На столетие Анны Ахматовой 3 страница

Четвертая учебная ситуация

Анализ миниатюр из цикла «Часть речи» (1975—1976)

1. «Тихотворение мое, мое немое...».

Что сразу привлекает в стихотворении, кажется необычным?

Не «стихотворение», а «тихотворение» — сразу меняется семантика слова: что-то сотворенное (или творящееся) в тишине, «тихое творение». Это значение усилено эпитетом «немое», в то время как мы привыкли связывать со словом «стихи» скорее «звучное», «звучащее».

Проследите за изменением различных оттенков «тихости».

«Тихотворение» (тишина как отсутствие звука; возможно, внутренняя сосредоточенность) — «немое» (неумение говорить, невозможность высказать) — «однако тяглое» (немота; смиренная бессловесность животных, подъяремных, вьючных — осла, вола, мула) — «куда пожалуемся», «кому поведаем» (одиночество: невозможность найти собеседника, отсутствие близкого человека).
Сравните это стихотворение зрелого Бродского с ранними, только что проанализированными «Литература», «К стихам».

Что роднит их?

«Литература»: образ смиренных тружеников, глаголов, жертвующих собой, таких же «молчаливых», да еще и «глухих», таких же «одиноких». Глаголы тоже можно было бы назвать «тяглыми».
«Стихи»: диалог творца и творения, их единство в момент творчества.

Что сказано о самом «моменте творчества», как он описан?

Обстоятельства: бессонница («поздно за полночь») в безлунную темную ночь («ища глазунью луны за шторами зажженной спичкою»). Состояние «я»: «вручную стряхиваешь пыль безумия с осколков желтого оскала в писчую».
Если в первых строках стихотворение (и его творец) сравнивается с волом, то здесь поэт — «волк», буквы — «пыль безумия» на бумаге.
Творчество не только мучительно, но и страшно.

Что для поэта труднее всего? Сравните со стихотворением «Стихи». Есть ли разница? В чем?

«Стихи»: верилось, что, отделяя от себя стихи, поэт готовит им счастье и любовь; «Тихотворение мое...» — стихи остаются «отрезанным ломтем», отделяются от поэта, но не только не «входят в тыщу» — не находят одного, с кем «в колене и / в локте хотя бы преломить, опять-таки, / ломоть отрезанный тихотворение».

Как вы понимаете выражение «в колене и в локте <...> преломить»?

«В колене» — то есть в роде («колено Адамово»); нет близких по крови. «В локте» — окказионализм Бродского, но возникает образ человека, опирающегося локтем на стол, подпирающего рукой голову, сосредоточенного на собеседнике слушателя.
Учитель. Стихотворение удивительно по мастерству — без надрыва, без аффектации Бродский создает подтекст, основанный на игре слов: образует неологизмы, в которых одно значение многозначного слова перетекает в другое («тихотворение», «в колене и в локте», не названные, но подразумеваемые «вол», «волк» и др.). Форма стихотворения демонстрирует родство, единение словаря, тем самым преодолевая возникающий между поэтом и миром разлад.
2. «...И при слове „грядущее“...».

Сколько предложений в тексте? Каковы особенности синтаксических конструкций? Как изменяются объем и характеристики предложений? Сколько образов в каждом предложении? Что общего во всех этих образах?

В тексте 6 предложений. Первое (от «...и при слове „грядущее“...» до «...что твой сыр дырявый»). Основной образ — метафора памяти (сыр, от которого мыши отгрызают куски).

Почему эта метафора вызывается к жизни словом «грядущее»?

Это обосновано как звуковой формой, «плотью» слова, так и его значением:

Грядущее
звуковая форма: грядущее — отгрызают (звукоподражание(ономатопея) — гр-гр)	значение: «то, что грядет» — наступающее, становящееся настоящим будущее

Грядущее враждебно прошлому — оно посягает на «лакомый кусок» памяти, в котором и так дыры (дыра — пустота).
Второе предложение (от «После стольких зим...» до «...шуршание»). Образ — «что» или «кто», скрытое шторой «в углу у окна», некогда каким-то образом связанное с «неземным „до“» ¹⁴, вместо которого теперь в мозгу — шуршание шторы.

Как вы думаете, «кто» или «что» за шторой?

Из вероятных ответов — «пространство», «Парка», «Муза», «небожитель», «Ангел», «некто в сером, как у Леонида Андреева» ¹⁵ — чаще всего возникает «Муза», — именно с ней связано представление о звучащей музыке («неземное „до“»). В любом случае, «кто» или «что» определяют судьбу, жизнь.
Метафора «стоящего за шторой» показывает, как оскудевают чувства человека, смолкает музыка, но еще ощущается присутствие вышних сил.
Третье предложение (от «Жизнь...» до «...встрече»). Метафора: жизнь — «дареная вещь», которой «не смотрят в пасть» (перефразировка пословицы «Дареному коню в зубы не смотрят»). Однако замена «зубы» на «пасть» придает выражению иной, зловещий смысл — перед нами скорее не конь, а хищник, который «обнажает зубы при каждой встрече», ощеривается. Из дара жизнь превращается в того, кто похищает, крадет, отбирает.
Четвертое предложение («От всего человека вам остается часть / речи»). Акцентные слова: «весь» <человек> (целостность) — «часть» <речи>.
Пятое предложение. «Часть речи вообще». Шестое предложение. «Часть речи» (фактически словосочетание, равное одному слову — лингвистическому термину). Эти предложения являются как бы «эхом» четвертого (фонетически — точный повтор). Однако лексически имеют другое значение: в четвертом предложении говорится о речи именно этого человека, то есть о стиле, индивидуальном тезаурусе; в пятом — о «речи вообще», то есть о языке; в шестом — о «части речи» (глаголе, существительном, прилагательном и т. д.), то есть о слове ¹⁶.
Предложения становятся короче и короче — первое занимает полные 4 строки, второе — 3,5, третье — 3, четвертое — одну строку и одно слово, пятое — неполное предложение из трех слов, шестое — словосочетание (терминологическое, т. е. равное слову).
Меняется синтаксическая характеристика предложений. Первое — по-видимому, часть сложного повествовательного предложения с опущенным началом, двусоставное (ясен деятель и действие), распространенное. Второе — сложное с главными частями — безличными предложениями, а среди зависимых есть неполные предложения. Третье — сложное предложение, в составе которого неопределенно-личное предложение. Последние предложения — неполные.
Основной мотив стихотворения — распад: в образовавшиеся «дыры», зазоры между частями целого, проникает пустота. Этот распад выражается и грамматически: распадается текст, что проявляется в увеличении удельного веса предложений с «зияниями» (односоставных, неполных); в ритме, где смысловое и синтаксическое членение не совпадает со стиховым (знаменитый «анжамбман» зрелого Бродского).
Но распад небесконечен: в остатке, далее неделимом, — слово, причем взятое не изолированно, а во всех потенциальных связях, как часть речи. Вспомним: именно о слове как части речи — о глаголе — написано одно из первых стихотворений Бродского о творчестве — «Литература». Это — общий мотив всех рассматриваемых на уроке стихотворений: слово, поставленное «на пустое место».
Домашнее задание (может быть заданием урока развития речи (1 час + 1 час коллективного обсуждения лучших работ).
Составьте воображаемое интервью с И. Бродским по вопросам:

Кого вы можете назвать «поэтом»?
Что служит побудительной причиной для сочинения стихотворения?
Писать стихи — блаженство или мучение? Что для вас главное в процессе творчества?
Вы написали как-то, что слышите «Музы лепет». Кто или что она — ваша Муза?

После выполнения задания и проверки работ обязательно проводится обсуждение: читаются десять лучших интервью (под шифрами); группа экспертов (3—5 делегированных классом лучших знатоков творчества Бродского), учитель и все желающие высказаться комментируют творческие работы, вступают в дискуссию по их поводу; тайным голосованием выбирается лучшее интервью, которое награждается книжным призом (желательно — книгой Бродского).
Вторая часть урока посвящена работе с карточкой — выдержкой из Нобелевской лекции И. Бродского (1987).

Карточка

И. Бродский. Из Нобелевской лекции (III)

Задание. Найдите в тексте ответы на вопросы интервью.
«Оглядываясь назад, я могу сказать, что мы — поколение, родившееся... тогда, когда крематории Аушвица работали на полную мощность, когда Сталин пребывал в зените своей богоподобной, абсолютной, самой природой, казалось, санкционированной власти, начинали на пустом — точней, на пугающем своей опустошенностью — месте и что скорей интуитивно, чем сознательно, мы стремились именно к воссозданию эффекта непрерывности культуры, к восстановлению ее форм и тропов, к наполнению ее немногих уцелевших и часто совершенно скомпрометированных форм нашим собственным, новым или казавшимся нам таковым, современным содержанием.
Существовал, вероятно, другой путь — путь дальнейшей деформации, поэтики осколков и развалин, минимализма, пресекшегося дыхания. <...> Мы отказались от него, потому что выбор на самом деле был не наш, а выбор культуры — и выбор этот был опять-таки эстетический, а не нравственный. Конечно же, человеку естественней рассуждать о себе не как об орудии культуры, но, наоборот, как о ее творце и хранителе. <...> Но <...> кто-кто, а поэт всегда знает, что то, что в просторечии именуется голосом Музы, есть на самом деле диктат языка; что не язык является его инструментом, а он — средством языка к продолжению своего существования. <...>
Человек принимается за сочинение стихотворения по разным соображениям: чтоб завоевать сердце возлюбленной, чтоб выразить свое отношение к окружающей его реальности, будь то пейзаж или государство, чтоб запечатлеть душевное состояние, в котором он в данный момент находится, чтоб оставить — как он думает в эту минуту — след на Земле. Он прибегает к этой форме — к стихотворению — по соображениям скорей всего бессознательно-миметическим: черный вертикальный сгусток слов посреди белого листа бумаги, видимо, напоминает человеку о его собственном положении в мире, о пропорции пространства к его телу. Но независимо от соображений, по которым он берется за перо, и независимо от эффекта, производимого тем, что выходит из-под его пера, на его аудиторию... немедленное последствие этого мероприятия — ощущение вступления в прямой контакт с языком, точнее — ощущение немедленного впадания в зависимость от оного, от всего, что на нем уже высказано, написано, осуществлено.
Зависимость эта — абсолютная, деспотическая, но она же и раскрепощает. Ибо, будучи всегда старше, чем писатель, язык обладает еще колоссальной центробежной энергией, сообщаемой ему его временным потенциалом, — то есть всем лежащим впереди временем. И потенциал этот определяется не столько количественным составом нации, на нем говорящей, хотя и этим тоже, сколько качеством стихотворения, на нем сочиняемого. <...> Создаваемое сегодня по-русски или по-английски, например, гарантирует существование этих языков в течение следующего тысячелетия. <...> Не станет меня, эти строки пишущего, не станет вас, их читающих, но язык, на котором они написаны и на котором вы их читаете, останется не только потому, что язык долговечнее человека, но и потому, что он лучше приспособлен к мутации.
Пишущий стихотворение, однако, пишет его не потому, что он рассчитывает на посмертную славу, хотя он часто и надеется, что стихотворение его переживет, пусть ненадолго. Пишущий стихотворение пишет его потому, что язык ему подсказывает или просто диктует следующую строчку. Начиная стихотворение, поэт, как правило, не знает, чем оно кончится, и порой оказывается очень удивлен тем, что получилось, ибо часто получается лучше, чем он предполагал, часто мысль его заходит дальше, чем он рассчитывал. Это и есть тот момент, когда будущее языка вмешивается в его настоящее. Существует, как мы знаем, три метода познания: аналитический, интуитивный и метод, которым пользовались библейские пророки, — посредством откровения. Отличие поэзии от прочих форм литературы в том, что она пользуется сразу всеми тремя (тяготея преимущественно ко второму и третьему), ибо все три даны в языке; и порой с помощью одного слова, одной рифмы пишущему стихотворение удается оказаться там, где до него никто не бывал, — и дальше, может быть, чем он сам бы желал. Пишущий стихотворение пишет его прежде всего потому, что стихосложение — колоссальный ускоритель сознания, мышления, мироощущения. Испытав это ускорение единожды, человек уже не в состоянии отказаться от повторения этого опыта, он впадает в зависимость от этого процесса, как впадают в зависимость от наркотиков или алкоголя. Человек, находящийся в подобной зависимости от языка, я полагаю, и называется поэтом» (I, 14—16).

Николай

РУБЦОВ

М. Г. Дорофеева

«Проза жизни и чудо поэзии».
Урок по творчеству
Николая Рубцова

В качестве эпиграфа к уроку можно взять слова Святителя Николая Сербского из книги «Мысли о добре и зле»:
«Вложи свою жизнь в стихи.
Повторяю: вложи свою жизнь в стихи, если хочешь ощутить универсальность жизни и быть с ней в гармонии.
Ты можешь анализировать песню, но не забывай петь. Критики поэзии живут и умирают, а поэты продолжают жить.
Анализ умерщвляет, песня оживляет. Только поэзия может воскресить прозу. Поэзия произросла из древа жизни, а проза — из древа познания.
Все мы говорим: ложь кратковременна, а истина вечна. Почему поэзия живет дольше прозы, если не потому, что она ближе к истине, ближе к жизни? Соответственно, если вложишь свою жизнь в песню, будешь ближе к истине, ближе к жизни» ¹⁷.
С чтения и осмысления этих слов можно начать первый урок, предложив ученикам ответить на вопросы:

Почему Святитель Николай Сербский призывает «вложить свою жизнь в песню»?
Почему критики поэзии «живут и умирают, а поэты продолжают жить»?
Как соотносится поэзия и жизнь?
Согласны ли вы с утверждением, что поэзия ближе к жизни и истине, что она долговечнее прозы?

Этими вопросами мы создаем установку на изучение произведений Николая Рубцова — человека, вложившего свою жизнь в песню и оставшегося в памяти людей.
Далее мы переходим к чтению и анализу автобиографической справки Николая Рубцова, написанной им в начале 60-х годов в качестве предисловия к сборнику стихотворений «Волны и скалы» и названной «Коротко о себе»:
«Родился в 1936 г. в Архангельской области. Но трех лет меня увезли оттуда. Детство прошло в сельском детском доме над рекой Толшмой — глубоко в Вологодской области. Давно уже в сельской жизни происходят крупные изменения, но для меня все же докатились последние волны старинной русской самобытности, в которой было много прекрасного, поэтического. Все, что было в детстве, я лучше помню, чем то, что было день назад.
Родителей лишился в начале войны. После детского дома, так сказать, дом всегда был там, где я работал или учился. До сих пор так.
Учился в нескольких техникумах, ни одного не закончил. Работал на нескольких заводах и в Архангельском траловом флоте. Служил четыре года на Северном флоте. Все это в равной мере отозвалось в стихах.
Стихи пытался писать еще в детстве.
Особенно люблю темы родины и скитаний, жизни и смерти, любви и удали. Думаю, что стихи сильны и долговечны тогда, когда они идут через личное, через частное, но при этом нужна масштабность и жизненная характерность настроений, переживаний, размышлений...»
Тема «поэзии» и «прозы», заданная в начале урока, продолжается. Мы раздаем учащимся текст и просим их прочитать высказывания Н. Рубцова о себе и ответить на вопросы:

Какой факт жизни Рубцова кажется вам самым тяжелым? Докажите, что перед нами автобиография поэта.

Анализируя факты жизни поэта, важно обратить внимание учащихся на то, куда направлен «взгляд» поэта, — на светлые, «мирные» интонации этого текста. Начало биографии — трагическое: «родился» — но «увезли» (глагол страдательного залога). Далее — «детство прошло в... детском доме» — но «над рекой Толшмой», «глубоко в Вологодской области» («глубоко» — «глубинка»), «в сельской жизни происходят крупные изменения» (разрушение крестьянской культуры, так называемое стирание границ между городом и деревней) — но «докатились последние волны старинной русской самобытности» и т. д. Говоря о «старинной русской самобытности», учителю важно пояснить, в чем она выражалась в послевоенные годы. Это сохранение в народе веры — вопреки советским законам — через соблюдение религиозных обрядов, через почитание великих христианских праздников. Это и сохранение преданий, легенд о «древних временах» («древний» — один из любимых эпитетов Рубцова), это и повседневное общение людей на живом, народном языке.
Автобиографическая справка не дает представления о последнем десятилетии жизни Рубцова, поэтому учитель (или один из учеников) коротко сообщает классу факты дальнейшей жизни поэта — до трагической гибели его 19 января 1971 года.
После осмысления фактов биографии поэта мы переходим к чтению и анализу стихотворения «Вечерние стихи», используя воспоминания Виктора Астафьева о Николае Рубцове. Выбор этого материала связан не только с тем, что стихотворение «отметил» один из самых глубоких русских писателей XX века и человек, близко знавший Николая Рубцова, но и потому, что история возникновения стихотворения показывает, как «проза жизни» превращается в «чудо поэзии».
Сначала мы предлагаем учащимся самостоятельно прочитать «Вечерние стихи», затем учитель читает их повторно и просит учащихся ответить на вопросы, выявляющие первичное восприятие:

1. С каким чувством вы закончили чтение?
2. С каким чувством поэт отправляется на другой берег и с каким возвращается оттуда?
3. Что видит поэт из окна ресторана?
4. Каким видит поэт берег, возвращаясь домой?
5. Какие мысли волнуют поэта в этом стихотворении? (Примечание: важно понять, что увидели учащиеся в этом стихотворении — мечту о любви, веру во всеобщее родство людей, устремленность души поэта в мир иных реалий, где живы «Пушкин, Лермонтов, Вийон», или что-то иное.)
6. Почему прощание названо поэтом «грустным таинством»?
7. Почему о Кате поэт вспоминает дважды — в начале и в конце стихотворения?

После выявления первоначального восприятия у учителя есть представление о том, что осталось непроясненным, требующим анализа.
Переходим к разбору стихотворения и в качестве вопроса, организующего проблемную ситуацию, задаем следующий:

Почему поэт, и в начале, и в конце стихотворения вспоминающий Катю, так и не заводит с ней более близкого знакомства?

Действительно, поэт знает Катю давно («так много лет»), и цель его поездки вроде бы ясна («дощатый катер... / Перевезет меня к блондинке Кате»), однако в ресторане он как-то забывает об этой цели визита и становится сначала созерцателем ресторанной жизни («в том ресторане мглисто и уютно», «сижу себе, разглядываю спину кого-то уходящего в плаще»), потом начинает философствовать («вникаю в мудрость древних изречений»), а затем происходит встреча с «Бог весть откуда взявшимися другами», кульминацией которой становится беседа о поэтах Есенине, Пушкине, Лермонтове, Вийоне. Затем следует «грустное таинство» прощания друзей у реки. Поэт уезжает, но в последней строфе снова упоминается Катя, о более близком знакомстве с которой снова мечтает поэт.
Проблемный вопрос — путь нашего анализа. Но на этом пути необходимы указатели, знаки — одним словом, более частные вопросы:

Что влечет поэта в холодную осеннюю ночь «за Вологду-реку»?
Что и почему становится объектом его внимания в ресторане?
В какой момент поэту хочется запеть?
Почему уход «кого-то уходящего в плаще» рождает в поэте сначала желание запеть, а потом выводит на философские размышления?
Почему он сближается с разными людьми, разговаривает с ними? А с Катей — нет?
Почему «друзья» вспоминают поэтов?
Что таинственного в прощании случайно встретившихся в ресторане людей?
Почему в последней строфе снова упоминается Катя?

Поиск ответа на главный вопрос через эти вспомогательные вопросы поможет учащимся сформулировать концепцию стихотворения.
Как нам кажется, это стихотворение о том, что замирание жизни в природе (осень) и отсутствие в ней гармонии (осенний ветер «вносит в жизнь смятенье и тоску») обнаруживает и обостряет родственное чувство человека к человеку и что это возникшее (здесь и сейчас) братское чувство («Присаживайтесь все!») стирает границы не только между людьми одной эпохи, но и между эпохами, это братство укрепляется и освящается поэзией, которая всегда живет вне временных границ («И как живые... / Есенин, Пушкин, Лермонтов, Вийон»). Поэт не стремится к более близкому знакомству с Катей потому, что достижение «личной» любви грозит утратой всеобщего человеческого братства, нарушением гармонии. Однако то чувство, которое испытывает поэт к Кате, является необходимым условием выхода из тесного мира одиночества, именно любовь (или влюбленность) делает человека причастным и к дружбе, и к поэзии, и к миру вообще.
После анализа стихотворения мы предлагаем учащимся познакомиться с воспоминаниями Виктора Астафьева ¹⁸.
Воспоминания Астафьева «непричесанные», стилистически смелые, они правдивы. Кроме того что у Рубцова был резкий характер, эти воспоминания показывают и то, в какой атмосфере (а она типична) враждебности и неприятия находился поэт — и в молодые годы, и даже тогда, когда имя его стало известным. Людей (а особенно «начальников» разного ранга) раздражал его бедный, неприкаянный вид.
Кажется, что нет ничего общего между стихотворением и реальными событиями. И все же именно эта история лежит в основе стихотворения.

Докажите, что именно этот ресторан описан Рубцовым в стихотворении.
Вражда или дружба взяли верх в этой истории?
Почему случайные гости ресторана заступились за Рубцова?
Если бы вы были свидетелями этой сцены, сохранили бы вы для потомков ее подробности? Если да, то почему?

После обсуждения этих вопросов мы спрашиваем у учащихся: «Почему Рубцов не использовал в стихотворении факты происшествия?» Этот вопрос выводит учеников на размышление о том, как реальная жизнь соотносится с поэзией. Кроме этого, можно поставить для обдумывания и вопрос о том, имеет ли право поэт мстить обидчикам в своих произведениях. (У талантливого человека, как можно предположить, есть больше средств — умно, язвительно, публично расквитаться с «врагом».)
Выслушав версии учащихся, мы дочитываем окончание этой истории и вывод Виктора Астафьева.
В качестве работы, помогающей сформулировать свое отношение к теме урока и к стихотворению Рубцова, мы предлагаем учащимся письменно ответить на вопрос:

Где же истина: в истории, рассказанной Астафьевым, или в стихотворении «Вечерние стихи» Рубцова?

Л. И. Коновалова

«Россия, Русь!
храни себя, храни»
Изучение творчества Н. М. Рубцова

Стихотворения Н. М. Рубцова насыщены социальными, нравственными, философскими проблемами, что роднит их с лучшими произведениями русской литературы и способствует нравственному воспитанию личности ученика.
В 11 классе завершается определенный и вполне самостоятельный этап литературного развития решением ряда ключевых, нравственных проблем, важных как для формирования личности ученика, так и для понимания эволюции литературы. В центре внимания в изучении литературы является личность писателя, стиль произведения, разнообразие жанров, литературных течений, направлений. Рассмотрим одно из направлений в конкретном изучении творчества Н. М. Рубцова.
Что необходимо рассказать на уроке, посвященном изучению биографии Н. М. Рубцова, о такой до обидного короткой жизни? Рано осиротел, детдом, деревня Никола, Ленинград, Кировский завод... И все же между датами рождения и смерти вместилась далеко не простая судьба яркого, светлого человека, чуткого и ранимого, особо восприимчивого к миру, его радостям и скорбям, смеху и грусти, улыбке и плачу, и судьба талантливого поэта, искреннего и доброго, без чего не бывает подлинного искусства... Он был молод, обладал удивительным даром чувствовать и понимать самые тонкие и оттого неизвестные многим движения и желания человеческой души и умел их выразить. «Чудный изныв русской души по Родине вслед за Есениным пропел Рубцов, но не повторил, а извлек в небывалых доселе звуке и чувствах, в которых радость и боль, близкое и далекое, небесное и земное существует настолько слитно, будто это одно и то же и есть», — писал В. Г. Распутин.
Каким человеком был Н. М. Рубцов, каким был поэтом, открывший то направление в современной поэзии, которое назвали «тихой лирикой», «самородной» поэзией? Почему читатель тянется к его «тихой лирике»? Эти вопросы, как правило, возникают в сознании старшеклассников после прочтения первых стихов Н. Рубцова.
Рассказать о Рубцове, о противоречивости его натуры, о его искромсанной судьбе всегда трудно.
На первом, вступительном уроке обратимся к творческой биографии поэта.
Н. Рубцов прожил всего тридцать пять лет, но пронес в своем сердце боль за всю Россию, за ее трагический путь. В наше время бездушного политиканства и жестокости поэзия Рубцова представляет собою выраженный национальный характер. Судьба поэта является частью духовной истории, тревог и бед нашей России. Мы видим сопротивление человека драматическим жизненным обстоятельствам. При жизни поэта мало кто задумывался о том, что он великий художник, страдающий живой человек. Читая биографию Н. Рубцова, становится невыносимо жаль его из-за постоянного сиротства и одиночества.
Его судьба трагична. И вместе с тем судьба очень русская, вобравшая в себя все сиротство военного и послевоенного поколения. Став взрослым, поэт так и не смог оправиться от пережитого в самые ранние, нуждавшиеся в материнской ласке и покое годы. Всю жизнь ему были свойственны чувство одиночества, пронизывающего многие его стихи, и внутренняя глубочайшая и неизбывная потрясенность души. Он — один из тех тысяч и тысяч «подранков», о которых поведала одноименная картина режиссера Николая Губенко. Такого рода ассоциации необходимы в беседе со старшеклассниками, они приводят к мысли о типичности судьбы поэта, о незарубцевавшейся боли целого поколения. Современный школьник должен понять, что отсюда — неровности характера, о которых пишут многие, знавшие автора «Звезды полей», угрюмость, катастрофические и дорого ему обходившиеся спады настроений, тоска, срывы и сломы душевного строя, бродяжничество и равнодушная отрешенность от обычных земных забот.
Нужно ли говорить ребятам об изначальной потрясенности, травмированности душевного мира Рубцова, об его ощущениях ненадежности, бесприютности, о его ранимости? Это необходимо, так как все это вошло в самую глубь его поэтического мирочувствования.
И все же страдания, перенесенные поэтом, не ожесточили его душу, не омрачили его творческий дар. Начало 60-х годов XX века. Литературный институт. На студенческой вечеринке читали свои стихи по кругу. Кому-то было тесно во Вселенной, он задевал волосами звезды, у другого «играли ассонансные рифмы». Настал черед Николая Рубцова — первокурсника. Он прочитал «В горнице моей светло...». Заминка. Больно уж просто, даже наивно, — вспоминает один из участников того вечера. Поэта-первокурсника не понимали, и это ему было больно. Он стремился писать в русле национальной поэтической традиции и обращался к творениям А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. А. Некрасова. Поэтому у Н. Рубцова горница с традиционным укладом русской жизни становилась при свете ночной звезды подлинной вселенной. Мы ощущаем себя в мире стихотворения. Мы видим крестьянскую жизнь, трудную, размеренную, хлопотливую, где одна работа цепляется за другую. И так весь день. В. Белов писал в своей книге «Лад»: родной дом, а в доме очаг и красный угол был средоточием хозяйственной жизни, центром всего крестьянского мира. Этот мир расширялся — изба, весь дом, потом усадьба.
Каким Рубцова знали и видели его друзья, современники?
Можно привлечь воспоминания о поэте, которые интересны нам тем, что рисуют его живой облик, передают характер. Это воспоминания Станислава Куняева, Сергея Викулова, Виктора Коротаева, Валентина Сафонова, Эдуарда Крылова, Вадима Кожинова, Германа Александрова, Виктора Астафьева.
Домашнее задание. Размышляя о непростой судьбе поэта, дадим в качестве домашнего задания сочинение в жанре лирического очерка.
Изучение творчества Н. М. Рубцова в программе по литературе в средней школе, созданной под руководством В. Г. Маранцмана, выступает и как самостоятельное отдельное звено, и как своеобразная «спираль», повторяющаяся в отдельных своих элементах и на уроках внеклассного чтения, поднимающая школьников на новую ступень понимания поэзии Н. М. Рубцова. Вот почему начать разговор о поэте необходимо с комментированного чтения стихотворений Н. Рубцова, главный образ которых — душа. И еще потому, что простая и безыскусная поэзия Рубцова — это говорение «из души в душу».
Открыть для себя поэта старшеклассник может, только обратившись к его стихам. Обсуждение старшеклассниками высказывания В. Г. Распутина о главных темах поэзии Рубцова (см. в начале статьи) непременно приведет к разговору об одном из основных понятий в лирике поэта: Душа. Вопросы к дискуссии могут быть разными: