Сознание - Пятое колесо науки

14.1. Существует ли сознание?

Изложенные выше представления о светящемся коконе, в котором обитает каждый человек, и в котором генерируется картина его индивидуального мира, могут показаться весьма странными. Особенно неожиданно то, что основные психические центры человека располагаются не в его физическом теле. Что касается индрий - этих тонкоматериальных аналогов обычных органов чувств, то они, отсутствуя на физическом плане, хотя бы проецируются в толщу нашего привычного тела. А вот тонкоматериальный носитель чувства “я” - аханкара или точка сборки - вообще оказывается вне кокона.

Кроме того, выясняется, что если нам и кажется, будто сознанием обладаем именно “мы”, то есть, физические носители личностей, на самом деле у нас нет никакого иного сознания, кроме того, которое транслирует на наш кокон Творческая проекция Абсолюта.

Если ко всему этому добавить идею, что кроме картины мира, воссозданной в коконе, никакого внешнего мира в привычных для нас формах просто нет, то получается перечень, казалось бы, вопиющих противоречий с официально принятой картиной мира. Хочется призвать на помощь науку и поскорее развенчать все эти бредни. Потому ряд последующих глав посвящен анализу научного опыта, касающегося именно этих спорных утверждений.

Прежде всего, оказывается, что проблема сознания в науке, как в прошлом, так и сейчас стоит как-то особняком. Обилие современной аппаратуры только усугубляет положение дел. Чем более утонченными становятся аппаратные методы исследований, тем легче проблемы изучения сознания подменяются изучением механизмов нервной деятельности. И это невзирая на то, что еще на заре современной психологии З.Фрейд заявил: “...продолговатый мозг — очень серьезный и красивый объект... Но мне неизвестно ничего, что было бы безразличней для психологического понимания страха, чем знание нервного пути, по которому проходит его возбуждение”. Этим отец психоанализа хотел подчеркнуть несводимость проблемы сознания к функционированию нервной системы.

Тем не менее, попытки редукции сознания к биологической форме движения материи видны все отчетливей. В результате, по мнению авторитетных психологов, официальный статус их науки выглядит сейчас, по меньшей мере, курьезно [28], [29], [41], [56].

Так, профессор МГУ А.Тхостов пишет [56]: “Сложившаяся ситуация не случайна и вытекает из самой логики естественнонаучного подхода, делающего психологию принципиально избыточной псевдонаукой. В настоящее время мало кто может решиться на подобное открытое заявление, напротив, считается очень современным ссылаться на ее важность и нужность, но стоит перейти от деклараций к реальности, легко обнаруживается, что она не так просто вписывается в господствующую систему научного знания. Можно даже сказать, что для нее там не предусмотрено места. Апелляция к психологии возникает только тогда, когда очевидной становится недостаточность естественнонаучного, объективного объяснения какого-либо феномена. При этом рассуждение переводится как бы в плоскость иной реальности, обнаруживающей себя лишь в исключительных случаях”.

В цитируемой статье А.Тхостов в качестве довода в пользу изучения сознания как такового приводит ипохондрию, когда заболевание есть, а никаких нарушений нервной системы обнаружить не удается ни на каком уровне. Иными словами, наблюдается деятельность психики, необъяснимая объективными внешними причинами. Собственно, одного такого примера было бы достаточно, чтобы опровергнуть укоренившиеся представления, будто вся психическая деятельность непременно есть рефлекторный ответ нервной системы на внешние воздействия. Психические болезни в этом случае возникают якобы из-за органических препятствий при передаче сигналов по нервным путям.

Таким образом, все попытки науки изгнать сознание субъекта из своей картины мира терпят крах. Он по-прежнему, причем совершенно непонятным образом, вмешивается в работу стройной биологической системы. Чтобы это учесть, приходится идти на методологические компромиссы. В той же статье А.Тхостова рассказывается, что с этой целью “... в психиатрии, психологии и физиологии широко применяются так называемые “двойственные” понятия, представляющие собой места “перетекания” психического в соматическое. Помимо стресса можно назвать уже описанные “кайнестопатию”, “детектор”, “церебральное информационное поле”, “вегетативную нервную систему”, “торможение и возбуждение” и пр. К сожалению, психофизиологическая проблема, составляющая ядро теоретических затруднений, несмотря на длительную историю своего существования, не получила адекватного разрешения. Более того, большинство современных психологов и философов старается держаться от нее как можно дальше, зная о теоретических неприятностях и опасностях, которые она приносит ее исследователю”.

В другом месте этой статьи А.Тхостов поясняет, что все подобные попытки объяснить “перетекание”, то есть, взаимодействие сознания с физическим телом, сводятся к старой идее, что мозг будто бы “выделяет мысль, как печень желчь”. Философская абсурдность таких взглядов признается даже марксизмом. Мы еще не раз познакомимся с его мнением. Его позиция интересна тем, что он вынужден ревниво отслеживать все новинки науки с надеждой, не появилась ли, наконец, возможность как-то поубедительней доказать вторичность сознания относительно материи. Поэтому без его комментариев не обходится ни одно узкое место в психологии. И если марксисты вдруг расширяют свое мировоззрение, то исключительно под давлением неопровержимых фактов, когда ничего другого уже не остается.

Что касается попыток редукции сознания к физиологии, то не случайно, что они участились именно сейчас, когда широкое распространение получили компьютерные технологии. И в самом деле, почему бы не предположить, что в живом мозгу задачи решаются так же, как и в электронном? Разница, похоже, заключается только в том, что человек попутно испытывает никому не нужные эмоции. Ну, так отмахнемся от них, и все дела!

В этом сказывается определенная усталость исследователей. И в самом деле, сознание неизменно выскальзывает у них из рук при всех попытках его понять. Получается, что оно лишено собственной структуры, что оно есть лишь условие психологии, но не ее предмет, что оно не поддается определению и выводимо только из самого себя. Его единственное несомненное свойство - это существование. Ну и что делать науке с тем, что обладает таким “набором” свойств? Полное отчаяние!

Может быть, крайнее выражение эта позиция нашла в словах психолога У.Джемса [21] еще в начале XX в., задолго до изобретения электронных машин. Он говорил о себе так: "Вот уже двадцать лет, как я усомнился в существовании сущего, именуемого сознанием... Мне кажется, что настало время всем открыто отречься от него".

14.2. Марксизм свое веское слово сказал...

Однако основоположники марксизма не могли себе позволить просто отмахнуться от такого самоочевидного феномена, как сознание. Но ему нужно было дать чисто материалистическое объяснение. Дело осложняется тем, что с течением времени все больше усиливается тенденция видеть проявления сознания не только внутри живых существ, но и в окружающем мире. Это стало необходимо для понимания взаимодействия сознания с материей. Ясно, что оно происходит посредством живых существ. Но внутри существ никакого взаимодействия установить не удается (см. следующий Раздел о проблеме параллелизма). Поэтому поле такого взаимодействия стараются увидеть вовне. А вот для Концепции это как раз и есть самый естественный подход. И он не вызывает особых возражений у тех, кто склонен верить в реальное существование сознания. Они, например, согласятся с Э.Гуссерлем [20, 34], что “совершенно бессмысленно говорить о мире “как о таковом”, вне сознания. Речь должна идти о мире, данном в сознании, так как иного способа представления мира у субъекта нет. При этом сознание само находится в мире, а не вне его, и поэтому оно может ставить вопрос не о мире как таковом, а только о мире в горизонте его видения сознанием”. (Обратим внимание на слова “сознание само находится в мире”. За ними скрыто обещание все-таки преодолеть вековечную пропасть между миром и сознанием. - прим. Ле Мар)

Теперь и марксизму недостаточно того, что субъект как-то отражает мир в своей голове. Следует вытащить сознание из головы наружу и погрузить в объективный мир, иначе никакого взаимодействия материи и сознания не получается. Если судить по книге А.Леонтьева [28], то именно эту головокружительную операцию задолго до Э.Гуссерля проделал К.Маркс. Как известно, крайности часто сходятся, и выводы марксистов оказались близки тому, о чем говорил Э.Гуссерль.

В изложении А.Леонтьева современная марксистская позиция в вопросе о сознании выглядит следующим образом (вначале приводится оригинальный текст на специфическом марксистском языке, а потом, после символа *****, его сокращенный перевод на человеческий. Те, кому марксизм претит, могут сразу перейти к переводу. - прим. Ле Мар):

“Ни экспериментальная интроспекция, ни феноменология Гуссерля и экзистенционалистов не были в состоянии проникнуть в строение сознания... Сознание с самого начала есть общественный продукт... Действительное объяснение сознания лежит в общественных условиях и способах той деятельности, которая создает его (сознания) необходимость, - в деятельности трудовой”.

“В этом процессе (в труде) происходит опредмечивание также и тех представлений, которые побуждают, направляют и регулируют деятельность субъекта. В ее продукте они обретают новую форму существования в виде внешних, чувственно воспринимаемых объектов. Теперь в своей внешней форме они сами становятся объектами отражения. Соотнесение с исходными представлениями и есть процесс их осознания субъектом - процесс, в результате которого они получают в его голове свое удвоение, свое идеальное бытие”.

“Чтобы этот процесс мог осуществиться, объект должен выступить перед человеком именно как запечатлевший психическое содержание деятельности, т.е. своей идеальной стороной. Выделение этой последней, однако, не может быть понято в отвлечении от общественных связей, в которые необходимо вступают участники труда, от их общения. Вступая в общение между собой, люди производят также язык, служащий для означения предмета, средств и самого процесса труда”.

“Акты означения и суть не что иное, как акты выделения идеальной стороны объектов, а присвоение индивидами языка - присвоение означаемого им в форме его осознания....Язык, - замечает Маркс и Энгельс, - есть практическое, существующее для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого, действительное сознание...”

“Мы привыкли думать, что человек представляет собой центр, в котором фокусируются внешние воздействия и из которого расходятся линии его связей, его интеракций с внешним миром, что этот центр, наделенный сознанием, и есть его "я". Дело, однако, обстоит вовсе не так. Мы видели, что многообразные деятельности субъекта пересекаются между собой и связываются в узлы объективными, общественными по своей природе отношениями, в которые он необходимо вступает. Эти узлы, их иерархии и образуют тот таинственный "центр личности", который мы называем "я"; иначе говоря, центр этот лежит не в индивиде, не под поверхностью его кожи, а в его бытии”.

Смысл этих витиеватых фраз вкратце сводится к следующему:

“Идеи Гуссерля дают шанс еще раз напомнить о марксистской трактовке сознания... Привлекает то, что у бесструктурного сознания (с философской точки зрения) пытаются выявить какое-то строение, и в этом уже видится зачаток материализма... Коллективная трудовая деятельность невозможна без сознания, поэтому скажем, что сознание возникло из-за его необходимости для трудовой деятельности. (Строго говоря, сознание есть достаточное условие труда, а вовсе не необходимое. Если бы эта логическая оговорка не была так существенна, то благодаря вековечной мечте людей о полетах у них бы сами собой вырастали крылья, чего не наблюдается. - прим. Ле Мар).

“Труд есть опредмечивание неких исходных представлений... Значит, появляются новые предметы... Осознание есть соотнесение этих предметов с исходными представлениями... (Здесь получилось, что исходные представления почему-то не являются функцией сознания!- прим. Ле Мар)... Имеем удвоение предметов в голове человека, их новое идеальное бытие. (Напомним, что цель всего пассажа - вытащить сознание наружу, но пока, по привычке, запихнули второй экземпляр мира внутрь головы. Но зато удалось совместить сознание и мир хотя бы так. Далее их вытаскивают наружу уже вместе. - прим. Ле Мар)...

“Итак, у всякого предмета, прошедшего через цикл трудовой деятельности, появляется идеальная сторона. (Теперь понятно, как ожил Буратино. Когда Папа Карло обтесывал полено, в том запечатлелось психическое содержание его деятельности. Все просто, как у факиров. - прим. Ле Мар)... Но нужно эту внешнюю идеальную сторону предметов чем-то зацепить, чтобы ею манипулировать. Чем-то достаточно материальным и структурным. И делает это язык. Недаром классики сказали, что действительное сознание - это язык... (По-видимому, действительное сознание относится к просто сознанию так же, как социалистический гуманизм с его 60 млн. жертв к просто гуманизму. - прим. Ле Мар).

“Так как весь мир давно перепахан и запутан, то запутались в узлы и идеальные стороны предметов... Вот эти узлы и есть ваши я, дорогие товарищи!... И ничего большего у вас нет”...

Как видим, все объекты мира оказались незаметно для себя самих наделены идеальной стороной. Отождествление сознания с языком также несколько хромает. Ведь компьютеры, например, управляются программами, написанными с использованием языка. И главное, они его понимают! Тогда приходится заключить, что либо компьютеры обладают сознанием, либо им не обладает никто...

Но зато можно констатировать, что идея внеположенности сознания относительно физического тела человека буквально витает в воздухе, причем, с давних пор. К ее признанию вынуждены приблизиться как материалисты, так и идеалисты. Так что же мешает ее явному провозглашению? Пренебрежительное отношение к тонкоматериальному миру!

И в самом деле, если внимательно перечитать приведенные отрывки, и те, что еще будут приведены, то видно, что все авторы, независимо от их философской позиции, рассматривают только соотношение между сознанием и вещественной материей. Они игнорируют существование промежуточного звена - тонкоматериальных структур микрокосмоса, ауры или светящегося кокона. Даже приверженцы идеалистических направлений пренебрегают тонкой материей, видимо полагая, что говорить о ней к лицу только сельским знахарям, экзальтированным экстрасенсам и полоумным йогам. В результате, они рассматривают пару “вещественный мир - сознание” и пытаются построить отражение мира прямо в сознании. Но сознание исходно бесструктурно, в нем не может быть никаких матриц, никаких рядов состояний и т.п. Поэтому-то все подобные попытки заранее обречены на провал.

14.3. Проблема параллелизма

Конечно, можно делать вид, что неудобный феномен просто не существует. Но для большинства исследователей тот очевидный факт, что сами они обладают сознанием, не позволяет им “открыто отречься от него”.

В концентрированной форме место сознания в современной науке характеризуется так называемой проблемой параллелизма. Для ее описания воспользуемся в несколько сокращенном пересказе словами известнейшего исследователя детской психики Ж.Пиаже [41]. Он подчеркивает, что переживание истины, даже такой примитивной, как 2+2=4, немыслимо вне сознания человека. Но наряду с этим необходимо, чтобы функционирование нейронных связей сделало возможным деятельность этого сознания. Каковы в таком случае отношения между физиологическими связями и сознательным суждением? Можно ли говорить здесь о причинно-следственной связи, или о чем-то ином? Альтернатива выглядит так: либо между сознанием и соответствующими нервными процессами существует взаимодействие, либо речь идет о двух параллельных рядах явлений, настолько разнородных, что возможность воздействия их друг на друга исключена.

На первый взгляд кажется, что теория взаимодействия подтверждается обыденным опытом: когда стакан вина погружает нас в состояние эйфории, мы склонны видеть в этом прямое воздействие организма на сознание, когда же мы меняем положение руки вследствие сознательно принятого решения, нам кажется, что это является прямым воздействием сознания на организм. Но как только мы пытаемся проанализировать подобные причинные отношения, они оказываются совершенно непостижимыми.

Во-первых, утверждать, что сознание может воздействовать на физиологические процессы,

- значит, приписывать ему в той или иной форме какую-то силу, либо допускать существование какой-то "психической энергии". А ведь сила является измеряемой величиной, разговор же об энергии не только не устраняет трудностей, но, напротив, умножает их, поскольку предполагает два следствия: превращение разных видов энергии друг в друга и сохранение энергии. Однако и то и другое лишено всякого смысла в случае возможного воздействия сознания на тело.

В самом мягком варианте анализа получается, что воздействует на тело не сознание, а сопровождающая его нервная деятельность. Тогда, может быть, сознание модифицирует нервную деятельность? Но в этом случае снова возникает проблема, как и почему это происходит. Если сознание само является причиной изменений, то ему нужно приписывать силу, энергию и т. д. со всеми уже указанными трудностями.

Во-вторых, прямое причинное воздействие какого-нибудь органического процесса на сознание столь же непонятно... Для того чтобы эти материальные процессы модифицировали сознание, нужно было бы, чтобы они нашли в нем точку приложения, природа которой была бы однородна с ними, в форме перемещения массы, движущей силы, уменьшения сопротивлений и т. д., иначе модификация осталась бы непонятной. (Но у сознания нет ни массы, ни силы, ни заряда. Движение вообще ему не присуще. Поэтому-то и возникают описанные выше попытки вынести сознание наружу, сделать так, чтобы изначально им обладали все объекты мира. Тогда взаимодействие их “идеальных сторон” с сознанием человека уже не казалось бы таким невозможным. - прим. Ле Мар)

Далее Ж.Пиаже говорит: “Эти непреодолимые трудности толкают большинство авторов к тому, чтобы допустить существование двух различных рядов явлений, один из которых образован состояниями сознания, а другой - сопровождающими их нервными процессами. Связь между членами одного ряда и членами другого ряда никогда не является причинной, а представляет собой их простое соответствие, или, как обычно говорят, "параллелизм".

Здесь можно различать несколько разновидностей теорий. Наиболее интересны теории, выдвигаемые приверженцами монизма, то есть людьми, полагающими, что в Мироздании существует либо Дух, либо материя. По словам Ж.Пиаже первые “видят в этих двух рядах две стороны одной и той же реальности, воспринимаемой либо изнутри (сознание), либо извне (физиология)”.

А материалистический монизм основной акцент делает на физиологии и видит в сознании лишь "эпифеномен", то есть, нечто забавное, но вовсе не обязательное. Такое решение, по словам Ж.Пиаже, действительно устраняет трудности, возникшие перед сторонниками теории взаимодействия. Собственно, от трудностей просто отмахиваются. Но то, как это обычно делается, создает новые трудности, не менее серьезные. “В самом деле, если сознание это субъективный аспект нервной деятельности, то непонятно, какова же его функция, так как было бы вполне достаточно одной этой нервной деятельности. Например, математические задачи решаются как в реальном, так и в "электронном мозгу", и все можно, казалось бы, объяснить без участия сознания” [41].

Но, “чтобы решение, состоящее в признании существования двух "параллельных" рядов, действительно могло удовлетворить нашу потребность в объяснении, хотелось бы, чтобы ни один из этих рядов не утратил всего своего функционального значения, а, напротив, чтобы стало понятным по крайней мере, чем эти разнородные ряды, не имеющие друг с другом причинного взаимодействия, тем не менее дополняют друг друга” [41].

Одним из следствий Концепции как раз и является объяснение необходимости обоих указанных рядов состояний, как в психике, так и в нервной системе. Эта тема будет рассмотрена в Разделе 15.2.

14.4. Образ мира и модальность восприятия

Итак, образ мира дается нам в сознании. Мы живем внутри этого образа, в этой картине мира, сами являясь ее частью. И ничего иного быть не может. Исходно эта картина расцвечена всеми оттенками радуги: голубое небо, зеленая трава, желтый песок и золотистые стволы сосен... Плеск волны и дальние раскаты грома... Теплый ветер... Запах костра, гладкие, темные волосы подруги и легкий пушок на ее щеке... Красиво... Об этом хочется слагать стихи и петь песни... Из этой необходимости, наверное, и возник язык (шутка!)...