Cочинения по теме. · Старик Сантьяго - побежденный или победитель?

· Старик Сантьяго - побежденный или победитель?

· Последняя повесть Фриша

· Хемингуэевский синтез (с анализом в подтексте)

· Автор критических статей Барон Брамбеус (Осип Иванович Сенковский (1800-1858)

· Отношение Хемингуэя к «потерянному поколению»

Философская символика и система образов произведения. Литературные исследователи называют повесть выдающегося американского писателя Э. Хемингуэя (1898-1961) «Старик и море» «притчей», вероятно, это действительно так. Так как этот, с одной стороны, очень реалистическое произведение - не простое описание интересного приключения, не просто рассказ о поединке отважного старого рыбака с морем и рыбой. Эта повесть имеет значительно более широкое и обобщенное содержание, которое не сводится лишь к авторской идее о необходимости сохранения человеком мужества и достоинства при любых обстоятельствах. Об этом Хемингуэй писал в каждом своем художественном произведении. Но именно по поводу повести «Старик и море» писатель сказал: «Кажется, что, наконец, я добился того, над, чем работал вся моя жизнь».

Что имел в виду Хемингуэй? Наверное, однозначно ответить на этот вопрос невозможно. Но поняло одно: он достиг в своем творчестве высшей ступеньки и на уровне идей, и на уровне художественного изображения действительности.

Извне сюжет повести довольно нескладный. Старый Сантьяго, геройпроизведения, утомленный неудачами, которые преследовали его уже длительное время, отплывает далеко в море, в поисках добычи. Ему повезло: попалась «огромная рыба». Та рыба была большая и сильная, что старому пришлось прибавить немало усилий, чтобы победить ее. Но на обратном пути акулы пожирают рыбу, и старому остается ее скелет.

Однако дело в том, что самая по себе борьба старика с рыбой, с акулами - это лишь видимая часть сюжетного «айсберга». Запрятанная же в подтексте часть говорит о более важном и значительном: писатель рассуждает над взаимоотношениями человека с обществом, человека и природы, человека и даже Вселенной. Реалистические образа старика, моря, рыбы, мальчика, левов, акул навевают символистичного значения и находятся в залоге противостояния и единства одновременно.

Утверждается мысль о взаимосвязи всех жителей Земли: людей, животных, птиц, и в тот же время один из парадоксов человеческого существования: человеквынужден убивать тех, кого любит, кто «более дорогой от брата». «Как хорошо, что нам не нужно убивать солнце, месяц и звезды, достаточно того, что мы требуем пищу у моря и убиваем своих братьев».

Человек - часть природы, часть Вселенной. Она ощущает это и стремится к гармонии с ними. Именно такой должна быть мироздание: человек в гармоническом сосуществовании с природой, Вселенной - к такой важной мысли приходит Хемингуэй. Рассмотрим взаимосвязь образов и старика и мальчика:

· старость - юность

· конец - начало

Мальчик Манолин - продолжение старика, его будущее, он обеспечит ему бессмертие, получив вместе с опытом и часть души старого. «Был бы со мной мальчик», - рефреном звучат в повести слова старика, которыми авторутверждает мысль, что сила человечества в его единстве.

Образа акул - хищников, врагов можно еще воспринимать, как препятствия на пути достижения цели. Человек смело вступает с ними в борьбу. «Акула ничего не боится и совершает так, как ей захочется. Здесь звучит знаменитое «…человек не для того созданная, чтобы быть побежденной. Человека можно уничтожить, но ее нельзя победить».

Но «победитель ничего не приобретает» - эту философскую мысль Хемингуэй вынес даже в заголовок одного из своих произведений. Сущность человеческой жизни в борьбе и победе в ней, возможно, это победа над собой.

В жизни (море) у каждого есть своя Рыба (цель, цель), которую нужно приобретать, есть свои Акулы (враги, препятствия), и, слава Богу, есть свой Мальчик (надежда на будущее, на свое продолжение), свои Левы («лучше всего в моей жизни», символ юности, детства того, что помогает жить).

А еще человек - частичка необъятной Вселенной. Она ощущает себя хорошо лишь в гармонии со всем, что окружает ее: небом, солнцем, морем, птицами, рыбами. Она - не царь, не песчинка - она равная среди равных.

Становятся понятными слова Хемингуэя по поводу окончания им повести: «Кажется, что я, наконец, добился того, над, чем работал вся моя жизнь». Писатель в своих произведениях всегда изображал какие-то актуальные социальные конфликты, проблемы современного ему жизни, окружающей его общества. Т.е., там были зафиксированные лишь мгновенности, а здесь - вечная картина мира и человеческого существования.

После всего.

Главными событиями, определившими историю США до начала второй мировой войны, стали испано-американская война 1898— 1899 гг., участие Америки (с 6 апреля 1917 г.) в первой мировой войне, «великая депрессия», начавшая отсчет с краха нью-йоркской биржи 29 октября 1929 г., «новый курс» администрации Ф.Д. Рузвель­та. На рубеже столетий страна переживает эпоху стремительных социально-культурных перемен. Промышленный бум, индустри­альная революция, научно-технический прогресс нашли отражение

в таких характерных приметах времени, как окончание строитель­ства в Нью-Йорке Бруклинского моста (1883), открытие в нью-йор­кской гавани статуи Свободы (1886), появление первой линии электрического трамвая (1887), Всемирная выставка в Чикаго (1893), основание в 1903 г. Г. Фордом компании, на заводах кото­рой спустя шесть лет начался серийный выпуск автомобилей, строительство в 1904—1914 гг. Панамского канала, прокладка трансатлантического кабеля (1904), беспосадочный полет авиатора Линдберга через океан (1927), начало работы первого супермаркета (1930). Имена промышленников Рокфеллера, Карнеги, Меллона, Фиска стали нарицательными.

Наступлению новой полосы американской истории соответст­вовало как завершение эпохи фронтира и заселения свободных земель на западе страны (1890), окончательное покорение индейцев, так и утверждение США в результате войны с Испанией в роли державы, превратившейся из должника в экономического кредито­ра. По окончании первой мировой войны Америка становится ведущей страной Запада.

Население США с 38,8 млн. в 1870 г. возросло до 105,7 млн. в 1920 г. В 1860—1910 гг. в страну въехали 23 млн. эмигрантов. К 1900 г. в Америке, в недавнем прошлом стране исключительно фермерской, меньше 40 % населения проживало в сельской местности.Отсюда стремительный рост городов: «нового Вавилона» Нью-Йорка, «аванпоста цивилизации» Чикаго, «сталелитейного» Питтсбурга, «автомобильного» Детройта.

Открытие страны в новом качестве — главная тема, выдвинутая американской культурой уже в самом начале века. Ее интерпретация могла быть самой разной — внушавшей социальные оптимизм или скепсис, дававшей основания для сатирической трагикомедии,— но налицо было наличие прямо или косвенно подразумеваемого культурологического факта: мифологема американской истории окончательно состоялась. В переживании этого события литература США утратила черты известного провинциализма и в период между двумя мировыми войнами стала важным фактором мировой куль­туры. Признание достижений новейшей американской словесно­сти было закреплено присуждением в 1930 г. Нобелевской премии С. Льюису.

Чтобы оценить характер динамики американской литературы на рубеже столетий, необходимо принять во внимание по меньшей мере два обстоятельства. С одной стороны, речь идет о традиционных американских ценностях: индивидуалистическом мифе открытых возможностей, который получил название «американской мечты», а также религиозной идее, сформировавшейся в среде пуритан. С другой стороны, имеется в виду влияние на литературную ситуацию нетради­ционных комплексов идей (позитивизма, популизма, прагматизма,

313 марксизма) и резонанс учений Ницше, Фрейда, живописи постим­прессионизма и кубизма, кинематографической техники и т. д.

Периодизация литературы США 1890—1930-х гг. соответствует степени осознания культурологического сдвига. В 1890-е — начале 1900-х годов в литературном мышлении преобладало позитивист­ское мировосприятие. С конца 1910-х годов на передний план выдвигается прежде всего вопрос индивидуального художественно­го мастерства, а проблема мира и человека трактуется в русле романтически понимаемого конфликта между «культурой» и «ци­вилизацией», личностью и обществом. В 1930-е годы ранее проти­вопоставленные «лирическое» и «эпическое» начала, а также натуралистическая техника и романтическое представление о новом типе индивидуализма примиряются. В это же время происходит и явная политизация литературного процесса в связи с мировым экономическим кризисом, угрозой фашизации, гражданскими вой­нами в Европе и Азии.

Основной разновидностью литературного творчества, принес­шей американской словесности мировую славу, в период между двумя мировыми войнами стал роман (произведения Т. Драйзера, С. Льюиса, Ф.С. Фицджералда, Э. Хемингуэя, Т. Уайлдера, Дж. Дос Пассоса, Т. Вулфа, У. Фолкнера, Дж. Стейнбека). Не менее громко с середины 1910-х годов заявляет о себе и поэзия (Р. Фрост, К. Сэндберг, Э. Паунд, Т.С. Элиот, X. Крейн, У. Стивене, А. Тейт), проделавшая эволюцию, сходную с прозой: от «лирики» к «эпосу». Пьесы Ю. О'Нила в 1920-е годы дают возможность говорить о становлении национальной американской драмы. В 1920—1930-е годы в США формируется одна из наиболее влиятельных литерату­роведческих доктрин XX в.— школа «новой критики», основные положения которой разрабатываются поэтом Р.П. Уорреном и критиком К. Бруксом.

При сопоставительной характеристике литературной ситуации «смены вех» в Старом и Новом Свете необходимо указать на ее очевидное несходство. В американской культуре не сложилась эпоха fin de siecle с присущими ей в Европе художественными и фило-софско-эстетическими признаками. В США не появились фигуры, аналогичные Ш. Бодлеру, Г. Ибсену, Ф. Ницше, О. Уайльду, не обозначился символизм как явление позднего XIX века.

Существенно, что американская литература XIX в. (вплоть до У. Уитмена) была в вершинных проявлениях по преимуществу романтической, а ее центром притяжения выступила Новая Англия; другие части США, за исключением Юга, на литературной карте оказались представленными незначительно. Долгое схождение на нет новоанглийского романтизма, с течением времени находивше­гося во все большей зависимости от викторианской литературы (А. Теннисон, Р. Браунинг, прерафаэлиты), сказалось на книжности

мышления, слабой связи с современной тематикой и нормами разговорного американского языка. Вместе с тем натурализм в США, мощно заявивший о себе в 1890-е годы и резко противопо­ставивший себя литературе «новоанглийских браминов», выполняет несколько иную историко-литературную функцию, чем в Европе.

С одной стороны, именно натурализм является в США введе­нием в литературу XX в., воссоздает реальность «городов-спрутов» и «гибели богов». С другой стороны, американский натурализм отчасти выполняет и символическую задачу. Это происходит как в силу особого веса романтизма в культуре США XIX в., так и под влиянием исключительно популярного в Америке Г. Спенсера, в системе позитивизма которого космологические акценты выражены несравнимо сильнее, чем во французской мифологии «расы, среды и момента».

Романтизация натурализма приводит к выявлению в нем лиро-эпических свойств, нередко позволяющих возвысить региональный материал, как это происходит у Т. Драйзера или Ф. Норриса («Трилогия пшеницы», 1901—1903), до аллегории и символа. С середины 1910-х годов в американской литературе начинается по­степенная контрнатуралистическая реакция, позволяющая вспом­нить о логике литературного процесса в Европе в 1870—1890-е годы, и утверждает себя тип прозы, связанный не с социальноориенти-рованным мышлением Э. Золя или Г. Уэллса, а с представлением о художественном мастерстве, сформулированным Г. Флобером, Г. Джей­мсом, Р. Киплингом, Дж. Конрадом. Во многом «профранцузскую» ориентацию на живопись «точного слова» объясняет то обстоятель­ство, что практически все крупные писатели послевоенного поко­ления жили в 1920-е годы в Париже и отдали дань уважения символистской и постсимволистской традиции.

Одним из первых документов, в котором специфика социокуль­турных перемен в США осмысляется с точки зрения творческой личности, является автобиография «Воспитание Генри Адамса» (1907), написанная внуком шестого президента страны, историком и публицистом Генри Адамсом (1838—1918). «Автобиография» Адамса — сочинение мыслителя позитивистской ориентации, ко­торое по замыслу автора должно вооружить молодых читателей представлением о научном восприятии эволюции. Адаме отдает должное и Ч. Дарвину (динамика приспособления организма к среде), и Г. Спенсеру (ритм интеграции и дезинтеграции универсу­ма). В то же время бывший выпускник Гарварда, путешественник по Европе, дипломат, завсегдатай светских салонов различает в триумфе цивилизации роковое противоречие культуры: прогресс подчеркнул тщетность мечты о совершенстве социальных и поли­тических институтов. Как человек XIX в., Адаме взволнован исчез­новением традиционного представления о реальности в связи с открытием рентгеновских лучей, расщеплением атома и т. д. Подо-

315бно его знаменитому современнику философу У. Джеймсу («Плю­ралистическая вселенная», 1909) Адаме приветствует теорию мно­жественности мира и «разбегания вселенной», но ему не близко отсутствие в бытии эстетического стержня, свойственного прошлому.

«В 1900 г. моя страна в корне отличается от того, что она представляла в 1860-м... единственное, что я способен понять... в переменах... это высвобождение громадной энергии, воплощенной не в людских душах, а угле, стали и паре»,— отмечал Адаме в одном из писем начала столетия. Высвобождение энергии привело не только к историческому скачку, но и к рождению новой культурной символики. Динамо-машина, по Адамсу, религиозный нерв совре­менности: она осуществляет связь человека с неподвластными ему силами так же, как это осуществляла в представлении христиан прошлого Богородица. Переход физики в новую «метафизику», рассуждает Адаме, чреват тем, что высвобожденные наукой силы бросят вызов человеку, не являющемуся отныне центром вселенной. Отступление личного перед безличным внушает Адамсу определен­ный пессимизм, так как правит динамическим хаосом, или «муль-тиверсумом», исключительно случай, ограничивающий челове­ческую активность. Суть современного «воспитания» сводится по­этому к умению реагировать. Задача ближайшего будущего — в очередной раз в истории человечества привести «организм» чело­веческого ума в соответствие с заново открытой «средой».

В отличие от Г. Адамса и других представителей старшего поколения, писателей и философов порубежной эпохи (У. Джеймс, Дж. Сантаяна, И. Бэббит), стремившихся при оценке глобальных перемен, происходивших в США, отдать должное «идеальному» и традиции, младшее, радикальное крыло американских публицистов выступило в 1910-е годы за полный отказ от прошлого, которое ассоциировалось у него с европейским «влиянием», а также с «пуританизмом» и буржуазным лицемерием «позолоченного века».