Елена Тюгаева 4 страница. Презентация, экскурсия по Питеру с Веркой и Луизой (Галаев уехал на деловую встречу), ночной клуб - всё пролетело мимо сознания Володи

Презентация, экскурсия по Питеру с Веркой и Луизой (Галаев уехал на деловую встречу), ночной клуб - всё пролетело мимо сознания Володи. Как будто продолжали крутить перед ним отрывки из фильмов, как это было на презентации: лица, облака над крышами дворцов, синяя рябь на реке, сигарета в Веркиных пальцах, мороженое в руке Луизы, искусственный дым над танцполом, коктейли, бенгальские огни... Он думал о Нонне. Он вспоминал то, чего вспоминать нельзя, если не хочешь уйти в безвременье, тоску, чёрный мрак. Ведь ты обманываешь, Нонка. Ты снова обманываешь, манишь меня, как чёртова русалка, чтобы утащить в глубину, защекотать, заморочить и топить ударами хвоста. Я больше не поддамся тебе, Нонка, делай, что хочешь, хоть свяжи меня по рукам и ногам и возьми в плен - я от тебя убегу.
- Володя! Damn! What are you thinking about? Меня надоело... мне надоело, shit!
Он очнулся от того, что Луиза стала хлестать его по щекам, прямо сидя на нём, и Володя не мог вырваться, голова моталась от ударов, но был даже рад этому - чувствительность вернулась.
- Луиза, ты что, ханни? Ты плачешь?
- Я не каменная, терпеть это! Ты целый день как зомби, не разговариваешь, смотришь насквозь меня... Я всё понимаю, ты, son of а bitch! Ты увидел эту cunt, и стал от неё, как... ушедший с ума!
Луиза спрыгнула с него, стала, рыдая, натягивать на себя пижаму. Володя бросился обнимать её, но Луиза отталкивала его и плакала. Никогда ещё Володя не видел ни одной американской девушки плачущей. А особенно Луизу. Луиза так же не сочеталась со слезами и истерикой, как Нонна со смехом и мороженым.
- Господи, детка, прости меня. Ты права. Я весь день думал об этой чокнутой.
- Fuck off! I hate you!
- Прости. Я не тосковал о ней. Я просто увидел её и вспомнил всю ту боль... знаешь, она так сильно обидела меня... хочешь, я тебе расскажу?
- Хочу.
Зажгли свет, откупорили виски, вытащили из холодильника лёд. Володя рассказывал, Луиза всхлипывала. Потом перестала всхлипывать и стала смотреть на Володю прежними, безумно влюблёнными глазами. Как это было у них в самом начале, в Лос-Анджелесе.
- Твоя история - настоящая русская страсть, как жаль, что он умер, кто сможет лучше него описать это?
- Я не хочу больше проклятых русских страстей. У меня половина души сгорела от этого.
Луиза поставила недопитый стакан и обняла его. Володя поцеловал её так, как никогда не целовал Нонну - нежно. А нежность и страсть - персонажи из совсем разных пьес.

Глава 27. "... всегда буду делать то, что считаю нужным..."

Во второй части фестиваля должны были выступать спонсоры, и Заман Галаев в том числе. Он собирался в своей речи объявить официальную дату свадьбы с Верой - 28 сентября. Вера готовилась больше, чем к своей вчерашней речи. Причёску делал французский стилист, которого специально для этого доставили накануне из Парижа. О платье и говорить нечего. Каскад натурального шёлка цвета мяты и "пачка денег того же цвета", добавил вслух Володя. Верка довольно засмеялась:
- У тебя комплекс голодного детства, Рыбаков, - сказала она, - везде деньги мерещатся. Человек меня любит. Это так трудно понять?
Страстно любящий подошёл к невесте в мятном шёлке и её американским друзьям (до того он беседовал с другими спонсорами и их любимыми девушками в разнообразных шелках) и сказал, что Володя и Луиза просто обязаны прибыть на свадьбу.
- Это вряд ли, - сказал Володя, - мы будем учиться.
- На три дня-то можно выбраться? Хотите, я позвоню ректору вашего университета?
- У тебя с ним тоже общий бизнес? - спросила изумлённая Луиза.
- Нет, с его старшим сыном.
В это время хорошенькая невыразительная девушка с бэйджиком распорядительницы фестиваля тронула Володю за рукав.
- Господин Рыбаков? Вас просили спуститься вниз.
- Кто? - удивился Володя.
- Сюрприз, - улыбнулась девушка.
- Мазовецкая, конечно, - сказала Верка, - её штучки.
- Не ходи, - посоветовал Заман.
Но Володя пошёл, потому что чувствовал свою силу, потому что очень хотел послать проклятую к её рогатым покровителям - не за глаза, а в лицо, наконец.
Сюрприз, сказала девочка с бэйджем? Не то слово. У подножия белых ступеней стояла карета. Настоящая, как из восемнадцатого века, запряжённая живыми лошадьми. С позолотой на дверцах. С открытым верхом. С кучером в ливрее. В карете сидела самая красивая в мире девушка, в наряде совсем не из эпохи карет. На ней было то самое платье цвета электрик, в котором Володя увидел её впервые, прижавшейся к изрисованной стенке грязного подъезда.
- Поехали? - спросила Нонна, протянув руку.
- Куда? - спросил Володя.
И руку её взял, забыв все ругательства, которые припас, слёзы, которые пролил, бессонные ночи и бутылки, опустошённые во время этих ночей.
- Куда-нибудь. Мир большой. Вот, читай.
Она протянула Володе свой мобильник, в котором светилась СМС под заголовком "Отправленные": "Виктор, прощай. Я ухожу к Владимиру Рыбакову. Теперь навсегда. На развод подам сама".
- Послушай, но я ведь...
Луиза не дала ему договорить. Схватила за запястье руки, которой он держался за край кареты. Оттянула назад и крикнула Нонне:
- Оставь его в покое, fucking slut! Я тебе не позволю над ним издеваться! Stuff yourself! Пошла на ***!
Стоявшие на крыльце звёзды, суперзвёзды, полузвёзды и вообще не звёзды разразились аплодисментами - погромче тех, какими одаривали вчера шедевры киноискусства. Нонна усмехнулась. И сказала, глядя в лицо Володе:
- Ты думаешь, она любит тебя? Что она в этом понимает? На что она способна ради тебя?
Она встала во весь рост.
- А я способна.
Открыла дверцу, спрыгнула на асфальт и вдруг стянула через голову платье. Володя уже видел такое однажды - в утреннем свете, падающем в обгорелое окно. А толпа на ступенях не видела, поэтому ахнула. Нонна пошла по дорожке прочь от кареты и ошалелых зрителей - в одних туфлях с серебряными каблуками, держа руки сзади, слегка на отлёте. Это было живое воплощение Володиной росписи, там, далеко, на стене старинного особняка, в городе на берегу Оки...
- Пойдём! - крикнула Нонна, глянув через плечо.
Непонятно, кому крикнула - Володе, Луизе или охраннику, который уже бежал к ней, держа впереди рацию, как распятие, должное защитить от нечистой силы. На ступенях ликовали, возмущались, аплодировали, визжали... Володя не слышал. Он помчался в противоположную сторону, в неизвестную ему улицу, в шум автомобилей, блеск стекла, сверкание фонтанчиков. Луиза догнала его. Он сидел на подножии какой-то статуи, прижав кулаки к глазам, и так тяжело дышал, что Луиза испугалась.
- Володя... тебе плохо? Мне вызвать амбуланс?
- Нет. Вон киоск, купи мне, пожалуйста, сигарет.
Луиза не осмелилась спорить. Пошла, купила пачку и зажигалку. Потом сидела рядом, молча гладила Володю по спине, вдыхала ядовитый дым и думала - можно всю жизнь прожить с этими русскими, идеально говорить на их языке, тысячу раз плакать над их книгами, и всё равно не понять их. Никогда не понять.

Истекало лето. Луиза давно уехала. Володя потихоньку собирал свои вещи, кое-что раздарил мужикам из бригады Бука, кое-что просто выбросил. Съездил к квартирной хозяйке, повёз плату за август и сообщил, что съезжает - навсегда.
- Не надо денег за август, - грустно сказала хозяйка, - ты же мне полный ремонт сделал, Володенька... Где я теперь найду такого хорошего жильца?
- Найдёте, Любовь Александровна. Квартира прекрасная, даже моей американской девушке нравилась.
- А там - уже нашёл, где будешь жить?
- В кампусе. Это студенческий городок такой, все живут в коттеджах. Но я буду у девушки. Через стенку от вашей внучатой племянницы Маши.
- Дай бог, дай бог...
От заказов Володя отказывался, целыми днями бездельничал, утром загорал на городском пляже, вечером посещал курсы английского (не те, на которых Нонка его осрамила, конечно). Не курил, не пил, в общем, жил в некой сладкой прострации, как бы выжимая остатки лета и остатки России. Наверное, так бывает у женщин за две недели до родов, думал Володя сам о себе, и усмехался.
Погода стояла необычно тёплая для конца августа, как, впрочем, всё то безумно жаркое лето. На окне постоянно жужжали осы. Глядя на них, Володя писал стихи в блокнот, перепечатывал, вечерами читал Луизе по скайпу.
В один из вечеров, вернувшись с курсов, Володя обнаружил у своей двери незнакомца - тот ждал, прислонившись к грязной стене. Высокий старик в дорогом костюме и галстуке с зажимом, на котором поблёскивал в прокуренном полумраке немаленький брильянт.
- Здравствуйте. Вы - Владимир Рыбаков?
- Я. Если вы насчёт заказов...
- Я насчёт Нонны Мазовецкой.
Володя шарахнулся назад, как будто в лицо ему ударил язык пламени. Адского пламени, конечно, какие ещё ассоциации могло вызвать это имя.
- А вы ей кто?
- Юрий Александрович Мазовецкий, - сказал старик, протягивая Володе ладонь, - я её отец. Нонна очень больна. Я знаю, что вы думаете обо всём этом... я вас просто прошу - навестите её. Она в клинике.
- Зачем? - почти взмолился Володя. - Ведь только хуже для неё будет...
- У неё депрессивное состояние. Ничем не снимается, даже сильными барбитуратами. Она плачет и плачет, вчера утащила у медсестры из сумки зеркальце, разбила и осколками пыталась порезать себе вены. Врач сказал, что, может быть, ей станет лучше, если она повидается с вами.
- Слушайте, я вас, конечно, понимаю. Это ваша дочь, и вам её жалко. Но я тоже живой. Она мне все нервы вытянула. Если я до сих пор не лежу в этой же клинике...
Соседская дверь открылась, и баба с сивой химией яростно крикнула:
- Задолбали бормотать на лестнице, без вас давление двести на триста, щас ментов вызову, алкаши проклятые!
Отец Нонны быстро подтолкнул Володю в спину, через минуту они были во дворе. При закатном свете Володя увидел, как сильно его сходство с дочерью, притом, что Нонна была на сорок лет моложе. Особенно выражение глаз - упрямое, слегка безумное.
- Ведь это от тебя она собиралась родить? - спросил Мазовецкий.
- Да. Она и тогда меня обманула. Сказала - не от меня.
- Знаешь, лично я был бы очень рад, если б она родила от тебя. И жила бы с тобой. У тебя нормальный, человеческий вид. В отличие от всех, с кем она общалась в последние пять лет.
- Спасибо. Но у меня есть невеста. Через неделю я уезжаю в США. Понимаете, всё кончено, и я больше не хочу никогда...
- Я тебя не прошу жениться на ней. Просто сходи в клинику.
Володя понял, что Мазовецкий не то, что не отвяжется - может и пистолет к виску приставить. Такой у них стиль жизни - душить воображаемую соперницу при толпе свидетелей, заставлять всю семью делать зарядку на террасе, раздеться на улице в центре Питера, под пистолетом везти любовника дочери к ней в дурдом.
- Ладно, я завтра схожу.
- Сейчас.
Пришлось ехать сейчас.

Вовсе не потому, что Нонна стала анорексично худой, с серыми кругами вокруг глаз, с потрескавшимися губами. И не потому, что она ежеминутно то плакала, то смеялась. Всё это Володя уже видел. Не из-за этих мелочей, и, конечно же, не из-за Луизы Володя почувствовал, что разлюбил Нонну...
- Неужели ты, ты мог продаться за пачку баксов? Нет, я даже не о деньгах. Ты полюбил эту девку, эту дворняжку, это ничтожество, откормленное пончиками... Или я совсем ничего не понимаю в жизни?
- Нонна, я и на сотую долю не люблю её так, как тебя любил.
- Тогда в чём дело? Захотелось спокойной жизни? Мещанской тишины? Чипсов под телевизор, твою мать?
- Нонна, ну что ты говоришь.
- Я не понимаю.
- Давай вообще не будем обо мне говорить, ладно? Я хочу доделать тот постер. Помнишь, где ты на берегу моря. Сегодня ночью дорисую, завтра отдам распечатать. Это будет мой тебе подарок. Ты там очень красивая.
- Я думала, ты его давно закончил.
- Тебе же надпись не нравилась. Бог есть любовь.
- Да. И сейчас не нравится. Бога нет. Если бы он был, я бы не сидела сейчас здесь... Кстати, ты знаешь, что по моему сценарию снимают фильм, и эту твою подружку, Верку, позвали туда тоже. Только на роль второго плана.
- Видишь, у тебя всё замечательно. И дальше так же будет.
- Притом, что я ушла от Виктора. Реально ушла, подала заявление на развод, вернулась к папе.
- К папе, наверное, не стоило.
- Но я ж заболела, Вовка, одной мне не справиться. Нет, отец - он неплохой. Он меня любит. И больше не пытается мной командовать. До него дошло, что мной командовать нельзя. Я всегда буду делать то, что считаю нужным.
"Приходить, уходить, приближать к себе, целовать, выбрасывать, отдаваться, вытирать ноги", - мысленно продолжил Володя. Эта Ноннина фраза оказалась ключевой.
- Ну, ладно, не буду тебя утомлять. Тебе спать надо, выздоравливать. Я завтра приду с подарком.
Он пришёл с подарком, и ещё три раза потом приходил, в последний - в тот день, когда уезжал в Москву, в аэропорт. Вместе с ним пошла Агаша. Она нарисовалась с утра, как всегда, без приглашения, с букетиком георгинов.
- А мне цветы даже некуда поставить. Я, видишь, с одним кофром остался.
- Компьютер тоже не берёшь с собой?
- Я всё ценное скинул на две флешки. А комп продал Юлдашу, это пацан из моей бывшей бригады, прикольный такой таджик. Сказал - будет по Интернету английский учить.
Агаша нашла во встроенном шкафу бутылку из-под кетчупа и поставила георгины на окно.
- Это с нашего сада. Нестеровых, я имею в виду. Я сама их вырастила.
Володя налил ей белого вина из коробки (он решил весь последний день в России пить, но не водку, а то до самолёта не доберёшься).
- Давай, на прощание.
- Мама представила твою кандидатуру на конкурс молодых писателей, - сказала Агаша.
- Больше некого было, что ли?
- Почему, было. Просто у тебя есть книга, и ты перспективен...
Володя посмеялся, налил ещё вина и рассказал про Нонну.
- А ты молодец.., - уважительно сказала Агаша, - можешь держаться. Я думала, ты перед ней бессилен.
- Я ни перед кем не бессилен, чайлд, - гордо сказал Володя, и нажал Агашкин нос, как кнопку звонка, - я вери кул мэн.
Агаша поехала с ним, правда, внутрь не пошла, осталась за оградой клиники.
- Я здесь, на остановке посижу, почитаю журнал.
Соскучиться Агаша не успела. Володя появился через четверть часа. Не мрачный, не отчаявшийся, скорее, смущённый. На скулах у него горели красные пятна.
- Что случилось? - испуганно спросила Агаша.
- Ничего. Ничего страшного. Просто попрощались.
Они молча ехали в троллейбусе, Володя смотрел в окно, а не на Агашку. Не рассказывать же этому недоделанному ангелу, как Нонна увела его на самую дальнюю скамейку, скрытую кустами: "По-настоящему здесь неудобно, но для минета на память..."
На память, на память, как жаль, что не продаётся жевательная резинка для стирания памяти или чипсы со вкусом амнезии. Может, когда-нибудь люди придумают.

Глава 28. "... я так больше никогда не буду…"

Верка оттягивала посещение ванной, насколько можно было - причесалась, протёрла лицо кубиком льда, намазалась кремом. В окне было замечательное утро, и, радуясь ему, весело распевали райские птички в большой клетке. Верка насыпала им корма и вытащила из холодильника апельсины, чтобы выжать сок. Она не доверяла прислуге. Бывают разве на свете такие честные люди, которые не разбавят чужой сок водой? Может, и бывают, но они не работают прислугой.
Соковыжималка и Верка работали одинаково механически, только вещь не думала, а девушка была вся напряжённая, одно слово, один жест могли сейчас взорвать к чертям её нервы. Зазвонивший телефон выполнил страшную миссию. Вера взяла и удивилась - неизвестный номер. С недавних пор её новый номер знало очень небольшое количество людей: Заман, режиссёры и их ассистенты, охранник, домохозяйка и пара приятельниц. В особую папку Верка переместила номера Леонида Зеленина, Матвея, Володи, двоюродного брата и Анна Павловны Нестеровой. Эти никогда не звонили, но мобильник мог их определить. "Никогда не давай номер чужим людям", - часто повторял Заман. - "Знаешь, как распространено похищение человека?"
- Алло! - отважилась Верка.
- Вера Аркадьевна Котина?- спросил неизвестный мужской голос.
- Вообще-то, по паспорту - Циглер. Ну, ладно, это я.
- Моя фамилия Волынский, может быть, слышали, "Алмаз-Банк"... Вера Аркадьевна, являетесь ли вы владелицей акций "Алмаз-Инвест"?
- Чего? - сердито крикнула Верка. - Вы где взяли мой номер?
Она понесла мобильник, продолжавший бормотать, Заману, который просматривал свою электронную почту - как всегда, до завтрака.
- Это тебя. Уже на мой мобильник звонят со всякими акциями-шмакциями, твою мать.
- Вера, ещё раз я от тебя услышу хоть слово мата.., - договаривать он не стал, забрал мобильник.
А Вера отправилась туда, куда боялась войти всю ночь. И ужасы ей снились, будили, тормошили во мраке: мертвецы, кровь, сверкающие ножи. Вещие, вещие сны - Вера вышла бледная, потерянная, села на диван и закрыла лицо руками.
- А это вовсе не мои были акции-шмакции, - сказал Заман, появляясь в двери. - Тебе родители оставили какие-либо ценные бумаги?
- Родители? Они же умерли. Я их не помню, - отсутствующим голосом сказала Вера.
Она вытащила из пачки сигарету, быстро закурила.
- Ах, да! Какие-то бумажки были. Бабуля говорила - типа, родители в Сибири купили акции... Они валяются у меня там, на старой квартире.
- Ты даже не интересовалась дивидендами?
- Чем?!
Он махнул рукой, ушёл к своему компьютеру, что-то кричал оттуда Верке. А она сидела, бледная, и длиннющими затяжками пыталась разогнать ужас. Не получилось. Заман быстро вернулся и стал объяснять про акции, дивиденды и фондовые биржи. Какие-то умники решили выкупить твои акции, потому что они резко возросли в цене. Продавать, конечно, не будем. Но надо съездить за ними, позаботиться о нормальном вложении дивидендов...
- Заман, я ничего не понимаю, честное слово, у меня башка кружится от этих разговоров! Я сделала тест, он положительный. Надо быстро найти хорошую клинику, где делают химические аборты. Я не думаю, что срок большой. Стопудово, это тогда, в Бадене. Я тебе говорила, плохой день, нельзя без резинки... Как назло, блин, такая непруха, за две недели до свадьбы!
Верка вытянула вторую сигарету, но зажечь не успела - Заман отобрал и сигарету, и всю пачку.
- Ты с ума сошла? Какой аборт? Разве нам не на что содержать ребёнка?
- А кино?! Два фильма? Съёмки будут ещё долго, а меня через три месяца уже нельзя будет снимать...
- К чёрту кино.
- Да ты что?! - Верка вскочила и заорала так, как никогда в жизни не орала, даже в достопамятной ссоре с Матвеем на людном перекрёстке. - В такое кино зовут один раз в жизни! А этих детей можно наделать косой десяток!
- Я сказал - нет.
Голова у Верки и без того покруживалась, уже не первый день. От крика и ужаса ещё и тошнота к горлу подкатила. Верка никогда в жизни не болела. А тут - дурнота в самый неподходящий момент.
- А я сказала - да! Это моя жизнь! Это моё тело! Не смей мне... меня...
Зародыш, поселившийся в Верке, оказался ещё сволочнее своего папаши - он как будто выключил её изнутри. Верка рухнула на персидский ковёр восемнадцатого века - бледная, как смерть.
- Ну, это нормально, - сказал домашний доктор, противно улыбаясь в лицо едва очнувшейся Верке, - В первом триместре беременности обмороки часто бывают... конечно, курение немедленно исключить...
- Скажите, - тонким отчаянным голосом спросила Верка, - а ведь бывает аборт по показаниям? По состоянию здоровья?
Заман не дал доктору ответить.
- Сделаешь аборт - я тебя выкину, как паршивую кошку. И из дома, и из телевизора. Поняла?

Юрист: Команды prompt и path объединяет то, что с их помощью можно сделать настройки в операционной системе. К сожалению, настройки, сделанные этими командами, сохраняются до момента перезагрузки компьютера. А у вас, уважаемый клиент, момент перезагрузки наступает в процессе причинения зла. Создавая зло, вы обновляетесь и функционируете.
Король: Если зло является способом существования индивида, можно ли считать его грехом?
(Входит Шут. Он несёт в руках что-то, прожектор выхватывает этот предмет. Свет прожектора - красный по краям, изжелта-белый в центре. Экраны по бокам от сцены показывают объект, увеличенный в десятки раз. Это шляпа с приколотой к ней вместо пера или пряжки детской окровавленной ручонкой)
Шут: Вещественное доказательство доставлено!
Король: Разве это доказательство зла? скорее, одна из клеток памяти. Не я действовал, но мой разум.
(Звучит ария Каварадоссо в компьютерной обработке. Как снег, падают сверху обрывки горящей бумаги. Запах, однако, не горелый - морем и водорослями веет на зрителей)
Гортензия, растущая в вазоне: А по мне, так людей вовсе не существует. Это фантомы, выдуманные нашими предками, от невежественности боявшимися сил природы.

- Володя! Ты не забыл?
Володя быстро закрыл компьютерное окно, но Луиза заметила и засмеялась:
- Я знаю, что ты читаешь. Её пьесу в журнале.
Володя пожал плечами. И Луиза тотчас обняла его за плечи:
- Пьеса - это всего лишь пьеса. Тем более, очень глупая. Почему в России любят такую ерунду?
- Да никто этого не любит. Редакторы печатают потому что, во-первых, хотят показаться продвинутыми, понимающими "такое трансцендентное мировосприятие"...
- Извини, я не поняла последнюю фразу, скажи по-английски.
- Я не знаю, как это по-английски. В общем, хотят показать, что они понимают эту чушь. Во-вторых, она известна в литературных кругах. Но я не думаю, что хоть один нормальный человек станет читать такие пьесы.
- А ты? Ты - ненормальный?
Луиза взъерошила его волосы, а Володя поцеловал её, и оба мгновенно вспомнили: "Теннис! Мы же опаздываем на факультетский матч!"
Володя в теннис играл посредственно, поэтому всего лишь болел - за Луизу, Грейс, Дэна и приятелей, которых завёл в своей группе. Они торопились, чтобы Луиза успела переодеться, поэтому имейлы от Руслана и Верки остались непрочитанными. А поскольку Луиза и Грейс выиграли у девиц с математического, и компания на радостях отправилась в рыбный ресторан, имейлы были прочитаны только следующим вечером. Луиза сидела по-турецки в кресле с упаковкой маффинов, Володя читал ей вслух, из открытого окна доносились звуки, совсем не гармонирующие с содержанием писем: звонки скоростных велосипедов, громкая английская речь, смех и звучание кантри-песен по радио в Машиной половине коттеджа.

Кому: [email protected]
От кого: [email protected]
Тема: Руслан Арефьев

Привет, америкос! Как ваше ничего? Я тебя вполне понимаю. Сам учился на младших курсах в Гарварде. С ними можно ладить, хотя относятся к нам они, примерно, как мы к гастарбайтерам. Не любят русских, нигде не любят, и виноваты в этом мы сами: много пьём, брешем и выделываемся.

- О, как верно сказано! - воскликнула Луиза.
Володя молча показал ей кулак и продолжил читать.
"То, что ты уже завёл знакомых и даже друзей - отлично. Друзья для человека - как корни. Родственники, бабы - всё это херня, они поддерживают, когда им удобно. Особенно, бабы. Кстати, я слышал о твоей несравненной Н.М. Моя Диана упомянула её фамилию, я спросил: "Ты разве знаешь её?". Нет, ответила моя, но с ней встречается сын мужа тёти от первого брака. Н. уже встречалась с ним в ранней молодости и считалась официально его невестой. У них отцы - какие-то военные шишки. Потом Н. его бросила и выскочила за дядечку-продюсера. Но он, видно, был ранен в сердце не хуже тебя, и с радостью прилип к ней снова. Вся родня, конечно, в шоке. Она ведь лечилась в дурке, ну, и по ТВ показывали тот эпизод на кинофестивале в Питере. Я на днях пересматривал ролик в инете. У тебя крепкие нервы, Володя. Я бы не выдержал и побежал за ней, хоть в преисподнюю. Моего стиля девушка, есть в ней большая доза БДСМ.
Не хотел писать и вгонять себя в депру, но вышло к слову. Александру посадили. Дали семь лет, как за изнасилование. А на её место губернатор тут же посадил мужа своей племянницы. Суки! Писать Саше я не имею права - не родственник, не муж. И какой смысл писать? Она выйдет уже совсем другим человеком. Может, и не захочет смотреть в мою сторону. В общем, я наверное, исполню Дианкину мечту - женюсь. Ближе к лету. Мне надо настроиться.
На сайте БДСМ я находил немало дам, которые рекламировали себя, как "госпожи". Пару раз попробовал встретиться. Такая фигня, что больше неохота ставить над собой нелепые эксперименты.
Иногда приходит в голову, что вся наша жизнь - нелепый эксперимент.
На этом заканчиваю. Отвечай, как будет время и желание.
З.Ы. А свидание с родителями - ничего страшного, сделай протокольную рожу и улыбайся во все тридцать два. Помнишь, как в той поговорке: "Улыбайтесь, шеф любит идиотов". Они же думают, что все русские - умственно отсталые. А может, так оно и есть.

- У него своеобразные и интересные взгляды на жизнь, - сказала Луиза, - хотя много стереотипов. Мои родители не улыбаются всё время, как кретины. Это дешёвая философия, зачерпнутая из Карнеги.
- Почерпнутая.
Голос у Володи был такой мрачный, что Луиза вздрогнула.
- Ты так расстроился из-за неё? Из-за того, что она вернулась к бывшему бойфренду? Володя, а ты говорил, что навсегда...
- Конечно, навсегда! - сказал Володя. - У меня крепкие нервы. Просто, знаешь... неприятно. Два месяца назад девушка лежала в психушке из-за любовной драмы. А сейчас вовсю разворачивает новую драму.
- Это её профессия, - сказала Луиза, - она драматург.
Володя засмеялся, подошёл к Луизе за поцелуем и маффином. А потом вернулся к компьютеру и открыл Веркин имейл.

"Привет, Володя и Луиза!
Пишу, чтобы сказать - не приезжайте в конце сентября. Свадьбы не будет. Билеты ещё можно успеть сдать, эта сволочь Галаев не может аннулировать их, они электронные. Пусть хоть вам его бабки достанутся.
У меня всё очень плохо. Я залетела от этой сволочи по его вине, а может, он нарочно, кто его знает. Мне и раньше говорили, что у него есть на родине жена и дети, две девки. Мне было по фигу, подумаешь, пусть сидит эта нерусская жена у себя в горах, я её никогда не увижу. Он хотел, наверное, чтобы я родила пацана, у них такая вера, нужны только сыновья. Или просто красивую бабу в койку себе хотел. А на меня наплевать ему было, что я хочу кино, славу, не жить всю жизнь топ-моделью из Долгопропащенска. Я взяла и сделала аборт, думала - повыёживается и затухнет. Он же всегда мне угождал. Вытащил из депрессии, когда я была из-за идиота Зеленина чуть получше этой Нонки чокнутой.
А теперь у меня ничего нет. Свадьба отменена, из всех фильмов меня выбросили. Они все не хотят с ним ссориться. Он им денег давал, и дальше будет давать, а я что? Они мне сказали - красивых девочек много на свете.
Я вернулась в свою прежнюю квартиру. Сижу, как дура, и гружусь сама с собой. Думаю, может уехать в Израиль? Только у меня ведь не мама была из евреев, а отец. Не возьмут.
Если бы вы знали, как мне плохо. Охота пойти и утопиться.
Ладно, сворачиваюсь.
Целую."

- Какой ужас, Володя! Дай, я сама напишу ей ответ. Нет, лучше... у тебя есть её домашний номер? Я ей позвоню.
- Там сейчас шесть утра, она спит без задних ног.
- Окей, тогда я всё-таки напишу.

Володя и Луиза выехали в полшестого утра, чтобы ехать без пробок. Родители Луизы жили в Саут-Бей, не близко, и Луиза заявила, что машину поведёт сама.
- Пожалуйста. Я не оголтелый антифеминист, и лучше посижу в Инете, чем крутить баранку.
- Ты всё равно обиделся.
- Откуда ты знаешь?
- Я по твоему лицу всегда вижу настроение.
А вот я не могу читать настроение на лицах людей, подумал Володя. Или у меня рожа настолько примитивная, что сразу отражает эмоции. Или я просто не наблюдателен, не умею читать людей, как книги. А ведь главное умение в жизни – это не считать деньги, не гонять в футбол, не жарить шашлык, не класть плитку, не воспитывать детей, а научиться читать людей. Или - достойная альтернатива - понимать природу. Всё, кроме людей и природы - выдуманное, искусственное.
- Но люди искусства чувствуют человека и природу тоньше всех остальных, - заметила Луиза, когда Володя сказал ей об этом, - парадокс. В твоих стихах, например, такое глубокое понимание... Слушай, давай говорить по-английски, пока едем?
- Почему?
- Нам будет трудно потом перестроиться.
- Окей. Я всё время забываю, что твои родители не знают русского, Луиза.
Наверное, я и в самом деле человек искусства. Соврал, а она поверила и довольно улыбается, меняет в проигрывателе диски. Я же не могу сказать, что замечаю постоянно её акцент, и всегда буду замечать, что злюсь на себя, когда чувствую, как этот акцент пробивается в моей собственной речи. Неужели через пять лет я буду говорить врастяжку, как все "анджелиносы"?

И ровно тысячу лет мы просыпаемся вместе,
Если даже уснули в разных местах,
Мы идём ставить кофе под Элвиса Пресли,
Кофе сбежал под "Propeller heads", ах!

- Зачем ты поставила русское старьё, если мы договорились перейти на инглиш?
- Мне нравится его голос. Он похож на твой.
- Слава богу, я не пою. Хоть от этого судьба спасла.
Ближе к месту назначения Володя задремал, и снились ему не страшные, но тревожные сны. Луиза будто бы вынула диск из дисковода, и показала Володе с укором - там была надпись "Нонна Мазовецкая" и портрет её, проклятой. Глаза на портрете светились, как живые. Луиза шевелила губами, но сон шёл без звука, загадочный, как немое кино. Володя взял диск и выбросил в окно машины, а какая-то девчонка у обочины тотчас подобрала. Но машина неслась так быстро, что Володя не успел разглядеть, кто она была - то ли Верка, то ли Агаша, а может быть, Лиза с курсов английского, которую Нонка чуть не придушила? Смазанным пятном промчалась самая знаменитая наскальная живопись наших дней - гигантские буквы "Hollywood", и сразу же - Исаакиевский собор в Санкт-Петербурге...
Володя открыл глаза, увидел серебристые ворота с венками металлических роз, которые множество раз отразились на Луизиных фотках и видео, и спросил:
- Приехали?
Луиза поцеловала его в щёку и засмеялась:
- А я хотела показать тебя родителям спящим...
- Чтобы сразу видели, какого ты подобрала бездельника?
Ворота открылись прежде, чем Луиза посигналила. Как потом сказала её мама, отец с утра посматривал с балкона в бинокль.