Елена Тюгаева 1 страница. Глава 21. " он мне глубоко индифферентен"

Часть III

Глава 21. "... он мне глубоко индифферентен..."

- Послушайте, я вас очень прошу оставить нас в покое! Я и мой муж чрезвычайно заняты, и не имеем никакого желания участвовать в ваших провинциальных разборках! Не звоните больше!
Верка захлопнула мобильник и в сердцах бросила его на заднее сиденье. Но сиденье было мягкое, а мобильник - эксклюзивный, в сменной панели, отделанной шиншиллой. Он не разбился. Он издал ещё несколько звонков, от которых Верка нервно вздрагивала.
- Дай мне сигарету, солнце, - попросила она, - зла не хватает на этих краеведов.
Лёня послушно подал, и себе взял - тот же элегантный "Данхилл". Они с Верой курили редко. Только от сильных эмоций. Когда удалось выбить для Веры место ведущей не последнего московского телеканала, когда отправили бабушку в Израиль, когда Лёня получил хороший гонорар за выступление в элитном ночном клубе. Или когда вот, как сейчас, крутили нервы краеведы, продолжающие битву за Дом.
- Всё равно пробка, - сказал Лёня, - надо расслабиться.
- Может, дать им денег на этот Дом, чёрт бы их побрал? - спросила Верка.
- Я и не знал, что здесь бывают пробки, - сказал Лёня. - Откуда деньги, заинька? Свадьба впереди. Мы же не можем расписаться без свадьбы, как чмо последнее. Интернет уже растрепал вовсю, что мы едем в свадебное путешествие в Монако.
- Я не хочу ни в какое дебильное Монако. Я даже не знаю, где это, - сердито сказала Верка. - Мы поедем в Париж.
Она быстро затушила едва раскуренную сигарету и положила руку на Лёнино бедро. Он мгновенно затушил свою и припал поцелуем к Веркиной груди. Не к губам, потому что помнил - Вера не выносит табачного привкуса в поцелуях.
- Я тебя люблю, - прошептал Лёня.
- Я тебя люблю, - отозвалась Вера.
Их чувства были в самом разгаре - пора дозволенной, но не успевшей осточертеть любви. Ближайшие дни были мутноватыми, но неизбежными штрихами в солнечной картине их счастья. Вера ехала в Волчанск на суд по делу о собственном разводе. Для этой неприятной процедуры пришлось отпроситься - Вере со съёмок передачи, Лёне - из другой передачи, где он был временно соведущим (тупая работа, но бабки не помешают, как говорил он сам) и ещё - позвонить в Волчанск двоюродному брату. Двоюродный брат со своей семьёй жил в доме покойной Веркиной бабушки, Софьи Сергеевны. Верка даже денег за это не брала. Однако, когда сообщила кузену, что приедет с мужем на два дня, услышала в голосе того недовольство.
- Недоволен он, представляешь? Приеду и выгоню, на хрен, к чёртовой матери, из моего дома!
- Не гневайся так, котёнок. Отрицательные эмоции разрушают ауру. Что с них взять, убогих деревенских людей...
Всё было неприятно в этой поездке - и пробки на выезде из областного центра, и улицы Волчанска, покрытые жирной весенней грязью, которая немедленно изуродовала внешний вид "Крайслера", и бывший дом Верки, показавшийся ей маленьким, кривобоким, обшарпанным. Здесь даже нет туалета, вспомнила Верка, и ей стало стыдно перед Лёней. Здесь даже нет душа. А ещё предстоит встреча с Матвеем, от которой, хотя и состоится она в присутственном месте, Верку коробило.
- Почему ты такая грустная, моя радость? - спросил Лёня. - Подумаешь, душа нет! Зато кровать широкая...
Он немедленно откинул Верку на вышитые подушечки её бывшей кровати. Двоюродный брат с женой в этой комнате не жили - держали её на случай "если Верочка захочет приехать в отпуск".
- Лёнька! С ума сошёл! Я вся как разбитое корыто с дороги!
- А это - релаксация...
Релаксация получилась очень даже неплохая. После великолепных отельных альковов и Лёниной евроспальни, стилизованной под ранний декаданс, Веркина "детская" оказалась приятной переменой. После устриц и омаров, бывает, хочется картофельного пюре.
- Куда можно выбросить средство контрацепции?- спросил Лёня.
Релаксирующая на его плече Верка посмеялась, и почувствовала, как со смехом утекают последние капли неприятной тяжести.
- Вот незадача! Да закинь ногой под кровать. Будем уезжать, с собой заберём.
Они так расхохотались, что жена Веркиного брата осмелилась и постучала в дверь (постучать раньше она стеснялась из-за характерного скрипа кровати):
- Вера, Леонид, идите ужинать!
Они набросили какие-то одёжки попроще и пошли - взлохмаченные, с ещё дрожащим дыханием и неестественным румянцем на лицах. Вера прихватила с собой сумку, в которой привезла продукты, долженствующие разбавить традиционный волчанский рацион. Она как знала заранее: на столе возвышалось блюдо "картошки-толчёнки" (то есть, тушёной и размятой с мясом), а вокруг живописно - котлеты, оливье, крабовый салат и домашние маринады.
- Вот, - сказала Вера, извлекая одно за другим из сумки, - сёмга, ветчина пармская, осетринки немножко, гусиная печень...
Двоюродный брат с женой следили зачарованными, восхищённо-злобными взглядами.
- А это бургундское вино, Лёня из Франции привёз.
- А вы... ты и во Франции был? - спросил невыразительным голосом Веркин брат.
- Три раза, - отмахнулся Лёня, - натурные съёмки и кинофестиваль...
- Вер, Нестерову будешь звонить? - спросила жена брата после первой рюмки.- А то хочешь, я позвоню. Если тебе неприятно.
- С чего это мне будет неприятно? - дёрнула плечом Верка. - Он мне глубоко индифферентен. Позвоню попозже. Лёня, наливай, что ли!
- Сейчас сразу разводят, - сказал брат (ему очень хотелось дерябнуть водочки, французское пойло только бередило кровь), - особенно, если детей нет. Никаких проволочек.
- Да уж надеюсь, - сказала Верка, - у нас свадьба через месяц. Люди приглашены, фуршет заказан.
- Платье купила? - пытаясь сочетать умильную улыбку и гусиную печень, спросила жена брата.
- Зверев делает, - спокойно ответила Верка.
- Это тот, который по телеку... стилист?
- Естественно. Белое я не захотела. Будет красное.
- И фата красная?!
- Какая, на хрен, фата? Оставим эти средневековые примочки для города Волчанска. Лёня, наливай!
- А как же это.., - спросил двоюродный брат, тоскливо опрокинув в рот красную бурду, - ты же венчалась с Матвеем. Церковный брак разводят?
- А мне это параллельно-фиолетово, - ответила Верка, - я прошла гиюр. Не знаете? В Интернете, вроде, писали. Это обряд посвящения в иудаизм. Так что православной церкви до меня, жидовки, больше дела нет!
Лёня наполнил рюмки, не дожидаясь команды.

Матвей позвонил сам - в приличное время, около девяти вечера.
- Здравствуй, - сказал он спокойно, - это Матвей. Ты помнишь, что завтра в десять - суд?
- Помню, конечно. Я уже в Волчанске, у Коли ночую.
- Вот и хорошо.
Матвей отключился. Но Верка немедленно набрала его снова.
- Слушай, мне тут сказали, ты бабу себе завёл?
- А тебе-то что?
- Шустро, однако! Значит, ты только со мной был как рыба сонная?
Лёня, брат и жена брата - все шипели на Верку: "Перестань! Брось!". Но она не бросала, и Матвей отвечал - холодным надменным голосом, который задевал и накручивал Верку больше всего.
- Это твоё субъективное мнение, Вера Аркадьевна.
- Да? А у неё объективное? У новой тёлочки? Мне сказали, она такая страшненькая, в очках, плоская, как доска.
- Это субъективное мнение того, кто тебе сказал.
- Получше не мог найти? Или подобрал первый попавшийся хлам?
- Вера, ты пьяная, я по голосу слышу.
- Да. Пью бургундское вино, закусываю трюфелями. Я гедонистка. Я люблю удовольствия. Я не могу подбирать крошки, которые упали со стола Жизни. Мне нужны лучшие куски.
- Как ты поэтично выражаешься. Не пробовала записывать? Может, издадут твои вирши, как Володькины. Поедешь в Америку.
- В Америку мне не хотца. Мы едем в свадебное путешествие в Париж.
- Круто. Не забудь сходить в Лувр.
- Это где?
- Это там, где больше всего бутиков.
- А ты куда поедешь в свадебное путешествие со своей очкастой? На велосипедах на речку Вонючку?
- Скорее всего, да. Завидно?
- Кому завидовать - тебе? Лузеру? Мамочкиному подкаблучнику? Пользователю дурнушек?
Лёня отнял у Верки телефон, и вовремя. У неё началась истерика - бурное рыдание в ладони, перемежающееся смехом. Кузен и жена испугались, а Лёня - нет. Он уже видел такое несколько раз, по разным поводам. На днях это случилось из-за того, что по дороге на презентацию культового композитора Верка порвала чулок. Лёня подхватил рыдающую на руки, отработанным приёмом, как многажды подхватывал разнообразных графинь, принцесс и Анжелик. И понёс в спальню. Пару раз Верка вскрикнула там. Потом начался знакомый характерный скрип.
- Во, бля, и сил-то хватает, сутки напролёт, - пробурчал Веркин кузен, и полез в кухонный шкафчик за самогонкой.

На суд Вера Аркадьевна Нестерова явилась в мини-платье от Виктории Сикрет, в палантине из белого меха и с меховой же белой сумочкой, похожей на комок снега. Публика была убита, а сбежалось её немало - жена кузена успела растрепать половине городка о приезде звёздных родственников. Лёня подал Вере руку, захлопнул дверцу машины и тотчас наткнулся на трёх несовершеннолетних дев. Две потрясали блокнотиками, а третья - настенным календарём, на котором Леонид Зеленин в шляпе со страусовым пером и кружевном воротнике держал старинный бокал с вином.
- Лёнечка, дайте автограф!
Суперстар, не чинясь, расписывался, улыбался сдержанно, ловко выскользнул из кольца девушек и повёл Веру внутрь здания. Фанатки рванули было за ним, но секретарша суда, полногрудая мадам, сдержала их напор:
- Бракоразводный процесс - без свидетелей!
Вера ещё в машине приготовила ледяной, презрительный, насмешливый, уничижительный, ядовитый взгляд. Получилось бесподобно - если бы взгляды можно было продавать, этот потянул бы на десять тысяч баксов. Матвей и Агаша получили его бесплатно. Для Анны Павловна Вера смастерила лицо попроще - как леденцы от кашля "Мёд и лимон".
- Здравствуйте, тёть Аня.
Второй взгляд на десять тысяч окатил Матвея и Агашу:
- И вам не болеть!
Матвей был в простой джинсовой рубашке. Вера перевела взгляд с него на Зеленина, и осталась очень довольна. Что сравнивать булыжник и каррерский мрамор. Две пары заняли места в зале в одном и том же первом ряду, но разделённые проходом.
- Ты видел его девку? - спросила Вера громким шёпотом. - Её Володька Рыбаков привозил на нашу свадьбу. Типа она с ним сначала пробовала мутить. Но Володька не дурак, подбирать такое говно... Она уже на нашей свадьбе запала на Матвея. Посмела мне сказать - у вас это не по-настоящему...
- Что ж, она была права, - повёл плечом Лёня.
- Нет, но он-то! Опустился ниже плинтуса. Ты только посмотри на неё!
- Верунчик, там не на что смотреть.
Звёздный шёпот прервала судья - тоже полногрудая. За километр было видно, что судью мучат климакс, запоры и острая личная неприязнь к Верке Котиной, однокласснице её дочери, сучке бесстыжей, бросившей самого замечательного парня в Волчанске и устроившейся в телевизор благодаря красивой морде и высокой температуре половых органов. Но дело было, увы, не уголовным и даже не гражданским. Матвей и Вера спокойно заявили, что желают развестись по причине несходства характеров, имущественных и иных претензий друг другу не имеют. Судье было не развернуться. Она сухо спросила, собирается ли Вера вернуть девичью фамилию "Котина".
- Нет, - ответила Вера, - я всё равно выхожу замуж через месяц.
На этом суд закончился, и обе пары вышли с чувством облегчения. Правда, у Верки дрожали пальцы, и она потребовала, чтобы Лёня немедленно дал ей сигарету и отвёз куда-нибудь "где можно напиться".
- Солнышко, а может, дома? Ведь сегодня ехать, я за рулём...
- Что за беда, наймём здесь какого-нибудь чмошника, чтобы довёз нас до Москвы!
Она стряхнула пепел в открытое окно "Крайслера" и чуть не попала на носок кроссовка Матвея. Он нарочно подошёл, для того, чтобы сказать ей глухим голосом:
- А курить тебе не идёт.
Верка почувствовала злобную радость оттого, что он подошёл, пусть даже и с кретинской фразой.
- Ты родился обывателем, им и сдохнешь! - крикнула Верка вслед, но Матвей быстро завернул за угол, Агаша бежала за ним и догнала только метров через двести
Он сам остановился. Успел вытереть слёзы, и их не заметили ни Агаша, ни тем более Верка.
- Ишь, сволочь какая! - крикнула Верка.
Стиснула Лёнину руку и так завсхлипывала, что Лёня не выдержал - поехал искать, где можно напиться.

Глава 22. "... неестественно и непрактично..."

"Как всё-таки здорово, когда ломаются стереотипы и крушатся устои", - думал Володя, чувствуя руку Луизы на своём запястье. - "Сказал бы мне кто-нибудь пару месяцев назад, что американцы посещают выставки авангардного искусства и смотрят артхаусное кино! Мы все уверены, что они умеют только жрать гамбургеры и хохотать дебильным смехом над комедиями, где персонажи ежеминутно падают, пердят и тому подобное..."
Он немедленно высказал эту мысль вслух, и все засмеялись: Маша, Луиза и даже Машин бойфренд Брюс, который, казалось, улыбается раз в год по заказу. Кстати, ещё один удар поддых стереотипам о постоянно улыбающихся американцах.
- Мы не те американцы, которых показывают в комедиях, - сказала Луиза, - мы ещё смешнее - мы интеллектуалы.
- А я - совсем нет, - сказал Володя.
- Конечно, - отозвалась вечно ехидная Маша, - интеллектуалы не умеют сочетать поэзию, искусство и ремонтные работы. Брюс, ты сумеешь наклеить плитку в ванной?
- Зачем? - разумно спросил Брюс.
- Если старая разбилась, - включился Володя.
Он уже минуту отвечал руке Луизы нежным пожатием. Была бы девушка русская, можно было бы попробовать положить руку на коленку. Но на Луизе были широкие кремовые шорты выше колена. Как ответит американская интеллектуалка на пожатие голой коленки, Володя не знал. "Вдруг в суд подаст. У них это, может, называется сексуальным домогательством".
- Если плитка разбилась, я, скорее всего, не обращу внимания, - философски пожал плечами Брюс, - а заметит Машка, и вызовет сервис.
Он так и говорил, по-русски - "Машка".
- Да, - подтвердила Луиза, - Машка заметит. Она настоящее ЦРУ.
- Если мужик не умеет делать ремонт - он не мужик, - сказала Маша, - так в России считается. Да, Володя?
- Уже нет, - ответил Володя, - если бы все так считали, я бы остался без работы.
- Тормози, - приказала Маша Брюсу, - всегда ухитряешься проехать мимо.
Ресторанчик был маленький, с итальянской кухней. Луиза спросила Володю, как он относится к итальянской кухне.
- Жри что дают, - ответил Володя по-русски, - так мне мама говорила в детстве. В армии это подтвердилось.
Луиза поняла (студенты факультета славистики все неплохо знали русский) и стала повторять Володину шутку друзьям, которые были заняты разговором с официантом. И официанту тоже перевела. Все смеялись, выбирали блюда, потом дегустировали вина.
- Дегустация дорого стоит? - спросил Володя.
- Free, - ответила Маша.
- Всё, переёзжаю жить в Штаты, - сказал Володя.
Снова все смеялись, включая пожилого официанта, смешивались в воздухе запахи вин, шумели с улицы дорогие не наши автомобили, телевизор над барной стойкой показывал голубовато-сиреневую не нашу жизнь.
"Твою мать", - с внезапной грустью подумал Володя, - "а ведь я не хотел бы жить здесь всегда".
Странный ты человек, Володя, говорил он сам себе ещё в первые дни пребывания в Калифорнии. Дома тебе претили мещанские застолья с жирными салатами, водярой и маринадами, здесь ты смотришь неприязненно на шведский стол с наггетсами и сельдерейной соломкой. Там тебя раздражали литературные тётеньки в янтарях и захолустные классики с бородами, здесь - не нравятся фанатично деловитые работники в ярких комбинезонах. Весь мир нельзя перекроить по твоему заказу. Да и есть ли он у тебя, собственно, заказ-то? Лучше ли была бы твоя вселенская компьютерная программа?
- Нравится? - спросила Маша. - Правда, похоже на пельмени?
- Нет, - сказал Володя, - не очень похоже.
- Завтра у меня семинар в десять эй эм, - сказала Маша, - а Луиза свободна. Она с удовольствием отвезёт тебя в Кристал Кэфедрал.
Луиза с готовностью кивнула - да, с удовольствием! Володя подал ей руку и пригласил на медленный танец. На маленьком танцполе две немолодые пары уже исполняли что-то типа деревенского вальса тридцатых годов. Володя не собирался подражать - он взял Луизу за талию, плавно повёл, и тут же вспомнил неизбежное - другую талию, гораздо более гибкую и тонкую, другую музыку, гораздо более печальную и страстную, другой мир, тоже неправильный, тоже непонятный.
- Володя, ю а дансинг грейт. Соу секшуал...
- Итс ван оф май тэлентс, Луиза.
Домой, в кампус, возвращались в дожде - очередной дождь, вязкий, тёплый и стремительный накрыл шоссе и автомобили, горизонт и линию океана вдали.
- Идиотская погода в этом году, - сказал Брюс, - всю зиму было плюс двадцать пять, и лили дожди. Весной стало плюс двадцать и дождей ещё больше.
- А у нас снег только-только растаял, - сказал Володя.
Луиза положила руку к нему на талию - сама, и Володя, естественно, не обвинил её в сексуальном домогательстве. Он этого даже не заметил.

- Потрясающий собор, - сказал Володя, - думаю, фотки получатся замечательные. Все мои знакомые умрут от зависти.
- Подожди до уикэнда, - сказала Луиза, - мы все будем свободны, и повезём тебя в Дисней-Лэнд.
- Это же для детей?
- О, нет, там и взрослым интересно. Ну, что, отвезти тебя в кампус?
Володя жил у Маши и Брюса в их коттедже. Собственно, коттедж был не Машин, принадлежал кампусу, и делился на две половины. В одной жила Маша, во второй - Луиза. Брюс, работавший преподавателем философии в одном из колледжей, имел своё жильё, но уже полтора года назад переселился к Маше.
- У вас не осуждается связь преподавателя со студенткой? - спросил Володя в первый же день.
- Осуждается. Но она не моего колледжа студентка. И мы не привыкли подчиняться всеобщей морали - ни я, ни Маша.
Снова неформалы, подумал Володя. Что-то везёт мне на людей, которые не хотят подчиняться всеобщей морали. Не давать свою жену во временное пользование молодому любовнику, например...
- Может, зайдём куда-нибудь, почавкаем? - спросил Володя по-русски.
- Что это "почавкаем"? Извини, я ещё не все жаргонизмы освоила.
- Хэв ланч. Знаешь ты какое-нибудь кафе здесь?
- О, щуэ!
Луиза прыгнула за руль, но сначала записала в блокнотик жаргонизм "почавкать".
- Если хочешь, я могу надиктовать их тебе хренову тучу.
- Спасибо! Говори со мной по-русски всё время! Это великолепная практика. Хренова туча - что это?
Володя подозревал, что Луиза пытается замутить с ним именно ради этого - "практис ин рашен". Иначе, зачем бы дочери преуспевающего адвоката русский раздолбай без профессии? Раздолбаю тоже не вредно было бы помутить, с кем бы то ни было, хотя бы с целью изгнания бесов, пожирающих мозг и душу.
- Только я угощаю, окей? Я здесь не потратил ещё ни одного своего доллара. Вы всё время платите за меня, а я не такой бедный. Я хорошо зарабатываю на своих ремонтах, хоть Машка и смеётся над этим.
- Машка не смеётся. Она считает, что ты должен больше уделять внимания литературе. Хочешь секрет?
Они уже сели за чёрный столик, на поверхности которого сверкала разноцветная мозаика в форме глаза. Большого, голубого, глядящего прямо Володе в лицо.
- Хочу, - сказал Володя, стараясь смотреть на Луизу, а не в глаз.
- Машин отец написал прошение в Фонд славистики о выделении тебе стипендии. Чтобы ты мог пройти литературный курс в нашем универе.
- Зачем?
- Тогда ты сможешь найти себе работу в США, в одном из журналов или издательств. И попутно писать своё.
- Вы хотите перетащить меня сюда?
- Как?
- Хотите, чтобы я переехал в Штаты навсегда?
Володя спросил достаточно спокойно, даже с усмешкой. Луиза улыбнулась - сверкнули белоснежные зубы между ярко-коралловых губ. Она не пользуется косметикой. Губы - сами по себе яркие, ресницы - от природы длинные и чёрные. Волосы тоже чёрные, восхитительно густые и блестящие, как у всех американок. Дед Луизы был итальянец, но женился на девушке из старинной семьи голландского происхождения и взял её фамилию. Мать Луизы - wasp (white, anglo-saxon, protestant). В итоге столь интересного смешения кровей получилась невысокая брюнеточка с сияющими зубами, высокой грудью, толстыми икрами и полным отсутствием талии.
" И у Машки фигура такая же. Но Луиза симпатичнеё".
- Не навсегда. Заработать для себя деньги и статус реального поэта. А потом можно жить где хочется. В России тоже можно.
- Разрешаете? Спасибо.
- Володя, - Луиза испугалась и положила свою пухлую короткую ручку на его ладонь, - ты обиделся? Извини меня, я не должна была говорить... это не мой секрет, и Машин отец сделал бы всё более тактично...
Володя пожал Луизину руку:
- Всё окей. Я не обиделся. Почему ты не делаешь маникюр, Луиза? Длинные ногти с чёрным или красным лаком, по-моему, это так красиво...
- Мне кажется, это непрактично и неестественно.

Потом Володе казалось, что дальнейшее произошло во сне. Он показал Луизе номер, записанный в своём мобильнике, и спросил - это домашний телефон или мобильный? Домашний, ответила Луиза. Код Сан-Диего. Она хорошо знала его, пара её подружек-однокашниц происходили из Сан-Диего.
- А кто там у тебя, Володя?
- Дальняя родственница матери. Значит, я смогу дозвониться?
Луиза подтвердила и даже сама попросила у официантки разрешения сделать междугородний звонок. Володя набрал номер, в душе ожидая, конечно же, провала своей дурацкой затеи. Сейчас обеденное время, нормальные взрослые люди - на работе или в ресторанах. Хэв ланч. Зачем звонить в пустоту?
- Халлоу, - ответил женский голос.
Как удивительно устроена наша эндокринная система. Достаточно одного слова, произнесённого небрежно низким женским голосом - неровным, чёрт возьми, с хрипотцой даже, а гормоны немедленно бросили в кровь Володи многочисленный отряд особого назначения. Семь лет прошло, а я всё равно хочу её, хотя не люблю так, как мерзкую драматургессу, конечно.
- Женя, итс ми, Володя Рыбаков фром Волчанск. Ду ю ремембэ ми?
- Ху из плэйинг зис факинг джоук? - недоумённо спросила Женя.
- Можно я по-русски буду говорить? Ей-богу, это Рыбаков. Я сейчас в Штатах, в Лос-Анджелесе.
- Чума, - после паузы ответила Женя, - как ты сюда попал, Вовка?
Володя стал рассказывать, стараясь быть как можно лаконичнее, потом сбился и спросил:
- А ты как поживаешь, Женя? Тебе здесь нравится?
- Щуэ. Сорри, конечно нравится.
- Правда?
- Почему буду я врать, Володя? Мой муж зарабатывает хорошо, риали. У нас свой дом с садом. У меня есть сын.
- А ты работаешь?
- Нет, я воспитываю ребёнка. Ему два года. Мы планируем иметь ещё двоих или троих детей. Я не собираюсь работать, это не мой стиль жизни.
Странно и страшно было слышать от Женьки эти фразы с переломанным, не русским синтаксисом, с переломанным, не Женькиным смыслом. Володя мгновенно вспомнил, как она выходила из своей квартиры в три часа ночи, босиком, чтобы не слышали её родители и братья, как лезла по железной лесенке на крышу пятиэтажки - для того, чтобы заняться с Володей сексом на шершавом рубероиде...
- Женька! А кто твой муж?
- Он имеет строительный бизнес. Наша фамилия Макферсон, в Лос-Анджелесе есть филиалы нашей компании тоже.
- А сколько ему лет? - спросил Володя.
Женька помедлила секунду (Володя явственно почувствовал, как в её голове вертятся сейчас те же видения - ночь, железная лестница, шершавый рубероид) и спросила грубо:
- А тебе-то что?
- Хочешь, я приеду? До Сан-Диего ходят автобусы. Увидимся.
Она опять помедлила и ответила:
- Нет. Не хочу.
- Я же просто так, Женя. Я без претензий. Посидим, выпьем вина, поболтаем.
- Извини, Володя. Нет необходимости, - и повесила трубку.
Вечером Володя порылся в Машкином компьютере, нашёл в Интернете строительную компанию Макферсона, сайт и кучу рекламных объявлений. Потом и фото семьи попалось в одном из газетных интервью - муж, жена и бэби. Нормальный муж, с разочарованием подумал Володя. Женьке сейчас лет тридцать пять, строительный супруг всего на пяток старше. Как у всех здешних - белые зубы и волнистые волосы. Женька не выглядит жирной коровой. Она даже красивее, чем была в Волчанске. Бэби как бэби, умилительный. Твою мать, опять я неправильно прочитал задачку из книги жизни.
- Володька, блйядь, - крикнула Маша с веранды, - ты обещал сделать барбекю. Иди же, делай. Мне никогда не удаётся, чтобы не сгорело.
- Маша, ты неправильно употребляешь наши ругательства. Блядь - это "плохая женщина". Ко мне по определению не относится.
- А как называется плохой мужчина? - спросила Маша.
- Русская девушка сказала бы - мудила.
Луиза и Грейс (ещё одна будущая славистка) немедленно записали ругательство в блокнотики. А Володя стал переворачивать и опрыскивать шашлыки, потом - жарить картошку по-русски, мастерить салат "оливье".
- Настоящий волчанский оливье у вас не получится, - сказал он Луизе, которая притащилась на кухню помогать, - у вас не такая колбаса.
- Варёное мясо не подходит для салата? - спросила Луиза.
- Подходит. Но у нас делают с колбасой. Брюс, пора обрызгать и перевернуть! - крикнул Володя в открытое на веранду окно.
- Смею вас разочаровать, - сказала Маша с веранды, - кажется, дождь пойдет вновь.
- Не вновь, а снова, - крикнул Володя, - разговариваешь, как блядь, Наташа Ростова.
- А мне нравится Наташа Ростова бай Лео Толстой, - сказала Луиза, - она сумасшедшая, как все русские. Мне нравится ваша сумасшедшесть... есть такое слово, Володя? А Достоевский... я решила, что буду изучать русский язык, когда прочла Достоевского "Идиот".
- Мне было тринадцать, когда я прочитал Достоевского, - сказал Володя, ловко нарезая варёную морковку кубиками, - конечно, это было "Преступление и наказание". Взялся я за это гиблое дело потому, что сестра задолбала насмешками. Мол, я читаю одну дурацкую фантастику, и не смогу учиться в старших классах, потому что там надо читать Толстого и Достоевского. Я взял книгу с полки и назло ей читал. Первые сорок страниц - с головной болью. А потом боль перешла в удовольствие. Наверное, я мазохист. До армии я перечитал почти всего Достоевского.
- Я тоже прочитала в тринадцать лет "Преступление и наказание", - удивлённо и радостно сказала Луиза, - значит, мы читали одновременно!
Володя кивнул. А Луиза вдруг прижалась головой к его плечу. Он положил нож и, взяв американскую девушку за плечо, поцеловал в губы. Поцелуй оказался ничуть не хуже, чем с Нонной, и, во всяком случае, гораздо слаще, чем с Агашей. Володя и Луиза перевели дыхание, глядя друг другу в глаза, а потом повторили.
- Володя, не нужно ли.., - начал Брюс, заглянув в окно. Но тут же воскликнул: "Вау!", и удалился.
"Сообщит Машке. Будут смеяться за едой, и поздравлять нас. В России было бы так. Люди везде одинаковы. У Господа Бога было очень мало формочек и трафаретиков".
Русский обед был готов и подан во дворе коттеджа. Маша добавила початки варёной кукурузы и какую-то выпечку - то и другое было заказано по телефону в ближайшем кафе. Брюс откупоривал вино, Маша раскладывала вилки и салфетки, Дэн, бойфренд Грейс, сделал музыку потише, чтобы нем мешала разговаривать. Дул влажный тёплый ветер, в соседнем дворе звонко смеялись девушки, играющие в бадминтон. Луиза сидела рядом с Володей, и он время от времени трогал своей ногой её ножку в белом теннисном тапке.
- Если у нас русский обед, давайте водки выпьем, - воскликнул Володя, - зря я привёз её, что ли? Она качественная, из дьюти-фри.
Маша согласилась, Брюс тоже - видимо, за компанию с Машей. Грейс и Дэн в ужасе замахали руками.
- А ты? - спросил Володя у Луизы.
- Чуток, - сказала Луиза, - так надо говорить правильно - чуток?
- Можно и так.
Володе было не совсем комфортно от Луизиных откровенно влюблённых взглядов. Он не понимал, кто вызвал такое чувство - его собственная персона или классики русской литературы. Символизировать собою Фёдора Михайловича или Антона Павловича было не очень интересно.
Маша легко проглотила свои пятьдесят грамм, Брюс - с философским смирением на лице, Луиза быстро запила колой и сообщила, что это "то же виски, но приятнее на вкус". После чего водку пил один Володя, с такой скоростью и такими дозами, что девушкам стало страшновато.
- Ты напьёшься, и будешь буянить, да? - спросила Грейс. - Это составляющий элемент русского характера.
- Я - напьюсь? Да никогда в жизни. Во-первых, у нас достаточно калорийный обед. А во-вторых, что это для меня? Как слону дробинка.
Славистки захихикали и записали в блокнотики. Маша и Грейс, но не Луиза. Она тихо улыбалась и была как будто печальная.
- Ар ю окей, Луиза? - спросил Брюс.
- Да-да, - ответила она, - положи мне ещё салата, Володя. Мне понравилась русская еда.
Маша заговорила о русской еде, которую готовила её бабушка, Надежда Александровна. Володя пообещал, что до отъезда успеет приготовить Маше и пельмени, которые она так обожает.
- Вы сегодня фарш не купили. Фарш должен быть наполовину свиной, наполовину говяжий...
- Володя, ты всё умеешь делать, - удивлённо сказал Дэн, - готовить еду, ремонтировать квартиры, писать стихи...
- В этом трагедия и особенная философия русской жизни, - пояснил Брюс, - русские всё умеют, но ничего не хотят. Из-за отсутствия социальных и духовных стимулов.
- Это верно, - согласился Володя, - стимулов нет, одни антистимулы. Наливайте ваше шабли. Луиза, давай ещё водочки бахнем?
- Давай бахнем, - сказала она грустно.
Потом Дэн сделал музыку погромче, и все немного потанцевали.
- Я был на дискотеке этой зимой, - рассказывал Володя Луизе во время медленного танца. - В своём родном городке. Ты не представляешь, какая это дыра, Луиза! Реальная жопа мира. Дискотека - сборище пьяных тинз. Но я был там ранен в самое сердце. Привёз с собой девушку, абсолютную целку-невредимку. А она запала на моего лучшего друга. И что смешно, Луиза, мне эта девушка абсолютно до лампочки, не возбуждает ни одной деталью. А мне стало так обидно. Почему так устроено смешно и жалко? Я держал эту Агашку как запасной вариант. Потому что страшно страдал из-за Нонны... ну, тебе, небось, Машка рассказывала...
- Нонна? Да, рассказывала. Я читала её произведения в Интернете. Ужасно. Больной бред, душевная некрофилия. Ты до сих пор любишь её, Володя?
- Её? Да пошла она... как у вас говорят - фак хёселф. Дура ненормальная. Но что смешно, Луиза, я заревновал Агашку, которая мне на фиг была не нужна. Оказалось, я сам у неё... запасной вариант! Представляешь? Моя роль на этой планете? Запасной вариант запасного варианта!
Володя стал хохотать, потом у него выступили слёзы, слава богу, их никто не видел, кроме Луизы, которая схватила его крепко за руку, переплела его пальцы со своими, не вырвешься, и сказала:
- Пойдём на кухню, я сделаю нам чая со льдом.
Володя пошёл, и его истерика высохла вместе со слезами, по пути к кухне. Там они с Луизой, не говоря ни слова, повернулись друг к другу, взялись за руки и стали целоваться. Дальше Володины руки перебрались на Луизину поясницу и ниже. Она ловко расстегнула ему ремень и пуговицу джинсов. Нонна никогда не умела так быстро - длинные ногти мешали. Вот уж верно - неестественно и непрактично.
- Луизка, ты чего, сейчас? А ребята? Пусть они уйдут, потом...
- О май год! Ё рашен комплексиз...
Тем не менее, Володя заставил её вернуться во двор. Грейс и Дэн, однако, сразу засобирались домой, Маша стала деловито убирать со стола, и Володя бросился помогать. Выглядело так, будто они деликатно освобождали для Володи территорию любви.
"Любви? Что они, чёрт возьми, понимают в любви? Интеллектуалы хреновы!"
Он остановился на полпути со стопкой тарелок в руках. Тарелки были квадратные, тёмно-зелёные. Всё, как не у нас, всё наоборот.
"А что я сам понимаю в любви?"
- Ладно, мы спать! - крикнула Маша. - Володя, ты погасишь свет в кухне потом, окей?
Володя и Луиза сидели в Машиной кухне. Молча держались за руки. Володя услышал, как за окном захлестал дождь.
- Ну, вот, - сказал он, - опять дождь. Какие здесь дожди странные - раз, и полилось.
- Как из ведра. Есть такая русская идиома - льёт как из ведра, да?
Володя не ответил. Привлёк Луизу к себе и стал целовать. Потому что от звука дождя его вдруг охватила нестерпимая тоска - до головной боли, до тошноты.
- Пойдём ко мне, - прошептала Луиза, - я не могу больше терпеть. Я хочу тебя.
Они вышли на веранду. Володя чертыхнулся и втащил под крышу плетёный стул Маши, который оставили во дворе, под дождём. Луизина дверь имела выход на эту же веранду. Два шага - и Володя с Луизой в прелестной белой спальне, над кроватью горит маленький ночник в форме ракушки, над туалетным столиком напротив - пейзаж с берёзами и бревенчатым домом...
- Россия? - спросил Володя.
- Да. Я купила на выставке одного русского художника два года назад...
Луиза снова расстегнула Володин ремень, а он - её пурпурную блузку, дикий цвет, сказала бы Нонна, но Луизе очень идёт под карие глаза. Красивые груди, большие, но не висячие, хочется целовать и гладить до бесконечности. И что особенно радует - Луиза не носит лифчика.
- Луиза, я хочу тебя адски, только не разводи, бога ради, эту вашу американскую фигню с душем, чисткой зубов...
- Кто тебе сказал, что я буду разводить эту американскую фигню? - засмеялась она.
И сама стала раздеваться. Твою мать, подумал Володя, лучше бы сходила в душ. И переодела бы там свои кошмарные трусы - белые, парашютообразные, стиль - "российская пенсионерка". Чёрное кружево - это ведь тоже неестественно и непрактично.