VIII. Торговый дом Моррель

Если бы кто-нибудь из знавших торговый дом Моррель на несколько летуехал из Марселя и возвратился в описываемое нами время, то он нашел быбольшую перемену. Вместо оживления, довольства и счастья, которые, так сказать, излуча-ет благоденствующий торговый дом; вместо веселых лиц, мелькающих заоконными занавесками; вместо хлопотливых конторщиков, бегающих по кори-дорам, заложив за ухо перо; вместо двора, заваленного всевозможными тю-ками и оглашаемого хохотом и криком носильщиков, - он застал бы атмосфе-ру заброшенности и безлюдья. Из множества служащих, когда-то населявшихконтору, в пустынных коридорах и на опустелом дворе осталось толькодвое: молодой человек, лет двадцати трех, по имени Эмманюель Эрбо, влюб-ленный в дочь г-на Морреля и, вопреки настояниям родителей, не покинув-шей фирму, и бывший помощник казначея, кривой на один глаз и прозванныйКоклосом; [16] это прозвище ему дала молодежь, некогда наполнявшая этотогромный, шумный улей, теперь почти необитаемый, причем оно столь прочнозаменило его настоящее имя, что он, вероятно, даже не оглянулся бы, еслибы кто-нибудь окликнул его по имени. Коклес остался на службе у г-на Морреля, и в положении этого честногомалого произошла своеобразная перемена; он в одно и то же время возвы-сился до чина казначея и опустился до звания слуги. Но, несмотря ни на что, он остался все тем же Коклесом - добрым,усердным, преданным, но непреклонным во всем, что касалось арифметики,единственного вопроса, в котором он готов был восстать против целогосвета, даже против самого г-на Морреля; он верил только таблице умноже-ния, которую знал назубок, как бы ее ни выворачивали и как бы ни стара-лись его сбить. Среди всеобщего уныния, в которое погрузился дом Морреля, один толькоКоклес остался невозмутим. Но не нужно думать, что эта невозмутимостьпроистекала от недостатка привязанности; напротив того, она была следст-вием непоколебимого доверия. Как крысы заранее бегут с обреченного ко-рабля, пока он еще не снялся с якоря, так и весь сонм служащих и контор-щиков, земное благополучие которых зависело от фирмы арматора, мало-по-малу, как мы уже говорили, покинул контору и склады; но Коклес, видявсеобщее бегство, даже не задумался над тем, чем оно вызвано; для неговсе сводилось к цифрам, а так как за свою двадцатилетнюю службу в торго-вом доме Моррель он привык видеть, что платежи производятся с неизменнойточностью, то он не допускал мысли, что этому может настать конец и чтоэти платежи могут прекратиться, подобно тому как мельник, чья мельницаприводится в движение силой течения большой реки, не может себе предста-вить, чтобы эта река могла вдруг остановиться. И в самом деле до сих порничто еще не поколебало уверенности Коклеса. Последний месячный платежсовершился с непогрешимой точностью. Коклес нашел ошибку в семьдесятсантимов, сделанную г-ном Моррелем себе в убыток, и в тот же день предс-тавил ему эти переплаченные четырнадцать су. Г-н Моррель с грустнойулыбкой взял их и положил в почти пустой ящик кассы. - Хорошо, Коклес; вы самый исправный казначей на свете. И Коклес удалился, как нельзя более довольный, ибо похвала г-на Мор-реля, самого честного человека в Марселе, была для него приятнее наградыв пятьдесят экю. Но после этого последнего платежа, столь благополучно произведенного,для г-на Морреля настали тяжелые дни; чтобы рассчитаться с кредиторами,он собрал все свои средства и, опасаясь, как бы в Марселе не распростра-нился слух о его разорении, если бы увидели, что он прибегает к такимкрайностям, он лично съездил на Бокерскую ярмарку, где продал кое-какиедрагоценности, принадлежавшие жене и дочери, и часть своего столовогосеребра. С помощью этой жертвы на этот раз все обошлось благополучно дляторгового дома Моррель; но зато касса совершенно опустела. Кредит, напу-ганный молвой, отвернулся от него с обычным своим эгоизмом; и, чтобы уп-латить г-ну де Бовиль пятнадцатого числа текущего месяца сто тысяч фран-ков, а пятнадцатого числа будущего месяца еще сто тысяч, г-н Моррель мограссчитывать только на возвращение "Фараона", о выходе которого в мореего уведомило судно, одновременно с ним снявшееся с якоря и уже благопо-лучно прибывшее в марсельский порт. Но это судно, вышедшее, как и "Фараон", из Калькутты, прибыло уже двенедели тому назад, между тем как о "Фараоне" не было никаких вестей. Таково было положение дел, когда поверенный римского банкирского домаТомсон и Френч на другой день после своего посещения г-на де Бовильявился к г-ну Моррелю. Его принял Эмманюель. Молодой человек, которого пугало всякое новоелицо, ибо оно означало нового кредитора, обеспокоенного слухами и при-шедшего к главе фирмы за справками, хотел избавить своего патрона отнеприятной беседы; он начал расспрашивать посетителя; но тот заявил, чтоничего не имеет сказать г-ну Эмманюелю и желает говорить лично с г-номМоррелем. Эмманюель со вздохом позвал Коклеса, Коклес явился, и молодой человеквелел ему провести незнакомца к г-ну Моррелю. Коклес пошел вперед; незнакомец следовал за ним. На лестнице они встретили прелестную молодую девушку лет шестнадцати- семнадцати, с беспокойством взглянувшую на незнакомца. Коклес не заметил этого выражения ее лица, но от незнакомца оно,по-видимому, не ускользнуло. - Господин Моррель у себя в кабинете, мадемуазель Жюли? - спросилказначей. - Да, вероятно, - отвечала неуверенно молодая девушка. - Заглянитетуда, Коклес, и, если отец там, доложите ему о посетителе. - Докладывать обо мне было бы бесполезно, - сказал англичанин. - Гос-подин Моррель не знает моего имени; достаточно сказать, что я старшийагент фирмы Томсон и Френч, с которой торговый дом вашего батюшки состо-ит в сношениях. Молодая девушка побледнела и стала спускаться с лестницы, между темкак Коклес и незнакомец поднялись наверх. Жюли вошла в контору, где занимался Эмманюель; а Коклес с помощьюимевшегося у него ключа, что свидетельствовало о его свободном доступе кхозяину, отворил дверь в углу площадки третьего этажа, впустил незнаком-ца в переднюю, отворил затем другую дверь, прикрыл ее за собою, оставивпосланца фирмы Томсон и Френч на минуту одного, и вскоре снова появился,делая ему знак, что он может войти. Англичанин вошел; г-н Моррель сидел за письменным столом и, бледныйот волнения, с ужасом смотрел на столбцы своего пассива. Увидев незнакомца, г-н Моррель закрыл счетную книгу, встал, подал емустул; потом, когда незнакомец сел, опустился в свое кресло. За эти четырнадцать лет достойный негоциант сильно переменился; в на-чале нашего рассказа ему было тридцать шесть лет, а теперь он приближал-ся к пятидесяти. Волосы его поседели; заботы избороздили морщинами лоб;самый его взгляд, прежде столь твердый и решительный, стал тусклым и не-уверенным, словно боялся остановиться на какой-нибудь мысли или начьем-нибудь лице. Англичанин смотрел на него с любопытством, явно смешанным с участием. - Милостивый государь, - сказал г-н Моррель, смущение которого увели-чивалось от этого пристального взгляда, - вы желали говорить со мной? - Да, сударь. Вам известно, от чьего имени я являюсь? - От имени банкирского дома Томсон и Френч; так, по крайней мере,сказал мне мой казначей. - Совершенно верно. Банкирский дом Томсон и Френч в течение ближайшихдвух месяцев должен уплатить во Франции от трехсот до четырехсот тысячфранков; зная вашу строгую точность в платежах, он собрал все какие могобязательства за вашей подписью и поручил мне, по мере истечения сроковэтих обязательств, получать по ним с вас причитающиеся суммы и расходо-вать их. Моррель, тяжело вздохнув, провел рукою по влажному лбу. - Итак, - спросил Моррель, - у вас имеются векселя за моей подписью? - Да, и притом на довольно значительную сумму. - А на какую именно? - спросил Моррель, стараясь говорить ровным го-лосом. - Во-первых, - сказал англичанин, вынимая, из кармана сверток бумаг,- вот передаточная надпись на двести тысяч франков, сделанная на вашуфирму господином де Бовиль, инспектором тюрем. Вы признаете этот долггосподину де Бовиль? - Да, он поместил у меня эту сумму из четырех с половиной процентовпять лет тому назад. - И вы должны возвратить их ему... - Одну половину пятнадцатого числа этого месяца, а другую - пятнадца-того числа будущего. - Совершенно верно. Затем, вот еще векселя на тридцать две тысячипятьсот франков, которым срок в конце этого месяца. Они подписаны вами ипереданы нам предъявителями. - Я признаю их, - сказал Моррель, краснея от стыда при мысли, что,быть может, он в первый раз в жизни будет не в состоянии уплатить посвоим обязательствам. - Это все? - Нет, сударь; у меня есть еще векселя, срок которым истекает в концебудущего месяца, переданные нам торговым домом Паскаль и торговым домомУайлд и Тэрнер, на сумму около пятидесяти пяти тысяч франков; всегодвести восемьдесят семь тысяч пятьсот франков. Несчастный Моррель в продолжение этого исчисления терпел все мукиада. - Двести восемьдесят семь тысяч пятьсот франков, - повторил он маши-нально. - Да, сударь, - отвечал англичанин. - Однако, - продолжал он посленекоторого молчания, - я не скрою от вас, господин Моррель, что при всемуважении к вашей честности, до сих пор не подвергавшейся ни малейшемуупреку, в Марселе носится слух, что вы скоро окажетесь несостоятельным. При таком почти грубом заявлении Моррель страшно побледнел. - Милостивый государь, - сказал он, - до сих пор, - а уже прошлобольше двадцати четырех лет с того дня, как мой отец передал мне нашуфирму, которую он сам возглавлял в продолжение тридцати пяти лет, - досих пор ни одно представленное в мою кассу обязательство за подписьюМоррель и Сын не осталось неоплаченным. - Да, я это знаю, - отвечал англичанин, - но будем говорить откровен-но, как подобает честным людям. Скажите: можете вы заплатить и по этимобязательствам с такой же точностью? Моррель вздрогнул, но с твердостью посмотрел в лицо собеседнику. - На такой откровенный вопрос должно и отвечать откровенно, - сказалон. - Да, сударь, я заплачу по ним, если, как я надеюсь, мой корабльблагополучно прибудет, потому что его прибытие вернет мне кредит, кото-рого меня лишили постигшие меня неудачи; но если "Фараон", моя последняянадежда, потерпит крушение... Глаза несчастного арматора наполнилось слезами. - Итак, - сказал англичанин, - если эта последняя надежда вас обма-нет?.. - Тогда, - продолжал Моррель, - как ни тяжело это выговорить... но,привыкнув к несчастью, я должен привыкнуть и к стыду... тогда, вероятно,я буду вынужден прекратить платежи. - Разве у вас нет друзей, которые могли бы вам помочь? Моррель печально улыбнулся. - В делах, сударь, не бывает друзей, вы это знаете; есть только кор-респонденты. - Это правда, - прошептал англичанин. - Итак, у вас остается толькоодна надежда? - Только одна. - Последняя? - Последняя. - И, если эта надежда вас обманет... - Я погиб, безвозвратно погиб. - Когда я шел к вам, то какой-то корабль входил в порт. - Знаю, сударь; один из моих служащих, оставшийся мне верным в моемнесчастье, проводит целые дни в бельведере, на крыше дома, в надежде,что первый принесет мне радостную весть. Он уведомил меня о прибытии ко-рабля. - И это не ваш корабль? - Нет, это "Жиронда", корабль из Бордо. Он также пришел из Индии; ноэто не мой. - Может быть, он знает, где "Фараон", и привез вам какое-нибудь из-вестие о нем? - Признаться вам? Я почти столь же страшусь вестей о моем корабле,как неизвестности. Неизвестность - всетаки надежда. Помолчав, г-н Моррель прибавил глухим голосом: - Такое опоздание непонятно; "Фараон" вышел из Калькутты пятого фев-раля; уже больше месяца, как ему пора быть здесь. - Что это, - вдруг сказал англичанин, прислушиваясь, - что это зашум? - Боже мой! Боже мой! - побледнев, как смерть, воскликнул Моррель. -Что еще случилось? С лестницы в самом деле доносился громкий шум; люди бегали взад ивперед; раздался даже чей-то жалобный вопль. Моррель встал было, чтобы отворить дверь, но силы изменили ему, и онснова опустился в кресло. Они остались сидеть друг против Друга, Моррель - дрожа всем телом,незнакомец - глядя на него с выражением глубокого сострадания. Шум прек-ратился, но Моррель, видимо, ждал чего-то: этот шум имел свою причину,которая должна была открыться. Незнакомцу показалось, что кто-то тихо поднимается по лестнице и чтона площадке остановилось несколько человек. Потом он услышал, как в замок первой двери вставили ключ и как оназаскрипела на петлях. - Только у двоих есть ключ от этой двери, - прошептал Моррель, - уКоклеса и Жюли. В ту же минуту отворилась вторая дверь, и на пороге показалась Жюли,бледная и в слезах. Моррель встал, дрожа всем телом, и оперся на ручку кресла, чтобы неупасть. Он хотел заговорить, но голос изменил ему. - Отец, - сказала девушка, умоляюще сложив руки, - простите вашей до-чери, что она приносит вам дурную весть! Моррель страшно побледнел; Жюли бросилась в его объятия. - Отец, отец! - сказала она. - Не теряйте мужества! - "Фараон" погиб? - спросил Моррель сдавленным голосом. Жюли ничего не ответила, но утвердительно кивнула головой, склоненнойна грудь отца. - А экипаж? - спросил Моррель. - Спасен, - сказала Жюли, - спасен бордоским кораблем, который толькочто вошел в порт. Моррель поднял руки к небу с непередаваемым выражением смирения иблагодарности. - Благодарю тебя, боже! - сказал он. - Ты поразил одного меня! Как ни хладнокровен был англичанин, у него на глаза навернулись сле-зы. - Войдите, - сказал Моррель, - войдите; я догадываюсь, что вы все задверью. Едва он произнес эти слова, как, рыдая, вошла госпожа Моррель; за неюследовал Эмманюель. В глубине, в передней, видны были суровые лица се-ми-восьми матросов, истерзанных и полунагих. При виде этих людей англи-чанин вздрогнул. Он, казалось, хотел подойти к ним, но сдержался и, нап-ротив, отошел в самый темный и отдаленный угол кабинета. Госпожа Моррель села в кресло и взяла руку мужа в свои, а Жюлипо-прежнему стояла, склонив голову на грудь отца. Эмманюель остался пос-реди комнаты, служа как бы звеном между семейством Моррель и матросами,столпившимися в дверях. - Как это случилось? - спросил Моррель. - Подойдите, Пенелоп, - сказал Эмманюель, - и расскажите. Старый матрос, загоревший до черноты под тропическим солнцем, подо-шел, вертя в руках обрывки шляпы. - Здравствуйте, господин Моррель, - сказал он, как будто бы тольковчера покинул Марсель и возвратился из поездки в Экс или Тулон. - Здравствуйте, друг мой, - сказал хозяин, невольно улыбнувшисьсквозь слезы, - по где же капитан? - Что до капитана, господин Моррель, то он захворал и остался вПальме; но, с божьей помощью, он скоро поправится, и через несколькодней он будет здоров, как мы с вами. - Хорошо... Теперь рассказывайте, Пепелон, - сказал г-н Моррель. Пенелоп передвинул жвачку справа налево, прикрыл рот рукой, отвернул-ся, выпустил в переднюю длинную струю черноватой слюны, выставил ногувперед, и, покачиваясь, начал: - Так вот, господин Моррель, шли мы этак между мысом Бланко и мысомБоядор, и под юго-западным ветром, после того как целую неделю проштиле-вали; и вдруг капитан Гомар подходит ко мне (а я, надобно сказать, былна руле) и говорит мне: "Дядя Пенелоп, что вы думаете об этих облаках, которые поднимаютсятам на горизонте?" А я уж и сам глядел на них. "Что я о них думаю, капитан? Думаю, что они подымаются чуточку быст-рее, чем полагается, и что они больно уж черны для облаков, по замышляю-щих ничего дурного". "Я такого же мнения, - сказал капитан, - и на всякий случай приму ме-ры предосторожности. Мы слишком много несем парусов для такого ветра,какой сейчас подует... Эй, вы! Бом-брамсель и бом-кливер долой!" И пора было: не успели исполнить команду, как ветер налетел, и ко-рабль начало кренить. "Все еще много парусов, - сказал капитан. - Грот на гитовы!" Через пять минут грот был взят на гитовы, и мы шли под фоком, марсе-лями и брамселями. "Ну что, дядя Пенелон, - сказал мне капитан, - что вы качаете голо-вой?" "А то, что на вашем месте я велел бы убрать еще". "Ты, пожалуй, прав, старик, - сказал он, - будет свежий ветер". "Ну, знаете, капитан, - отвечаю я ему, - про свежий ветер забудьте,это шторм, и здоровый шторм, если я в этом что-нибудь смыслю!" Надо вам сказать, что ветер летел на нас, как пыль на большой дороге.К счастью, наш капитан знает свое дело. "Взять два рифа у марселей! - крикнул капитан. - Трави булиня, брасо-пить к ветру, марселя долой, подтянуть тали на реях!" - Этого недостаточно под теми широтами, - внезапно сказал англичанин.- Я взял бы четыре рифа и убрал бы фок. Услышав этот твердый и звучный голос, все вздрогнули. Пенелон засло-нил рукой глаза и посмотрел на того, кто так смело критиковал распоряже-ния его капитана. - Мы сделали еще больше, сударь, - сказал старый моряк с некоторымпочтением, - мы взяли на гитовы контрбизань и повернули через фордевинд,чтобы идти вместе с бурей. Десять минут спустя мы взяли на гитовы марсе-ля и пошли под одними снастями. - Корабль был слишком старый, чтобы - так рисковать, - сказал англи-чанин. - Вот то-то! Это нас и погубило. После двенадцатичасовой трепки, откоторой чертям бы тошно стало, открылась течь. "Пенелон, - говорит капитан, - сдается мне, мы идем ко дну; дай мнеруль, старина, и ступай в трюм". Я отдал ему руль, схожу вниз; там было уже три фута воды; я на палу-бу, кричу: "Выкачивай!" Какое там! Уже было поздно. Принялись за работу;но чем больше мы выкачивали, тем больше ее прибывало. "Нет, знаете, - говорю я, промаявшись четыре часа, - тонуть так то-нуть, двум смертям не бывать, одной не миновать!" "Так-то ты подаешь пример, дядя Пенелон? - сказал капитан. - Ну, по-годи же!" И он пошел в свою каюту и принес пару пистолетов. "Первому, кто бросит помпу, - сказал он, - я раздроблю череп!" - Правильно, - сказал англичанин. - Ничто так не придает храбрости, как дельное слово, - продолжал мо-ряк, - тем более что погода успела проясниться и ветер стих; но водаприбывала - не слишком сильно, каких-нибудь дюйма на два в час, но всеже прибывала. Два дюйма в час, - оно как будто и пустяки, но за двенад-цать часов это составит по меньшей мере двадцать четыре дюйма, а двад-цать четыре дюйма составляют два фута. Два фута да три, которые мы ужераньше имели, составят пять. А когда у корабля пять футов воды в брюхе,то можно сказать, что у него водянка. "Ну, - сказал капитан, - теперь довольно, и господин Моррель не можетупрекнуть нас ни в чем: мы сделали все, что могли, для спасения корабля;теперь надо спасать людей. Спускай шлюпку, ребята, и поторапливайтесь!" - Послушайте, господин Моррель, - продолжал Пенелон, - мы очень люби-ли "Фараона", но как бы моряк ни любил свой корабль, он еще больше любитсвою шкуру; а потому мы и не заставили просить себя дважды; к тому жекорабль так жалобно скрипел и, казалось, говорил нам: "Да убирайтесьпоскорее!" И бедный "Фараон" говорил правду. Мы чувствовали, как он пог-ружается у нас под ногами. Словом, в один миг шлюпка была спущена, и мы,все восемь, уже сидели в ней. Капитан сошел последний, или, вернее сказать, он не сошел, потому чтоне хотел оставить корабль; это я схватил его в охапку и бросил товари-щам, после чего и сам соскочил. И в самое время. Едва успел я соскочить,как палуба треснула с таким шумом, как будто дали залп с сорокавосьмипу-шечного корабля. Через десять минут он клюнул носом, потом кормой, потом начал вер-теться на месте, как собака, которая ловит свой хвост. А потом, будьтездоровы! Фью! Кончено дело, и нет "Фараона"! А что до нас, то мы три дня не пили и не ели, так что уже поговарива-ли о том, не кинуть ли жребий, кому из пас кормить остальных, как вдругувидели "Жиронду", подали ей сигналы, она нас заметила, поворотила кнам, выслала шлюпку и подобрала нас. Вот как было дело, господин Мор-рель, верьте слову моряка! Так, товарищи? Ропот одобрения показал, что рассказчик заслужил всеобщую похвалуправдивым изложением сути дела и картинным описанием подробностей. - Хорошо, друзья мои, - сказал г-н Моррель, - вы славные ребята, и язаранее знал, что в постигшем меня несчастье виновата только моя злаясудьба. Здесь воля божия, а не вина людей. Покоримся же воле божией. Те-перь скажите мне, сколько вам следует жалованья. - Полноте, господин Моррель, об этом не будем говорить! - Напротив, поговорим об этом, - сказал арматор с печальной улыбкой. - Нам, стало быть, следует за три месяца... - сказал Пенелон. - Коклес, выдайте им по двести франков. В другое время, - продолжалг-н Моррель, - я сказал бы: дайте им по двести франков наградных; носейчас плохие времена, друзья мои, и те крохи, которые у меня остались,принадлежат не мне. Поэтому простите меня и не осуждайте. Пепелон скорчил жалостливую гримасу, обернулся к товарищам, о чем-тос ними посовещался и снова обратился к хозяину. - Значит, это самое, господин Моррель, - сказал он, перекладываяжвачку за другую щеку и выпуская в переднюю новую струю слюны под статьпервой, - это самое, которое... - Что? - Деньги... - Ну и что же? - Так товарищи говорят, господин Моррель, что им пока хватит по пяти-десяти франков и что с остальным они подождут. - Благодарю вас, друзья мои, благодарю! - сказал г-н Моррель, трону-тый до глубины души. - Вы все славные люди; но все-таки возьмите деньги.И если найдете другую службу, то нанимайтесь. Вы свободны. Эти последние слова произвели на честных моряков ошеломляющее впечат-ление. Они испуганно переглянулись. У Пенелона захватило дух, и он едване проглотил свою жвачку; к счастью, он вовремя схватился рукой за гор-ло. - Как, господин Моррель? - сказал он сдавленным голосом. - Вы насувольняете? Мы вам не угодили? - Нет, друзья мои, - отвечал арматор, - нет, наоборот, я очень дово-лен вами. Я не увольняю вас. Но что же делать? Кораблей у меня большенет, и матросов мне не нужно. - Как нет больше кораблей? - сказал Пенелон. - Ну, так велите выстро-ить новые; мы подождем. Слава богу, мы привыкли штилевать. - У меня нет больше денег на постройку кораблей, Пенелон, - сказаларматор с печальной улыбкой, - и я не могу принять вашего предложения,как оно ни лестно для меня. - А если у вас нет денег, тогда не нужно нам платить. Мы сделаем, какнаш бедный "Фараон", и пойдем под одними снастями, вот и все! - Довольно, довольно, друзья мои! - сказал Моррель, задыхаясь от вол-нения. - Идите, прошу вас. Увидимся в лучшие времена. Эмманюель, - при-бавил он, - ступайте с ними и присмотрите за тем, чтобы мое распоряжениебыло в точности исполнено. - Но только мы не прощаемся, господин Моррель, мы скажем "до свида-ния", ладно? - сказал Пенелон. - Да, друзья мои, надеюсь, что так Ступайте. Он сделал знак Коклесу, и гот пошел вперед; моряки последовали заказначеем, а Эмманюель вышел после всех. - Теперь, - сказал арматор своей жене и дочери, - оставьте меня наминуту; мне нужно поговорить с этим господином. И он указал глазами на поверенного дома Томсон и Френч, который впродолжение всей сцены стоял неподвижно в углу и участвовал в ней тольконесколькими вышеприведенными словами Обе женщины взглянули на незнаком-ца, про которого они совершенно забыли, и удалились. Но Жюли, обернув-шись в дверях, бросила на него трогательно умоляющий взгляд, и тот отве-чал на него улыбкой, которую странно было видеть на этом ледяном лице.Мужчины остались одни. - Ну вот, - сказал Моррель, опускаясь в кресло, - вы все видели, всеслышали, мне нечего добавить. - Я видел, - сказал англичанин, - что вас постигло новое несчастье,столь же незаслуженное, как и прежние, и это еще более утвердило меня вмоем желании быть вам полезным. - Ах, сударь! - сказал Моррель. - Послушайте, - продолжал незнакомец. - Ведь я один из главных вашихкредиторов, не правда ли? - Во всяком случае в ваших руках обязательства, сроки которых истека-ют раньше всех. - Вы желали бы получить отсрочку? - Отсрочка могла бы спасти мою честь, а следовательно, и жизнь. - Сколько вам нужно времени? Моррель задумался. - Два месяца, - сказал он. - Хорошо, - сказал незнакомец, - я даю вам три. - Но уверены ли вы, что фирма Томсон и Френч... - Будьте спокойны, я беру все на свою ответственность. У нас сегодняпятое июня? - Да. - Так вот, перепишите мне все эти векселя на пятое сентября, и пятогосентября в одиннадцать часов утра (стрелки стенных часов показывали ров-но одиннадцать) я явлюсь к вам. - Я буду вас ожидать, - сказал Моррель, - и вы получите деньги, илименя не будет в живых. Последние слова были сказаны так тихо, что незнакомец не расслышалих. Векселя были переписаны, старые разорваны, и бедный арматор получилпо крайней мере три месяца передышки, чтобы собрать свои последниесредства. Англичанин принял изъявления его благодарности с флегматичностью,свойственной его нации, и простился с Моррелем, который проводил его додверей, осыпая благословениями. На лестнице он встретил Жюли. Она притворилась, что спускается по лестнице, но на самом деле онаподжидала его. - Ах, сударь! - сказала она, умоляюще сложив руки. - Мадемуазель, - сказал незнакомец, - вы вскоре получите письмо, под-писанное... Синдбад-Мореход... Исполните в точности все, что будет ска-зано в этом письме, каким бы странным оно вам ни показалось. - Хорошо, - ответила Жюли. - Обещаете вы мне это сделать? - Клянусь вам! - Хорошо. Прощайте, мадемуазель. Будьте всегда такой же доброй и лю-бящей дочерью, и я надеюсь, что бог наградит вас, дав вам Эмманюеля вмужья. Жюли тихо вскрикнула, покраснела, как вишня, и схватилась за перила,чтобы не упасть. Незнакомец продолжал свой путь, сделав ей рукою про-щальный знак. Во дворе он встретил Пенелона, державшего в каждой руке по свертку всто франков и словно не решавшегося унести их. - Пойдемте, друг мой, - сказал ему англичанин, - мне нужно поговоритьс вами.