9 страница. Он упрекает Христа в том, что тот совершил ошибку, когда не прислушался к искушениям дьявола и отверг в качестве сил

Он упрекает Христа в том, что тот совершил ошибку, когда не прислушался к искушениям дьявола и отверг в качестве сил, объединяющих человечество, хлеб земной, чудо и авторитет земного вождя. Заявив дьяволу, что "не хлебом единым жив человек", Христос не учел слабости человеческие. Массы всегда предпочтут "хлебу духовному", внутренней свободе, хлеб земной. Человек слаб и склонен верить чуду более, чем возможности свободного мироисповедания. И наконец, культ вождя, страх перед государственной властью, преклонение перед земными кумирами всегда были типичными и останутся таковыми для слабого человечества.

Отвергнув советы дьявола, Христос, по мнению инквизитора, слишком переоценил силы и возможности человеческие. Поэтому инквизитор решил исправить ошибки Христа и дать людям мир, достойный их слабой природы, основанный на "хлебе земном, чуде, тайне и авторитете". Царству духа Великий инквизитор противопоставил царство кесаря-вождя, возглавившего человеческий муравейник, казарменный коммунизм, стадо обезличенных, покорных власти людей. Царство Великого инквизитора — государственная система, ориентирующаяся на посредственность, на то, что человек слаб, жалок и мал.

Однако, доводя логику Великого инквизитора до парадокса, автор легенды обнаруживает ее внутреннюю слабость. Вспомним, как Христос отвечает на исповедь инквизитора: "он вдруг молча приближается к нему и тихо целует его в бескровные девяностолетние уста". Что значит этот поцелуй? Заметим, что на протяжении всей исповеди Христос молчит и это молчание тревожит Великого инквизитора. Тревожит, потому что сердце инквизитора не в ладу с умом, сердце подсказывает односторонность его философии. Не случайно он развивает свои идеи как-то неуверенно, в настроении подавленном и грустном. А чуткий Христос подмечает этот внутренний разлад. На словах инквизитор невысокого мнения о возможностях человека. Но в самой ожесточенности бичевания "жалких человеческих существ" есть тайное ощущение слабости собственной логики, сердечное знание более высоких и идеальных стремлений. Лишь разумом инквизитор заодно с дьяволом, сердцем же он, как все Карамазовы,- с Христом! Такой же жалости и сострадания достоин и сам Иван, творец легенды.

Ведь и в его отрицаниях под корою индивидуализма и карамазовского презрения теплится скрытая любовь к миру и мука раздвоения. Ведь суть "карамазовщины" как раз и заключается в полемике с добром, тайно живущим в сердце любого, самого отчаянного отрицателя. Потому же Иван, сообщивший "Легенду" Алеше, твердит в исступлении: "От формулы "все позволено" я не отрекусь, ну и что же, за это ты от меня отречешься, да, да?" Алеша встал, подошел к нему молча и тихо поцеловал его в губы. "Литературное воровство! — вскричал Иван, приходя вдруг в какой-то восторг,- это ты украл из моей поэмы!" Стихии карамазовского распада и разложения в романе противостоит могучая жизнеутверждающая сила, которая есть в каждом, но с наибольшей последовательностью и чистотой она воплощается в старце Зосиме и его ученике Алеше. "Все как океан, все течет и соприкасается, в одном месте тронешь, в другом конце мира отдается",- утверждает Зосима. Мир говорит человеку о родственной, тесной, интимной зависимости всего друг от друга. Человек жив ощущением этой родственной связи. Бессознательно, от высших сил мира он этим чувством наделен, оно космично по своей внутренней сути: "Бог взял семена из миров иных и посеял на сей земле и взрастил сад свой, и взошло все, что могло взойти, но взращенное живет и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным; если ослабевает или уничтожается в тебе сие чувство, то умирает и взращенное в тебе. Тогда станешь к жизни равнодушен и даже возненавидишь ее. Мыслю так".

Карамазовский распад, по Достоевскому,- прямое следствие обособления, уединения современного цивилизованного человечества, следствие утраты им чувства широкой вселенской связи с миром горним и высшим, превосходящим животные потребности его земной природы. Отречение от высших духовных ценностей ведет человека к равнодушию, одиночеству и ненависти к жизни.

Именно по такому пути идут в романе Иван и Великий инквизитор. На этот же путь вступает противник Зосимы, монах Ферапонт.

Достоевский считает, что и консервативная часть духовенства тоже теряет великое чувство родственной любви к миру. Не случайно идеалом официального монашеского жития является отрешенная от мира святость, идея личного спасения.

Другой идеал утверждает в романе старец Зосима и стоящий за ним Достоевский. Религиозный подвижник здесь уходит не ради спасения своей души от мирских страданий и бед в монастырское уединение, не стремится к полной изоляции. Напротив, он тянется в мир, чтобы родственно сопереживать вместе с людьми все грехи, все зло мирское. Его доброта и гуманность основаны на вере в божественное происхождение каждого человека.

Нет на земле такого злодея, который бы тайно не чувствовал великую силу добра. Ведь и сладострастие Федора Павловича Карамазова вторично: его исток в полемике с добром и святыней, тайно живущими в душе даже такого пакостника.

Именно потому, что Божественная сущность есть в каждом из людей, доброта подвижников Достоевского демократична до утопического максимума: "Все пойми и все прости. Чтобы переделать мир по-новому, надо, чтобы люди сами психически повернулись на другую дорогу. Раньше, чем не сделаешься в самом деле всякому братом, не наступит братства. Никогда люди никакою наукой и никакою выгодой не сумеют безобидно разделиться в собственности своей и в правах своих. Все будет для каждого мало, и все будут роптать, завидовать и истреблять друг друга. Вы спрашиваете, когда сие сбудется. Сбудется, но сначала должен заключиться период человеческого уединения... Но непременно будет так, что придет срок и сему страшному уединению, и поймут все разом, как неестественно отделились один от другого... Но до тех пор надо все-таки знамя беречь и нет-нет, а хоть единично должен человек вдруг пример показать и вывести душу свою из уединения на подвиг братолюбивого общения, хотя бы даже и в чине юродивого. Это чтобы не умирала великая мысль".

Достоевский высказывает еретическую с точки зрения консервативной религиозности мысль, что и отрекшиеся от Христа люди, и бунтующие против него в существе своем того же самого Христова облика. "Да и греха такого нет, и не может быть на всей земле, какого бы не простил Господь воистину кающемуся". Отсюда идет поэтизация Достоевским святости этой земной жизни.

Алеша говорит Ивану: "Ты уже наполовину спасен, если жизнь любишь". Отсюда же — культ "священной Матери — сырой земли": "не проклято, а благословенно все на земле".

Такая философия далека от византийских, суровых догматов, согласно которым мир во зле лежит, а идеал жизни христианина — отрешенная от мира святость.

"Все эти надежды на земную любовь и на мир земной можно найти и в песнях Беранже, и еще больше у Ж. Занд",- упрекал Достоевского К. Леонтьев. Все это далеко, очень далеко, по Леонтьеву, от истинного православия, которое считает "горе, страдания, обиды" — "посещением Божиим". Достоевский же "хочет стереть с лица земли эти полезные обиды". Мир и благоденствие человечества на земле, по Леонтьеву, вообще невозможны: "Христос нам этого не обещал".

Христос Достоевского близок не ортодоксально-церковному, а народному пониманию: он щедрее и человечнее того Христа, которого канонизировала консервативная церковность.

В личности Христа Ф. М. Достоевский видел некий намек на отдаленное будущее всего человечества. Это высший идеал, к которому стремится и которого достигнет человек. Но не в одиночку, а всем миром, общими усилиями человечество приблизится к нему через родственную, братскую любовь всех людей друг к другу и к общей их матери-природе.

В романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» центральное место занимает Легенда о Великом Инквизиторе. Это — пространный пересказ Иваном Карамазовым брату Алеше содержания своей уничтоженной поэмы. Здесь — один из кульминационных пунктов композиции романа, средоточие ведущихся его героями идейных споров. Сам Достоевский определял значение Легенды о Великом Инквизиторе как примат необходимости «вселить в души идеал красоты» над призывами социалистов: «Накорми, тогда и спрашивай добродетели!» Великий Инквизитор духовным ценностям противопоставляет первобытную силу инстинктов, идеалу героической личности — суровую стихию человеческих масс, внутренней свободе — потребность каждодневно добывать хлеб насущный, идеалу красоты — кровавый ужас исторической действительности. Писатель ставил своей целью «изображение крайнего богохульства и зерна идеи разрушения нашего времени в России, в среде оторвавшейся от действительности молодежи», которую представляет в романе Иван Карамазов. Достоевский считал, что природа человеческая не может быть сведена к сумме рациональных оснований. Великий Инквизитор убеждает вновь пришедшего в мир Христа: «Ты хочешь идти в мир и идешь с голыми руками, с каким-то обетом свободы, которого они, в простоте своей и в прирожденном бесчинстве своем, не могут и осмыслить, которого боятся они и страшатся, — ибо никогда и ничего не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы! А видишь ли сии камни в этой нагой и раскаленной пустыне? Обрати их в хлебы, и за тобой побежит человечество, как стадо, благодарное и послушное, хотя и вечно трепещущее, что Ты отымешь руку Свою и прекратятся им хлебы Твои. Но ты не захотел лишить человека свободы и отверг предложение: ибо какая же свобода, рассудил Ты, если послушание куплено хлебами. Ты возразил, что человек жив не единым хлебом: но знаешь ли, что во имя этого самого хлеба

земного и восстанет на Тебя Дух Земли, и сразится с Тобою, и победит Тебя, и все пойдут за ним, восклицая: «Кто подобен Зверю сему, — он дал нам огонь с небеси!»

Образ Инквизитора помогает Достоевскому развенчать два важнейших тезиса сторонников преобладания материального над духовным. Первый — что люди — невольники, «хотя созданы бунтовщиками», что они слабее и ниже Божественного Промысла, что им не нужна и даже вредна свобода. Второй — будто подавляющее большинство людей слабы и не могут претерпеть страдание во имя Божье ради искупления грехов, и, следовательно, Христос в первый раз приходил в мир не для всех, а «лишь к избранным и для избранных». Писатель опровергает эти по виду очень складные рассуждения Инквизитора. Еще за четверть века до создания Легенды о Великом Инквизиторе Федор Михайлович утверждал в одном из писем: «Если бы математически доказали вам, что истина вне Христа, то вы бы согласились лучше остаться со Христом, нежели с истиной». И в Легенде финал, помимо воли автора поэмы, Ивана Карамазова, свидетельствует о торжестве идей Христа, а не Великого Инквизитора. Как вспоминает Иван Федорович: «Я хотел ее кончить так: когда Инквизитор умолк, то некоторое время ждет, что пленник его ему ответит. Ему тяжело его молчание. Он видел, как узник все время слушал его проникновенно и тихо, смотря ему прямо в глаза и, видимо, не желая ничего возражать. Старику хотелось бы, чтобы тот сказал ему что-нибудь, хотя бы и горькое, страшное. Но он вдруг молча приближается к старику и тихо целует его в его бескровные девяностолетние уста. Вот и весь ответ. Старик вздрагивает. Что-то шевельнулось в концах губ его; он идет к двери, отворяет ее и говорит ему: «Ступай и не приходи более... не приходи вовсе... никогда, никогда!» И выпускает его на «темные стегна града». Пленник уходит... Поцелуй горит на его сердце, но старик остается в прежней идее». А ведь целует Христос своего тюремщика после страстного обещания Инквизитора, что люди с радостью сожгут неузнанного Спасителя: «Знай, что я не боюсь тебя. Знай, что и я был в пустыне, что и я питался акридами и кореньями, что и я благословлял свободу, которою ты благословил людей, и я готовился стать в число избранников твоих, в число могучих и сильных с жаждой «восполнить число». Но я очнулся и не захотел служить безумию. Я воротился и примкнул к сонму тех, которые исправили подвиг твой. Я ушел от гордых и воротился к смиренным для счастья этих смиренных. То, что я говорю тебе, сбудется, и царство наше созиждется. Повторяю тебе, завтра же ты увидишь это послушное стадо, которое по первому мановению моему бросится подгребать горячие угли к костру твоему, на котором сожгу тебя за то, что пришел нам мешать. Ибо если был, кто всех более заслужил наш костер, то это ты. Завтра сожгу тебя». Однако доброта Иисуса поколебала даже каменное сердце старого Инквизитора. Поцелуй оказывается самым сильным возражением против всех хитроумных и вроде бы логичных теорий строителей царства Божьего на земле. Чистая любовь к человечеству начинается лишь тогда, когда любят не телесную, внешнюю красоту, а душу. К душе же Великий Инквизитор в конечном счете остается безразличен. Как понимает слушающий Ивана брат Алеша, оппонент Христа на самом деле в Бога не верит, и Иван Карамазов с этим охотно соглашается: «Хотя бы и так! Наконец-то ты догадался. И действительно так, действительно только в этом и весь секрет, но разве это не страдание, хотя бы и для такого, как он, человека, который всю жизнь свою убил на подвиг в пустыне и не излечился от любви к человечеству? На закате дней своих он убеждается ясно, что лишь советы великого страшного духа могли бы хоть сколько-нибудь устроить в сносном порядке малосильных бунтовщиков, «недоделанные пробные существа, созданные в насмешку». И вот, убедясь в этом, он видит, что надо идти по указанию умного духа», страшною духа смерти и разрушения, а для того принять ложь и обман и вести людей уже сознательно к смерти и разрушению и притом обманывать их всю дорогу, чтоб они как-нибудь не заметили, куда их ведут, для того чтобы хоть в дороге-то жалкие эти слепцы считали себя счастливыми. И заметь себе, обман во имя того, в идеал которого столь страстно веровал старик во всю свою жизнь! Разве это не несчастье?»

Достоевский рисует нам картину борьбы добра и зла в душе человеческой. При этом носитель злого начала наделен многими привлекательными чертами, общими с самим Христом: любовью к людям, стремлением к всеобщему, а не личному счастью. Однако все благие намерения сразу рушатся, как только оказывается, что Великий Инквизитор вынужден прибегать к обману. Писатель был убежден, что ложь и обман недопустимы на пути к счастью. И не случайно в романе автор Легенды о Великом Инквизиторе тоже отвергает Бога и приходит к выводу, что «все дозволено», а кончает безумием и встречей с чертом. А Инквизитору как бы отвечает в своих предсмертных поучениях наставник Алеши Карамазова старец Зосима: «О, есть и во аде пребывшие гордыми и свирепыми, несмотря уже на знание бесспорное и на созерцание правды неотразимой; есть страшные, приобщившиеся сатане и гордому духу его всецело. Для тех ад уже добровольный и ненасытимый; те уже доброхотные мученики. Ибо сами прокляли себя, прокляв Бога и жизнь. Злобною гордостью своею питаются, как если бы голодный в пустыне кровь собственную сосать из своего же тела начал. Но ненасытимы во веки веков и прощение отвергают, Бога, зовущего их, проклинают. Бога живаго без ненависти созерцать не могут и требуют, чтобы не было Бога жизни, чтоб уничтожил себя Бог и все создание свое. И будут гореть в огне гнева своего вечно жаждать смерти и небытия. Но не получат смерти...» Гордыня Великого Инквизитора, мечтающего заместить собою Бога, прямиком ведет его душу в ад. Христос же,

которому, как показывает писатель, при втором пришествии был бы уготован застенок инквизиции и костер, остается победителем в споре. Палачу-инквизитору нечего противопоставить его молчанию и последнему всепрощающему поцелую.

Сам образ Великого Инквизитора восходит к одному из образов баллады близкого друга Достоевского поэта Аполлона Майкова «Приговор». Кстати сказать, именно в одном из писем к Майкову в 1870 г. Достоевский впервые упомянул о замысле будущих «Братьев Карамазовых» (тогда роман назывался «Житие великого грешника», позднее великий грешник превратился в Великого Инквизитора). В «Приговоре» описывается осуждение знаменитого чешского проповедника XV века Яна Гуса на Констанцском соборе. Когда собравшиеся там князья католической церкви осудили еретика на мучительную казнь, внезапно человеческие чувства, Божье милосердие пробудило в них пение простого соловья:

Стихотворение Майкова имеет подзаголовок «Легенда о Констанцском соборе». Отсюда, вероятно, явилась у Достоевского идея Легенды о Великом Инквизиторе. Святые отцы на Констанцском соборе, не исключая и кардинала-пустынника, глас Божий приняли за зов дьявола, и своим жестоким приговором Гусу служат не Богу, как думают, а дьяволу, отказываясь от подлинной духовной свободы. Великий Инквизитор в прошлом — тоже старец-пустынник, а сама легенда, по замыслу Достоевского, — это поэма, как и у Майкова, только пересказанная прозой. Великий Инквизитор на самом деле отверг дарованную Богом свободу, хотя в пустыне чуть не принял ее, чуть не сделался одним из «могучих и сильных». Он служит дьяволу, а не Богу, и не избежать ему «ков ада».

Образы героев в романе Достоевского «Братья Карамазовы»

В романе «Братья Карамазовы» (1879-1880), развивая характерные для его творчества темы, Достоевский создает образы героев, которые ощущают свою причастность и к проблемам мироздания. Неразрешимость господствующих в мире проблем становится их личным страданием. В их спорах сталкиваются альтернативные точки зрения о законности протеста, отмщения, убийства, о необходимости смирения, всепрощения согласно христианской морали. В истории семьи, раздираемой противоречиями бытового и идейного характера, главные темы творчества писателя получают философское осмысление. Одним из четырех братьев Карамазовых убит отец Федор Карамазов, образ которого является воплощением низменных инстинктов и безверия. Подозрение падает на Дмитрия, который не раз грозил убить отца. Он не виновен в смерти отца, но, осознав свою вину перед теми, кому причинял зло, испытывает потребность страданием искупить вину.

В философских суждениях, спорах нет решения поставленных проблем, но система взглядов писателя представлена в романе в определенной системе. Каждый персонаж является носителем комплекса убеждений, которые отстаивает в споре или проявляет в поступках. В спорах Ивана и Алеши обосновываются прямо противоположные позиции, а в образе Дмитрия показано единство и противостояние противоположных свойств человеческой натуры.

Образ Алеши - новый опыт создания «положительно прекрасной» личности, носителя идеи Христа. Он добрый, нравственно чистый. Усвоив взгляды монаха Зоси-мы, он исповедует идею всепрощения, смирения, пытается помочь людям, поступает так, как велит ему сердце. Его антипод - брат Иван, склонный к анализу. Крайний рационализм ведет его к безверию. Он приходит к мысли, что для неверующего человека нет ничего безнравственного, эгоизм и даже злодейство должны быть ему дозволены. В споре с Алешей, отстаивая убеждение в невозможности всепрощения, он особое внимание уделяет теме страдания детей. Если раньше в этой теме главным было чувство сострадания, то в новом романе примерами чудовищной жестокости в обращении с детьми Иван обосновывает свое отрицание христианского смирения и вселенской гармонии, если цена этому - слезинка крохотного создания. Рассуждения Ивана о вседозволенности воспринял как руководство к.действию и убил отца Смердяков - незаконный сын Карамазова, живший у него в качестве слуги.

В образе Дмитрия показана напряженная внутренняя борьба двух начал. Он сам говорит о себе: «Беспутен был, но добро любил. Каждый миг стремился исправиться, а жил дикому зверю подобен». Необузданность страстей Дмитрия часто становилась причиной страданий и даже трагедий других людей. В истории с бедным чиновником Снегиревым, которого Дмитрий вытащил за бороду из трактира, в едином комплексе и с крайним эмоциональным напряжением развиваются темы бедности, унижения, страдания взрослых и детей, гордости и бунта маленького человека. Вероломством, буйством, жестокостью Дмитрий усугубляет трагическую безысходность семьи Снегиревых, заставляет страдать Катерину Ивановну. В его поступках часто обнаруживаются и совсем иные чувства и особенности натуры. Он иногда проявляет наивность, чувствительность, способен к великодушным, благородным поступкам. Внутренняя борьба противоположных чувств в душе Дмитрия показана в эпизоде с Катериной Ивановной, когда она пришла к нему, поверив, что он даст деньги, необходимые для спасения ее отца. «Красива она была в ту минуту, что она благородная, а я подлец, - говорит Дмитрий, - что она в величии своего великодушия и жертвы своей за отца, а я клоп. И вот от меня, клопа и подлеца, она вся зависит». Злая «карамазовская» мысль «выкинуть подлейшую, поросячью штучку» захватила его, но осталась нереализованной - он с почтением передал ей обещанные тысячи.

Развитием образа подготовлена мотивировка его решения принять страдание, чтобы искупить грехи. Снова возникает тема страдания детей: «Отчего бедно дитё? Это пророчество было мне в ту минуту!» - говорит он о приснившихся ему погорельцах с озябшим плачущим ребенком, - За дитё и пойду. Потому что все за всех виноваты. За всех и пойду, потому что надобно же кому-нибудь за всех пойти».

С характерными для творчества Достоевского темами связан постоянно развивающийся комплекс идей. Его герои спорят, высказывают часто взаимоисключающие мысли, отстаивают разные позиции. На поставленные вопросы нет однозначных ответов. Этим обусловлено многоголосие, полифоничность романов писателя. Каждая новая эпоха вносит свои нюансы в трактовку вечных тем, выдвигает новые идеи.

29Мысль семейная

«Мысль семейная» в романе Л.Н.Толстого "Анна Каренина"В романе нашла отражение духовная и творческая эволюция автора. Сначала Л.Н.Толстого увлек сюжет о неверной жене, который отражал упадок нравов в выс­шем свете. Героиня олицетворяла собой все зло, была представлена в крайне непривлекательном виде. Лишь к шестой редакции романа автор разворачивает и свое­образно соединяет сюжетные линии Облонских, Леви­на и Карениной. Особенно интересуют Л.Н.Толстого судьбы Левина и Анны, оба персонажа оказываются в трагической ситуации. И если героиня погибает, то Левин ищет путей выхода из сложившегося положения, он не сдается. В романе «Анна Каренина», как и во многих произ­ведениях Л.Толстого, переплетаются несколько тем, он реалистически воссоздает картины русской жизни пос­ле реформы 1861 года. Однако одной из основных этом в этом произведении, безусловно, является трагедия се­мьи. «Мысль семейная» волновала Л.Н.Толстого и в ро­мане-эпопее «Война и мир», но там она все же была пол­ностью подчинена «мысли народной». В новом романе именно тема семьи является тем стержнем, который соединяет всю сюжетную конструкцию произведения, отнюдь не случайно, начиная с первой редакции, глав­ная героиня представлялась автору замужней женщиной copyright ALL Soch.ru 2001-2005 из высшего общества, «потерявшей себя, но ни в чем не виноватой». Но причину трагедии Толстой первона­чально усматривал именно в Анне. По мере работы над романом несколько изменяются взгляды автора на ге­роиню и ее мужа. Каренин приобретает все более от­талкивающие черты, напоминает машину. Судьба Анны Карениной рисуется как безысходная, трагическая.

Автор не только воссоздал жизнь общества, но и от­разил, если можно так выразиться, основные модели семьи, которрле существовали в этом обществе. Имен­но в этом смысле некоторые критики рассматривают первую фразу романа как второй эпиграф к этом}' про­изведению. Можно сказать, что эти слова — афористи­чески выраженная основная мысль романа: «Все счаст­ливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Для подтверждения этой мысли автор рассказывает о семье Стивы Облонского.

Уже в самом начале произведения дается краткая, но емкая характеристика этой семьи: «Все члены семьи и домочадцы чувствовали, что нет смысла в их сожитель­стве и что на каждом постоялом дворе случайно сошед­шиеся люди более связаны между собой, чем они». Для самого Стивы семья — чисто внешняя оболочка, необ­ходимая часть общественного устройства. Показатель­ные его рассуждения о том, что не может же он в самом деле быть верным своей жене. Он «раскаивался только, что не умел лучше скрыть от жены...» Однако Облонс­кий нелишен положительных качеств, добр, честен, «он чувствовал тяжесть своего положения и жалел жену, детей и себя самого». Когда жена прощает его, Степан Аркадьевич испытывает счастье и радость, его мир вновь обрел устойчивость. Но, вероятнее всего, потом все будет по-прежнему, разве что он, действительно, будет тщательнее скрывать свои увлечения.

Очень точно характеризует понимание семьи таки­ми, как Стива, его сестра Анна в беседе с Долли Облон­ской: «как-то у них эти женщины остаются в презрении и не мешают семье. Они какую-то черту проводят не­проходимую между семьей и этим.

Семья Карениных раскрывает уже иной тип отноше­ний. Долли вспоминает, что ей «не нравился самый дом их; что-то было фальшивое во всем складе их семейно­го быта». Хотя Каренин — совершенно иной тип чело­века, чем Стива, но их понимание семьи во многом близ­ко. Для.Алексея Александровича Каренина семья — не более чем узаконенная форма отношений. Каренин все же понимает, что он бессилен, что «все против него и что его не допустят сделать то, что казалось ему теперь так естественно и хорошо, а заставят сделать то, что

дурно, но им кажется должным». Мнение света, тради­ции общества оказываются для него более значимы, ведь человек этот живет, руководствуясь, прежде всего, рассудком, разумом. За ним стоит целый мир, чуждый человечности. Можно сказать, что Каренин — один из элементов государственного механизма. Таким образом, семейная драма Анны приобретает более глубокий смысл. Речь идет уже о столкновении живой человечес­кой души с системой общественных установлений. Тра­гедия героини становится не только личной, но приоб­ретает и социальную окраску.

Попытка Анны и Вронского создать семью терпит крах. Для него семья pi дело — вещи абсолютно разные, он лишен единства и слитности всех интересов, что яв­ляется отличительной чертой любимых героев Толсто­го, тех, кому он доверяет выражение собственных взгля­дов. По мнению автора, кроме истинной любви людей должны связывать и другие интересы. Вронский, хотя и любит Анну неподдельно, но приоткрывает ей лишь часть своей души. А в этом случае невозможно создать счастливую семью. Для большинства героинь Л.Н.Тол­стого идеальная семья — истинное и единственное сча­стье. И трагедия Анны Карениной в основе именно се­мейная. Ее идеал-любовь бескомпромиссная, убедив­шись, что для нее нет надежды на такое чувство, не видя смысла в жизни, она покончила с собой.

Иной путь выхода из подобной ситуации пытается найти в романе Константин Левин. Именно этот герой осуществил свой семейный идеал. Но, сделавшись счас­тливым семьянином, Левин и переживает трагедию, которая заставляет его не раз думать о самоубийстве. Для него семья — главное условие духовно содержатель­ной, истинно нравственной и трудовой жизни. В конце романа Левин все же выражает искреннюю надежду, что его жизнь «не бессмысленна, как была прежде, но име­ет несомненный смысл добра, который я властен вло­жить в нее!». Таков выход, найденный для себя персо­нажем. Для него, как и для автора, строить свою семью — это строить жизнь и наоборот. Два этих процесса связа­ны неразрывно. Для всех персонажей романа личный вопрос представляется важным, а его решение немыс­лимо без семьи. Даже такие, в сущности, эпизодические персонажи, как Сергей Кознышев, важны для раскры­тия центральной темы произведения — «мысли семей­ной». Этрт человек не решается сделать предложение Вареньке, потому что боится, что устройство семейной жизни потребует от него разрушения привычного мира книжных формул, в котором он живет.

Проблема семьи — одна из определяющих в духовных исканиях Л.Н.Толстого. В романе «Анна Каренина» ав­тор показал новый аспект в теме, которая интересова­ла его и в других произведениях, например в «Войне и мире». В романе-эпопее герои связывали решение лич­ных проблем с участием в деле общенациональном, в войне 1812 года. В «Анне Карениной» отражено иное время, новые обстоятельства. В этих условиях каждый из героев, в первую очередь, занят собой, своими про­блемами, своим домом, то есть своей семьей. Л.Н.Тол­стой писал: «Чтоб произведение было хорошо, надо любить в нем главную, основную мысль. Так, в «Анне Карениной» я люблю мысль семейную...». Автор остал­ся верен своим взглядам на взаимосвязь личного, семей­ного и «мысли народной». Так, Левин, пытаясь разре­шить личные проблемы, размышляет о судьбе всей рус­ской нации и даже человечества в целом. Он идет по пути нравственных исканий, как Болконский или Безу-хов. То, что проявляются результаты его духовного раз­вития, в первую очередь, в «мысли семейной», харак­терно для нового периода в творчестве Л.Н.Толстого.

30Смысл эпиграфа романа «Анна Каренина»

После окончания «Войны и Мира» Л.Н. Толстой продолжает интересоваться историей декабристов, затем, увлекаясь событиями начала века, думает писать исторический роман об эпохе Петра 1. В 70-е годы Л.Н. Толстой все чаще и глубже стал задумываться над проблемами брака и семьи. Окружающая действительность давала немало материалов для размышления над вопросами жизни семейной. В январе 1872 года бросилась под поезд на станции Ясенки Анна Степановна Пирогова. Незаконная жена соседнего помещика Бибикова. Семья Толстых хорошо знала погибшую женщину, и ее трагическая судьба нашла отзвук в романе «Анна Каренина». Толстой работал над новым романом более четырех лет - с 1873 по 1877 год. Выдвинутая поначалу тема семьи оказалась связанной с общественными, социальными, философскими вопросами; произведение разрослось до большого социального романа, в котором отразилась современная писателю жизнь. Толстой строил роман «Анна Каренина» в двух планах: обличения городской жизни и буржуазной культуры (линия Анны - Каренина - Вронского) и изображения патриархально-усадебной жизни (линия Левина - Кити).