Как измерить доверие?

Основой для количественной оценки уровня социального капитала в той или иной стране стали данные известного ежегодного исследования агентства World Values Survey, основанного на широкомасштабных социологических опросах населения многих стран мира и посвященного материальным и духовным ценностям, привычкам, настроениям и т.д.

В частности, для измерения уровня доверия используется самый общий вопрос: «Можно ли, на ваш взгляд, доверять большинству людей, или не будете ли вы чересчур осторожными во взаимоотношениях с другими людьми?» По сути этот вопрос концентрируется именно на ожидаемом поведении незнакомцев, т.е. неперсонифицированном, или обобщенном доверии. Для оценки доверия к ближайшему кругу родственников и друзей задается отдельный вопрос. Согласно опросам последних лет, наиболее высокими уровнями доверия характеризуются страны Скандинавии (в среднем, 60% респондентов готовы доверять большинству людей). Также высок уровень доверия в странах Западной Европы, Северной Америки, Австралии, Китае, Японии, на Ближнем Востоке (>40%). Страны Южной и Восточной Европы, Россия демонстрируют уровень доверия 15-30%. Наибольший дефицит доверия испытывают страны Латинской Америки и Африки, в которых менее 10% респондентов выражают готовность доверять другим людям.

Нормы гражданской кооперации измеряются с помощью приведенного ниже блока вопросов.

Будете ли вы:

- Добиваться от государства льгот, на которые у вас нет прав?

- Ездить без билета в общественном транспорте?

- Уклоняться от уплаты налогов, если есть такая возможность?

- Забирать себе найденные деньги?

- Уклоняться от ответственности за ущерб, причиненный чужой машине на стоянке?

Степень неприемлемости подобного поведения оценивается респондентами по шкале от 1 до 10 баллов за каждый вопрос. Количественным показателем распространенности норм гражданской кооперации считается сумма баллов.

Итак, основную гипотезу можно сформулировать следующим образом: социальный капитал определяет потенциальную возможность сообщества преодолеть проблему коллективных действий, а следовательно, и возможность качественно и эффективно производить общественные блага, повышая тем самым благосостояние.

В качестве примера можно привести уровень правопорядка на улицах. Оставленная незапертой машина с большей вероятностью будет угнана или ограблена в Бразилии или Перу, чем, например, в Скандинавских странах — отнюдь не потому, что на улицах Хельсинки находится больше полицейских или камер слежения. Интересный эксперимент в 1996 г. провела компания «Ридерс Дайджест». На улицах различных городов Европы и США были разбросаны ко­шельки с 50 долл. наличными и указанием адресов и телефонных номеров «владельцев» — по 20 кошельков в каждом городе. Судьба каждого «потерянного» кошелька отслеживалась организаторами эксперимента. Испытание выявило большой разброс в доле возвращенных кошельков жителями разных стран. В Италии владельцу в среднем было возвращено 30% денег, в Португалии — 45%. Жители различных городов США возвращали от 60 до 75% кошельков. Наибольшую отзывчивость продемонстрировали жители Норвегии и Дании — в этих странах все найденные на улицах кошельки были возвращены хозяевам. Результат испытаний коррелирует с показателями доверия по опросам World Values Survey. Фактически, человек, нашедший на улице кошелек, оказывается в роли игрока одноходовой и деперсонифицированной дилеммы заключенного, контрагент которого невольно выбрал кооперативную стратегию. В данном случае отсутствуют внешние механизмы принуждения, формирующие селективные стимулы, не действует репутационный механизм. Тем не менее, как показал эксперимент, люди склонны выбирать кооперативную стратегию в ответ, причем в некоторых сообществах эта стратегия является абсолютно доминирующей. В странах с низким уровнем социального капитала поддержание правопорядка и защиты прав собственности требует значительных дополнительных издержек — это наглядно проявляется в распространении частной охраны, высоте заборов и т.д.

Концепция социального капитала за короткий срок прочно заняла место в экономических исследованиях — количество научных работ, использующих ее, увеличилось за последние 20 лет но много раз. Данные свидетельствуют о значительном разбросе в уровнях доверия и честности между различными сообществами и индивидами. По мнению многих экономистов, этот факт может объяснить разную способность отдельных индивидов и сообществ (стран) заключать и поддерживать обмены, требующие достоверных обязательств в области экономического, политического и социального взаимодействия, преодолевая проблему коллективного действия.

Другими словами, члены группы, характеризующейся высоким уровнем социального капитала, выигрывают от положительных внешних эффектов, возникающих благодаря распространению норм честности, доверия и готовности к кооперации. Однако высокий уровень доверия и взаимной поддержки среди участников конкретной группы необязательно станет источником выгод для всего сообщества. Более тщательный анализ выявляет неоднородность социального капитала. Фактически можно говорить о разных его типах. Если доверие и честное поведение строится по принципу «свой-чужой», мы можем говорить о социальном капитале типа bonding. В этом случае положительными эффектами будут пользоваться только индивиды, обладающие признаками принадлежности к какой-либо группе. Напротив, если нормы взаимной честности распространяются на участников других групп, такой социальный капитал называется bridging, он выражается в так называемых нормах «обобщенного доверия» {generalized trust).

Каждый из этих двух типов социального капитала имеет сравнительные преимущества. Основанный на сильных социальных связях внутри группы социальный капитал первого типа хорошо проявляет себя в обществах взаимного кредитования, местного самоуправления и т.д. Однако в некоторых случаях высокие запасы такого капитала могут препятствовать коллективным действиям в рамках большого сообщества. Более того, высокий уровень внутригруппового доверия может создавать отрицательные эффекты для аутсайдеров — внешних по отношению к группе лиц. В качестве примера можно привести ку-клукс-клан, организованную преступность, закрытые касты властных элит. При этом капитал типа bonding играет важную роль в формировании и накоплении капитала типа bridging, основанного на так называемых «слабых связях» и необходимого для функционирования современного гражданского общества.

Исследование Стивена Кнака и Филипа Кифера¹ на выборке из 29 стран подтвердило положительную и статистически значимую связь социального капитала с темпами экономического роста и уровнем экономической активности — долей инвестиций в ВВП.

Для проверки авторами были выбраны три показателя, характеризующие уровень социального капитала: доверие, нормы гражданской кооперации, степень участия населения в гражданских ассоциациях².

Посредством каких механизмов социальный капитал оказывает положительное влияние на экономический рост и склонность к инвестициям? В обществе с высоким уровнем социального капитала совершается больше сделок, связанных с неопределенностью — за счет снижения издержек заключения контрактов, защиты от недобросовестного поведения контрагента, самостоятельной защиты прав собственности, т.е. снижаются трансакционные издержки. Кроме того, в обществе с высоким уровнем доверия и кооперации повышается качество общественных благ, растут стимулы к инвестициям в человеческий капитал, за счет кредита доверия более эффективно функционирует правительство.

Итальянские экономисты Л. Гуизо, П. Сапиенца и Л. Зингалес на массиве межстрановых и региональных данных оценили взаимосвязь уровня социального капитала в сообществе с развитием в нем финансовых рынков¹. Любопытно, что для межрегиональных сравнений ими использовались такие показатели социального капитала, как явка избирателей, участие в анонимном донорстве крови и степень вовлеченности в социальные сети. Выяснилось, что, чем выше уровень доверия, тем больше людей инвестируют в фондовый рынок. Даже при включении в анализ контрольных переменных, связанных с различиями в уровне доходов, отношении к риску, эффективности формальных механизмов принуждения, эффект социального капитала достаточно велик. Так, межстрановой анализ показал рост доли населений, задействованного на фондовом рынке на 2 процентных пункта, при росте уровня доверия на 5 процентных пунктов.

Еще одним важным результатом исследования стало эмпирическое подтверждение гипотезы о том, что роль социального капитала выше, а положительный эффект — значительнее в странах с низким качеством формальных институтов.

Как показывают исследования, сообщества с низким уровнем доверия, испытывая трудности с решением проблемы коллективных действий, сталкиваются с осязаемыми проблемами недопроизводства общественных благ. Так, например, в обществах с низким уровнем социального капитала остаются неразвитыми институты корпоративной социальной ответственности. В отсутствие распро­страненных норм взаимной честности социальное предпринимательство подрывается недоверием клиентов, не допускающих мысли об искренних намерениях частных лиц решать общественные проблемы. В странах и регионах с низким уровнем социального капитала общество оказывается не способно противостоять избыточному государственному вмешательству в экономику, более того, склонны приветствовать его, даже в случае общеизвестной коррум­пированности органов власти.

Наиболее важным и интересным вопросом остается поиск факторов динамики социального капитала. Почему в одних обществах он выше, чем в других? Какие механизмы обусловливают устойчивость или, наоборот, уязвимость норм честности и доверия? При ответе на этот вопрос исследователи сталкиваются с проблемой взаимовлияния большого количества факторов во времени.

Уже упоминавшиеся Л. Гуизо, П. Сапиенца и Л. Зингалес, используя большой массив экономических, исторических и географических данных о районах Италии, с помощью эконометрического анализа, в целом, подтвердили гипотезу Патнэма — исторический опыт независимости почти на 50% объясняет современные различия в уровне социального капитала между Севером и Югом страны. Основным механизмом устойчивости норм кооперации во времени исследователи считают культурную инерцию, которая позволяет передавать нормы, вызванные положительным или отрицательным опытом из поколения в поколение на протяжении многих лет.

Другими словами, положительный опыт взаимной кооперации может быть обеспечен, как действием внешнего механизма принуждения, так и регулярными взаимодействиями, в которых формируется специфический актив репутации, может быть достигнут случайным образом. В любом случае появляется вероятность закрепления кооперации как нормы, существенно влияющей на выбор стратегии в будущем. Точно также негативный опыт некооперативного поведения контрагента способен «обучить» индивида не доверять людям и, соответственно, не участвовать в кооперации. Соответственно, динамика социального капитала взаимосвязана с качеством формальных правил, степенью гетерогенности сообщества—дифференциации по доходам, уровню образования, этнической и религиозной принадлежностью. Закреплению норм честности и доверия служит участие в различного рода группах и ассоциациях. Фактически, можно сказать, что социальный капитал производится организациями гражданского общества. В 90-х гг. XX в. социальный капитал в России существенно уменьшился — за счет резкого роста социального неравенства, слабости формальных правил и т.д. Теперь уже низкий уровень социального капитала препятствует решению данных проблем. Однако формирование правил и механизмов, принуждающих к кооперации на локальном и национальном уровнях, может привести к восстановлению социального капитала.

Можно заключить, что социальный капитал является фактором эффективности неформальных правил сообщества, которые производятся как общественное благо. Если эти неформальные правила содержательно соответствуют формальным правилам, их действенность будет взаимно укрепляться за счет большей эффективности механизма принуждения. В противном случае формальные и нефор­мальные правила будут видоизменять друг друга.