Глава девятая. В окно расположения светила яркая луна

В окно расположения светила яркая луна. Ее свет озарял полное лицо Степы Переечко с блаженно раскрытым во сне ртом.
— Трофим... — Сухомлин осторожно тронул за плечо Трофимова. — А, Трофим, готов?
— Я всегда готов, — еле слышно отозвался тот, вставая с кровати.
— Тогда поехали.
Илья бесшумно приблизился к спящему Степе.
— Печка... Перепечко!..
Степа зачмокал во сне губами, но проснулся не сразу. Недовольно приподнялся на кровати, отчаянно зевая:
— Чего?
— Тебя Философ вызывает, — прошептал Сухомлин.
- Как — вызывает? — спросонья заморгал Степа.
— По рации, блин! Я откуда знаю? Приперся в канцелярию, говорит: «Перепечко ко мне».
— А чего ему надо? — все еще не мог проснуться Перепечко.
— Сходи и узнай, я откуда знаю? — начал злиться Илья.
Наконец до Степы дошло, что идти надо. С тяжелым вздохом он сунул ноги в тапочки и зашаркал к выходу. Когда дверь за ним закрылась, Сухомлин кивнул Трофимову:
— Давай!
И оба торопливо принялись запихивать в наволочку Степиной подушки учебники.
— Алгебра... физика... — деловито командовал Сухомлин. — Историю давай, она потолще.
— А он башку себе не разобьет?
— А че там бить? Там же кость. Зато к утру все знать будет.
Кадеты тихонько, чтобы не разбудить товарищей, захихикали. Операция удалась блестяще, и теперь Трофимов с Сухомлиным, лежа по койкам и притворяясь спящими, с нетерпением ждали возвращения главного героя шоу.
— Слышь, Сухой, что-то его долго нету, — забеспокоился наконец Трофимов. — Может, и вправду Кантемиров пришел?
- Шухер, идет!
Перепечко был явно взволнован. И ложиться, что странно, вовсе не подумал.
--- Пацаны...
— Че тебе надо? — «спросонья» пробурчал Сухомлин. — Ложись давай.
— Там это... махач, — растерянно сказал Степа.
— Какой еще махач? — «проснулся» Трофимов.
— Обыкновенный. Макаров с Соболевым дерутся.
Переглянувшись, Трофимов и Сухомлин вскочили с кроватей и кинулись из комнаты.

Битва в умывалке была в полном разгаре. Перепечко с Синицыным с трудом оттащили Макарова от Соболева. Впрочем, с таким же успехом можно сказать, что Трофимов и Сухомлин оттащили Соболева от Макарова. Оба героя тяжело сопели, с ненавистью глядя друг на друга.
— Ну все, хватит! — нервно выкрикнул Сухомлин. — Харэ, вам говорят!
— Печка, пусти, — прорычал Макаров. — Пусти, я сказал!
— Макс, успокойся!.. Вам что, делать нечего?!!
- Ур-род, — сплевывая на пол кровь, процедил Соболев.
— Рот закрой, хорек вшивый! — оскалился разбитым ртом Максим.
— Так, пацаны, ВСЕ! — решительно встал между бойцами Сухомлин. — Успокоились!!!
— Начальник драный, — не желал успокаиваться Соболев.
— Я смотрю, кому-то мало, да?! — сузил глаза Максим.
— Все, хорош, было сказано! — поморщился Синицын. — Завтра поговорите!
После паузы Соболев двинул плечами:
— Ладно, отпустите... Ну все, отпусти, говорю.
Трофимов разжал руки. Сухомлин развернул Кирилла лицом к двери:
— Все, иди туда.
— Мне и тут хорошо, — буркнул Соболев, вытирая лицо.
— Иди туда, говорю, потом зайдешь!
Убедившись в том, что Кирилл вышел из умывалки, Синицын и Перепечко отпустили Максима. Тот поправил китель, склонился над умывальником, ополаскивая лицо.
— Из-за чего сцепились? — хмуро спросил Синицын.
— Не твое дело, — так же ответил Макаров.
— Понятно... Тогда спокойной ночи. Пошли, пацаны.
В дверях Перепечко задержался:
— Макар, а реально что случилось-то?
Максим резко выпрямился, сгоняя с лица остатки воды:
— Спокойной ночи, малыши, было сказано! Иди спать, Хрюша!
— Не хочешь, как хочешь, — пожал плечами Степа.
Вопрос «А чего это они?» он попытался задать и в расположении, перед тем как лечь. Но и тут нарвался на жесткую реакцию однокашников.
— Чего-чего? — пробурчал в ответ Синицын. — Не видишь, два сайгака территорию делят?
— Как это? — озадаченно переспросил Степа.
— «Как это, как это»! — раздраженно отозвался Трофимов, заворачиваясь в одеяло. — «В мире животных» смотреть надо.
Вконец запутавшийся Перепечко присел на кровать.
— Блин, заколебали. Вообще уже ничего спросить нельзя. — Тяжело вздохнув, он откинулся на подушку и тут же взвыл благим
матом: — Уй, че это здесь??!!
Кадеты не выдержали и взорвались хохотом.

— Дежурный по роте, на выход!
Максим четко козырнул майору Василюку:
— Товарищ майор, за время несения службы никаких происшествий не случилось. Дежурный по роте вице-сержант Макаров!
— Все хорошо, говоришь?
— Так точно!
— А что там за дверью тряпка мокрая делает? — нахмурился майор.
— Убирали, товарищ майор. Чуть-чуть не успели.
— Надо успевать, Макаров, — покачал головой офицер. — Второй курс, как-никак... А это у тебя что?
Он указал глазами на ссадину, красовавшуюся на подбородке Макарова.
— Где?
— Где-где... На бороде!
— А, это... — Максим прикоснулся к подбородку. — Это я случайно, товарищ майор... об умывальник.
— А ты что с ним, целовался? — хмыкнул Василюк.
— Пол мыл... поскользнулся.
— С каких это пор у нас дежурные по роте полы моют?
— Я ж говорю, товарищ майор, — терпеливо объяснил Максим, — не успевали.
— Ты смотри, какое усердие. Зубы хоть целы?
- Так точно.
— Ну слава богу. Давай команду на завтрак, — бросил майор замершему на тумбочке дневальному.
— Рота! Строиться на завтрак!

Завтракали быстро и молча. Место Макарова пустовало, и за одним столом сидели Трофимов, Соболев и Перепечко. Степа вертелся на месте, то и дело с любопытством поглядывая на огромную ссадину на переносице Кирилла.
— Слышь, Соболь, — улучив момент, шепнул он соседу, — а чего вы с Макаром поцапались, а?
— Цапаются кошки в цирке у Куклачева, понятно? — хмуро отозвался кадет.
— Что вы меня все животными грузите? — возмутился Перепечко.
— Какими еще животными?
— Обыкновенными.
— Это ты меня грузишь, Печка, — усмехнулся Соболев. — Дай пожрать спокойно.
К столу приблизился Василюк.
— Ложками работаем, ложками, — наставительно проговорил он. — Ясно, Перепечко?
— А что я?
— А ты работаешь языком! Соболев!
- Я... — Кирилл, отложив ложку, попытался встать.
— Да сиди, сиди, ешь... Что это у вас на переносице, суворовец?
— Ссадина, — буркнул Кирилл, не глядя на офицера.
— Ссадина? Забавно. И позвольте узнать ее происхождение?
— Это я шваброй, товарищ майор.
Василюк кашлянул с ироническим выражением лица:
— Хм. Ну да. В принципе, я сам должен был догадаться. У нас же в Суворовском все швабры с лазерной системой самонаведения. Подходишь к ней, а она — бац! — тебе в переносицу. Я прав, Соболев?
— Товарищ майор, честное слово... — начал Кирилл.
Но Василюк успокаивающе похлопал его по плечу:
— Да я верю, верю.

После завтрака Макарова и Соболева вызвали в канцелярию. Лицо Василюка, сидевшего за столом, было непроницаемым. Он, благодушно кивая, еще раз выслушал вдохновенные рассказы кадетов о происхождении ссадин.
— Значит, вы, Макаров, утверждаете, что ударились об умывальник? — повторил майор, когда суворовцы замолчали.
- Так точно, товарищ майор. Я же вам докладывал.
— Я помню. А хотелось бы услышать правду.
— Я правду говорю, — обидчиво выпятил губу Максим.
— Понятно, — кивнул офицер. — А вы, Соболев, стало быть, со шваброй не в ладах?
— Это случайность.
— Это я тоже слышал. То есть ты его шваброй, а он тебя — умывальником?!
Покосившись друг на друга, кадеты сделали недоумевающие лица.
— Никак нет, товарищ майор.
— Почему вы нам не верите?!
— Потому что, Соболев, я работаю в этом заведении больше десяти лет, — повысил голос Василюк. — И повидал таких умников, как вы, вагон и маленькую тележку.
Он рассерженно выбрался из-за стола, прошелся по кабинету.
— Запах спиртного изо рта — «это я конфету с ликером съел». Синяк под глазом — «это мне дверью стукнули». А про швабры я вообще молчу. От них суворовцев страдает больше, чем людей от акул!
- Товарищ майор, ну я не знаю, как вам доказать... — потерянно проговорил Максим, разводя руками. — Это просто... ну, совпадение... Ну, сами подумайте, какой нам смысл с Соболевым драться?
— Вот это я и хочу узнать, — кивнул офицер. — Что не поделили?
— Товарищ майор, — окончательно «обиделся» Макаров, — ну это уже не смешно. Я ж тебе говорил! — подтолкнул он локтем Соболева. — Вот увидят это все и сразу скажут: подрались! Прямо капец какой-то!
— Подбирай выражения, — нахмурился майор.
— Товарищ майор, да мы с Кирюхой друзья.
В подтверждение своих слов Макаров с улыбкой приобнял Кирилла за плечо, хлопнул по спине. Тот, обалдев, косился на недавнего противника.
— Друзья, говоришь? — озадаченно переспросил Василюк. Было видно, что к такому обороту он не готов.
— Конечно. А ты чего молчишь, Кирюха?
— Хм... Ну да... — не вполне уверенно кивнул Соболев. — Меня как перевели, я с Максимом больше всех... сдружился.
— Да? — Василюк склонил голову набок, сочувственно глядя на кадетов. — А у меня есть противоположная информация.
- Товарищ майор, — начал валять дурака Максим, — да кого вы слушаете? Мы с Соболевым не разлей вода. Мне, кстати, всегда не хватало такого человека в коллективе. Понимаете? Я его как увидел, сразу понял сойдемся. Честное слово! Вот его когда нет рядом, хотя бы минут десять, я сразу дискомфорт чувствую. Дефицит общения, понимаете? Мы даже хотели попросить, чтобы нам койки разрешили... ну, рядом...
Офигевший Соболев судорожно сглотнул. Василюк решительно уселся за стол.
— Да-а... Такую дружбу надо холить и лелеять. Дружбу мы всегда только приветствуем. Насчет коек рядом ничего пока пообещать не могу, а вот сидеть за одной партой такие закадычные друзья, по-моему, просто обязаны.
- Товарищ майор, так а... - подал голос Соболев, но Василюк только рукой махнул:
— Не надо благодарности. Идите.

—...Таким образом, японское правительство считало Корейский полуостров зоной исключительно японских интересов, - вдохновенно говорил преподаватель истории. — И не желало допускать присутствия на его территории вооруженных сил Российской империи…
Макаров и Соболев впервые сидели за одной партой. Судя по их насупленным лицам, никакой радости обоим это не доставляло. То и дело Максим, подпирая голову рукой, локтем упирался в руку Кирилла, тот со злостью отпихивал соседа:
— Лапу убери.
— Это у тебя лапы.
— Мне мешает, понял?!
— Напряжение между соседями росло с каждой минутой, — продолжал историк. — Война была неизбежным и единственным выходом из сложившейся ситуации. Противник был готов напасть в любую минуту. Многочисленные уступки правительства России уже не могли ничего изменить...
— Убери, говорю, — снова прошипел Соболев. — Че клешни разложил?
— А тебе че, места мало?!
С соседней парты обернулся Трофимов.
— Эй, пацаны, вы чего?
— Ничего, — буркнул Соболев.
— Приграничный конфликт, — ухмыльнулся Макаров.
— По совместному наряду соскучились? — покачал головой Трофимов. И тут же вскочил как подброшенный, услышав голос историка:
— Суворовец Трофимов! Я вижу, вас очень интересует Русско-японская война.
— Никак нет, — торопливо ответил тот, но тут же поправился: — То есть так точно, интересует.
Преподаватель усмехнулся:
— Судя по вашей болтливости, знаний по этой теме у вас больше, чем у меня. Может, поделитесь?
Трофимов умолк, зло глядя на Макарова.
- Значит, договорились, — одобрительно кивнул историк. — На следующем уроке жду от вас расширенного доклада. Садитесь, Трофимов.
Плюхнувшись за парту, Трофимов зло прошипел Макарову и Соболеву:
— Ну спасибо вам.
— Да что ж такое-то! — повысил голос историк. — Трофимов, встаньте!
Кадет снова вскочил.
— Вы что, прямо сейчас начали доклад готовить? На следующем уроке я вам выделю целых полчаса. Или вам мало?
Трофимов молчал, глядя в пол.
— Удивительное дело! Стоя вы молчите, а сидя — не заткнуть! Хорошо... Чтобы вам легче молчалось, будете стоять до конца урока. Так, идем дальше...
Трофимов зло покосился на Макарова и Соболева.

Резко, отрывисто рявкали винтовки в руках кадетов. Стреляли из положения лежа. Поодаль толпился второй взвод, ожидая своей очереди, и прохаживался майор Пчеловодов.
— Суворовец Сухомлин стрельбу закончил, — сообщил Сухомлин, поднимаясь с мата и отряхивая колени.
- Суворовец Трофимов стрельбу закончил. — Трофимов аккуратно отложил оружие.
На огневом рубеже оставался Перепечко. Он целился сопя, с угрожающим выражением лица.
— Перепечко, тебя ждем, — напомнил Пчеловодов.
— У меня последний остался, товарищ майор, — пробурчал тот.
— Печка, для себя оставь, — посоветовал Трофимов.
Кадеты зафыркали. Майор нахмурился:
— Отставить разговоры! На огневом рубеже открывать рот запрещено: пуля может залететь.
Наконец Степа нажал на спуск. Грохнул выстрел.
— Суворовец Перепечко стрельбу закончил, — солидно произнес он, поднимаясь.
Через десять минут третий взвод был выстроен в тире. Пчеловодов перебирал в руках пробитые пулями бумажные мишени.
— Ну что же... В целом неплохо. Синицын — отлично, Сухомлин в последнее время стал стрелять лучше.
Илья, пожав плечами, улыбнулся.
— Кхм, Перепечко — как обычно. Упорно отказывается стрелять по мишени. На этот раз — две единицы. Остальные пули улетели в неизвестном направлении. Что вам поставить, Перепечко? Две единицы или одну двойку?
Кадеты засмеялись. Степа обиженно засопел.
— Товарищ майор, а можно ничего не ставить?
— Ничего? Как это ничего? — удивился офицер. — Ты же выбил целых два очка. Вот если бы ты вообще ни разу не попал, тогда ничего, а так... Похоже, придется организовать для тебя дополнительные занятия. Как раз вместо увольнений.
— Товарищ майор, — в отчаянии произнес Степа, — просто у меня в глаз что-то попало.
— В глаз? — еще больше удивился Пчеловодов. — А я думал, ты вообще с закрытыми глазами стреляешь.

За обедом Макаров и Соболев, естественно, сели за разные столики Еще не хватало за едой дружбу изображать! Но от внимания Василюка это не ускользнуло.
— Та-ак, — протянул он, разглядывая диспозицию. — Не понял. Макаров! А что же это вы со своим лучшим другом Соболевым за разными столами сидите?
- А-а-а... — чуть не поперхнулся Максим. — Просто я, когда пришел... У него там занято было.
— М-да, непорядок, — покачал головой майор. — Что же это лучший друг тебе место не придержал? Суворовец Соболев! Суворовец Перепечко!
— Я, — хором отозвались кадеты.
— Ну-ка быстро поменялись местами.
Перепечко, сидевший за одним столом с Макаровым, и Соболев недоуменно переглянулись.
— Что непонятного? Взяли свои тарелки и поменялись местами.
Убедившись в том, что майор не шутит, Степа подхватил тарелку и побрел за соседний столик. Соболев перебрался к Макарову и Трофимову.
— Ну вот, Макаров, — улыбнулся Василюк, — можешь восполнять дефицит общения с другом.
— Не получится, товарищ майор, — криво усмехнулся Максим.
— Почему это?
— Когда я ем, я глух и нем.
В очередное увольнение шли весело, гурьбой. Сухомлин, Трофимов и Перепечко замешкались на крыльце.
— Пацаны, фрицев пострелять никто не желает? — подмигнул Сухомлин. — У меня в клубе на Некрасова скидки.
- Не, Сухой, — ухмыльнулся Трофимов, — я на другую охоту.
— Так бери подругу с собой, я тоже не один буду.
— Не, с подругами я в другие игры играю.
— Понты, понты... — улыбнулся Сухомлин и тут увидел подошедшего Синицына.
— Кстати, Илюха, ты извини, что тогда так с письмом получилось. Давай отправлю. Сто пудов.
— Не, Сухой, спасибо. В этот раз я сам отправлю.
Сухомлин приобнял его за плечи:
— О, отлично! Так пошли вместе! Я тебя с Олькой познакомлю. Гроза Третьего рейха, я тебе отвечаю!
Болтовню кадетов прервало появление Риты — девушки Соболева. В ее присутствии все приметно стушевались, хотя и старались не показать этого.
— Привет, парни, — с улыбкой произнесла девушка. — Вы же из третьего взвода?
— Ну допустим, — независимо отозвался Трофимов.
— А вы не знаете, почему Соболева в увольнение не отпускают?
Кадеты переглянулись.
— А вы у него спросите, — посоветовал Синицын.
Рита досадливо дернула плечом:
— Да он по телефону ничего толком не объясняет.
— Странно, — хмыкнул Сухомлин. — А почему тогда ты хочешь, чтобы МЫ тебе что-то объяснили? Печка, ты с нами?
— Не, я к Веронике.
— Ясно. Пошли, Синица.
Суворовцы разошлись в разные стороны. Рита какое-то время смотрела вслед Сухомлину с Синицыным, а потом бросилась догонять неспешно идущего Степу.
— Суворовец! — окликнула она его и, убедившись в том, что для Степы этого мало, повторила: — Суворовец Печка!
— Это мне? — недоуменно обернулся кадет.
— Ну да.
— Я не Печка, я — Перепечко, — наставительно проговорил Степа.
— Ой, извини... Слушай, может, ты в курсе, что там с Соболевым случилось?
— А чего это все не в курсе, а я в курсе? — пропыхтел Степа, отводя глаза.
— Ну, не знаю. Мне показалось, что вы не такой, как все.
— В смысле?!
— Ну, у тебя лицо доброе, — пояснила Рита.
— Чего?! Нормальное у меня лицо.
— Тебя как зовут? — перешла в решительное наступление Рита.
— Ну, Степан.
— Степа, я же чувствую, что с Кириллом что-то случилось. Пожалуйста... я отблагодарю. — Она порылась в сумочке, вынула оттуда большую плитку шоколада.
Степа презрительно прищурился:
— Ты что, думаешь, я тебе сос какой-нибудь — за шоколадку тут начну все выкладывать?
— Извини, — потупилась Рита, пряча шоколад и отворачиваясь, — я не хотела тебя обидеть.
Пару секунд Степа мужественно смотрел, как Рита уходит прочь. Потом не выдержал:
— Подожди! А с чем она там?
— Кто? — обернулась Рита.
— Шоколадка.
— А-а-а... С орехами, изюмом... миндаль там еще.
— Покажь, — потребовал Перепечко.
Он повертел плитку в пальцах, сунул ее в карман шинели и, понизив голос, проговорил:
— Короче, они там че-то с Макаровым не поделили.
— Кто «они»? — не поняла Рита.
- Соболев твой, кто! Погрызлись, вот их в увалы обоих и не пускают.
— Погрызлись? — потрясение переспросила девушка.
— А ты что хотела — чтоб они друг друга поубивали? Давай, мне пора...
И Степа, радостно ощупывая карман шинели, где похрустывала фольгой шоколадка, заспешил по улице.

Генерал Матвеев в штатском, с собакой на поводке направлялся к входу в магазин. На углу его внимание привлекла нетрезвая компания помятых мужичков, которые хлестали из горла дешевую алкогольную отраву. Рядом с ними на газете были разложены плавленые сырки, хлеб и несколько карамелек.
— Саня, заколебал, — просипел один алкаш, — куда все в одну морду?
— Да успокойся, не видишь — во, по пальцу, — отозвался второй, покачиваясь.
Голос показался Матвееву странно знакомым. Алкаш как раз повернулся к нему в профиль, и начальник училища узнал «погибшего» суворовца-чеченца Шумова.
— Саша?
— Леонид Вячеславович? --- после паузы растерянно отозвался алкаш. Это был действительно Шумов, только очень побитый жизнью и вконец опустившийся. — Здрасте.
— Здравствуй, Александр, Я смотрю, у вас тут народное гулянье.
— Ну... — пролепетал Шумов, пытаясь загородить собой сырки. — мы просто...
— Саня, а хто это? — пьяно поинтересовался первый алкаш.
- Не твое дело, - резко отозвался тот.
— Я так понимаю, Александр, что это твои
новые друзья? — продолжал Матвеев.
— Слышь, дед, шел бы ты, а?.. — угрожающе рявкнул пьяный мужик.
— Я вижу, вы тут обедали, а я помешал. Извините. Приятного аппетита.
Генерал неспешным шагом двинулся дальше, рядом, часто оглядываясь на пьяных, бежала Лайда. Первый алкаш отхлебнул из бутылки, шумно утерся рукавом.
— Сань, я не понял, а че это за хрыч?
— Пасть закрой! Леонид Вячеславович, подождите!
Шумов нагнал генерала у самых дверей магазина. Матвеев неторопливо обернулся.
— Вы извините... просто так получилось...
— Да нет, это вы извините, — усмехнулся начальник училища.
— За что?
— Обознался я. Уж больно вы, молодой человек, на одного суворовца моего бывшего похожи. Прямо одно лицо. Только у того не такое помятое было.
Матвеев взялся за ручку двери. Лайда беспокойно гавкнула.
— Леонид Вячеславович... подождите, — жалко пробормотал Шумов. — Вы же ничео не знаете...
— А что я должен знать? — удивился генерал.
— Просто так все сложилось...
— Извините, молодой человек, я опаздываю.
— Товарищ генерал, давайте я собаку подержу, а вы сходите, — предложил Шумов.
Матвеев покачал головой:
— Не получится. Лайда пьяных терпеть не может.
Начальник училища снова взялся за ручку магазинной двери. Шумов грустно смотрел ему вслед.
— Товарищ генерал, вы же даже не выслушали.
Матвеев обернулся:
— В понедельник в двенадцать ноль-ноль жду тебя в училище. Только трезвым приходи. А то тебя даже через КПП не пропустят.

В компьютерном клубе Сухомлин деловито потер ладони:
— Ну что, Синица? Может, постреляем фашистов для начала?
— Не хочу, — помотал головой Синицын, стуча по клавишам. — Письмо не отправляется! Слышь, Сухой, тут чего-то глючит!
Сухомлин склонился над клавиатурой, щелкнул пару раз.
— Тут раскладка через «альт» переключается. О, письмо тебе! От Ксюхи, кстати. Видишь, она все равно раньше отписалась. А ты парился!
Пока письмо загружалось, Сухомлин стоял за спиной Синицына. Тот обернулся:
— Сухой, тебя, между прочим, немцы ждут. И девушка. Или я что-то путаю?
— Ладно, — улыбнулся Сухомлин, отходя. — Ксюхе привет.
Оля сидела за компьютером неподалеку, внимательно изучая параметры какой-то игры.
— Ну что тут, что-нибудь новенькое поставили?
— Угу... Вот.
Илья прищурился на экран сквозь очки:
— М-м-м... Клевая стрелялка. Я на ней в прошлом году сидел, излазил вдоль и поперек... А ты играла?
— Не-а, — лукаво улыбнулась Оля.
— Значит, мы в равных условиях. Синица, ты скоро? Батальоны просят огня! Давай уже замочим кого-нибудь!
Синицын отозвался не сразу. Даже со спины было видно, какой у него замороченный вид.
— Я бы сейчас с удовольствием кого-нибудь замочил, — пробурчал он, не оборачиваясь. — Причем не виртуально.
— Н-не понял...
— Просил же как человека: отправь письмо! — с досадой отозвался Синицын.
— А что там? Ксюха сердится?
— «Сердится»?! — взвился Синицын. — Да она тут знаешь что? Дятел ты, короче. Оля! Отомсти ему там за меня как следует!!!
— Не вопрос, — с улыбкой отозвалась Оля.

Возвращались из клуба поздно. Оля, чувствуя на себе заинтересованный взгляд Ильи, воодушевленно рассказывала случаи из своей милицейской практики.
— Короче, приезжают наши на переезд, а там картина маслом. Стоит легковая — прямо на путях. Перед ней поезд. У легковухи крыши вообще нет, шлагбаумом срезало под ноль... А водила жив, представляешь? Наши к нему, а он пьяный.
— Потому, наверно, и жив, что пьяный, — вставил Илья.
— Наверное. Ну, наши ему начинают: «Ты, козел, придурок, какого черта? Ты что, не видел, что поезд идет?» А он такой: «Ни фига. Он должен меня пропустить. У него — помеха справа!»
— И что? — непонимающе взглянул Сухомлин.
— Что «что»?
— В чем прикол-то?
— Помеха справа, — начала злиться Оля. — При разъезде перекрестка без приоритетов. Подожди, — внезапно остановила она саму себя, — ты же сам говорил, что вы все это тоже изучаете?
— Ну да, — неуверенно протянул кадет, — в принципе начали уже.
— Я думала, у тебя уже и права есть.
— Не, ну как... я водить-то умею. Мне дядька давал порулить.
— Что, серьезно? — нахмурилась Оля. — Напишешь потом фамилию дядьки и номер машины.
— Зачем это? — напрягся Илья.
— Штраф до пяти тысяч, — объяснила Оля. — За передачу управления лицу без прав. Хотя ладно. Учитывая чистосердечное признание.
— А у тебя уже есть права? Оля усмехнулась:
— Не только права, но и обязанности.
У подъезда обычного жилого дома они остановились, Оля взглянула на окна:
— Зайдешь?
— Вообще-то, мне уже пора, — вздохнул Илья.
— Ясно. Какие планы на следующую неделю?
— По усиленной программе буду стараться попасть на дискотеку, — улыбнулся суворовец. — А ты придешь?
— Раз ты так сильно просишь.
Несколько мгновений оба стояли в нерешительности, словно ждали чего-то. Наконец Оля вздохнула:
— Ладно, пока.
— Подожди, — сгорая от волнения, выдавил из себя Сухомлин.
Вместо ответа Оля сама шагнула к нему, сильно и нежно поцеловала в губы. Илья смутился окончательно. Она улыбнулась:
— Сегодня ты посмелее... Все, увидимся.
В училище Илья возвращался в состоянии полного восторга. И может, поэтому не сразу услышал обращенный к нему оклик:
— Э, пацан. Суворовец!
Его, тяжело дыша, нагнал коренастый, лет двадцати на вид сержант милиции.
— Куда полетел? — угрожающе проговорил он, надвигаясь на кадета.
— А в чем дело?
— В тебе дело! — рявкнул парень. — Тебя как зовут, мальчик?
— Ну, Илья, — медленно отозвался суворовец.
— И сколько тебе лет Нуилья?
— А что?
— Зубов сто! — агрессивно надвинулся сержант. — Слушай сюда, бойскаут. Еще раз тебя увижу рядом с Олькой — будет очень не приятно, понял? Ты же не хочешь, чтобы твои очки превратились в контактные линзы?
Илья, тяжело дыша, стиснул кулаки:
— А вы... а ты кто такой?
— Это ТЫ кто такой? — поправил парень. — Нарисовался тут... Нужна подружка — иди в школу и греби лопатой, там суворовцев любят. Ну, че встал? Все, вали давай... И дорогу сюда забудь, понял? Ботаник...

— О, охотничек вернулся, — подмигнул Макаров зашедшему в расположение Трофимову. — Ну как успехи?
— Сегодня перло, — со сдержанной гордостью отозвался тот. — Одним выстрелом двоих завалил.
— Завалил? — оживился Перепечко. — Ну-ка с этого места поподробнее.
— А че поподробнее... Двух подружек подцепил. Погуляли, поболтали... Телефончики у меня в кармане.
— У-у-у, — разочарованно протянул Максим, подхватывая полотенце. — Хочешь, я тебе один телефончик подгоню? Там сразу с десятью познакомиться можно.
— Как это? — заинтересовался Трофимов.
— Элементарно. Звонишь, заказываешь. Через час приезжают — и знакомишься.
Кадеты захохотали. Не смеялся только Сухомлин, только что вошедший в комнату. Хотя шутку он тоже слышал.
— А вот и Сухой, — поприветствовал его Трофимов. — А ты как оттянулся?
— Нормально, — вяло отозвался Илья.
Кадеты переглянулись.
— А по виду и не скажешь, — покачал головой Макаров.
— Как там твоя новая? Из внутренних органов? — подмигнул Трофимов. — Уже познакомила с органами?
Снова заржали. Сухомлин, не реагируя, с полотенцем на плече направился к выходу.
— Сухой... Случилось чего? — посерьезнел Макаров.
— Юмористов до фига развелось, — процедил Илья, выходя.
Суворовцы недоумевающе посмотрели друг на друга.
Трофимов пожал плечами:
— Небось опять ей Сталинград проиграл... А может, и всю войну.

Посредине бытовки с суровым видом стоял Перепечко. И стоял не просто так, а держа в вытянутой руке на весу утюг. Так его и застали Трофимов, Синицын и Соболев.
— Оп-па... Печка, это че за скульптура? — озадаченно протянул Трофимов.
— Это я руку тренирую, — гордо отозвался Степа, — чтобы не дрожала.
— А у тебя че, руки дрожат? — хмыкнул Соболев. — Пить надо меньше.
Кадеты расхохотались.
— Придурки, — снисходительно бросил Перепечко. — Это я для стрельбы. Мне стрельбу подтянуть надо... Ну че вы ржете-то?! Серьезно... Я слышал, что для стрельбы так руку тренируют...
— Слышь, Печка, — отсмеявшись, проговорил Синицын, — а тебе че, уже ПМ выдали?
— В смысле?
— В смысле пистолета, — пояснил Трофимов.
Это же упражнение для стрельбы из пистолета. А у тебя винтовка, ее двумя руками держат... Стрелок!..
Суворовцы, смеясь, вышли из бытовки.
Немного подумав, Степа взял второй утюг и застыл, по-прежнему вытянув руки перед собой.

Начальник училища сидел за столом в своем кабинете.
Перед ним, глядя в сторону и с трудом подбирая слова, сидел Шумов.
— Вы же знаете, мать умерла... Друзья кто где... Пошел на работу устраиваться: либо сразу — гуляй, Вася, либо говорят «Завтра позвоним» — и тишина... В милицию ходил.
— И что?
— Кому на фиг нужен мент контуженый? — криво усмехнулся Шумов.
— Это они тебе так сказали?
— Да, конечно, нет... Но про ранение спросили. У них, видите ли, все вакансии заняты — вон, школа милиции под боком.
— И ты, значит, решил забухать, да?
— Да сорвался я, Леонид Вячеславович, — устало сказал Шумов. — А что еще делать?
— Что делать?.. — Голос генерала стал резким. — Ты из плена две недели по горам полз, чтобы чернила за углом глушить?!
Он поднялся, достал из сейфа бутылку коньяка, налил полный стакан и придвинул к Шумову:
— Пей.
— Зачем?!
— Как — зачем? — удивился генерал. — Тебе же нравится. С алкашами вино хлещешь, а с генералом что, коньяку не выпьешь?
Шумов опустил голову:
— Не хочу.
— Уверен?
— Уверен, — еле слышно ответил Шумов.
— Ладно.
Матвеев спрятал бутылку в сейф, вновь уселся за стол.
— Ты думал, своим рассказом из меня слезу вышибешь?! Бедный он, несчастный, никому не нужен... Двадцать первый век на дворе. На работу он устроиться не может!
— Да не в этом дело, — махнул рукой Шумов, — просто мне обидно.
— Это мне обидно! — снова повысил голос генерал. — Я тебя когда увидел, у меня чуть... Почему ко мне не обратился?!
— Не люблю перекладывать свои проблемы на чужие плечи, — пожал плечами бывший суворовец
— А бормотуху из горла хлестать, я смотрю, ты любишь. И потом, где ты здесь чужих увидел?
Начальник училища быстро написал несколько строк на листе бумаги, придвинул его к Шумову.
— Во вневедомственную охрану работать пойдешь? Там телефон и адрес.
— А... а что мне там сказать? — обалдев от неожиданного оборота дел, проговорил Шумов.
— Скажешь, что не пьешь и спортом занимаешься. А остальное уже все сказано.
На лице Шумова проступили красные пятна.
— Спасибо, Леонид Вячеславович... честное слово... я просто...
— Тебе спасибо, — устало отозвался генерал.
— А мне за что? — вконец растерялся Шумов.
— Что с войны живым вернулся... Эх, Сашка, Сашка... Иди и помни, что ты — офицер!
— Есть! — четко, как в прежние времена, отозвался Шумов.
У двери он обернулся:
— Леонид Вячеславович, я...
— Да иди уже, — улыбнулся в ответ Матвеев. — И так работы невпроворот.