Книга восьмая

СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ ВОСЬМОЙ

Наступает четвертое утро с начала поэмы. Фингал все еще остается на томместе, куда он удалился предыдущей ночью; временами он виден сквозь туман,покрывающий утес Кормула. Описывается, как король сходит с утеса. Он велитГолу, Дермиду и барду Карилу отправиться в долину Клуны и привести оттуда вкаледонское войско Ферад-арто, сына Карбара, единственного оставшегося вживых представителя династии Конара, первого ирландского короля. Корольпринимает начальство над войском и готовится к бою. Выступив навстречупротивнику, он подходит к пещере над Лубаром, где покоится тело Филлана. Онвиййт пса Брана, лежащего у входа в пещеру, и скорбь его возвращается.Кахмор приводит войско фирболгов в боевой порядок. Появление этого героя.Следует описание битвы. Подвиги Фингала и Кахмора. Буря. Полный разгромфирболгов. Два короля вступают в бой на берегу Лубара в полном тумане. Ихположение и разговор после поединка. Смерть Кахмора. Фингал отдает копьеТренмора Оссиану. Обряды, совершаемые по этому случаю. Тем временем духКахмора является Суль-мале в долине Лоны. Ее горе. Наступает вечер.Готовится пиршество. Пение ста бардов возвещает о прибытии Ферад-арто. Поэмазавершается речью Фингала. Когда зимние ветры скуют волны горного озера, скуют их в бурную ночь иоденут поверху льдом, взору раннего зверолова покажется, что все еще катятсябелые гребни.* Он ожидает услышать всплески неравных валов. Но безмолвносверкают они; лишь ветви и комья травы, их устлавшие, свистят на ветру надседым морозным гнездовьем своим. Так безмолвно сияли поутру волны Морвенскойрати, когда каждый воин смотрел из-под шлема на холм короля, на покрытыйоблаком холм Фингала, где он ходил среди клубов тумана. Временами смутновиделся им герой во всеоружии. Война поднимала за мыслью мысль в его могучейдуше. * Составляя примечания, я почитал своим главным долгом разъяснятьтворения Оссиана, а не исследовать их критически. Первое - это моя область,коль скоро я лучше других знаком с ними, второе же приходится на долюдругих. Замечу, однако, что к сочинениям кельтского барда не следуетприлагать все правила, которые Аристотель извлек из Гомера; вместе с тем неследует ставить под сомнение право Оссиана на ерораеа [эпическую поэму(греч.)], даже если он в чем-то и отличается от греческого поэта. Необходимопринять во внимание различия в народных нравах. По своему духу греки икельты нимало не походили друг на друга. Первых отличали живость исловоохотливость; вторым была присуща мужественная сдержанность.Соответственно мы находим, что сочинения Гомера и Оссиана в общем отмеченыпротивоположными чертами их народов, а потому неуместно сопоставлятьminutiae [подробности (лат.)] их поэм. Существуют, однако, общие правилаведения эпической поэмы, которые, коль скоро они вытекают из ее природы,являются всеобщими. И в них оба поэта очень похожи друг на друга. Этосходство, которое не могло возникнуть из подражания, имеет большее значениедля самой сущности ерораеа, чем все правила Аристотеля, вместе взятые. Действие поэмы приближается к трагической развязке. В предыдущей книгеОссиан должным образом подготовил великолепное описание, открывающеенастоящую книгу; это служит доказательством того, что кельтский бард болееискусно разрабатывал свою тему, чем иные из тех, кто буквально копируетсовершенный образец Гомера. Переход от трогательного к возвышенномуосуществляется легко и естественно. Пока ум не откроется для первого, онедва ли сможет правильно воспринять второе. Нежные и чувствительные сцены вседьмой книге образуют своего рода контраст к более величественным иустрашающим образам восьмой и соответственно возвышают их. Сравнение, открывающее книгу, пожалуй, самое пространное и подробноописательное из всех, какие содержатся в творениях Оссиана. Образы в немзнакомы лишь тем, кому случалось жить в холодной горной стране. Они частовидали внезапно замерзшее озеро, усеянное высохшей травой и ветвями, которыеветер приносит с гор, образующих его берега, но я полагаю, что немногие изних разделяли мысли древнего барда, предпочитавшего зимнюю природу цветущимдолинам мая. _Мне_, - говорит он, - _верните мои леса, расточающие листья поветру; пусть внизу простирается озеро с его замерзшими волнами. Приятен мневетер над колючим льдом, когда полный месяц встает в небесах и горный духгромогласно ревет. Прочь, зеленые долы мая; пусть девы о них мечтают_, и т.д. Так говорит этот поэт зимы, но то, что он добавляет дальше, позволяетдумать, что не одни лишь картины зимней природы восхищали его, потому что сбольшим чувством вспоминает он _озаренный дубом чертог вождя и силу чашночною порой, когда снаружи гуляет ветер_. Если сравнение с замерзшим озером дает наглядное представление оспокойствии и молчаливом ожидании облаченного в доспехи войска передприходом короля, то образ волн, внезапно вздымающихся вокруг духа, такжеудачно передает бурную радость Фингалова войска при появлении героя. Некийдревний бард, ощутивший красоту этого места, удачно подражал ему в поэме ошотландском короле Кеннете Мак-Альпине. Я уже цитировал это произведение впримечании к предыдущей книге. Ночью Кеннет тайно удалился на холм,находившийся по соседству с его войском, а когда вернулся на другое утро,говорит бард, _он был подобен призраку, что возвращается в свою тайнуюбухту. Он стоит в одеянии ветра. Волны вздымают свои ревущие головы. Ихзеленые спины трепещут вокруг. Скалы отзываются на их ликованье_. И вот король является воинству. Сперва показался меч Луно, копьепостепенно возникло из облака, но щит неясно еще виднелся в тумане. Когда жепредстал им сам король и седые влажные кудри его распустились по ветру,каждый воин вскричал и двинулись все племена. Они собрались вокруг короля,сверкая щитами гулкозвучными. Так вздымается синее море вкруг духа,сошедшего в вихре. Путник слышит далекий звук и выглядывает из-за скалы. Онсмотрит на бурный залив, и мнится ему, что он видит облик неясный. Снуютсятяжкие волны, их спины покрыты пеной. Вдали от других стояли сын Морни, отпрыск Дутно и бард Коны. Мы стояливдали, каждый под древом своим. Мы избегали взоров владыки: мы не добилисьпобеды на бранном поле. Малый источник струился у ног моих, я касался копьемего легкой волны. Я касался ее копьем, но душа Оссиана была далеко. Мысль замыслью в ней мрачно вздымалась, исторгая тяжкие вздохи. "Сын Морни, - сказал король, - Дермид - охотник на ланей, отчего вымрачны, как два утеса, из коих сочится влага? Нет гнева в душе Фингала навождей его ратных. Вы - сила моя на войне, свет моей радости в мирные дни.Мой голос, бывало, ласковым ветром тешил ваш слух, когда Филлан готовил свойлук. Нету здесь более сына Фингалова, и не время теперь для охоты наскачущих ланей. Но почему же щитов крушители мрачно стоят от всех вдалеке?" Величаво они подошли к королю; они видели, как он повернулся к ветруМоры. Слезы его лились о синеглазом сыне, что спал над потоком в пещере. Нопри виде их он лицом прояснился и молвил широкощитным вождям. "Пред вами Кроммал с лесистыми скалами и туманной вершиной, гдесражаются ветры и низвергается ревущим потоком синий Лубар. Позади по тихойдолине оленей вьется прозрачный Лават. В одной из скал чернеет пещера, надней обитают орлы сильнокрылые, пред нею шумят под ветром Клуны дубыширокоглавые. В той пещере живет осененный кудрями юности Ферад-арто,синеглазый король, сын широкощитного Карбара из оленьего Уллина.* Он внемлетречам седовласого Кондана, что склоняется в темном убежище. Там он внемлетему, ибо враги поселились в гулкозвучных чертогах Теморы. Иногда он выходитпод покровом тумана стрелами скачущих ланей пронзать. Когда же солнцеозирает поле, ни на скале его не видать, ни у потока! Он убегает племениБолги, что поселилось в чертоге его отца. Скажите ему, что Фингал подъемлеткопье и, быть может, погибнут его враги. * Ферад-арто был сыном ирландского короля Карбара Мак-Кормака. СогласноОссиану, он единственный оставался в живых из династии первого ирландскогомонарха Конара, сына Тренмора. Для того чтобы дальнейшее изложение былопонятно, думаю, будет не лишне кратко повторить здесь то, что говорилось поэтому поводу в предыдущих примечаниях. После смерти Конара, сына Тренмора,его сын Кормак наследовал ирландский трон. Кормак царствовал долго. У негобыли дети - Карбар, наследовавший ему, и Рос-крана, первая жена Фингала.Карбар, задолго до смерти своего отца Кормака, взял в жены Бос-галу, дочьКолгара, одного из самых могущественных вождей в Коннахте, и имел от неесына Арто, впоследствии ирландского короля. Вскоре после того как Артодостиг совершеннолетия, его мать Бос-гала умерла и Карбар взял в женыБельтано, дочь Конахара из Уллина, которая принесла ему сына, названногоFerad-artho, т. е. _мужчина вместо Арто_. Такое имя было дано ему последующей причине. Арто, когда родился его брат, находился в походе на югеИрландии. Отец его получил ложное известие, будто он убит. _Карбара_, говорясловами поэмы, посвященной этому событию, _омрачила весть о златокудромсыне. Он обратился к юному лучу света, сыну Вельтано, дочери Конахара. Тыбудешь Ферад-арто, сказал он, путеводным огнем для нашего рода_. Вскорепосле этого Карбар умер; ненадолго пережил его и Арто Ирландский престолперешел по наследству к сыну Арто Кормаку, но тот, не достигнувсовершеннолетия, был убит Карбаром, сыном Борбар-дутула. Ферад-арто гласитпредание, был еще очень молод, когда Фингал предпринял поход, чтобы возвестиего на ирландский трон. Во время кратковременного правления юногс КормакаФерад-арто жил в королевском дворце Теморе. После убийства короля бардКондан тайно увел Ферад-арто в пещеру Клуны, позади горы Кроммал в Ольстере,где они оба прятались; пода династия Аты владела узурпированным престолом.Все эти подробности, касающиеся Ферад-арто, могут быть извлечены ш сочиненийОссиана. Менее древний бард изложил историю целиком в поэме, которая сейчаснаходится в моем распоряжении. Достоинства ее незначительны, если только несчитать сцены между Ферад-арто и посланцами Фингала, прибывшими в долинуКлуны. Услыхав о великих подвигах Фингала, юный принц спрашивает о нем уГола и Дермида: "Так ли высок король, как скала пещеры моей? Не сосна лиКлуны служит ему копьем? Или он горный вихрь жесткокрылый, что хватаетзеленый дуб за вершину и вырывает с холма? Сверкает ли Лубар меж шагам! его,когда он шествует мимо? Нет, - ответствовал Гол, - он не так высок, как таскала, и между шагами его не сверкают потоки, но душа короля - могучийприлив, равной силы с морями Уллина". Подъемли, о Гол, свой щит перед ним. Протяни ему, Дермид, копье Теморы.Пусть голос твой, Карил, ему воспоет подвиги праотцев. Приведите его наМой-лену зеленую, на темное поле духов, ибо там устремлюсь я в битву, всамую гущу брани. Прежде, чем спустится хмурая ночь, на вершину взойдитевысокой Дунморы. Посмотрите сквозь клубы тумана серые на многоводную Лену.Если знамя мое там будет по ветру реять над блестящими водами Лубара,знайте, Фингал не сражен в последнем своем бою". Так он сказал; ни слова ему не ответив, вожди зашагали безмолвно. Онипоглядели искоса на воинство Эрина и, удаляясь, все больше мрачнели. Досельникогда не покидали они короля среди бурных сражений. Позади, касаясь пороюарфы, шествовал седовласый Карил. Он предвидел погибель бойцов, и былипечальны звуки! Они были подобны ветру, что несется порывами над тростникамиозера Лего, когда на ловца нисходит дремота в мшистой его пещере. "Зачем склоняется бард Коны над своим потаенным источником? - Фингалвопросил. - Время ль теперь горевать, родитель павшего Оскара? Вспомянемвоителей * в мирную пору, когда замолкнут щиты гулкозвучные. Тогдасклоняйся, скорбя, над водами, где горный ветер гуляет. Пусть тогда проходятв твоей душе синеглазые жители Лены. Но Эрин стремится на брань, несметный,свирепый и мрачный. Подыми ж, Оссиан, подыми свой щит. Мой сын, я одинок!" Как налетает внезапно голос ветров на недвижный корабль Инисхуны игонит стремглав над пучиной мрачного всадника волн, так голос Фингала послалОссиана вперед по вереску. Величавый, он поднял высоко сверкающий щит натемном крыле войны; так перед бурей восходит широкий и бледный месяц,окутанный тучами. * Оскар и Филлан торжественно названы здесь _воителями_. Оссиан незабыл их, когда, употребляя его собственное выражение, _мир вернулся наземлю_. Его печальные поэмы, посвященные смерти этих героев, весьмамногочисленны. Я имел случай привести выше в примечании перевод одной из них(диалог Клато и Босмины). Здесь я предложу читателю отрывок из другой поэмы.Большая и, возможно, самая интересная ее часть утрачена. Остался монологМальвины, дочери Тоскара, столь часто упоминаемой в сочинениях Оссиана.Здесь рассказывается, как она, сидя одиноко в долине Мой-луты, замечаетвдали судно, которое везет тело Оскара в Морвен. "Мальвина подобна радуге дождевой, что над речною долиной сверкает,сокрытой от взоров. Сияет она, но капли небесной влаги туманят ее сверканье.Говорят, я прелестна под сенью своих кудрей, но токи слез застилают моюкрасу. Мрак над моею душой витает, как ветра темный порыв над злачною Лутой.Но разве я не разила косуль, проходя меж холмами? Сладостно арфа звучала подбелой моею рукой. Так кто же, дева Луты, блуждает в твоей душе, словнопризрак скользит унылой стезей вдоль ночного луча? Ужели юный воитель палсреди рева полей возмущенных! Юные девы Луты, восстаньте, призовите к себе Мальвины смятенные мысли.Пробудите арф голоса в гулкозвучной долине. Тогда изыдет из мрака печали поядуша, словно солнце из утренних врат, когда клубятся вокруг облака сразорванными краями. Ночной обитатель моих мечтаний, чей образ встает в возмущенных полях,зачем ты тревожишь мне душу, о ты, далекий сын короля? Не любимый ли мойстремит свой бег по темным валам океана? Зачем столь внезапно, Оскар,являешься ты с равнины щитов?" Не дошедшую до нас часть поэмы, говорили мне, составляет разговорУллина и Мальвины, во время которого ее горе достигает высшего предела. С мохом поросшей Моры, ринулась вниз, грохоча, ширококрылая брань.Фингал, король многоводного Морвена, сам повел свой народ. В вышинераспростерлось крыло орла. Кудри седые разлились по плечам героя. Громомгрохочут стопы его тяжкие. Часто, остановись, он озирал широко сверкавшийразлив булата. Он казался скалой, поседевшей от льда и вздымающей к ветрулеса. С ее чела несутся потоки блестящие, расточая в воздухе пену. Но вот подошел он к пещере Лубара, где Филлан почил во мраке, Бран всележал на разбитом щите, ветры трепали крыло орлиное. Из-под увядшей травысверкало копье вождя. Тогда скорбь овладела душой короля, словно вихрь,омрачающий озеро. Он прервал свой стремительный шаг, склонясь на копьеупругое. Радостно Бран белогрудый вскочил, заслыша знакомую поступь Фингала. Онвскочил и взглянул в пещеру, где лежал синеглазый охотник, ибо привык онбежать поутру к приюту косули, росой окропленному! Вот тогда заструилисьслезы из глаз короля и мрак наполнил всю душу. Но как поднявшийся ветерпрогоняет дождливую бурю и открывает солнце белым потокам и высоким холмам сих вершинами злачными, так возвращение брани прояснило душу Фингалову.Опершись на копье, он перепрыгнул Лубар * и ударил в свой щит гулкозвучный.Ряды его войска разом вперед устремили всю свою остроконечную сталь. * Поэтические гиперболы Оссиана были впоследствии буквально истолкованыневежественным простонародьем, и оно твердо уверовало, что Финтал и егогероя были великанами. Существует множество нелепых россказней, основанныхна том обстоятельстве, будто Фингал сразу перепрыгнул реку Лубар. Многие изних сохраняются в предании. Ирландские сочинения о Фингале неизменноизображают его великаном. Многие из этих поэм находятся сейчас в моемраспоряжении. Судя по языку и ссылкам на время, когда они были написаны, яотношу их создание к пятнадцатому и шестнадцатому столетиям. Они отнюдь нелишены поэтических достоинств, но рассказанные в них истории неестественны,а построены они неразумно. Приведу пример подобных нелепых вымысловирландских бардов из поэмы, которую они совершенно неосновательноприписывают Оссиану. История эта такова. Когда Ирландии угрожало вторжениеврага откуда-то из Скандинавии, Фингал послал Оссиана, Оскара и Ка-олтанаблюдать за заливом, где предполагалась высадка неприятеля. Оскар, кнесчастью, заснул, прежде чем появились скандинавы, и как он ни был велик,говорит ирландский бард, у него было одно дурное свойство: его можно былоразбудить раньше времени, только отрезав один из его пальцев или швырнув емув голову большой камень, и в подобных случаях было опасно стоять с ним рядомдо тех пор, пока он не приходил в себя и не пробуждался полностью. Ка-олт,которому Оссиан поручил разбудить своего сына, решил, что будет безопаснеешвырнуть ему камень в голову. Камень, отскочив от головы героя, сотряс насвоем пути гору окружностью в три мили. Оскар проснулся в ярости, доблестнобросился в битву и один разгромил целый фланг неприятельского войска. Бардпродолжает рассказ в том же духе до тех пор, пока Фингал не кладет конецвойне, полностью разгромив скандинавов. Как ни ребячливы и даже постыдны этивымыслы, тем не менее Китинг и О'Флаэрти не располагают никакими инымиисточниками, кроме поэм, в которых они содержатся, Для подкрепления всеготого, что эти историки пишут о Фионе Мак-Комнале и его мнимом ирландскомвоинстве. Но Эрин внимал без страха звону щита; широким строем двинулся оннавстречу. На крыле сражения мрачный Малтос смотрит вперед из-под косматыхбровей. Рядом вздымается Хидалла, сей луч светоносный; дальше - косой иугрюмый Маронан. Лазоревощитный Клонар подъемлет копье; Кормар полощет поветру кудри густые. Медленно из-за скалы является в блеске своем король Аты.Сперва показались два острых копья, затем засверкала щита половина, какметеор, восходящий в ночи над долиною духов. Когда же он вышел в полномсиянии, два воинства ринулись разом в кровавую сечу. Блестящие волны булатальются с обеих сторон. Как встречаются два возмущенных моря, когда, почуя крылья противныхветров, они устремляют все свои волны в скалистую бухту Лумона и вдольгулкозвучных холмов уносятся смутные тени, вихри свергают рощи в пучину,пресекая пенистый путь китов, - так смешались два войска! То Фингал, тоКахмор выходят вперед. Перед ними смятение мрачное смерти, под стопамисверкает разбитый булат, когда, возносясь прыжками огромными, короливырубают с грохотом строи щитов, Маронан, сраженный Фингалом, пал, преграждая поток. Воды скоплялись утела его и прыгали через горбатый щит. Клонара Кахмор пронзил, но вождь непростерся во прахе. Он зашатался, и дуб захватил его волосы. Шлем по землепокатился. Широкий щит повис на ремне, кровь по нему заструилась потоком.Тла-мина будет рыдать в чертоге и бить себя в стесненную вздохами грудь.* {* Tla-min - _мягко-нежная_. Любовь Клонара и Тла-мины была известна насевере благодаря отрывку лирической поэмы, который сохраняется поныне иприписывается Оссиану. Кто бы, однако, ни был сочинитель, ее поэтическиедостоинства, быть может, послужат мне извинением за то, что я включаю еесюда. Это разговор Клонара и Тла-мины. Вначале она произносит монолог,который он подслушивает. "Клонар, сын Конгласа с И-мора, юный ловец темнобоких косуль, где тывозлег среди тростников, овеваемый крыльями ветра? Я вижу тебя, любимый, наравнине меж мрачных твоих потоков. Цепкий терновник, колышась, бьется о щитего. Осененный златыми кудрями, почиет герой; пролетают сонные грезы, туманяего чело. Об Оссиановых битвах ты грезишь, юный сын гулкозвучного острова! Я сижу, сокрытая в роще. Прочь улетайте, туманы горные. Зачем высокрыли любимого от синих очей Тла-мины, владычицы арф? Клонар Как дух, явившийся нам в сновидении, прочь улетает от наших отверстых:очей, и кажется нам, что мы видим сверкающий след меж холмов, так унесласьдочь Клунгала от очей щитоносного Клонара. Выйди из чащи дерев, синеокаяТла-мина, выйди. Тла-мина От его стези я прочь убегаю. Для чего ему знать о моей любви. Мои белыеперси трепещут от вздохов, как пена на темном лоне потока. Но он проходит,блистая доспехами! Сын Конгласа, скорбна моя душа. Клонар Я слышал щит Фингалов, глас королей из Сельмы, богатой арфами! Путь мойлежит в зеленый Эрин. Выйди, прелестный светоч, из тени своей. Явись на полемоей души, где простираются рати. Взойди на смятенную душу Клонара, юнаядочь лазоревощитного Клунгала". Клунгал был вождем на И-море, одном из Гебридских островов.} И Оссиан не сложил копья на своем крыле сражения. Мертвецами усеял онполе. Вышел младой Хидалла. "Нежный глас многоводной Клонры! Зачем тыподъемлешь сталь? Лучше б сразиться нам песнями в злачной твоей долине!"Малтос узрел, что повержен Хидалла и, мрачнея, рванулся вперед. С обеихсторон потока склоняемся мы в гулкозвучной схватке. Рушатся небеса,взрываются вопли бурных ветров. Временами пламень объемлет холмы. Катитсягром сквозь клубы тумана. Во мраке враг содрогнулся; воины Морвена встали,объятые страхом. Но я все склонялся через поток, и в кудрях моих ветерсвистел. Тогда раздался голос Фингала и шум бегущих врагов. Временами при светемолний я видел, как выступает король во всей своей мощи. Я ударил в щитгулкозвучный и устремился вослед Алнекме; враг предо мной расточался, словнолетучие клубы дыма. Солнце выглянуло из-за тучи. Засверкала сотня потоков Мой-лены. Столпытумана лазурные мерно вздымались, скрывая блестящие склоны холма. Где жкороли могучие? * Ни у потока их нет, ни в лесу! Я слышу оружия звон! Онисражаются в недрах тумана. Так в туче ночной ратоборствуют духи, стремясьзавладеть ледяными крылами ветров и гнать белопенные волны. * Фингал и Кахмор. Замечательно искусство поэта в этом месте. Егомногочисленные описания поединков исчерпали предмет. Ничего нового, ничего,соответствующего высокому нашему представлению о королях, Оссиан уже неможет сказать. Поэтому он набрасывает на все _столп тумана_ и предоставляетединоборство воображению читателя. Поэты почти всегда терпели неудачу вописаниях такого рода. При всем своем искусстве Гомер не может достойноизобразить minutiae [подробности (лат.)] поединка. Швыряние копья и визгщита, как изысканно выражаются некоторые наши поэты, не вызывают в умевысоких представлений. Наше воображение пренебрегает такими описаниями, ненуждаясь в их помощи. Поэтому некоторым поэтам, по моему мнению (хоть оно,возможно, покажется странным), следует, подобно Оссиану, прикрывать_туманом_ описания поединков. Я устремился вперед. Серый туман улетел. Огромные, сверкали они, стоя уЛубара. Кахмор склонился к утесу. Щит, повиснув, купался в потоке, падавшемс мшистой вершины. К нему подошел Фингал: он узрел, что герой истекаеткровью. Медленно выпал меч из длани его. С мрачною радостью он произнес: "Сдается ли род Борбар-дутула? Или все еще он подъемлет копье? Небезвестно имя Кахмора в Сельме, в зеленой обители чужеземцев. Оно долетело,как ветер пустыни, до слуха Фингала. Приди же на холм моих пирований: иногдаи могучий может терпеть поражение. Я не огонь для врагов поверженных, я нетешусь падением храброго. Мне любезней залечивать раны: известны мне горныетравы.** На вершинах срывал я пригожие их головки, когда качались они усокровенных потоков. Ты безмолвен и мрачен, король чужеземной Аты". ** Предание весьма прославляет Фингала за его знание целебных свойстврастений. В посвященных ему ирландских поэмах он часто представленврачевателем ран, полученных его вождями в битве. Там даже рассказывается,будто у него была чаша с травяным настоем, который мгновенно исцелял раны.Искусство лечить раненых было до самого последнего времени повсеместнораспространена среди горных шотландцев. О других недугах, требующихврачевания, слышать не приходилось. Здоровый климат и деятельная жизнь,проводимая в охоте, изгоняют болезни. "У многоводной Аты, - сказал он, - вздымается мшистый утес. На челе еговетры колышут деревья. На склоне чернеет пещера и громко журчит родник. Тамя внимал стопам чужеземцев, когда приходили они в чертог моих пирований.***Радость, как пламя, вздымалась в моей душе; благословлял я утесгулкозвучный. Да будет там обитель моя во мраке, у злачной моей долины.Оттуда я буду вздыматься на ветре, что гонит пух чертополоха, или глядетьсквозь плывущий туман на теченье лазурновьющейся Аты". *** Гостеприимство Кахмора было беспримерно. Даже в последние мгновенияжизни он с удовольствием вспоминает о помощи, которую оказывал чужеземцам.Самый звук их шагов услаждал ему слух. Радушие, с каким он принималчужеземцев, не было забыто бардами и более поздних времен, и, описываячье-нибудь гостеприимство, они употребляли выражение, ставшее поговоркой:_он, словно Кахмор из Аты, был друг чужеземцев_. Может показаться странным,что ни в одном из ирландских преданий Кахмор не упоминается. Это следуетприписать происходившим на этом острове переворотам и внутреннимбеспорядкам, которые полностью стерли из памяти его обитателей подлинныепредания, относящиеся к такой древности. Все, что нам сообщают о положенииИрландии до пятого века, является поздними вымыслами плохо осведомленныхсенахиев и неразумных бардов. "Для чего король говорит о могиле? Оссиан! воитель скончался. Дапрольется радость потоком в душу твою, Кахмор, друг чужеземцев! Сын мой, яслышу призыв годов; проходя, они отбирают копье у меня. Мнится, они говорят:"Для чего Фингал не отдыхает в своем чертоге? Разве всегда ты тешишьсякровью, слезами несчастных?" Нет, мрачнотекущие годы, Фингал не тешитсякровью! Слезы, подобно зимним потокам, опустошают мне душу. Но когда яложусь на отдых, раздается могучий голос войны. Он пробуждает меня в чертогеи призывает на битву мой булат. Впредь он не будет его призывать. Оссиан,возьми копье твоего отца. Подъемли его в бою, когда гордецы восстанут. Мои праотцы, Оссиан, начертали мне путь. Деянья мои приятны их взорам.Едва выхожу я на битву, как рядом на поле они восстают столпами тумана. Нодесница моя щадила немощных, надменных же гнев мой огнем опалял. Никогда яне тешился видом павших. За это праотцы, величавые, облеченные светом,встретят меня у врат воздушных чертогов теплоосиянным взором. Но тем, ктокичится своим оружием, они предстают в небесах помраченными лунами, чьибагровые лики источают зловещий ночной огонь.* * Это место показывает, что даже во времена Оссиана и соответственно допринятия христианства существовали уже какие-то понятия о посмертномвоздаянии и каре. Тех, кто вел себя при жизни доблестно и добродетельно,встречали с радостью в воздушных чертогах их праотцев, но _мрачных душою_,употребляя выражение поэта, _изгоняли из жилища героев, посылая скитаться навсех ветрах_. Другое представление, распространенное в те времена, немалоспособствовало желанию воинов превзойти других в ратных подвигах. Считалось,что в _облачном чертоге_ каждый воссядет тем выше, чем доблестней он был прижизни. - Сравнение, приведенное в этом абзаце, новое и, если будет мнепозволено употребить выражение барда, который прибегнул к нему, _прекрасноужасное_. Mar dhubh-reul, an croma nan speur, A thaomas teina na h'oicha, Dearg-sruthach, air h'aighai' fein. [Как черная звезда на своде небес, что изливает пламя ночи, струящеесяалым потоком по лику ее (гэл.)]. Отец героев, Тренмор, житель воздушных вихрей! я отдаю Оссиану твоекопье, взгляни же радостным взором. Тебя я, бывало, видел, блиставшего средьоблаков. Являйся равно моему сыну, когда придется ему поднимать копье: тогдаон припомнит твои могучие подвиги, хоть ныне ты только веянье ветра". Он вложил копье в мою длань и сразу же камень воздвиг на вершине, чтобытот седою мшистой главой вещал временам грядущим. Под ним положил он в землюмеч и один из блестящих горбов щита.* В мрачной думе склоняется онбезмолвно; наконец, его речь зазвучала. * До сих пор на севере сохранилось несколько камней, воздвигнутых впамять неких важных переговоров между древними вождями. Обычно под ниминаходят оружие и кусок обгорелого дерева. Зачем туда клали этот последний,предание не объясняет. "Когда ты, о камень, рассыплешься прахом и исчезнешь под мохом годов,путник, явившись сюда, с посвистом мимо пройдет. Не знаешь ты, жалкийпрохожий, что за слава сверкала в оные дни на Мой-лене! Здесь копье своеотдал Фингал, завершив последнюю битву. Проходи же мимо, пустое видение,твой глас не приносит славы. Ты обитаешь где-то у мирных вод; но ещенемногие годы - и ты исчезнешь. Никто о тебе не вспомянет, обитатель густоготумана! А Фингал, облеченный славой, будет светлым лучем для грядущихвремен, ибо он шел вперед в гулкозвучной стали, в бою защищая слабого". В сиянии славы своей король направился к шумному дубу Лубара, что соскалы клонился над блестяще-смятенным потоком. Под ним простирается узкийдол и горный ручей шумит. Там полощется по ветру знамя Морвена, указуя путьФерад-арто из его сокровенной долины.** Сияя на прояснившемся западе, солнценебесное взирало окрест. Герой увидел народ свой и услышал возгласы радости.Доспехи расторгнутых строев сверкали в лучах. Возвеселился король, какохотник в зеленой долине, когда после промчавшейся бури он видит блестящиесклоны скал. На откосах зеленый терновник машет ветвями, косули глядят свершин. ** В начале этой книги Фингал обещал вождям, которые должны былипривести и представить войску Ферад-арто, что если он одержит победу всражении, то подаст им знак, подняв свое знамя на берегу Лубара. Это знамяздесь (как и в других поэмах Оссиана, где оно упомянуто) называетсясолнечный луч. Причину такого наименования я уже неоднократно объяснял впримечаниях к предыдущему тому. Седой, у мшистой пещеры сидит престарелый Клонмал.*** Очи барда мракомпокрыты. Он, наклонясь, опирался на посох. Перед ним, сияя кудрями,Суль-мала слушала повесть; повесть времен старинных о королях Аты. Вот ужегрохот сраженья перестал до него доноситься; он умолк и украдкой вздохнул.Говорят, что часто призраки мертвых, проносясь, озаряли душу его. Он увидал,что повержен властитель Аты под низко склоненным деревом. *** Поэт переносит действие в долину Лоны, куда перед битвой Кахморпослал Суль-малу. Клонмал, старый бард (или, скорее, друид, поскольку он,как показано здесь, одарен способностью предвидения), давно уже жил там впещере. Сцена эта, величественная и мрачная, рассчитана на то, чтобынастроить душу на скорбный лад. "Отчего ты мрачен? - спросила дева. - Спор оружия кончился. Скоропридет он в твою пещеру над излучинами потоков.* Солнце взирает со скал назападе. Туманы подъемлются с озера. Седые, простерлись они по холму, косульобители злачной. Из тумана явится мой король! Смотри, он грядет в доспехах.Приди же в пещеру Клонмала, о мой возлюбленный!" * В Седьмой книге Кахмор обещал прийти в пещеру Клонмала по окончаниибитвы. Это был Кахмора дух, огромный, шагал он, сверкая. Он исчез у потока,что ревел в глубине меж холмами. "Это всего лишь охотник, - сказала она, -что ищет приюта косуль. Не на брань он направил шаг, супруга ждет его кночи. С посвистом он вернется, и темно-бурый олень будет его добычей". Ееочи к холму обратились; там снова по склону сходил величавый образ. Охваченарадостью, встала она. Он погрузился в туман. Исподволь тают смутные членыего, уносимые горным ветром. Тогда она поняла, что он пал! "Король Эрина, тысражен!" - Но пусть Оссиан забудет горе ее: оно иссушает душу старца.* * Внезапность, с какой Оссиан прерывает рассказ о Суль-мале, оправдана.Непосредственный предмет его повествования - это восстановление династииКонара на ирландском троне, что, как мы можем заключить, было успешнодостигнуто благодаря разгрому и смерти Кахмора и прибытию Ферад-арто вкаледонское войско. Продолжение здесь рассказа _о деве из Инис-хуны_,чуждого этому предмету, противоречило бы, присущей Оссиану стремительностиизложения событий и нарушило бы единство времени и действия, лежащего воснове ерораеа [эпической поэмы (греч.)], правила которой кельтский бардпочерпал из самой природы, а не из предписаний критиков. Однако поэт незабыл о Суль-мале, лишившейся возлюбленного, одинокой и беспомощной в чужойстране. Предание говорит, что на другой день после решительной битвы междуФингалом и Кахмором Оссиан отправился искать Суль-малу в долине Лоны.Сохранившееся его обращение к ней я предлагаю здесь читателю. "Пробудись, о дочь Конмора, выйди из пещеры Лоны, сокрытойпапоротником. Пробудись, о солнечный луч пустыни: каждый воин долженкогда-нибудь пасть. Подобно перуну ужасному, проносится он, но часто близкаего туча. Вершись к бродячим стадам в речную долину Лумона. Там в недрахленивых туманов живет человек многих дней. Но он безвестен, Суль-мала,словно волчец на оленьих скалах, что трясет по ветру седой бородой и упадаетникем не зримый. Не так уходят владыки людей: огненными метеорами, что изпустыни исходят, они начертают багровый свой путь на лоне ночи. Он теперь средь героев былых времен, тех огней, чьи главы поникли.Порою в песне воспрянут они. Не забытым погиб твой воин. Он не видел,Суль-мала, как меркнет родной его луч, как полегает в крови сын златокудрый,младой возмутитель браней. Я одинок, младая отрасль Лумона, и когда с годамисилы меня оставят, я, быть может, услышу насмешку слабого, ибо юный Оскарскончался на поле..." Остальная часть поэмы утрачена. Из рассказа о ней, который все ещесохраняется, мы узнаем, что Суль-мала вернулась в свою страну. Она играетважную роль в поэме, следующей ниже; ее поведение там объясняет топристрастие, с каким поэт говорит о ней на протяжении всей "Теморы". Вечер сошел на Мой-лену. Струились седые потоки. Раздался громкий голосФингала, пламя дубов поднялось. Люди сходились в веселье, в веселье,омраченном печалью. Искоса взглядывая на короля, узрели они, что не полнаего радость. Из пустыни донесся сладостный голос музыки. Сперва он казалсяшумом потока на дальних скалах. Медленно он летел над холмом, словно крылозыбучее ветра, когда ерошит оно мшистую бороду скал в безмолвную поруночную. Это был Кондана голос вместе с трепетным звуком арфы Карила. Онипривели синеглазого Ферад-арто к многоводной Море. Внезапно над Леною песнь раздалась наших бардов; в лад ей бойцы ударялив щиты. Короля озарила радость, словно в ненастье солнечный луч, что озаряетзеленый холм перед тем, как ветры взревут. Фингал ударил в горбатый щиткоролей; разом окрест все умолкло. Люди, склонясь, оперлись на копья ивнимали гласу родной земли.** ** Прежде чем окончить эти примечания, я полагаю, что будет нелишнеустранить здесь возможные сомнения в достоверности истории Теморы, как еерассказал Оссиан. Кое-кто, пожалуй, спросит, правдоподобны ли подвигиФингала, приписанные ему в этой книге и совершенные им в том возрасте, когдауже внук его Оскар успел стяжать боевую славу? На это можно ответить, чтоФингал был очень молод (книга 4), когда взял в жены Рос-крану, котораявскоре после того стала матерью Оссиана. Оссиан также был совсем юным, когдаженился на Эвиралин, матери Оскара. Предание говорит, что Фингалуисполнилось всего восемнадцать лет, когда родился его сын Оссиан, и чтоОссиан примерно в том же возрасте стал отцом Оскара. Оскару же, вероятно,было около двадцати лет, когда он пал в битве при Гавре (книга 1); такимобразом, возраст Фингала в решающей битве с Кахмором равнялся пятидесятишести годам. В те времена способность действовать и здоровье, природная силаи бодрость человека сохранялись и в таком возрасте, а потому нет ничегонеправдоподобного в подвигах Фингала, рассказанных в этой книге. "Чада Морвена, готовьте пир, проведите ночь в песнях. Вы сияли: вокругменя, и мрачная буря прошла. Мои воины - скалы, ветрами объятые, где ярасправляю орлиные крылья, когда устремляюсь к славе и ловлю ее на полебрани. Оссиан, ты принял копье Фингалово; это не палка отрока, которойсбивает он чертополох, младой скиталец полей. Нет, это могучих оружие, в ихдланях несло оно смерть. Помни о праотцах, сын мой, это - грозные светочи.Заутра введи Ферад-арто в гулкозвучные чертоги Теморы. Напомни ему овластителях Эрина, о величавых образах прошлого. Да не забудутся павшие,герои могучих браней. Пусть Карил затянет песню, да возликуют владыки втумане своем. Заутра направлю я паруса к тенистым стенам Сельмы, где вьетсяпоток Дут-улы среди приюта косуль". Катлин с Клуты

ПОЭМА

СОДЕРЖАНИЕ

Обращение к Малъвине, дочери Тоскара. Поэт рассказывает о том, как вСельму приходит Катлин просить помощи против Дут-кармора с Клубы, которыйубил Катмола из-за его дочери Лануль. Все герои Фингала желают возглавитьэтот поход, но он отказывается произвести выбор, и они удаляются каждый насвой холм духов, чтобы получить ответ в сновидении. Дух Тренмора являетсяОссиану и Оскару. Они выходят из залива Кармоны и на четвертый день пристаютк Инис-хуне вблизи долины Рат-кола, где обосновался Дут-кармор. Оссианпосылает барда к Дут-кармору, вызывая его на битву. Настает ночь. Катлин сКлуты горюет. Оссиан поручает Оскару возглавить войско, и тот, следуя обычаюкоролей Морвена, удаляется перед боем на соседний холм. С наступлением дняначинается битва. Оскар и Дут-кармор сражаются. Последний убит. Оскарприносит кольчугу и щит Дут-кармора к Катлину, ранее удалившемуся с полябоя. Катлин оказывается переодетой дочерью Катмола, которая была насильноувезена Дут-кармором и бежала от него. Приди, одинокий луч, бодрствующий в ночи! * Бурные ветры слетелись ктебе со всех гулкозвучных холмов. Алеют над сотней моих потоков светозарныетропы умерших. В вихрях играют они тихой ночною дорой. Ужель не осталосьрадости в песне, о белая длань, в чьей власти все арфы Луты? Пробуди жеголос струны и верни мне душу. Она - иссякший поток. Мальвина, воспой мнепесню. * Из преданий, сопутствующих этой поэме, мы узнаем, что она и следующеениже произведение в старину назывались Laoi-Oi-lutha, т. е. _гимны девыЛуты_ Если верить этим преданиям, поэма была сочинена на третий год послесмерти Фингала, то есть во время похода Фергуса, сына Фингала, на берегаУйска-ду тона. В поддержку такого утверждения горные сенахии предпослали ейобращение Оссиана к Конгалу, юному сыну Фергуса, которое я отбросил,поскольку оно никак не связано с последующим повествованием. Оно не лишенопоэтических достоинств и, возможно, служило началом какого-то другоготворения Оссиана, а барды без каких-либо оснований отнесли его кпредставленной здесь поэме. "Конгал, сын Фергуса из Дурата, ты, осененный кудрями светоч, взойди нскалу Сельмы, к дубу крушителя щитов. Взгляни на лоно ночных небес, егопрорезают алые тропы умерших, взгляни на ночь блуждающих призраков, Конгал,и разожги свою душу. Не будь подобен луне над потоком, одинокой средиоблаков: мрак сгущается вкруг нее, и луч исчезает. Не исчезай, о сынФергуса, прежде чем меч твой следа не оставит на поле сраженья. Взойди наскалу Сельмы, к дубу крушителя щитов". Я слышу твой голос из мрака в Сельме, о ты, что бодрствуешь одиноко вночи! Зачем ты лишаешь песни Оссианову душу иссякшую? Как водопад приятендля слуха охотника, когда, низвергшись с объятого бурей холма, он катит подсолнцем свои гулкозвучные воды, и, внемля ему, охотник отряхает влажныекудри, - так услаждается голосом Луты друг геройских теней. Переполняясь,высоко вздымается грудь моя Я озираюсь вспять на ушедшие дни. Приди,одинокий луч, бодрствующий в ночи. Мы узрели однажды, как в гулкозвучном заливе Кармоне * взлетает наволны корабль. На мачте висел расколотый щит; он отмечен был струями крови.Вышел вперед облеченный в доспехи юноша и протянул копье без острия. Длинныекудри его в беспорядке спадали на очи, полные слез. Фингал ему подалкоролевскую чашу. Чужеземец повел свою речь. * Car-mona - _залив темно-бурых холмов_, узкая морская бухта вблизиСельмы. В этом месте поэмы упоминаются знаки, которыми пришельцы оповещалиФингала, что обращаются к нему за помощью. Просители держали в одной рукепокрытый кровью щит, а в другой сломанное копье; щит обозначал гибель ихдрузей, а копье изображало их собственное беспомощное положение. Если корольрешал оказать помощь, как это обычно и бывало, он протягивал им_пиршественную чашу_, свидетельствуя тем самым о своем дружественном к нимотношении и намерении оказать им гостеприимство. Читатель, видимо, не посетует, если здесь будет описана сходнаяцеремония Кран-тара, которая совершалась до недавнего времени в горнойШотландии. Когда весть о противнике доходила до вождя, он немедленно убивалмечом козу, окунал в кровь полуобгоревший кусок дерева и вручал одному изслуг, чтобы тот отнес его в соседнее селение. Этот знак спешно передавалсяиз селения в селение, и через несколько часов весь клан во всеоружиисобирался в назначенном месте, название которого было единственным словом,сопровождавшим передачу _Кран-тары_. Таким способом вождь объявлял, чтогрозит огнем и мечом тем воинам своего клана, кто не вставал немедленно подего знамя. "В своем чертоге лежит Катмол с Клуты, у излучины темных потоков.Дут-кармор узрел белогрудую Лануль ** и пронзил сердце ее отца. В пустошизлачной бродил я тогда. Он бежал ночною порой. Помоги же Катлину отметить заотца. Мне не пришлось искать тебя, как ищут луч, таящийся средь облаков. Ты,словно солнце, повсюду известен, король, гулкозвучной Сельмы!" ** Lanul - _большеглазая_, прозвище, данное, согласно преданию, дочериКатмола за ее красоту. Предание это, возможно, основано на пристрастномотношении, которое _Катлин с Клуты_ вызывает у бардов, ибо, по их словам,_никакая ложь не могла обитать в душе прекрасной_. Сельмы король посмотрел вокруг. Перед ним мы восстали во всеоружии. Нокто же подымет щит? Все стремятся на битву. Ночь низошла; молча мыразошлись, каждый на свой холм теней, чтобы духи могли низойти к нам во снеи отметить бойцов для брани. Мы ударяли в щит смерти и затянули песни. Трижды воззвали мы к духампраотцев наших. Мы возлегли и погрузились в сон. Тренмор явился моим очам,величавая тень минувших годов. Строи его лазурного воинства смутно виднелисьза ним. В тумане едва различал я, как бились они и как устремлялись ксмерти. Прислушался я, но кругом царило, молчанье. Те образы были всего лишьветер пустой. Я воспрянул от сна призраков. Внезапный ветра порыв засвистел в волосахмоих вздыбленных. Глухо дуб застонал, когда мертвые прочь, удалялись. Я снялсвой щит, висевший на ветви. Раздалось бряцанье булата. Это был Оскар сЛего.*** Он видел во сне своих праотцев. *** Оскар назван здесь _Оскаром с Лего_, потому что мать его быладочерьюБранно, могучего вождя с берегов этого озера. Примечательно, чтоОссиан обращается к Мальвине во всех поэмах, где ее возлюбленный Оскар одноиз главных действующих лиц. Его внимание к ней после смерти сынасвидетельствует, что тонкость чувства отнюдь не является, как неразумнополагают некоторые, достоянием только нашего просвещенного времени. "Как вихрь устремляется вдаль по лону белеющих волн, так понесусь:ябесстрашно по океану к жилищу врагов. Я видел мертвых, отец. Отвагою бьетсясердце мое. Слава моя предо мною сверкает, словно полоска света на облаке,когда восходит широкое солнце, багряный путник небес". "Внук Бранно, - промолвил я, - не в одиночестве Оскар встретит врага. Яустремлюсь по волнам к лесному жилищу героев. Давай состязаться, мой сын,как два орла с единой скалы, когда расправляют они широкие крылья навстречупотоку ветров". Мы подняли свои паруса в Кармоне. С трех кораблей следиливоины за моим щитом над волной, когда я взирал на ночную Тон-хену, багрянуюстранницу меж облаков.* Четыре дня дул ветер попутный. Впереди в туманеявился Лумон, Объята ветрами, высилась сотня его лесов. Временами солнцеиграло на бурых его боках. В белой пене свергались потоки со всех его скалгулкозвучных. * Ton-thena, _огонь волны_, - это та примечательная звезда, которая,как сказано в седьмой книге "Теморы", направляла путь Лартона в Ирландию.Она, по видимому, хорошо известна тем, кому доводилось плавать по морю,отделяющем Ирландию от южной Британии. Поскольку путь Оссиана лежал вдольпобережья Инис-хуны, упоминание им звезды, некогда направлявшей переселенцевиз этой страны в Ирландию, здесь вполне уместно. Зеленый дол меж холмов извивался безмолвно с лазурным своим потоком.Здесь, посреди колыханья дубов стояли чертоги былых королей. Но тишина ужемного темных годов царила в злачном Рат-коле,** ибо племя героев исчезло изэтой приятной долины. Дут-кармор явился туда с народом своим, мрачныйнаездник волн. Тон-хена скрыла главу в небесах. Он убрал свои парусабелогрудые. Его путь лежит к холмам Рат-кола, к приюту косуль. ** Rath-col, _лесистое поле_, надо полагать, не являлось местом, гдежил Дут кармор; по-видимому, туда его пригнала буря. По крайней мере ясчитаю, что именно такой смысл вкладывал поэт в выражения: _Тон-хена скрылаглаву в небесах_ и _Он убрал свои паруса белогрудые_; это все равно чтосказать: бушевала буря и Дут-кармор искал убежища в заливе Рат-кола. Мы пришли. Я барда послал, чтобы песней он вызвал врага на битву.Дут-кармор внимал ему с радостью. Душа короля была словно огненный луч -огненный луч, окутанный дымом, что несется, меняясь, по лону ночи. ДелаДут-кармора были черны, но десница была сильна. Ночь опустилась в сонме туч. Мы уселись при свете горящего дуба.Поодаль - Катлин с Клуты. Я приметил волненье души чужеземца.*** Как злачноеполе, над которым проносятся тени, так меняли свой цвет ланиты Катлина. Онибыли прекрасны, осененные кудрями, что вздымались под ветром Рат-кола. Я нехотел вторгаться словами в чужую душу. Я повелел запеть песню. *** На основании этих слов последующие барды выдумали, будто Лануль,которая здесь переодета молодым воином, влюбилась в Дут-кармора на пиру,куда тот был приглашен ее отцом. Эта любовь обратилась в ненависть, послетого как он убил ее отца. Но _изменчивы эти небесные радуги_, утверждают моиавторы говоря о женщинах, и она почувствовала возвращение былой страсти,когда над Дут-кармором нависла опасность. Я же, составив более выгодноепонятие об ее поле, приписываю душевное волнение Лануль тому, что она живочувствовал! "оскорбление, нанесенное ей Дут-кармором, и такое мнениесогласуется с продолжением повествования. "Оскар с Лего, - сказал я, - да будет твоим потаенный холм этой ночью.*Ударяй в щит по примеру властителей Морвена! С приходом дня ты поведешьсраженье. Со скалы я узрю тебя, Оскар, как ты грозно вздымаешься в битве,словно духи средь бурь, ими подъятых. Для чего обращать мне очи в туманноепрошлое, когда еще не взлетала песнь, как внезапный порыв ветров? Но могучиеподвиги отмечают прошедшие годы. Как ночной наездник волн взирает ввысь наТон-хену лучистую, так и мы обратим свои взоры на Тренмора, отца королей. * В этом месте подразумевается известный обычай древних королейШотландии удаляться от своего войска в ночь перед битвой. Рассказ, которыйОссиав вводит дальше, касается гибели друидов, о чем я уже сообщал врассуждении, предпосланном первому тому. Во многих старых поэмах говорится отом, что друиды, когда их положение становилось безвыходным, обращались запомощью к скандинавам и получали ее. Вместе с иноземными войсками прибываломножество мнимых волшебников; это обстоятельство имеет в виду Оссиан,описывая _сына Лоды_. Волшебство и заклинания не смогли, однако, взять верх,ибо Тренмор, поддержанный доблестью сына своего Тратала, окончательно сломилсилу друидов. Во всю ширь наводнил гулкозвучное поле Карахи племенами своими Кармал.Темной грядою волн катились они, пеной живою белели седовласые барды.Обращая багровые очи, брань они вокруг себя возжигали. Не одиноки былижители скал: сын Лоды средь них - голос, в свой сумрачный край с высотысозывающий духов. Он в Лохлине жил на холме, посреди безлиственной рощи.Пять камней близ него вздымали главы. Громко ревел его бурный поток. Частоон голос к ветрам возносил, когда метеоры сверкали крылами во мраке ночном,когда ущербленный месяц закатывался за холм. И не тщетно взывал он к духам!Они слетались к нему, шумя, как орлиные крылья. Они изменяли сражения ход наполе брани пред королями смертных людей. Но тщетно пытались они изменить сраженье, что Тренмор возглавил, онповлек вперед смятенную брань; в темных пределах ее вздымался Тратал, словносвет восходящий. Было темно, и сын Лоды разослал свои знаки в ночь. Но небессильных ты зрел пред собою, чадо иных земель! Тогда завязался спор королей ** вблизи ночного холма, но кроток он был,словно два ветерка взмахнули над озером летним легкими крыльями. Тренмор,уже прославленный, уступает начальство сыну. Тратал пошел впереди отца, исупостаты были повержены в гулкозвучной Карахе. Могучие подвиги, сын мой,отмечают прошедшие годы".***...................................... ** Тренмора и Тратала. Оссиан ввел эту старинную быль в назиданиесвоему сыну. *** Те, кто изустно передают эту поэму, жалуются, что значительная еечасть утрачена. Особенно они сокрушаются по поводу утраты продолженияэпизода о Кармале и его друидах. Их сожаления объясняются тем, что тамописывались волшебные заклинания. В тучах забрезжил рассвет. Враг во всеоружии выступил. Рати смешались вРат-коле, словно потоков рев. Взгляни, как сражаются короли! Они сошлисьвозле дуба. Сверкание стали скрывает темные образы; так встречаются дваметеора в долине ночной: свет багровый льется окрест, и люди предвидят бурю.Дут-кармор повержен в крови. Победитель - сын Оссиана. Не безобиден он был всраженьи, Мальвина, владычица арф. Но не вступает на поле Катлин. Чужеземец стоял у источника тайного, гдепена Рат-кола одевала мшистые камни. Клонится сверху береза ветвистая,расточая по ветру листья. Временами копьем обращенным касается Катлинпотока. Оскар принес кольчугу Дут-кармора, его шлем с орлиным крылом. Онсложил их у ног чужеземца, и прозвучали его слова: "Разбиты враги твоегоотца. Они полегли на поле духов. Слава возвращается в Морвен, какподнявшийся ветер. Почему же ты мрачен, вождь Клуты? Разве осталась причинадля горя?" "Сын Оссиана, властителя арф, скорбь омрачает душу мою. Я вижу оружиеКатмола, что вздымал он во брани. Катлин тебе отдает кольчугу, высоко повесьее в чертоге Сельмы, чтобы в далеком своем краю ты вспомянул злополучноечадо". С белых персей спустилась кольчуга. То был отпрыск королевского рода,нежнорукая дочь Катмола с потоков Клуты. Дут-кармор узрел, как блистала онав чертоге; он на Клуту пришел ночною порой. Катмол встретил его в бою, носражен был воитель. Три дня оставался Дут-кармор с девой, на четвертый онабежала в доспехе бойца. Она помнила свой королевский род, и душа ееразрывалась. Зачем же, о дочь Тоскара из Луты, я стану рассказывать, как угасалаЛануль? Могила ее на лесистом Лумоне в дальнем краю. Рядом бродил Суль-малав дни печали. Она запевала песнь о дочери чужеземцев и касалась печальнойарфы. Приди же, Мальвина, луч одинокий, бодрствующий в ночи! Суль-мала с Лумона

ПОЭМА

СОДЕРЖАНИЕ

Эта поэма, являющаяся, строго говоря, продолжением предыдущей,открывается обращением к Суль-мале, дочери короля Инис-хуны, которую Оссиан,возвращаясь с битвы в Рат-коле, встретил на охоте. Суль-мала приглашаетОссиана и Оскара на пир в жилище своего отца, находившегося в это время навойне. Узнав их имя и род, она рассказывает им о походе Фингала в Инис-хуну.Ненароком она упоминает Кахмора, вождя Аты (который тогда помогал ее отцусражаться с врагами), что дает Оссиану повод рассказать о войне двухскандинавских королей Кулгорма и Суран-дронло, в которой участвовалисамОссиан и Кахмор, каждый с противной стороны. - Этот эпизод неполон, так какчасть подлинника утрачена. - Предупрежденный во сне тенью Тренмора, Оссианотплывает от Инис-хуны. Кто там шествует столь величаво по Лумону под рев вспененных вод? *Кудри ее ниспадают на высокую грудь. Белую руку отставив, неспешно она свойлук напрягает. Зачем ты блуждаешь в пустынях, словно луч по полю облачному?Младые косули трепещут у скал своих сокровенных. Воротись, о дочь королей:ненастная ночь близка. * Посещение Оссианом Инис-хуны произошло незадолго до того, как Фингалотправился в Ирландию, чтобы свергнуть с престола Карбара, сынаБорбар-дутула. Кахмор, брат Карбара, помогал Конмору, королю Инис-хуны, вего войнах в то время, как Оссиан разбил Дут-кармора в долине Рат-кола. Этапоэма представляет тем больший интерес, что в ней содержится многоподробностей, касающихся тех лиц, которые играют столь важную роль в"Теморе". Точное соответствие нравов и обычаев обитателей Инис-хуны (как ониздесь описаны) и Каледонии не оставляет места сомнению, что население обеихстран составляло первоначально единый народ. Кое-кто, возможно, скажет, чтоОссиан в своих поэтических описаниях мог перенести нравы своего народа наиноземцев. Но на это возражение легко ответить: поступи Оссиан столь вольнов этом месте, зачем бы ему тогда понадобилось показывать такое различие внравах скандинавов и каледонцев? Между тем мы обнаруживаем, что первыевесьма отличаются своими обычаями и предрассудками от народов Британии иИрландии. К тому же скандинавы необычайно грубы и свирепы, и по всейвидимости этот народ был несравненно менее просвещен, чем обитатели Британиивремен Оссиана. То юная ветвь властителей Лумона, синеокая Суль-мала. Со своей скалыона барда послала просить нас на пир. Песням внимая, уселись мы вгулкозвучном чертоге Конмора. Белые руки Суль-малы перебирали дрожащиеструны. Еле слышно меж звуков арфы звучало имя короля Аты - того, ктосражался вдали от девы за ее зеленый край. Но сердца ее он не покинул, он ейявлялся в ночных мечтаниях. Тон-хена, глядя с небес в окно, видела, как онапростирает руки. Звенящие чаши умолкли. Осененная длинными кудрями, поднялась Суль-мала.Очи потупя, она речь повела и спросила о нашем пути по морям, "ибо выкоролевского рода, величавые всадники волн".** - "Не безвестен, - сказал я,- на потоках твоих отец нашего рода. Весть о Фингале до Клубы дошла,синеокая дочь королей. Не только в долине Коны знают Оссиана и Оскара. Врагиужасались, заслыша наш голос, и дрожали в землях иных". ** Суль-мала догадывается о происхождении Оссиана и Оскара по их осанкеи величественной походке. У малопросвещенных народов красота и величаваяосанке, служили признаком благородной крови. Именно по этим признакамузнавали чужеземцы представителей царственных родов, а не по праздноймишуре, их украшающей. Причину такого отличия следует в какой-то мереприписать чистоте крови. Ничто не побуждало их породниться с простонародьем,и никакие низменные своекорыстные соображения не заставляли отклониться отвыбора в своей среде. Говорят, что в государствах, где давно уже царитроскошь, внешняя красота ни в коей мере не указывает на древность рода. Этоследует отнести за счет тех обессиливающих пороков, которые неотделимы отроскоши и богатства. Знатный род (если несколько изменить слова историка) всамом деле, подобно реке, становится тем более достопримечательным, чемдлиннее пройденный им путь, но по ходу течения он вбирает в себянаследственные пороки, равно как и наследственное достояние. "Не остался неведом Суль-мале, - молвила дева, - щит короля Морвена. Онвисит высоко в чертоге Конмора в память о прошлом, когда корабли Фингаладостигли Клубы во дни минувших годов. Громко вепрь ревел средь лесов и скалКулдарну. Инис-хуна послала юных бойцов, но пали они, и девы рыдали над ихмогилами. Беззаботно пошел король в Кулдарну. Сила лесов полегла под егокопьем. Говорили, прекрасен он был, осененный кудрями, первый из смертных.Но на пиру не звучали речи его. Подвиги источало сердце его огневое, словнолик блуждающий солнца источает клубящийся пар. Не равнодушно взиралиголубыми очами девы Клубы на его величавую поступь. В белых грудях вставалобраз властителя Сельмы в пору ночных мечтаний. Но ветра унесли чужеземца кгулкозвучным долинам его косуль. Не навсегда потерян он был для другихкраев, как метеор, исчезающий в туче. В сияньи своем являлся он временамидальним жилищам врагов. Слава его, словно шум ветров, донеслась до лесистойдолины Клубы.* * Слишком пристрастные к нашему времени, мы охотно объявляем седуюдревность царством невежества и дикости. В этом отношении наше предубеждениепожалуй, заходит слишком далеко. Давно уже замечено, что познания взначительной мере основаны на свободном общении между людьми и что умразвивается в той мере, в какой его обогащают наблюдения за нравами разныхлюдей и народов. Если мы проследим внимательно историю Фингала, как ееизлагает Оссиан, мы обнаружим, что он отнюдь не был бедным невежественнымохотником, заточенным в тесных пределах своего островка. Его походы во всечасти Скандинавии, на север Германии, в различные земли Великобритании иИрландии были весьма многочисленны, и они совершались в таких условиях и втакое время, когда он имел возможность наблюдать нравы человечества в ихпервозданном виде. Война и деятельная жизнь, коль скоро они заставляютпроявиться поочередно все силы души, наглядно показывают нам различныелюдские характеры, тогда как во время мира и покоя за недостаткомвозбуждения силы ума в значительной мере пребывают в праздности, ибо их не кчему приложить, и мы видим лишь искусственные страсти и нравы. На этомосновании я заключаю, что проницательный путешественник мог бы извлечьбольше истинных знаний из посещения древней Галлии, нежели он извлекает ихсейчас из самого обстоятельного изучения искусственных нравов и изысканныхухищрений современной Франции. Мрак воцарился над Клубой арф; племя королей далеко; в битве Конмор -властитель копий, и Лормар - король потоков.* Но не сокрыла их тьмаодиночества: близок луч из иных краев, друг чужеземцев в Ате, возмутительполей.** С высоты туманных своих холмов устремляются вдаль синие очи Эрина,ибо далек он, юный житель их душ. Знайте же, белые руки Эрина, не безобиденон на просторах брани, гонит он пред собою десять тысяч в далеком поле". * Лормар был сыном Конмора и братом Суль-малы. После смерти КонмораЛормар наследовал его престол. ** Кахмор, сын Борбар-дутула. Судя по той пристрастности, с какойСуль-мала говорит об этом герое, очевидно, что она видала его, до того какон присоединился к войску ее отца, хотя предание недвусмысленно утверждает,что она влюбилась в него только после его возвращения. "От Оссианова взора не скрылось, - сказал я, - что ринулся Кахмор сосвоих потоков излить свою мощь на И-торно, остров бессчетных волн. Вединоборстве встретились два короля на И-торно - Кулгорм и Суран-дронло,каждый с острова своего гулкозвучного, суровый охотник на вепря! *** *** Согласно преданию, имя И-торно носил один скандинавский остров. Тамна охоте встретились Кулгорм и Суран-дронло, короли двух соседних островов.Они заспорили, чей удар сразил вепря насмерть, и между ними вспыхнулараспря. Из этого эпизода мы узнаем, что скандинавы были несравненно болеедики и жестоки, чем британцы. Примечательно, что имена, встречающиеся в этомрассказе, имеют не гэльское происхождение, и это обстоятельство даетоснование полагать, что в его основе лежит истинное происшествие. Они встретили вепря у пенистого потока, каждый булатом его пронзил. Онипрепирались, кто из них заслужил славу этого подвига, и мрачный бойразгорелся. От острова к острову послали они копье, преломленное иобагренное кровью, дабы призвать облаченных в доспехи звенящие друзей ихотцов. Кахмор пришел из Болги к Кулгорму, багровоокому королю; я помогалСуран-дронло в его краю вепрей. Друг против друга мы встали на берегах потока, что с ревом катилсясредь выжженной пустоши. Скалы в глубоких расселинах кругом возвышались,склоняя долу деревья. Рядом - два круга Лоды с камнем власти, куда по ночамопускались духи в темно-багровых потоках огня. Там, мешаясь с журчанием вод,раздавались возгласы старцев; они призывали ночные тени на помощь своимратоборцам. Беспечно стоял я с войском там, где пенный поток со скалнизвергался.**** Багровый месяц всходил над горой. Временами я песньзапевал. На другом берегу юный Кахмор мрачно слушал мой голос, лежа поддубом в блестящих своих доспехах. Утро настало, мы бросились в битву,сраженье простерлось от края до края. Они падали, словно головки чертополохапод ветрами осенними. **** Поскольку Оссиан не присутствовал при обрядах, описанных выше, мыможем предположить, что он их презирал. Это различие в отношении к религииявляется одним из доказательств того, что Каледония не была первоначальноскандинавской колонией, как полагают некоторые. Когда речь идет о стольотдаленной эпохе, место положительных доказательств должны занять догадки. Величавый воин явился в доспехах; мы с королем обменялись ударами. Одинза другим пронзены наши щиты; громко звенели стальные кольчуги. Шлем его пална землю. Враг сиял красотою. Очи его, два любезных огня, обращались средьвьющихся кудрей. Я узнал короля Аты и бросил наземь копье. В мрачноммолчании мы разошлись, чтобы сразиться с другими врагами. Не так завершилась борьба королей.* Они сошлись в гулкозвучной схватке,словно встретились духи на темных крыльях ветров. Копья пронзили сердцаобоих, но не пали противники наземь. Скала удержала падение, и,полусклонясь, они умирали. Каждый вцепился в кудри врага и, казалось,свирепо очами вращал. Поток со скалы орошал их щиты и мешался с кровьювнизу. * Кулгорма и Суран-дронло. Единоборство королей и их поведение передлицом смерти весьма живописны, и в них выражается та свирепость нравов,которая отличает северные народы. Дикая мелодия стиха в подлинникенеподражаемо прекрасна и очень сильно отличается от остальных сочиненийОссиана. Кончен бой на И-торно. Чужеземцы встретились в мире: Кахмор смноговодной Аты и властитель арф Оссиан. Мы предали мертвых земле. Путь нашлежал к заливу Рунара. Издалека катились зыбучие волны, качая легкое судно.Мрачен был сей наездник морей, но свет там сиял, словно солнечный луч средиклубов дыма над Стромло. То близилась дочь Суран-дронло,** дико сверкаявзорами. Очи ее - блуждающие огни меж растрепанных кудрей. Рука ее белаяпростирает копье, высоко вздымается грудь, белея, как волны вспененные, чточередой средь утесов подъемлются. Прекрасны они, но ужасны, и морякипризывают ветры. ** Предание сохранило имя этой принцессы. Барды зовут ее Руно-форло,причем в пользу достоверности имени говорит лишь то, что оно не гэльскогопроисхождения; когда барды измышляли имена для иноземцев, они обычно несохраняли такого отличия. Горные сенахии, часто пытавшиеся исправитьнедостатки, которые, как им казалось, они находили в творениях Оссиана,сообщают нам продолжение истории дочери Суран-дронло. Однако развязка этойистории столь неестественна, а события изложены с такой смешнойвысокопарностью, что, щадя сочинителей, я ее утаю. Описание дикой красоты Руно-форло произвело несколько веков назадглубокое впечатление на одного вождя, который сам был не из худших поэтов.История эта романтична, но заслуживает доверия, если принять во вниманиеживое воображение талантливого человека. - Наш вождь, проплывая в бурю мимоодного из Оркнейских островов, увидел женщину в лодке вблизи берега, котораяпоказалась ему, как он сам выразился, прекрасной, словно _внезапныйсолнечный луч над мрачно-бурной пучиной_. Поза женщины в лодке, стольпохожая на позу Рунофорло в поэме Оссиана, так возбудила его воображение,что он страстно влюбился. Ветры, однако, увлекли его прочь от берега, ичерез несколько дней он достиг своего жилища в Шотландии. Там его страстьвозросла до такой степени, что два его друга, опасаясь за него, отплыли наОркнейские острова, чтобы доставить ему предмет его желаний. Расспросивместных жителей, они вскоре отыскали эту нимфу и привезли ее пылающемулюбовью вождю. Но каково же было его изумление, когда вместо _солнечноголуча_ он узрел перед собою тощую рыбачку, притом далеко не юную. Преданиеобрывает историю на этом, но нетрудно догадаться, что страсть вождя вскореугасла. "Придите ко мне, обитатели Лоды! Кархар, бледный среди облаков!Слутмор, что бродит в воздушных чертогах! Корхтур, ужасный в ветрах! Примитеврагов Суран-дронло, сраженных копьем его дочери. Не тенью он был у ревущих своих потоков, не кротко-глядящим призраком!Когда он вздымал копье, ястребы расправляли шумные крылья, ибо кровьпроливалась вокруг следов темноокого Суран-дронло. Не для того он зажег меня, чтобы лучом безобидным мне мерцать у егопотоков. Как метеор, я сверкала и палила огнем врагов Суран-дронло...""...................................... Не равнодушно Суль-мала слушала, как восхваляли Кахмора, властелинащитов. Он таился в ее душе, словно пламень, сокрытый в вереске, чтопробуждается при голосе вихря и вдаль посылает лучи. Под песнь удалиласьдочь королей, как нежный шопот летнего ветра, когда головки цветовколышутся, а озера и реки подернуты рябью. Ночью приснился сон Оссиану; Тренмора тень встала пред ним, расплывясь.Он ударял, казалось, в туманный щит на многоводной скале Сельмы. Я восстал вгремящих стальных доспехах, я знал, что война близка. Наши паруса раздулисьпод ветром, едва лишь Лумон рассвету открыл потоки свои. Приди же, Мальвина, луч одинокий, бодрствующий в ночи! Кат-лода

ПОЭМА