Приложение. К лекции “Постструктурализм”

К лекции “Постструктурализм”

Александр Раппапорт:

«Восьмого октября 2004 года, в возрасте 74 лет в парижской больнице от рака поджелудочной железы скончался Жак Деррида, крупнейший мыслитель современности, один из плеяды мыслителей французского постструктурализма, оказавший огромное влияние на всю современную мысль. Никто из философов прошлого и современности не был столь популярен в среде архитекторов, как практиков, так и теоретиков как Жак Деррида, философские интересы которого лежали довольно далеко от архитектуры. Жак Деррида был представителем критической философии, развивавшей принципы философской критики Иммануила Канта, но в отличие от Канта опиравшегося в своей критике на философию языка.

Одной из причин столь живого интереса к Дерриде в архитектурной среде, конечно, является самое название, укрепившееся за его философией и соответствующее его основной категории - «деконструкция». Философию Дерриды принято называть «деконструкционизмом», что для архитектурного уха звучит очень близко к «конструктивизму», никогда окончательно не выходившему из моды, начиная с 20х годов прошлого столетия, Архитекторы писали Дерриде письма, приглашали к участию в проектировании, внимательно изучали его статьи и книги. Среди наиболее близких к Дерриде архитекторов был его соотечественник Бернар Чуми и американец Питер Эйзенман. Интерес к деконструкционизму был особенно силен в США, где известный архитектурный критик Марк Вигли посвятил одну из своих книг «архитектуре» деконструкции.

Деррида охотно отзывался на все эти приглашения, писал об архитекторах (в основном об их книгах) и внимательно следил за современным архитектурным процессом, хотя делал это с большой осторожностью, так, чтобы его идеи не были восприняты архитекторами слишком буквально.

Основная идея Жака Дерриды, лежащая в основе его метода «чтения» философских текстов, связана с так называемой «произвольностью» знака языка. Знак языка, обозначающий некий предмет, скажем, дом, не должен быть похож на дом и вообще может не иметь с ним ничего общего. (В языке есть и исключения из этого прицепа – слово «щелчок» похоже на сам щелчок, но такого рода исключения крайне редки). Язык – условная система знаков и то, что связывает язык с миром реальных предметов – это деятельность человека, способного устанавливать такую связь. Яснее всего эта связь обнаруживается в устном языке. Когда произносимое человеком слово неразрывно слито с ситуацией, в которой оно произнесено, с жестом человека, с его отношением к предметам и людям, которые вокруг него, и к которым слово обращено. Гораздо свободнее от ситуации слово, написанное, где оно подчинено не столько сиюминутным житейским обстоятельствам, сколько условностям второго рода – условностям самого письма – например тем, что слова письма располагаются в определенной пространственной структуре, в строках или столбцах, разделены разрывами и т.п.

Деррида с редкой виртуозностью анализировал философские концепции и, показывая, что идейные конструкции философских систем – так называемой метафизики – не могут быть связаны с миром вещей строгим логическим выводом и что их убедительность покоится, как правило, на риторике, то есть на художественном, поэтическом использовании языка. В отличие от марксистов, критиковавших те или иные философские системы, как оторванные от жизни и настаивавших на том, что только марксизм имеет твердую опору в реальности, Деррида продемонстрировал, что все системы, в том числе и марксистская, оторваны от реальности. Этим, кстати говоря, он и объяснял, почему марксизм привел к построению столь уникальной утопии как социалистическое государство. Вместе с тем Деррида продолжал развивать некоторые важнейшие принципы марксизма – в частности, критику «превращенных форм» сознания, как иллюзий и фантомов.

Эти стороны деконструкционизма позволяют некоторым считать, что Деррида подвел черту под развитием философии и именно потому сам он свое учение философией не называл. Как и выдающийся итальянский теоретик архитектуры Манфредо Тафури, он делал акцент не на строительстве архитектурных или философских систем, а на их критике, деконструкции, то есть разоблачении тех приемов, с помощью которых в метафизических системах скрывались несоотвествия и разрывы.

Но идеи Дерриды вызвали целую волну в зодчестве, известную тоже под названием «деконструкционизма». Архитекторы–деконструкционисты, следуя Дерриде, как бы разоблачат условности архитектурного языка, строят такие формы, которые противоречат вековым условностям архитектурной тектоники. В их проектах части архитектуры оказываются вне витрувианских представлений о пользе («безумства» Б.Чуми) и прочности (Д.Либескинд, Ф.Гери, объединение «Кооп Химмельблау»).

Именно демонстрация атектоничности стала источником образной привлекательности если не особой «красоты» в работах архитекторов деконструкционистов.

Причина такого поворота кроется в разочаровании в принципах современного движения, которые породила его семиотическая критика. Казавшиеся прочно покоящимися на фундаменте конструкции и функции принципы архитектурного авангарда, повисли в воздухе («над бездной» – как говорил Хайдеггер), и тем самым стало очевидно что «все дозволено», то есть в архитектуре был опознан принцип, ранее прозвучавший у Достоевского и Ницше, как следствие «смерти Бога».

Осознав произвольность архитектурного знака и языка, архитекторы стали нарочито демонстрировать его атектоничность, играть с тектоникой, вместо того, чтобы имитировать ее, следуя каким-нибудь конструктивно-планировочным принципам.

Деррида не давал оценок этим опытам, но сочувствовал тем архитекторам, которые поняли, что в архитектуре, как и в философии, придется осознать произвольность языка. И хотя на самом деле осознание такой произвольности налагает на архитектора только новые обязательства – теперь он не может уже опереться ни на инженерию, ни на философию, ни на социологию, - первый импульс или первая реакция на эту вынужденную произвольность была демонстрацией независимости, игрой в произвол и свободу.

Конечно, долго эта инфантильная игра продолжаться не может. За ней грядет время взросления и выход к тем проблемам, которые и ранее занимали архитекторов (из ближайших к нам - Луи Кана), проблемам автономии архитектуры и ее роли в жизни людей, как средства внести в эту жизнь смысл и надежду, избежать маячащей за всеми нашими мифами, философиями и утопиями бессмысленности, «ничто», страха и жути.

С точки зрения нерелигиозного сознания вся наша жизнь – игра случая, способная исчезнуть так же внезапно, как и появиться. Для тех, кто не верит в Бога и мифы, жизнь – случайный блик на пустой поверхности мироздания. И эта мысль пугает, поэтому философы изобретают ей оправдания, а архитекторы находят для нее осмысленные и богатые формы. Результат деконструктивной критики Дерриды заставляет понять, что и в философии, и в любой другой сфере деятельности, дело спасения осмысленности существования не опирается ни на что, кроме самой человеческой свободы. В данном случае – свободы создавать жизненные формы, мифы и утопии, даже сознавая их принципиальную неосновательность. И в этом можно видеть и глубокий пессимизм, и столь же фундаментальный оптимизм, веру в способности человека противостоять не только разрушительным силам, но и бессмысленности. До Дерриды голландский философ Йозеф Хойзинга уже назвал человека «человеком играющим», “homo ludens” После Дерриды мы осознали, что эта игра – есть логическая жизненная необходимость.

Но игры бывают разные – простые и сложные, бедные и богатые. Шахматы или го, например, оказались богатейшими играми, сравнимыми по сложности с самой жизнью. И игра в эти игры предполагает невиданную виртуозность мысли.

Архитектура - одна из таких игр. И если что-нибудь связывает архитекторов с идеей деконструкции в позитивном, а не критическом смысле, так это именно требование и возможность виртуозности. Той виртуозности мысли, исключительный и небывалый пример которой дают нам книги и статьи самого почившего Жака Дерриды.