эпохам европейской истории – эти вопросы встали перед К.М. Петровым в 1965-1966 гг., когда он работал над монографией “Античная культура”.

Охватывая события в жизни греческого народа, его культуры от крито-микенского периода до эпохи эллинизма включительно, М.К. Петров показывает, что разгадка тайн “греческого чуда” лежит в особенностях социально-политической организации его жизни в классический период. В этом общем выводе он близок, хотя и полностью независим от него, к известному французскому исследователю Ж.П. Вернану, обосновавшему этот взгляд в работе “Происхождение древнегреческой мысли”, опубликованной в 1962 году, затем неоднократно переиздававшейся и переизданной на многие языки (русский перевод появился в 1988 году). Но, будучи близок в общей направленности, в тенденции к Ж.П. Вернану, М.К. Петров часто расходился с ним в довольно существенных деталях, акцентируя некоторые особенности классической греческой культуры, оставшихся у Ж.П. Вернара в тени. Впрочем, аналитическое сопоставление их взглядов еще ждет своих исследователей.

Стремление докопаться до последних оснований особенностей античной культуры сближает М.К. Петрова с А.Ф. Лосевым, который в 1963 году начинает публиковать многотомную “Историю античной эстетики”, где отстаивает тезис о том, что ее творцы были представителями народа, находящегося на рабовладельческой ступени его развития. Не отрицая этой мысли, М.К. Петров считает ее недостаточной. Дело в том, что с орудийно-технической точки зрения, а значит и по формам разделения труда в материальном производстве, античность и ее окружение практически неразличимы. Следовательно, причины особенностей строя социально-политической жизни греков классического периода, детерминирующих расцвет культуры, нужно искать в другом. И М.К. Петров находит их в личностном факторе, в том обстоятельстве, что создателями и форм социального общежития, и культуры классической традиции были потомки пиратов Эгейского моря, унаследовавшие от них ряд поведенческих черт, которые и получили затем выражение в античной культуре.

Таким образом, по-новому “вкопавшись” в крито-микенские истоки классической эллинской культуры и применив системный подход в сравнительно-исторической характеристике традиционных цивилизаций (обычно именуемых древневосточными или, по Ясперсу, великими культурами древности), опираясь на гипотезу о роли пиратства в процессах распада традиционного общества крито-микенской цивилизации (прежде всего, его социально-политической надстройки), – исследователь показал эту “эгейскую катастрофу” как рубеж, разделяющий “нормальные” цивилизации и цивилизацию-отклонение. Общество людей-государств (типа Одиссея) предстало в этой характеристике как закономерный исторический результат, но не естественного, а катастрофического происхождения. Общество же и культура, сложившиеся на этой нетрадиционной основе (полисная система), обнаружившие “странное” и “удивительное” сочетание черт профессионализма и универсальности в самой структуре человеческой личности, столь характерные для “классического периода” эллинской цивилизации, предстали как действительный исходный пункт в европейской линии исторического развития. Так и возник тот самый “Запад”, которому либо приходится непрерывно “удивляться”, ощущать его “чудом”, либо объяснять, как это делает Л.С. Васильев, своего рода “социальной мутацией”, либо же признать петровское объяснение (хотя в качестве радикального осмысления уникальной ситуации, допускающей и иные, чем в его “пиратской гипотезе”, аргументы).

Так или иначе, но совершенно очевидно, что “Восток” и “Запад” – не изначальные формы цивилизационно-исторического существования. Традиционное общество многообразно, оно представлено целым рядом локальных цивилизаций. Оно допускает множество модификаций изначальной социокультурной “нормы”. Однако лишь его катастрофа делает возможной ситуацию, в которой бы появилось социокультурное образование принципиального иного типа, основанное на массово представленной свободной и самостоятельной личности, множественные следы которой сохранила бы и духовная культура этого общества. Западное (европейское) – в географическом смысле - происхождение такой социокультурной новации (в лице эллинской цивилизации) позволяет использование в этом контексте и понятия “Востока” – для обозначения сохранивших свою традиционность, естественный и нормальный способ существования обществ и цивилизаций.

Итак, новая культуроцентристская и семиотически толкуемая установка (наиболее полно выраженная в понятиях “социокода культуры” и трех его основных исторических типов – лично-именного, профессионально-именного и универсального) специфицирующая социальную философию М.К. Петрова, как и связанное с нею новое представление о первобытных, традиционных и современных обществах, новое понимание характера связей между ними нашли свое первичное применение в трактовке античной культуры. В свою очередь эта трактовка подготовила целый веер новых интерпретаций традиционного материала европейской истории и культуры и в особенности - тех самых актуальных проблем

современности, с констатации которых мы начали наше рассмотрение. Но прежде чем мы скажем о них, прежде чем вновь обратимся к эпохе модернизации и научно-технической революции (в новом, греческом свете), отметим и еще один, не чисто научный, а гражданский и даже политический аспект новой социально-философской доктрины, предложенной Петровым научному сообществу.

Дело в том, что основной пафос всего научного и философского творчества М.К. Петрова – это пафос именно творчества как определяющей сущность человека характеристики, а отсюда – пафос освобождения сознания живущего поколения людей от социального фетишизма, когда социальные институты и знаковые системы наделяются самостоятельностью и возникает убеждение, будто человек обязан этим институтам всем, а сами институты и системы могут обойтись без человека, обладают способностью к саморазвитию. Такое убеждение рождает социальную пассивность, упование на “колесо истории”, притупляет чувство личной ответственности за все, что делается здесь и теперь.

Отдавая должное необходимости социального кодирования человеческой жизнедеятельности, вечности социума в сравнении со смертным индивидом, он неизменно подчеркивает монополию человека на творчество. Это исключает апелляцию к внечеловеческим сущностным силам и предполагает свободу от любых форм фетишизма. Наличная социальная структура хотя и является средством, которое обеспечивает преемственность развития, но одновременно она объект преобразований со стороны индивидов. Социальная объективная реальность в отличии от природной является альтернативной. Это означает, что близкие по смыслу задачи могут решаться различными типами структур, но выбор остается за индивидуумом, а не социальной структурой. Исторический процесс не может быть связан в целое по принципу непрерывной лестницы, на ступеньках которой располагается наличные социальные структуры, или по принципу дороги, по которой бредут социумы, передовые и отставшие. Люди, а не социальные структуры определяют пути и цели исторического движения. Взятая сама по себе, ни одна социальная структура не содержит имманентного вектора или цели, которые независимым от людей способом заставили бы ее перейти в другой тип структуры.

М.К. Петров ясно осознает, что социальный фетишизм коренится в особенностях социального бытия и что фетишистское сознание может быть преодолено только в результате изменения этого бытия, его преобразования. Но он также и осознает, что без критики фетишистского сознания, без ясного осознания его пагубных последствий нельзя направить практическую энергию людей на такое преобразование, нельзя дать им “истинный лозунг борьбы”.

Эти идеи пронизывают все работы М.К. Петрова, каким бы темам они не были посвящены. Но особенно они видны в трудах, направленных на изучение феномена науки. Попытаемся дать суммарное представление о полученных им результатах, опираясь на опубликованные и неопубликованные его работы.

Наука в ее результатах, в ее знаковых формах должна быть понята как продукт деятельности конечных и смертных людей, как продукт их творчества. В основе адекватного отношения к науке, теоретического базиса научной политики и должно лежать знание о творчестве. Одной из ошибок исследователей науки является, по мнению М.К. Петрова, попытка построить знание о науке по образцу естественнонаучного знания. Между тем естественнонаучное знание ориентированно на репродуктивность, повтор, а не на творчество, не на штучный продукт. Значит ли это, что действительное, критически значимое, позволяющее принимать политические решения знание о творчестве вообще и о научном творчестве в частности невозможно? Следовательно, невозможна и теоретически обоснованная научная политика?

Нет, считает Петров. Знание о творчестве имеет канонический характер. Термин “канон” Петров понимает в духе Канта. Оно не достигает единичного. Знание словаря и грамматики, например, органически неспособно дать нам операции вывода тех или иных литературных текстов, возможные тексты на данном языке. Но без знания словаря и грамматики не поймешь и не оценишь этих текстов. Зная “словарь” и “грамматику” науки, условия их существования, можно воздействовать на ход развития науки, стимулировать или тормозить то или иное направление.

В поисках таких канонических констант научного творчества М.К. Петров обращается к науке о науке, направлению, пытающемуся изучать науку средствами самой науки; к социологии науки; к многочисленным исследованиям по истории науки. Он критически анализирует концепции и факты, добытые в этих сферах знания. Извлекает те рациональные зерна, которые сохраняются в этих областях знания после снятия институционного и знакового фетишизма, после соотнесения этих знаний с идеалом канонического знания. Почти в каждой рукописи М. К. Петрова содержится экскурс в труды науковедов, в труды социологов науки и в труды историков науки разных направлений. М.К. Петров внимательно

изучает и труды противников науки, выделив в качестве рационального ядра указание на многообразие типов знания, на практическую значимость донаучного знания, позволившего человечеству, появившемуся в какой-то одной точке земного шара, освоить всю земную поверхность, поставить себе на службу многие ресурсы неорганической природы, растительного и животного мира, создать до возникновения науки технологии, обеспечивающие человеческое существование на протяжении тысячелетий.

На основании критического анализа трудов апологетов и критиков науки, опираясь на добытые им факты и собственные наблюдения, избегая знаковой и институционной фетишизации, руководствуясь идеалом канонического знания, М.К. Петров строит свой анализ феномена науки, ее предыстории в истории. Он разделяет тот взгляд, согласно которому наука, возникнув в Европе где-то в 17 в., стала в наше время мощнейшим фактором социального обновления, реальной производительной силой. Это выражается в том, что наука генерирует новые технологии, заменяя традиционные экономически более выгодными, более рациональными, менее многолюдными. Еще в конце 60 – начале 70-х гг. он указывает на то, что проблема внедрения науки в производство – это прежде всего проблема создания хозяйственного механизма, который должен быть таковым, чтобы производство само тянулось к науке, стремилось снижать себестоимость своих продуктов, повышая производительность труда путем внедрения научных достижений, новых технологий. Только в таких условиях она сможет сделать действительные шаги навстречу производству, стать фактором его постоянного обновления.

Однако дело не только в хозяйственном механизме. Чтобы понять науку как фактор социального обновления, необходимо ее рассмотреть как целостный феномен, имеющий передний край и тылы, подойти к ней исторически.

Передний край науки представлен совокупностью научных дисциплин. М.К. Петров рассматривает научную дисциплину как форму коллективной познавательной деятельности людей, позволяющую им сообща извлекать новое знание из предмета дисциплинарного и общего для теоретического коллектива. Каждая из дисциплин имеет свои стандарты деятельности: а) правила верификации на дисциплинарную истинность; б) правила интеграции целостности; в) правила дисциплинарного оповещения; г) правила оформления продукта. Эти стандарты обеспечивают сохранение результатов индивидуальных усилий ученых, отчуждение их в коллективно-дисциплинарное достояние, без чего эти результаты оказались бы неуловимы и летучи, как и брошенное на ветер слово. Дисциплинарная организация науки является формой ее самоорганизации, в которой видно, что по своей природе наука является глобальным феноменом, не знающим границ национальных государств.

Условием нормального существования научных дисциплин, т.е. самой науки, является свободный обмен идеями между всеми живущими и жившими участниками этой коллективной формы познавательной деятельности. А это значит, что в науке необходима максимальная гласность, которая осуществляется через институт публикации. Для науки как глобального феномена ученый, не публикующий свои труды, не существует. Всякие препятствия к публикации являются несомненным злом для развития науки. Но зло неизбежное, связанное с соображениями секретности в условиях раздела мира на отдельные государства. Такое зло нужно сводить к минимуму. А есть ограничения на публикации, связанные с ошибками в научной политике: экономия на бумаге, попытки установить ценность работы до ее публикации. Эксперты, к которым апеллируют в последнем случае, берут на себя роль господа бога, знающее не только прошлое и настоящее, но и будущее науки.

Ценность любой научной работы, выполненной по стандартам данной дисциплины, не может быть определена в момент ее появления на свет, она есть функция ее последующей истории, ее способности служить отправным пунктом для новых публикаций. Это определяется частотой цитирования данной работы. Частота цитирования – показатель, поддающийся измерению, но не до публикации, а после неѐ. В настоящее время, считает М.К. Петров, процветает прямо-таки геноцид по отношению к научным талантам. Ссылаясь на национальную безопасность, нехватку бумаги, малую ценность высказанных идей, этим идеям и авторам не дают проявить себя через публикации, что снижает кпд науки. Люди, наделенные властью, определяют политику в отношении науки, ищут корни снижения кпд науки не там, где они действительно находятся.

М.К. Петров, рассматривая процесс зарождения новых дисциплин в результате дисциплинарной революции, приходит к выводу, что сама наука возникла в результате дисциплинарной революции в рамках дисциплины, не являющейся наукой в современном смысле слова. Такой ненаучной дисциплиной была, по мнению М.К. Петрова, христианская теология. Последняя возникла в результате античных

способов теоретизирования в решении проблемы бог – творец. Ген научности, давший в итоге современную науку как совокупность научных дисциплин, надо искать в античности.

Кроме переднего края, у науки имеются еще и тылы. С переднего края науки, где совершаются открытия, идеи движутся в двух направлениях: в производство – через деятельность прикладной науки и заводских лабораторий и в головы людей – через систему аспирантуры и вузовского образования, где новые идеи переходят в курсы лекций; через институты, где прошедшие аспирантуру и университетскую выучку педагоги готовят врачей, агрономов, ученых; через систему среднего образования, где подготовленные университетскими выпускниками учителя готовят из первоклассников будущих рабочих, инженеров, агрономов, врачей, учителей, сотрудников отраслевых лабораторий, отраслевых и академических научно-исследовательских институтов, сотрудников университетов. Равноправие движения двух направлений движения идей от переднего края науки – в производство и в школу – только кажущееся. Самый идеальный хозяйственный механизм, обеспечивающий непрерывное обновление технологий, будет тормозиться, если в него не вовлечены люди, способные воспринять новые идеи и технологии. Такие способности люди могут развить только в рамках системы образования, представленной в развитых странах всеобщим школьным образованием, обеспечивающим определенный уровень общих для всех граждан знаний и множества направлений специализирующего постшкольного образования – от ПТУ до университетской аспирантуры. Наука укоренена и выступает действительным фактором социального обновления только в том обществе, где она обеспечивает саму себя кадрами через систему университетского образования и все области возможного приложения своих идей через систему специализированного образования. Это возможно только в том случае, если она является фундаментом всеобщего школьного образования. Средняя школа, университет и многообразные высшие учебные заведения – это тылы науки. Возникшая в результате интеллектуальной революции 17 в. (дисциплинарной по своему характеру), наука переходит на кадровое самообеспечение, подчиняя себе университет, а затем и среднюю школу. Существование переднего края науки немыслимо без этих тылов. Поэтому история становления институтов онаучивания общества не может быть отделена от истории науки, и изучения феномена науки не будет полным без изучения механизмов образования. Нужно отметить, что появление гражданских школ также относится к античности, т.е. ген научности нужно искать и там.

Для изучения феномена науки в целостном виде М.К. Петров выработал в конце 70-х гг. концепт тезаурусной динамики. Суть его состоит в следующем. Если обозначить Тд (тезаурус дисциплины) содержание текстов, которые нужно освоить, чтобы подключиться к дисциплинарной деятельности на переднем крае науки, а То – содержание знаний первоклассника, то движение от тыла науки к переднему краю будет движением от То к Тд. Это движение осуществляется силами общающихся сторон А и В, где А – обучающие владельцы Тд большего, чем То В, прилагают все усилия, Чтобы тезаурус То В (слушателя) трансформировать в Т1, затем Т2, Т3 и т. д., пока он не станет равным Тд. Совершив вылазку в мир открытий, В, ставший теперь представителем научной дисциплины, обогащает свой Тд, доводит его до Тд1. В публикациях он выступает уже как А, стремящийся преодолеть различие между своим Тд1 и тезаурусом Тд коллег по дисциплине, перевести свое открытие в тезаурусное достояние дисциплины. Такое формализованное представление движения через систему образования к переднему краю науки и деятельности там позволило М.К. Петрову опредметить ряд процессов, обычно ускользающих от внимания исследователей, сделать предметом исследования известные, но далеко еще не познанные вещи. Вот некоторые из них. Универсалией тезаурусной динамики является, по Петрову, положение: Т1 предыдущего акта общения становится Т0 последующего. Нарушение здесь может вести к различным сбоям. Движение от Т0 до Тд идет волнами. Каждый год новая волна первоклассников начинает движение через школу к университету, к аспирантуре – к переднему краю науки. В любой из годов можно менять программу любого годового шага, лишь бы сохранилось условие, что Т1 предыдущего года выступало как Т0 текущего. В обществе, в котором действует закон о всеобщем среднем образовании, школьный переход может быть обозначен как Т0 – Ту. Универсальным человеком нашего общества является десятиклассник. На его языке, ориентируясь на его уровень знаний, строится общение по поводу всего выходящего за пределы специальных, дисциплинарных интересов, по поводу всех общегражданских проблем. Специализирующий переход, дающий ту или иную профессию, специальность, осуществляемы в ПТУ, техникумах, институтах, университетах, может быть обозначен как Ту – Тс. Переход, выводящий на передний край науки обычно через аспирантуру, Тс – Тд. В переходе Т0 – Ту – Тс – Тд часть Т0 – Ту уподобляет индивидов, приводит их к среднему, универсальному знаменателю, часть же Ту – Тс – Тд расподобляет индивидов, разводит по различным видам специализированной деятельности, без которой

общество не может существовать как целое. Среди них все большую роль играет деятельность науки – важнейший фактор обновления остальных видов специализированных деятельностей и пути к ним.

Так выглядит дело в современных развитых обществах. Чтобы разобраться в коллизиях, которые здесь возникают, необходимо сквозь призму концепта тезаурусной динамики посмотреть, как складывался институт науки и онаучивания общества. При помощи концепта тезаурусной динамики фиксируется способ, каким решается задача, стоящая перед любым человеческим обществом, на любом этапе развития человечества. Речь идет о том, каким способом осуществляется разведение индивидов по специализированным видам деятельности, без чего человеческое общество не может существовать, не может поддерживать себя.

Обращаясь к этим проблемам, Петров фиксирует биологическую недостаточность человека, которая не позволяет ему существовать в одиночку, а требует сообщества для сохранения индивида. Но не только человек, как биологический вид, биологически недостаточен. Есть такие виды среди стадных млекопитающих, есть и среди насекомых. Сравнивая стадо, муравейник и человеческое общество, Петров отмечает, что характер разделения деятельности у человека ближе к таковому у муравьев, чем у стадных животных. Но у насекомых специализированные особи появляются благодаря генетическому кодированию. В человеческом же обществе из-за генетической недостаточности человека люди движутся к специализированным видам деятельности после рождения. Они кодируются в эти виды деятельности внегенетическим, внебиологическим социальным путем.

Петров обращает внимание на язык как на важнейшее средство социального кодирования. Способность к членораздельной речи отличает человека от животных. Хотя и говорят о языке животных, человеческий язык обладает системой личных имен, которая позволяет осуществить адресное общение, общение индивида с индивидом. И появление имен рождает членораздельный язык, дающий возможность общения. Рассматривая процесс овладения языком, Петров подчеркивает, что он осуществляется усилиями ребенка при минимальной помощи взрослых. Каждый ребенок в общении со взрослым как бы сам творит свой знаковый мир по меркам уже существующего. В период от 2 до 5 ребенок решает сложную творческую задачу и, решив ее, подтверждает свое право быть творцом. Эта задача состоит в том, что из предъявляемых ему целостных текстов он выламывает отдельные целостные единицы, отделяет их от правил их связывания, связывает извлеченные единицы в новые адресные тексты, новый знаковый мир. По мнению Петрова, в этой способности освоить, фактически заново создать язык, проявляется гносис – некоторое врожденное человеку качество, отличающее его от животных. Наличие гносиса делает человека человеком – творцом культуры, отсутствие гносиса среди врожденных особенностей оставляет животных животными. Не позволяет им, веками живущим рядом с человеком, освоить знакомый мир культуры. Именно гносис проявляет себя в различных творческих актах и фиксируется под различными именами как озарение, интуиция.

Важнейшей особенностью гносиса является его всеядность. Ребенок осваивает – творит любой предложенный ему язык. Нет особой способности к китайскому, английскому или русскому языку. Любой из языков, предложенных младенцу любой национальности, он в период от 2 до 5 сделает своим, своими силами сотворит знаковый мир, подобный предложенному, станет творить на этом языке новые тексты. Это говорит о генетическом единстве человеческого рода, о сотворенности всех языков и культур силами самих людей, подобных друг другу. Итак, язык является средством социального кодирования, при помощи которого компенсируется генетическая недостаточность человеческого рода, осуществляется подготовка и распределение людей по разным видам специализированных общественно необходимых деятельностей.

Однако тот способ кодирования при помощи языка, который мы встречаем в современных онаученных обществах, не является ни первым, ни единственным. М.К. Петров выделяет три исторических типа кодирования: индивидуально-именной (первобытное общество), профессионально-именной (общества земледельческого типа), универсально-понятийный. Последний и характерен для современных онаученных обществ. Возник же он вполне стихийно, в определенных исторических условиях.

По мнению М.К. Петрова, в эгейском бассейне, на палубе пиратского корабля потребовался новый способ кодирования в деятельность, реализующуюся в изменчивой ситуации. Такое кодирование было осуществлено через адресный текст, содержащий ситуативную программу деятельности. Он приводит тексты Гомера, показывающие, что тогда это было чем-то новым, вызывающим удивление. Создав затем способ бытия по закону - номосу, развитую гражданскую жизнь, отличную от жизни традиционного общества, греки стали специально готовить детей к этой жизни. Возникли школы, подготавливающие к отправлению гражданских обязанностей (профессиям обучались традиционно дома). Возникла

потребность и в обосновании образа жизни в соответствии с законом – номосом, которая была удовлетворена появлением философии – первой европейской теоретической дисциплины, являющейся у греков гражданской номотетикой. Аристотель использует для организации философской теории категориальный потенциал греческого (флективного) языка, что для людей, прошедших школьную подготовку к гражданской деятельности, было наиболее приемлемым.

Арсенал греческой философии был затем использован для осмысления христианских представлений о боге, понятом в качестве законодателя гражданской жизни и жизни природы. Попытка совместить догмат о троице с нормами и представлениями античной философии привела к формированию представлений о природе как о Книге, которую можно и нужно прочитать. Именно стремление прочитать Книгу природы, истолковать ее и двигало отцами науки. В рамках традиционной христианской теологии, имеющей признаки дисциплинарности, возникла как результат дисциплинарной революции естественная теология, ставшая лоном современной науки. События 17 в., приведшие к созданию первых научных журналов, завершили эту революцию. Важным событием была попытка, предпринятая Гоббсом, осмыслить Книгу природы, исходя не из норм греческого языка, а из категориального потенциала английского языка. Она привела к формированию взглядов на природу как на область взаимодействия, как на объект в современном смысле слова.

Важным шагом в дальнейшем развитии науки явилась реформа университетов в начале 19 в. Она осуществлялась под влиянием новой модели университета как организации, совмещающей научную и преподавательскую деятельность, созданной немецкими философами. Эта модель была впервые реализована Гумбольдтом в Берлинском университете. Если первые ученые были просто интеллектуалами, выходящими из средневековых университетов, но порвавшими фактически с ними, то теперь ученых стали специально готовить университеты силами преподавателей нового типа, совмещающих академическую и научную деятельность.

Кадры для университетской подготовки вербовались из выпускников классических гимназий, которые хорошо знали древние и основные новые языки, но не знали основ наук, которыми им надо было овладеть в новых университетах. В конце 19 – начале 20 в. была проведена реформа среднего образования. За счет сокращения времени на изучение языков было введено изучение начал основ наук. В СССР это было сделано в 1918 г. Таков ход событий, который породил современную модель онаучивания общества. Эту модель Петров называет экстенсивной и фиксирует ее кризис. По его мнению, этот кризис проявляется в следующих пунктах.

Моноглоттизм выпускников средней и высшей школы, идущих в науку в условиях ее многонациональности, приводит к росту паранаучной деятельности по переводу, реферированию и т. п., направленной на предотвращение многократности изучения одних и тех же явлений, что снижает кпд науки. С другой стороны, распад научных дисциплин на плохо связанные друг с другом национальные очаги может привести к распадению ментального единства человечества, которое сейчас во многом обеспечивается глобальным феноменом науки, ее дисциплинарной организацией, не считающейся с национальными границами.

Рост количества дисциплин делает невозможным из-за естественной ограниченности времени обучения представить их все на школьном уровне учебниками – введениями. Это ограничивает возможности организации широких междисциплинарных исследований, потребность в которых все возрастает, так как внедисциплинарное общение, необходимое при их организации, может опираться только на запас знаний выпускника средней школы.

Принятый способ онаучивания не приводит к пониманию природы и характера научного взгляда на мир. Наблюдается рост антинаучных построений, порожденных несовпадениями реальных результатов с ожидаемыми, навеянными неправильными представлениями о природе научного знания. Увеличивается количество случаев некомпетентного вмешательства в жизнь науки, что приводит к застойным явления как в развитии отдельных научных дисциплин, так и науки в целом.

Проанализировав истоки этих кризисных явлений, предлагаемые пути их преодоления, Петров обосновывает интенсивную модель онаучивания общества. В центре этой модели – реформа средней школы. С точки зрения Петрова, школа должна готовить полиглотов, как это и требует современная наука и онаучиваемое производство. Он считает, что принципиальная возможность освоения 8-10 языков теми, кто усвоил в возрасте от 2 до 5 свой родной язык, доказана опытом. Дело здесь только в методике обучения. Время для такой языковой подготовки должно освободиться за счет сокращения его на изучение учебников–введений в отдельные науки. Вместо них нужен учебник-терминал, вводящий в

дисциплинарные языки науки. Такой учебник может охватить большую часть ее переднего края. Учебник-терминал должен быть дополнен учебником, дающим знания о науке, о ее истории, предыстории, характеризующим научное знание сравнительно с другими типами знаний.

Получив такую подготовку в средней школе, считает Петров, человек будет готов специализироваться в соответствии с потребностями онаученного общества, будет готов использовать достижения наук как действительное средство обновления своей собственной деятельности, в какой бы сфере она ни протекала. По мнению Петрова, такая реформа потребует 50-60 лет, и начинать ее надо сейчас. Страна, ставшая первой на путь реформы, выиграет время и будет иметь все преимущества лидера научного прогресса.

Таковы некоторые науковедческие идеи Петрова, выработанные в процессе тщательного изучения истории науки, исследования механизмов ее функционирования в современном обществе. Эти выводы могут стать стимулом плодотворного обсуждения целостного изучения феномена как науки и других явлений культуры, принципов формирования научной политики. Для успеха такого обсуждения необходимо продолжить публикацию его рукописного наследия.