II. Остров Монте-Кристо

Наконец-то Дантес благодаря неожиданной удаче, иной раз выпадающей надолю тех, кого долгое время угнетала жестокая судьба, мог достигнутьсвоей цели простым и естественным образом и ступить на остров, не внушаяподозрений. Одна только ночь отделяла его от долгожданного путешествия. Эта ночь была одной из самых беспокойных, которые когда-либо проводилДантес. В продолжение этой ночи ему попеременно мерещились все удачи инеудачи, с которыми он мог столкнуться: когда он закрывал глаза, он ви-дел письмо кардинала Спада, начертанное огненными буквами на стене; ког-да он на минуту забывался сном, самые безумные видения вихрем кружилисьв его мозгу; ему чудилось, что он входит в пещеру с изумрудным полом,рубиновыми стенами, алмазными сталактитами. Жемчужины падали капля закаплей, как просачиваются подземные воды. Восхищенный, очарованный, Эдмон наполнял карманы драгоценными камня-ми; потом он выходил на свет и драгоценные камни превращались в обыкно-венные голыши. Тогда он пытался вернуться в волшебные пещеры, виденныетолько мельком; но дорога вдруг начинала извиваться бесконечными спира-лями, и он не находил входа. Тщетно искал он в своей утомленной памятимагическое слово, отворявшее арабскому рыбаку великолепные пещеры АлиБа-бы. Все было напрасно; исчезнувшее сокровище снова стало достоянием ду-хов земли, у которых Дантес одно мгновение надеялся похитить его. Забрезжило утро, почти столь же лихорадочное, как и ночь; но на по-мощь воображению пришла логика, и Дантес разработал план, до тех порсмутно и неясно витавший в его мозгу. Наступил вечер, а вместе с ним и приготовления к отплытию. Это далоДантесу возможность скрыть свое возбуждение. Мало-помалу он сумел приоб-рести власть над своими товарищами и командовал ими, как капитан. А таккак приказания его всегда были ясны, точны и легко исполнимы, то товари-щи повиновались ему не только с поспешностью, но и с охотой. Старый моряк не мешал ему; он также признал превосходство Дантеса надостальными матросами и над самим собой; он смотрел на молодого морякакак на своего естественного преемника и жалел, что у него нет дочери,чтобы такой блестящей партией еще крепче привязать к себе Эдмона. В семь часов вечера все было готово; в десять минут восьмого судноуже огибало маяк, в ту самую минуту, когда на нем вспыхнул свет. Море было спокойно, дул свежий юго-восточный ветер. Они плыли под ла-зоревым небом, где бог тоже зажигал свои маяки, из которых каждый - це-лый мир. Дантес объявил, что все могут идти спать и что он останется наруле. Когда мальтиец (так называли Дантеса) делал такое заявление, никто неспорил и все спокойно уходили спать. Это случалось неоднократно. Дантес, из одиночества внезапно возвра-щенный в мир, чувствовал по временам непреодолимое желание остаться од-ному. А где одиночество может быть так беспредельно и поэтично, как нена корабле, который несется по морской пустыне, во мраке ночи, в безмол-вии бесконечности, под оком вседержителя? Но в ту ночь одиночество было переполнено мыслями Дантеса, тьма оза-рена его мечтами, безмолвие оживлено его надеждами. Когда капитан проснулся, "Амелия" шла под всеми парусами. Не было ниодного клочка холста, который бы не надувался ветром. Корабль делал бо-лее двух с половиной миль в час. Остров Монте-Кристо вставал на горизонте. Эдмон сдал вахту капитану и пошел в свою очередь прилечь на койку.Но, несмотря на бессонную ночь, он ни на минуту не сомкнул глаз. Два часа спустя он снова вышел на палубу. "Амелия" огибала островЭльба и находилась против Маречаны, в виду плоского зеленого острова Пи-аноза; в лазурное небо подымалась пламенеющая вершина Монте-Кристо. Дантес велел рулевому взять право руля, чтобы оставить Пианозу спра-ва. Он рассчитал, что этот маневр сократит путь на два-три узла. В пятом часу вечера весь остров был уже виден как на ладони. В проз-рачном вечернем воздухе, пронизанном лучами заходящего солнца, можно бы-ло различить малейшие подробности. Эдмон пожирал глазами скалистую громаду, переливавшую всеми закатнымикрасками, от ярко-розового до темно-синего. По временам кровь приливалак его лицу, лоб покрывался краской, и багровое облако застилало глаза. Ни один игрок, поставивший на карту все свое состояние, не испытывалтакого волнения, как Эдмон в пароксизме исступленных надежд. Настала ночь. В десять часов вечера пристали к берегу. "Юная Амелия"первая пришла на условленное место. Дантес, несмотря на свое обычное самообладание, не мог удержаться ипервый соскочил на берег. Если бы он посмел, то, подобно Бруту, поцело-вал бы землю. Ночь была темная. Но в одиннадцать часов луна взошла над морем и по-серебрила его трепещущую поверхность; по мере того как она всходила, еелучи заливали потоками белого света нагромождения утесов этого второгоПелиона. Остров Монте-Кристо был знаком экипажу "Юной Амелии"; это была однаиз обычных его стоянок. Дантес видел его издали каждый раз, когда ходилна восток, но никогда не приставал к нему. Он обратился к Джакопо: - Где мы проведем ночь? - Да на тартане, - отвечал матрос. - А не лучше ли нам будет в пещерах? - В каких пещерах? - В пещерах на острове. - Я не знаю там никаких пещер, - отвечал Джакопо. Холодный пот выступил на лбу Дантеса. - Разве на Монте-Кристо нет пещер? - спросил он. - Нет. Ответ Джакопо, как громом, поразил Дантеса; потом он подумал, что этипещеры могли быть засыпаны случайным обвалом, а то и нарочно заделаны изпредосторожности самим кардиналом Спада. В таком случае дело сводилось к тому, чтобы отыскать исчезнувшее от-верстие. Бесполезно было бы искать его ночью; а потому Дантес отложилпоиски до следующего дня. К тому же сигнал с моря, поднятый в полумилеот берега и на который "Юная Амелия" тотчас же ответила таким же сигна-лом, возвестил о том, что пора приниматься за работу. Запоздавшее судно, успокоенное сигналом, означавшим, что путь свобо-ден, вскоре приблизилось, белое и безмолвное, словно призрак, и бросилоякорь в кабельтове от берега. Тотчас же началась перегрузка. Дантес, работая, думал о тех радостных возгласах, которые единым сло-вом он мог бы вызвать среди этих людей, если бы он высказал вслух неот-вязную мысль, неотступно стучавшую у него в голове; но он не только неоткрыл своей тайны, - он, напротив, опасался, что уже и так слишком мно-го сказал и мог возбудить подозрения своим поведением, своими расспроса-ми, высматриванием, своей озабоченностью. К счастью для него, по крайнеймере в этом случае, тяжелое прошлое и наложило на его лицо неизгладимуюпечать грусти, и редкие проблески веселости казались вспышками молнии,озаряющими грозовую тучу. Итак, никто не заметил в нем ничего необычного, и когда наутро Дантесвзял ружье, пороху и дроби и объявил, что хочет пострелять диких коз,которые во множестве прыгали по утесам, то в этом увидели всего лишьстрасть к охоте или любовь к уединению. Один только Джакопо пожелал со-путствовать ему; Дантес не спорил, боясь возбудить в нем подозрение. Ноедва они прошли несколько шагов, как Дантес подстрелил козленка и попро-сил Джакопо вернуться к товарищам, зажарить добычу, а когда обед поспе-ет, подать ему сигнал ружейным выстрелом, чтобы он пришел за своей до-лей; сушеные фрукты и бутыль монтепульчанского вина дополнят пиршество. Дантес продолжал путь, время от времени оглядываясь назад. Взобрав-шись на вершину скалы, он увидел в тысяче футов под собою своих товари-щей, к которым присоединился Джакопо, усердно занятых приготовлениемтрапезы. Он с минуту глядел на них с кроткой и печальной улыбкой человека,сознающего свое превосходство. - Через два часа, - сказал он себе, - эти люди с пятьюдесятью пиаст-рами в кармане отправятся дальше, чтобы, с опасностью для жизни, зарабо-тать еще по пятидесяти; потом, сколотив по шестьсот ливров, они промота-ют их в каком-нибудь городе, горделивые, как султаны, и беспечные, какнабобы. Сегодня я живу надеждой и презираю их богатство, которое кажетсямне глубочайшей нищетой; завтра, быть может, меня постигнет разочарова-ние, и я буду считать эту нищету величайшим счастьем. Нет, - воскликнулЭдмон, - этого не будет; мудрый, непогрешимый Фариа не мог ошибаться! Даи лучше умереть, чем влачить такую жалкую, беспросветную жизнь! Итак, Дантес, который три месяца тому назад жаждал только свободы,уже не довольствовался свободой и жаждал богатства. Повинен в этом былне Дантес, а бог, который, ограничив могущество человека, наделил егобеспредельными желаниями. Подвигаясь между двумя стенами утесов, по вы-рытой потоком тропинке, которую, вероятно, никогда еще не попирала чело-веческая нога, Дантес приблизился к тому месту, где, по его предположе-нию, должны были находиться пещеры. Следуя вдоль берега и с глубокимвниманием вглядываясь в мельчайшие предметы, он заметил на некоторыхскалах зарубки, сделанные, по-видимому, рукою человека. Время, облекающее все вещественное покровом мха, подобно тому, каконо набрасывает на все духовное покров забвения, казалось, пощадило этизнаки, намечающие некое направление и, вероятно, предназначенные для то-го, чтобы указать дорогу. Иногда, впрочем, эти отметки пропадали, скры-тые цветущим миртовым кустом или лишайником. Тогда Эдмон раздвигал ветвиили приподнимал мох, чтобы найти путеводные знаки, которые, окрыляя егонадеждой, вели по этому новому лабиринту. Кто знает, не сам ли кардинал,не предвидевший полноты несчастья, поразившего семью Спада, начертал их,чтобы они послужили вехами его племяннику? Это уединенное место как разподходило для того, чтобы здесь зарыть клад. Но только не привлекли лиуже эти нескромные знаки другие взоры, не те, для которых они предназна-чались, и свято ли сохранил этот остров, полный мрачных чудес, свою див-ную тайну? Шагах в шестидесяти от гавани Эдмон, все еще скрытый скалами от глазтоварищей, убедился, что зарубки прекратились; но они не привели к пеще-ре. Перед Эдмоном была большая круглая скала, покоившаяся на мощном ос-новании. Он подумал, что, может быть, пришел не к концу, а, напротив то-го, к началу отметок; поэтому он повернул и пошел обратно по той же до-роге. Тем временем товарищи его занимались приготовлением обеда: ходили заводой к ручью, переносили хлеб и фрукты на берег и жарили козленка. В тусамую минуту, когда они снимали жаркое с самодельного вертела, они уви-дели Эдмона, который с проворством и смелостью серны прыгал с утеса наутес; они выстрелили из ружья, чтобы подать ему сигнал. Он тотчас же по-вернулся и со всех сил поспешил к ним. Они следили за его отважнымипрыжками, укоряя его за безрассудство, и вдруг, как бы для того, чтобыоправдать их опасения, Эдмон оступился па вершине утеса; он зашатался,вскрикнул и скрылся из глаз. Все разом вскочили, потому что все любили Эдмона, несмотря на то, чточувствовали его превосходство над ними. Однако первым подбежал к немуДжакопо. Эдмон лежал окровавленный и почти без чувств. Он, по-видимому, упал свысоты двенадцати, пятнадцати футов. Ему влили в рот несколько капельрому, и это лекарство, которое уже однажды так ему помогло, и на сей разоказало такое же благодетельное действие. Эдмон открыл глаза и пожаловался на сильную боль в колене, на тяжестьв голове и нестерпимую боль в пояснице. Его хотели перенести на берег.Но когда его стали поднимать, хотя этим распоряжался Джакопо, он засто-нал и заявил, что не в силах вытерпеть переноску. Разумеется, Дантесу было не до козленка; но он потребовал, чтобы ос-тальные, которые не имели, подобно ему, причин поститься, возвратилисьна берег. Сам же он, по его словам, нуждался только в отдыхе и обнадежилих, что, когда они вернутся, ему будет уже лучше. Матросы не заставили себя долго упрашивать; они были голодны, до нихдолетал запах козлятины, а морские волки не церемонятся между собой. Час спустя они возвратились. Все, что Эдмон был в состоянии сделатьтем временем, - это проползти несколько шагов и прислониться к мшистомуутесу. Но боль его не только не утихла, а, по-видимому, еще усилилась. Ста-рик капитан, которому необходимо было отплыть в то же утро, чтобы выгру-зить товары на границе Пьемонта и Франции, между Ниццей и Фрежюсом, нас-таивал, чтобы Дантес попытался встать. С нечеловеческими усилиями Дантесисполнил его желание, но при каждой попытке он снова падал, бледный иизмученный. - У него сломаны ребра, - сказал шепотом капитан. - Все равно, онславный товарищ, и нельзя его покидать; постараемся перенести его натартану. Но Дантес объявил, что он лучше умрет на месте, чем согласится тер-петь муки, которые причиняло ему малейшее движение. - Ну, что ж, - сказал капитан. - Будь, что будет. Пусть не говорят,что мы бросили без помощи такого славного малого, как вы. Мы поднимемякорь не раньше вечера. Это предложение очень удивило матросов, хотя ни один из них не пере-чил, - напротив. Капитана знали как человека строгого и точного, и небыло случая, чтобы он отказывался от своего намерения или хотя бы откла-дывал его исполнение. Поэтому Дантес не согласился, чтобы ради него про-изошло такое неслыханное нарушение заведенного на борту порядка. - Нет, - сказал он капитану, - я сам виноват и должен быть наказан засвою неловкость: оставьте мне небольшой запас сухарей, ружье, пороху ипуль - чтобы стрелять коз, а может быть, и для самозащиты, и кирку, что-бы я мог построить себе жилище на тот случай, если вы задержитесь. - Но ты умрешь с голоду, - сказал капитан. - Я предпочитаю умереть, - отвечал Эдмон, - чем терпеть невыносимыестрадания. Капитан взглянул в сторону маленькой гавани, где "Амелия" покачива-лась на волнах, готовясь выйти в море. - Что же нам делать с тобой, мальтиец? - сказал он. - Мы не можембросить тебя, но и оставаться нам нельзя. - Уезжайте! - сказал Дантес. - Мы пробудем в отлучке не меньше недели, - отвечал капитан, - и намеще придется свернуть с пути, чтобы зайти за тобой. - Послушайте, - сказал Дантес, - если через два-три дня вы встретитерыбачью или какую-нибудь другую лодку, идущую в эту сторону, то скажите,чтобы она зашла за мной, я заплачу двадцать пять пиастров за переезд вЛиворно. Если никого не встретите, вернитесь сами. Капитан покачал головой. - Послушайте, капитан Бальди, есть способ все уладить, - сказал Джа-копо, - уезжайте, а я останусь с раненым и буду ходить за ним. - И ты отказался бы от своей доли в дележе, - спросил Эдмон, - чтобыостаться со мной? - Да, - отвечал Джакопо, - и без сожаления. - Ты славный малый, Джакопо, - сказал Дантес, - и бог наградит тебяза твое доброе намерение; спасибо тебе, но я ни в ком не нуждаюсь. От-дохнув день-другой, я поправлюсь, а среди этих утесов я надеюсь найтикое-какие травы - превосходное средство от ушибов. И загадочная улыбка мелькнула на губах Дантеса; он крепко пожал рукуДжакопо, но был непреклонен в своем решении остаться на острове, и при-том одному. Контрабандисты оставили Эдмону все, что он просил, и удалились, частооглядываясь назад и дружески прощаясь с ним, на что Эдмон отвечал, под-нимая одну только руку, словно он и пошевелиться не мог. Когда они совсем скрылись из виду, Дантес засмеялся. - Странно, - прошептал он, - что именно среди таких людей находишьпреданность и дружбу! Потом он осторожно вполз на вершину скалы, закрывавшей от него море,и оттуда увидел тартану, которая закончила свои приготовления, поднялаякорь, легко качнулась, словно чайка, расправляющая крылья, и тронулась. Час спустя она исчезла, - во всяком случае с того места, где лежалраненый, ее не было видно. Тогда Дантес вскочил на ноги, проворнее и легче дикой серны, прыгаю-щей по этим пустынным утесам среди миртовых и мастиковых деревьев, схва-тил одною рукою ружье, другою кирку и побежал к той скале, у которойкончались зарубки, замеченные им на утесах. - А теперь, - вскричал он, вспомнив сказку про арабского рыбака, ко-торую рассказывал ему Фариа, - теперь, Сезам, откройся!