Тургенев в прижизненной критике

Как и Белинский, Тургенев в своей статье высоко оценивает Шекспира, называя его одним из величайших мировых гениев. Шекспир для русского писателя «гигант, полубог», «подавляющий богатством и мощью своей фантазии, блеском высочайшей поэзии, глубиной и обширностью громадного ума…» (8.С.185).

Его могучему гению подвластно все человеческое, ни на небе, ни на земле «нет ему запрету» (8.С.182), ибо у него «всепроникающий взор» и «неотразимая сила орла, падающего на свою добычу» (8.С.182). Сравнивая Сервантеса и Шекспира, Тургенев сопоставляет и противопоставляет их как представителей двух европейских менталитетов – южного и северного.

«Дух южного человека, – полагает Тургенев, – опочил на создателе Дон Кихота, дух светлый, веселый, наивный, восприимчивый» (8.С.181), «черпающий свое богатство из одной своей души, ясной, кроткой, богатой жизненным опытом, но не ожесточенной им» (8.С.182). «Дух, создавший образ Гамлета, – пишет Тургенев об английском драматурге, – есть дух северного человека, дух рефлексии и анализа, дух тяжелый, мрачный, лишенный гармонии и светлых красок, не закругленный в изящные, часто мелкие формы, но глубокий, сильный, разнообразный, самостоятельный, руководящий» (8.С.181). Гамлетовский тип, воплощающий ренессансно-протестанстские традиции Севера Европы, был «сродни самому Шекспиру», считает Тургенев, равно как близок он и русскому писателю («темные стороны гамлетовского типа потому нас более раздражают, что они нам ближе и понятнее» (8.С.178), «почти каждый находит в нем собственные черты» (8.С.178).

Называя статью «Гамлет и Дон Кихот», Тургенев ведет разговор о двух героях западной литературы, наиболее ярко отразивших перемены, происходящие в возрожденческо-протестантскую эпоху в Западной Европе XIV-XVII вв. В основу сравнительной характеристики образов писатель кладет философско-гуманистический идеал, разработанный эллинистически-римской (скептической и стоической) философской и романтической философией XVIII-XIX вв. «Все люди, – считает Тургенев, – принадлежат более или менее к одному из этих двух типов, почти каждый из нас сбивается либо на Дон Кихота, либо на Гамлета» (8.С.169), ибо в «этих двух типах воплощены две коренные противоположные особенности человеческой природы…» (8. С.169). «Правда в наше время Гамлетов стало гораздо более» (8.С.169), – сожалеет Тургенев.

Отталкиваясь от шопенгауэрских философских категорий страдания и воли, Тургенев, хотя и не оправдывает Гамлета, но возвышает его над толпой. Стоит ли «гамлетам» «заниматься массой»? – задает он вопрос. Вопрос остается риторическим, ведь масса «так груба и грязна», а Гамлет – «аристократ», человек «мыслящий», «сознательный», «всеобъемлющий», попадающий в резонанс со страданиями Мировой воли, а потому испытывающий их в еще большей степени, с еще большей силой. Но, как и шопенгауэрская воля, страдания и внутренняя жизнь Гамлета имеют отрицательный вектор направленности, проявляющийся в склонности к анализу, эгоизме, сомнении в вере, неверии в себя, трусости, тщеславии, разъединенности мысли и воли, язвительной иронии и самоиронии (т.е. рефлексии-томлении).

Отрицающее начало Гамлета Тургенев связывает с образом Мефистофеля. «Гамлет – тот же Мефистофель, но Мефистофель, заключенный в живой круг человеческой природы», – отмечает русский писатель (8.С.178). Поскольку отрицание заключено в «живой круг человеческой природы», Тургенев делает вывод, что такое отрицание «не есть зло – оно само направлено противу зла» (8.С.178), «в котором оно не сомневается, а сомневается лишь в добре». Уподобляя Гамлета Мефистофелю, писатель тем самым признает победу в нем сил зла, а философские рассуждения, подменяющие христианские заповеди, приводят к оправданию Гамлета, и, следовательно, к оправданию зла в качестве борьбы с другим, еще большим злом (ветхозаветная тенденция «око за око»).

Рассуждения Тургенева о стремлении Гамлета к самоубийству также близки концепции Шопенгауэра, который был убежден, что «самоубийца хочет жизни и недоволен только условиями, при которых она ему дана. Поэтому он отказывается не от воли к жизни, а только от самой жизни, разрушая её отдельные проявления» (7.С.96). «Гамлет мечтает о самоубийстве, – пишет Тургенев, – потому что жизнь кажется ему «плоской, пустой и ничтожной, но он себя не убьет. Любовь к жизни высказывается в самих этих мечтах о прекращении ее, всем 18-летним юношам знакомы подобные чувства. То кровь пышет, то сил избыток» (8.С.176). Не совсем понятно, однако, почему Тургенев сравнивает Гамлета с 18-летним юношей, ведь Гамлету в трагедии не менее 30 лет, а этот возраст в средневековье из-за краткости человеческой жизни считался преклонным.

В заключение хотелось бы отметить, что центральной идеей статьи Тургенева является мысль о революционной союзнической основе социально-психологических типов «гамлетов» как «центростремительной» «созерцательной» гуманистической силы прагматического эгоизма и «донкихотов» как «центробежной» гуманистическо-деятельной силы социалистического альтруизма, способных в состоянии взаимодействия создать земной Иерусалим, т.е. построить демократическое государство западно-локковского образца, где основными пунктами конституции могут быть заявлены три главных принципа его философии: право человека на жизнь, свободу и предпринимательство.