АШ‑ШАРИФ АР‑РАДЫ

* * *

Поднесло утомленье мне чару напитка хмельного.

Позабылся на миг, но терзаюсь бессонницей снова.

Веки ласково просят дремоту: «Зрачки притумань.

Пусть померкнут они – словно звезды в рассветную рань»

* * *

Я знаю край, пустынный край,

где воздух нестерпимо я, туч,

Где редко льется кровь дождя

из рассеченной глотки туч.

Когда бы, время, твой поток

зубами удержать я мог,

Когда бы мог низринуть власть

твоих предначертаний, рок,–

Туда бы я направил путь

в притоке небывалых сил,–

И, как стрелу, пустыне в грудь

я караван бы свой вонзил.

* * *

Жизнь сказала: «Поженимся?» Я отшатнулся в испуге:

«Упаси меня бог от такой многомужней супруги!»

* * *

О, лучше с волками, о, лучше со львами,

Но только, бесчестные твари, не с вами!

От вас, ненавистных, повеситься впору.

Скорее сыщу в чужаках я опору.

Хвалы расточал вам, с улыбкой во взоре,–

Зачем не забросил их в пенное море?

Глядишь, и на гребне высокого вала

Оно бы жемчужину мне даровало.

На вас я надеялся прежде, но ныне

Надежды развеяны. В сердце – унынье.

Глаза вытираю, что полны слезами.

Насмешки меня обжигают, как пламя.

У всех я в презренье, у всех я в опале,

И славу мою на клочки растрепали.

* * *

Приятели мне надоели с их шумным весельем,

Я – как чужеродец, бродящий один по ущельям.

На вздохи мои отвечают голубки, стеня,

Но мне безразлична умильная их воркотня.

В душе до сих пор отзываются острою болью

Надрывные крики верблюдов… Во мгле по ополью

Все дальше и дальше они уходили, пыля.

Молящие руки им вслед простирала земля,

И лики красавиц, которых везли в караване,

Лучились, грядущей зари предвосхитив сверканье;

Неявственно зыбились их очертанья, меня

Своею обманной игрою дразня и маня.

А утро – все ближе. Во мраке, похожем на копоть

Открылись прорехи, которых уже не заштопать.

И стиснул созвездья в объятьях своих небосвод,

Как будто страшился, что некий смельчак их сорвет

Пока не забрезжил рассвет, золотистый и алый,

Без устали я любовался Медведицей Малой.

И были все звезды как сестры. Бледна и грустна, –

«Я слушаю. Говори», – прошептала одна.

* * *

Ты – да эти бессонные ночи – виною,

Что покрылась моя голова сединою.

Вновь и вновь мне свои заблуждения клясть:

Страсть еще надо мной не утратила власть.

Позабуду ль, как, ранней весною мы вместе

Любовались веселой игрою созвездий?

А теперь обхожу я твой дом стороной,

Но сгущается тьма – и ты снова со мной.

Как прекрасен твой лик! К моему изголовью

Он приник, приведенный самою любовью.

Мой застольник, он выпил все соки из жил,

Мне же только напиток из слез предложил.

* * *

Расшитая, как серебром, сияньем,

Ты схожа, ночь, с прекрасным одеяньем.

О небо! Ты подобие реки,

А эти звезды – словно пузырьки.

* * *

Сердце жаждет излиться в словах, но молчу неспроста:

Безнадежность надежно мои оковала уста.

Ты как молния, даже вблизи не сулящая влаги.

Что же, если она вдалеке?.. Горе мне, бедолаге!

* * *

Как очаг, пылает грудь,

роднику глаза сродни.

Хочешь, пламени возьми,

хочешь, влаги зачерпни.

На тебя гляжу в упор,

весь в мучительном жару.

Сердце – на похоронах,

взгляд – на свадебном пиру.

* * *

Судьба сражает всех своею палицей.

С какой же стати о других печалиться?

Скорбеть о воронье презренном надо ли?

Им только бы урвать кусочек падали.

Пускай уходят – не в моем обычае

Оплакивать утративших величие.

* * *

Благовониями умащаем одежды нередко,

А в кармане хотя бы одна завалялась монетка.

Все обширнее наши желанья – и все неуемней,

Но судьбою назначенный срок приближается, помни!

Руки смерти ко всем подбираются, хватки и цепки.

Что такое мы, люди? Из глины кладбищенской елецки.

Наша жизнь кратковечна, как молния сумрачной ночью:

Вот сверкнула она, темноту разрывая на клочья,

Озарила равнины и реки улыбкою бледной,

Подмигнула лукаво – и тотчас пропала бесследно.

* * *

Прекрасную газель я звал во сне: «Приди!

Отныне пастбище твое – в моей груди.

Зачем стремишься ты к иному водопою,

Когда потоки слез моих перед тобою?»

Благоухание заполнило весь сад,

И, уловив – еще сквозь сон – твой аромат,

Я поспешил к тебе в передрассветной рани

Незарастающей тропой воспоминаний.

Увы! Нарушила ты глаз своих обет,

И вместо сладости познал я горечь бед.

Но, пусть обманутый, не затаив обиды,

Я для тебя храню любовные касыды;

И знай, что – если бы не соглядатай – сам

Я передал бы их сейчас твоим губам.

* * *

Беспечальна мне стала с друзьями разлука.

Убедился: от них лишь досада да скука.

Много ль пищи нам надобно? Горстка одна.

А излишняя влага нам только вредна.

Нас любовью своею судьба не взыскала:

Звери радостней нас, долговечнее скалы.

Я гонимая лань, я в дороге весь день,

И всю ночь я в пути, чуть приметная тень.

* * *

Задумчивый, сижу один в застолье

В душе моей – ни радости, ни боли

И лунному сиянию в ответ

Лицо мое струит неяркий свет.

Отныне ночь уже идет на убыль,

А я ни разу кубка не пригубил:

Пускай себе другие пьют вино –

Меня ж от груди отняло оно.