А. С. Ципко. Наш народ заплатил страшную цену за право жить по Марксу

Выступление К. М. Кантора свидетельствует о существенных разногласиях как в понимании сути марксизма и его значения в духовной жизни нашего общества, так и в оценке интеллектуаль­ных и духовных потенций населения нашей страны. По моему глубокому убеждению, трактовка марксизма (речь идет об орто­доксальном марксизме) как единственно возможной формы социа­лизации, приобщения к цивилизации нашей страны не только ошибочна, но и, возьму на себя смелость сказать, в нынешних условиях опасна. Как можно в нынешних условиях, когда так накалены национальные страсти, проповедовать теорию неполно­ценных народов? Ведь вдумайтесь, что сейчас сказал Карл Кан­тор. Мол, конечно, Маркс устарел. Но что поделаешь, если без ортодоксального марксизма в этой стране все рассыплется, если без марксизма грозит культурная катастрофа.

Кто может доказать, что марксизм обогатил культуру России, поднял ее на более высокую ступень? Никто. Но очень легко показать, что начавшаяся после Октября насильственная идеоло­гизация духовной жизни, насильственное внедрение марксизма в конечном счете привели к духовной катастрофе. Духовная жизнь зачахла, а философия практически умерла в нашей стране.

' Новый мир. 1988. № 10. С. 205, 206.

Я могу согласиться, что в сознании, поведении, социальной психологии нынешнего российского населения есть элементы пато­логии. Да было бы чудом, если бы дело обстояло иначе. Ведь из семидесятилетнего процесса самоистребления, самоуничтожения какой хочешь народ приобретет патологию. Наш народ заплатил страшную цену за право жить по Марксу.

Только к этому надо добавить, что и в сознании советской интеллигенции присутствуют элементы патологии. Ведь согласи­тесь, это только в среде советской, марксистской интеллигенции мог возникнуть такой вопрос, который мы сегодня обсуждаем,— «умер ли Маркс?».

Любому цивилизованному человеку ясно, что Маркс есть Маркс, один из многих мыслителей в истории нового времени, который внес существенный вклад в развитие социологической мысли. Но чтобы строить свою жизнь по Марксу, настаивать на том, что только он знал истину, а все заблуждались,— это уж увольте. Это действительно какое-то язычество, идолопоклонст­во. Разве может человек — речь идет о нормальном человеке — доверить свою жизнь, свою страну какой-то теории, какой-то схеме, даже если она выглядит убедительной? Ведь нет же ника­кой гарантии, что эта красивая идея привьется, принесет пользу!

Раз уж К. М. Кантор заговорил о патологии, то надо признать, что не было в истории человечества более патологической ситу­ации для человека, занимающегося умственным трудом, чем у советской интеллигенции. Судите сами.

Заниматься умственным трудом, общественными науками и не обладать ни одним условием, необходимым для постижения истины. Не было условий, и прежде всего политических, для сомнения, для свободных суждений о предмете исследования. Не было условий для общения со своими коллегами за рубежом, для знакомства с достижениями гуманитарной науки. Даже собст­венная отечественная общественная мысль находилась под запре­том. Как сохранить себя здоровым человеком в этой ситуации? Остается только одно. Нагрузить единственного доступного серь­езного мыслителя Карла Маркса всеми теми совершенствами, которых этому несчастному человеку не хватает.

В таких условиях и возникает миф о Марксе как центре, куль­минации развития всей человеческой мысли, приобщившись к ра­ботам которого вы узнаете и немецкий идеализм, и французский социализм, и великих английских политэкономов. Если Маркс центр, самое главное, единственно возможная наука об обществе, то утрата всего остального — не большая беда. В это искренне верили многие советские обществоведы.

Новый, рожденный революцией советский интеллигент не толь­ко не страдал от своей духовной ущербности, но, напротив, пола­гал, что ущербны все остальные, не живущие, как он. Ущербны те, кто вынужден жить в плюралистическом обществе, имеет свободу передвижения, свободу выбора места жительства, кто

волен верить или не верить, кто волен выбирать себе ту социаль­ную и политическую истину, которая ему по душе.

Наша патологическая экономическая и.политическая ситуация создала досягки идеологических мифов, которые помогали совет­скому человеку искренне верить, что ему действительно живется хорошо, что он самый счастливый человек в мире, что его благо­получие и достаток несравненно выше, чем > рабочего в Америке.

Так крепло всеобщее убеждение, что революции являются подлинными праздниками истории, что те народы, которые не пережили такой жестокой, кровавой гражданской войны, как мы, просто обделены судьбой и не знают, что есть подлинное, настоя­щее счастье.

Мы, как дети, радовались тому, что у нас практически ничего не осталось от старой, досоциалистической России, не осталось не только помещиков, господ, но не осталось ни. либеральной буржуазной интеллигенции, ни духовенства, ни купцов, ни зажи­точного крестьянства. И мы искренне верили, что другие народы не станут счастливы, пока не поступят, как мы, пока не пойдут за нами, пока не взорвут все храмы, не покончат с торговцами, частными ремесленниками, кулаками, пока не будут жить, как мы.

Мы искренне верили, что не только у нас, но и у всех других народов новые коммунистические формы жизни что-то значат, что правящие там коммунистические партии действительно со­ставляют ум, честь и совесть народа, а потому мы искренне верили, что мы стоим во главе сил разума и прогресса, что нас со всех сторон окружают наши союзники, верные друзья, готовые с нами идти до конца по коммунистическому пути.

Все это дает основание прийти к выводу, прямо противопо­ложному тому, к которому пришел К. М. Кантор. Мы никогда не станем цивилизованными, культурными людьми, пока не преодо­леем это болезненное, патологическое отношение к Марксу как к центру духовной вселенной.

Далее. Меня поражает, что наш нынешний разговор происходит как бы в историческом вакууме. Мы забыли, что совсем недавно в течение нескольких месяцев рухнули почти все марксистские, социалистические государства Восточной Европы. Разве то, что произошло в этих странах, не имеет отношения к нашему разго­вору? Конечно же да. Все то, что там произошло и происходит у нас, свидетельствует о том, что попытки найти какую-либо ценностную альтернативу традиционным ценностям и институтам гражданского общества потерпели провал. Атака Маркса и его учеников на абсолютные нормы морали, рынок, конкуренцию, частную собственность, семью, государство, нацию окончилась полным провалом. То, что Маркс считал формами отчуждения труда и личности, на самом деле были и остаются основными устоями жизни, человеческой цивилизации. Страшная ошибка для ученого, который искренне считал себя серьезным мыслителем. Маркс ослепил сам себя прожектором своего поразительного пре­небрежения к тому, что есть, существует, чему люди научились

и знали до него. Ни в коем случае нельзя связывать наше будущее с Марксом. Этот ученый был противником всего, чего нам сейчас не хватает. Он был противником общечеловеческой морали, рели­гиозного чувства, принципа разделения властей, конкуренции, прав и свободы личности, частной собственности. Я советую К. М. Кантору еще раз внимательно прочитать тексты таких работ Карла Маркса, как «К еврейскому вопросу», «Предисло­вие к критике гегелевской философии права», и тогда он убедится, что Маркс был противником основного принципа христианской культуры, демократии, он был противником принципа полного духовного суверенитета каждой личности.

И еще одна проблема. Все говорят о Марксе и марксизме, но очень абстрактно. Ведь марксизм никогда не был цельным учением. Бердяев находил в нем три так и не соединившихся элемента: материалистический, позитивистский, идеалистический и рели­гиозно-эсхатологический. Я хочу обратить ваше внимание, что в Марксе есть наследство и от социалиста Фурье, и коммуниста Бабёфа. Что самое важное и существенное в Марксе? Я думаю, что ответить на этот вопрос не так просто. На мой взгляд, все же Маркс был, прежде всего, революционер, бабувист. Он подчинил своей революционной цели и свое учение о прибавочной стоимости, и свое учение об отмирании классов. Нормативный элемент, по сути, вытеснил научный, деформировал его. Спор нам ничего не даст, пока мы не выясним, о каком марксизме идет речь. Для меня очевидно, что политические выводы и рекомендации Карла Маркса полностью устарели. Они, в частности его учение о диктатуре пролетариата, с самого начала было ложным, имело криминаль­ный привкус. Но всегда будут сохранять культурную ценность его попытка создать целостное видение исторического процесса, система социалистической категории и понятий, какие он ввел в оборот. Не зная работ Карла Маркса, нельзя стать профессио­нально подготовленным социологом. Это несомненно.