Педагогическая психология воспитания 13 страница

В своем выступлении в Москве, еще в 1974 году Митрополит Сурожский, Антоний, правящий Московского патриархата на островах Великобритании, один из образованнейших людей нашего времени, высказал замечательную мысль, приведя притчу из книги английского писателя Льюиса. У этого писателя книга построена как сборник писем старого беса своему племяннику... - "И вот этот старый черт дает профессиональные советы молодому чертенку, который только что выпущен в свет, о том, как надо относиться к людям, что надо делать, для того, чтобы их соблазнить и погубить. И между прочим, он говорит в одном из писем с недоумением: Не могу понять - Христос говорит, что любит людей, а сам оставляет их свободными, - как же совместить это? И продолжает: Я тебя люблю; но что это значит? Это значит, что я хочу тебя взять в свои когти, тебя так держать, чтобы ты от меня никуда не удрал, тебя поглотить, из тебя сделать свою пищу, тебя переварить так, чтобы от тебя не осталось ничего вне меня. Вот что я, - говорит старый черт, - называю любовью. Христос (продолжает он) - любит и отпускает на свободу". Далее Антоний ставит знак равенства между Божественной, Христовой любовью и подлинной человеческой - "когда предмет моей любви является предметом моего уважения, вдумчивого отношения, когда ради любимого человека я готов собой пожертвовать в большей или меньшей мере...". При этом автор четко проводит грань между жертвенностью и попустительством: "...нельзя давать себя на съедение. Дать себя на съедение вовсе не значит сделать другого человека центральным в своей жизни; мы отдаем себя на съедение большей частью по мягкотелости, а вовсе не по жертвенности; человек, который дает себя так дешево на растерзание, обыкновенно не хочет бороться за что-то высшее" [154].

Мысль замечательная. Попытка родителей господствовать исходит из "бесовского" понимания собственнической любви. Эта любовь калечит ребенка в любом случае: и в случае покорного подчинения и в случае протеста. Отсюда берет начало и родительская агрессивность, стремление непременно настоять на своем, употребить власть в отношениях с детьми. Психиатр Е.Вроно рассказывает: "Не так давно ко мне обратилась мать 14-летнего мальчика с "типичной" проблемой: отказывается ходить в школу. Мальчик, очень славный, разумный, немногословный, хорошо развитый и начитанный, был явно подавлен и искал помощи. Он объяснил мне, что в школе у него все благополучно, к нему расположены, да и трудностей академического порядка у него нет. Проблема в том, что всякий раз, подходя к порогу школы, он испытывает панический страх со всеми объективными признаками паники: сердцебиением, холодным потом, дрожанием рук и т.п. Преодолеть страх как ни старается, не может, а потому разворачивается и возвращается домой, где постепенно успокаивается, отвлекается чтением. Страдает страхами он около года и вот теперь, когда убедился, что сам с ними не справится, просит ему помочь.

Это случай, когда страхи стали навязчивыми и сделались настоящим неврозом. (...) В длинных наших беседах постепенно выяснилось, что отец мальчика, человек грубый и взрывчатый, жестоко наказывал его, первоклассника, за малейшую школьную провинность. Семилетний мальчик испытывал почти постоянный страх под угрозой наказаний и унижений, ведь его били... Это осталось в прошлом, родители разошлись, он сам поддержал мать в решении о разводе; развод состоялся год назад, он не был мирным, тяяжелых переживаний хватало всем. После эмоционального напряжения, как это случается, наступил не покой, но подавленность и астения... Тут-то и дала знать о себе давнишняя рана, проявилась "школьная фобия", очевидных причин для которой не было... Разумеется, здесь потребовались специальные меры... похоже, что на этот раз мы справились... Однако опыт говорит о том, что мой симпатичный пациент будет страдать неврозом и в дальнейшем, ведь жизнь - это в числе прочего череда стрессов и потерь, и всякий раз душевные раны, полученные в детстве от отца, будут давать знать о себе в ситуациях эмоционального напряжения. Как ни печально, - пишет ниже Е.Вроно, - но приходится признать, что если есть разница между пресловутой оплеухой за хамство и оторванным ухом у ребенка - жертвы жестокого обращения родителей, то это разница количественная, не качественная" [155]. Сходная история была рассказана нам недавно педагогом, руководителем танцевальной студии. В студии есть девочка, 15 лет. Необыкновенно способная, талантливая в танце, она отлично занималась в студии на репетициях, но не могла выступать перед публикой: была уверена, что безобразна и неспособна ни к чему. В сущности, это был невротический страх выступления. Переубедить ее не удавалось. Выяснилось, что ее до недавнего времени за малейшую провинность дома властный и жестокий отец... ставил коленями на рассыпанный горох. Кажется, убедить отца в неуместности таких мер удалось, но дальнейшего развертывания событий мы не знаем. Впрочем, известны нам и противоположные примеры, когда родители оказывались бессильны разбудить и отправить ребенка в школу, или тринадцатилетний мальчишка выбивал из рук матери поднос с завтраком, принесенный ему "в постель". Мы бы рикнули свести эту проблему к очень жесткой формуле: на одном полюсе "шкалы господства" родители становятся психологическими хищниками, а дети - жертвами; на другом полюсе роли меняются, и в роли хищников выступает младшее поколение, жертвами становятся родители. В средней части этой "шкалы" - не дружба и не сотрудничество. В средней части этой "шкалы" - взаимное равнодушие.

Все время в этом разделе мы говорили об отношениях. Когда же речь пойдет о деятельности? Так ведь деятельность задана программой развития личности, заложенной в каждого из нас эволюцией рода человеческого, а формы ее реализации и ее личностный смысл во многом зависит от социальных условий, в которые вписана личность. "Семейный" период развития личности включает в себя младенческий период общения; период предметно-манипулятивной деятельности, период игры. Первые два типа ведущей деятельности целиком связаны с отношениями Родитель-Ребенок; в это время организация деятельности (то, как будет протекать общение матери с младенцем, каким образом будет организована взрослыми игра малыша с предметами) целиком принадлежит родителям. Отзвуком этих этапов будет или желание и интерес ребенка к своим родителям, или же отчуждение от них. Отношение это вторично - читатель помнит, что общение участников деятельности производно от ее организации. Так вот, в самом общем виде, если в эти ранние годы родители были деятельными участниками и партнерами ведущей деятельности малыша, если без их соучастия ему было бы значительно сложнее реализовать свои потребности в игре и в общении, в первичном познании мира, их образ запечатлевается как значимый. Если же участие родителей было чисто функциональным и не выходило за границы физиологических отправлений (накормить, одеть, умыть...), представление об их значимости не возникает. Проанализируем доступные нам сведения. Мы найдем, что из четырех выделенных Л.С.Алексеевой типов неблагополучных семей в трех недостаточность родительского участия в жизненных проблемах ребенка первых лет его жизни запрограммирована "по определению". Восемьдесят с лишним процентов юных проституток отметили нелюбовь к ним родителей. Следовательно, и здесь отчуждение с ранних лет налицо. Что касается Коли, юного героя романа Л.Габышева, то можно с уверенностью сказать: если бы привязанность мальчика к родителям была бы сколько-нибудь прочной, он к пятнадцати годам не сбегал бы трижды из дома, чтобы курсировать по стране, временами попадая в приемники-распределители.

Период игры тесно связан с двумя предыдущими с той разницей, что с трех лет ребенку проще дистанцироваться от своих родителей, если они не становятся его парнерами по игре или хотя бы "сочувствующими" его игровым переживаниям. Помню: в бытность воспитателем школы-интерната мне однажды довелось сопровождать второклассника Максима К. в его бывший "дом", где обитала лишенная родительских прав мать - опустившаяся алкоголичка, проститутка последнего разбора. Однокомнатная квартира была жутким местом: практически без мебели, с ободранными стенами и кроватью без матраца, заваленной какими-то грязными тряпками, с грудой пустых бутылок в углу. Еще страшнее были глаза женщины: "беспокойная ласковость взгляда", подобная взгляду по полусмерти забитой голодной дворняги. Пока мы подписывали необходимые бумаги, Максим улизнул на кухню и, отодвинув какие-то досточки под окошком, достал из похоронки коробочки, фигурки и мелкие вещицы. Он весь светился: это был "его мир" - мир игры в нечеловеческом окружении притона. Коля из романа Габышева просто не помнит, чтобы маленьким играл в какие-нибудь игрушки, зато отлично помнит себя шестилетним, как воровал вяленое мясо, лазая по крышам. Факт асоциальных, разрушительных, жестоких игр, в которые "старшие" пацаны втягивают малышей, давно известен. Непременное условие - отстраненность родителей, их принципиальное неучастие в интересах ребенка и в его игровой деятельности. Хорошая иллюстрация: отец Коли, хвастая "шустрым сыном" перед пьяными гостями, не замечает, как пятилетний малыш пьет из его стопки.

Подведем итог, поставим диагноз: неучастие родителей в организации ведущей деятельности ребенка-дошкольника, дополняемое их деструктивным по отношению к ребенку поведением есть их самый весомый вклад в отклоняющееся поведение развивающейся личности. Этим они как бы подставляют ребенка под любое разрушающее влияние внешней социальной среды.

Следующий этап биографии трудновоспитуемого - это вступление в мир школы. Несомненно, он плохо к нему подготовлен: интересы его бедны, работать с книгой он чаще всего не умеет, а невроз не дает ему возможности соблюдать нормы поведения: он чрезмерно возбудим, не в состоянии 45 минут высидеть спокойно, сдержать эмоции, сконцентрировать все свое внимание на учебной задаче. В сущности, это не его вина, а его беда. А.А.Куманев, один из лучших российских педагогов ХХ века, писал: "...В интересах дела и человека надо исключить из списка ученических проступков те..., первопричиной которых является не злой умысел ученика, а не зависящие от него обстоятельства. (...) Что можно было бы сказать о больнице, в которой больных бы наказывали всевозможными выговорами, лишениями процедур, лекарств и т.п. Это трудно представить. Врачи делают все возможное, чтобы уменьшить страдания больных, чтобы сделать их (говоря словами знаменитого доктора Боткина) своими сообщниками по борьбе с неудачами... Не всегда у них это получается, но это уже другой вопрос. Они ищут средство уменьшения страданий, и лечение больных и сама цель поисков правильная. И никому из врачей не приходит в голову кощунственная мысль разработать систему мер наказания больных, госпитализированных для лечения. В этом же духе следует поступать и учителям, когда речь идет о любых школьниках, о тех, кто почему- либо вышел из нормы. (...) Какая же радость от того, что тебя выдворили за дверь, увеличили страдания матери и отца, вывесив на их работе список двоечников, где "красуется" и их сын? Только люди, незнакомые с детской психологией, могут уверять, что плохие ученики хотят быть плохими. Их довели до этого состояния (семья ли, школа ли, улица ли - это другой вопрос). Они, отчаявшись, озлобившись, начали бравировать своей "непригодностью, зная что эта бравада нервирует тех, кто наказывает их, кто увеличивает их страдания. И чем больше их наказывают за их "неполноценность", тем больше они используют это единственное свое оружие. В конце концов у них вырабатывается "стойкое отвращение" к учебе и школе" [156].

В основном диагноз поставлен, на наш взгляд, правильно. Уточним: материалы диссертации, выполненной под нашим руководством [157], показали, что понижение мотивации к учебной деятельности у "трудных" начинается, как правило, только в шестом- седьмом классе, а до того группы "трудных" и "благополучных" школьников по этому показателю неотличимы. Причина этого явления, в основном, понятна: именно после пятого-шестого класса, с подходом к старшему подростковому возрасту учеба у большинства "трудных" перестает играть роль деятельности, способствующей самоутверждению в возможной референтной группе одноклассников и, в основном, перед родителями. Обращает на себя внимание более высокая мотивация к учебе девочек-пятиклассниц, даже "трудных". Наиболее высоки у них мотивы прагматической выгоды и мотивы ориентации на родителей, но не ориентация на общественное мнение одноклассников. Этим позиция трудных существенно отличается от позиции благополучных школьников - те в своем большинстве (от 50 до 90% в разных классах) в высокой степени ориентируются на мнение сверстников.

Исходя из этих данных, можно, как нам кажется, предположить, что время обучения в пятом классе - это, в большинстве случаев, последний рубеж, на котором можно еще рассчитывать поддержать у "трудных" ребят, и у мальчиков, и у девочек, заинтересованность в учебе и высокую мотивацию к ней. При этом следует апеллировать к деловым интересам учащихся (с позиции пятиклассника) или же к ориентации на родителей, но не к ориентации на общественное мнение одноклассников. В исследовании М.Т.Кучкарова получены данные, позволяющие утверждать, что в пятых-шестых классах, отличающихся коллегиальными отношениями со своим классным руководителем, мотивация школьников к учебной, трудовой и другим видам деятельности, предложенной взрослыми, была значительно выше, нежели в классах, чьи классные руководители отличались авторитарностью. К типичным ошибкам школьных педагогов в отношении "трудных" директор школы в Подмосковье, 19 лет проработавший в детском доме Москвы и 10 лет в школе, А.И.Степанов относит нетерпимость многих учителей срдених и старших классов к недостаткам в поведении учащихся. Строгость и требовательность однозначно расцениваются большинством педагогов как доблесть учителя, независимо от обстоятельств, а готовность к удалению ученика с урока - как свое неотъемлемое право. Незнание возрастной психологии способствует проявлению таких ошибок, как педагогическая бестактность учителей, от черствости до мстительности, от неумения понять причины отрицательного поведения ребенка до прямого провоцирования его поступков. Эта бестактность особенно остро воспринимается "трудными" детьми, потому что они и так страдают от чувства неполноценности и видят во всем несправедливость. Особенно распространены, по мнению А.И.Степанова, пренебрежительные замечания преподавателя, брошенные походя: "Я так и думала, что ты опять не выучишь урок", "Ты хоть бы списал у соседа, если у самого голова не варит...". Встречаются обидные клички, спровоцированные учителями, постоянная ирония, окрики и, наконец, знаменитое "или - он, или - я".

Добавим к сказанному цитату из интервью с хулиганом, стоящим, по всей видимости, на пороге судимости и всех последующих закономерных событий. Хулиган давал это неофициальное интервью городскому судье, к которому он и его товарищи по неосторожности пристали поздно вечером на автобусной остановке небольшого города (судья возвращалась из кино с семнадцатилетней дочерью). Мать в этой ситуации, по ее собственным словам, не захотела защищаться авторитетом должности и попыталась ощутить то, что в таких случаях испытывают рядовые граждане-потерпевшие. К счастью, обошлось без криминала, но по словам этого нетипичного советского судьи, она дала себе слово найти всю компанию и ее лидера - "Димона" не для того, чтобы наказать, а для того, чтобы понять, как же их воспитывали дома и в школе. Просто понять и больше ничего. Нашла и побеседовала. Выяснилось, что ни в одной семье, где она побывала, не требовали от детей достойного поведения. Ни одна семья не заботилась всерьез о своей чести (У нас и разговора на эту тему никогда не было - говорили ребята). В каждой семье детское достоинство систематически попиралось родительским произволом.

"Что вам особенно не нравилось в первые школьные годы? - спросила судья у ребят. Ответы были одинаковыми, словно парни сговорились. Не нравилось, когда учителя называли их по фамилии. Но особенно не нравились двойки. "Никакое слово так не унижает, как двойка, - сказал Димон и добавил с усмешкой, - но и к этому быстро привыкаешь".

Судья внимательно изучила школьные планы. Всему нашлось место; но не было одного - того, что каждодневно требуют жизнь и нормы человеческого общения, - не было воспитания в учениках человеческого достоинства и чести [158].

В связи с этим, только что сказанным, вернемся к исследованию Г.К.Тулягановой. Среди отмеченных ею закономерностей была и такая: степень конформности благополучных учащихся мальчиков была заметно выше, чем у "трудных". Лишь небольшая часть "трудных" мальчишек демонстрировали высокую мотивацию по отношению к прямому принуждению. В пятых и шестых классах таких "конформистов" было 20%, в седьмых - 3,1%, в восьмых - 12%, в девятых - 6,7%. В профтехучилище их оказалось совсем мало - всего 2%. Напрашивается мысль: во многих, весьма вероятно, что в большинстве, общеобразовательных школ жестко авторитарный стиль взаимоотношений педагогов и учащихся приводит к отбору на послушание. Наиболее непокорные отсеиваются в "трудновоспитуемые" и уходят искать пути самореализации в уличные группировки. Там они и проходят курс "воспитания чести и достоинства" - на свой лад. В отношении общеобразовательной школы, по-видимому, нам приходится признать, что педагогически организованная деятельность там в большинстве случаев построена архаично, с акцентом лишь на одном, учебном ее виде, без учета психологических особенностей возраста и руководима, как правило, авторитарно. Поэтому она и неэффективна, точнее - эффективность ее ограничена, в лучшем случае, индивидуально-исполнительским уровнем, т.е. овладением некоторыми знаниями, умениями, навыками. Это обстоятельство приводит к нежеланию некоторого числа детей участвовать в этой, не привлекающей их, деятельности, к конфликтам и закреплению негативных форм поведения. Такие дети оказываются особенно расположены к вступлению в "группы, замкнутые извне, но отличающиеся внутригрупповой антипатией, межличностным эгоцентризмом и эгоизмом (интраэгоизмом), активной дезинтеграцией, конфликтностью и агрессивностью" [159]. Психолог и психотерапевт Н.В.Жутикова отметила, что "неутоленная своевременно психологическая потребность и нереализованная психологическая потенция (способность плюс потребность) искажают психическое развитие, а иногда действуют и разрушающе" [160]. В этом же плане высказывается и Э.Фромм, говоря о различных способах реализации жизненно важных потребностей человека. "Так потребность в объекте почитания может быть удовлетворена в любви и дружбе, но другой формой ее проявления могут быть зависимость и мазохизм, поклонение идолам разрушения. Потребность в общении, единении и чувстве локтя может проявляться в страстной преданности делу дружбы и солидарности, в любви к товарищам, вступлении в тайный союз, братство единомышленников; однако та же самая потребность может получить реализацию в разгульной жизни, пьяных сборищах, потреблении наркотиков и других вариантах разрушения личности. Потребность в могуществе может проявить себя в любви и продуктивном труде, но она же может получить удовлетворение в садизме и деструктивности. Потребность в положительных эмоциях может вызвать к жизни творческое отношение человека к миру, искренний интерес к природе, искусству и другим людям. Однако тот же самый стимул может переродиться в вечную погоню за удовольствиями, в жажду праздных наслаждений" [161]. Далее автор подчеркивает, что речь идет не об отдельных чертах личности, а о некотором синдроме. Фромм определяет социально положительный синдром как "жизнеутверждающий" и противостоящий ему комплекс проявлений, как "синдром ненависти к жизни", и заключает: "Там, где есть один из элементов синдрома, там найдутся почти всегда и остальные элементы (в разных пропорциях). Это не означает, что каждый человек является воплощением либо одного, либо другого синдрома. Такое бывает лишь в виде исключения. В действительности же среднестатистический человек являет собой смешение обоих синдромов. И только интенсивность каждого из них имеет решающее значение для реализации человека, его поведения и его способности к самоизменениям". Будет справедливым вспомнить также о состоянии "некомпенсированной скуки", приводящей к насилию и деструктивности. Кто хоть сколько бы знает быт огромного большинства подростков городов и поселков России, наверное подтвердит, что это состояние типично для них. Справедливо и другое: сначала проявляется интерес к преступлениям, катастрофам, смотреть жестокие кровавые сцены по телевидению. Это избавляет от скуки. "Но от пассивного удовольствия по поводу жестоких сцен и насилия всего лишь шаг к многочисленным формам активного возбуждения, которое достигается ценой садистского и дестуктивного поведения" [162]. Субкультура криминальных групп дает богатые возможности для такого поведения. Начальной фазой образования такой группы обычно бывает "группа-компания" (по А.Р.Ратинову [163]) или предкриминальная группа (по И.П.Башкатову [164]). Эти группы несовршеннолетних чаще всего складываются по "домовому" или "уличному" признаку. Они немногочисленны - состоят из трех-шести человек. О своих занятиях они говорят так: "...играем в карты, в козла", "...гоняем шайбу или футбол", "...собираемся вместе, курим, выпиваем, просто гуляем по улице", "...когда холодно или сыро, забираемся в сарай, подъезд, на чердак, рассказываем анекдоты, дурачимся", "...главное собраться вместе, а там что-нибудь придумаем". Лидирует в такой группе обычно "крутой" парень, известный связями с уголовным миром, отбывший наказание. Это только прибавляет ему авторитет. Основное состояние группы такого типа, это, по Э.Фромму, "некомпенсированная скука". От нее избавляются, беспричинно разрушая уличные сооружения (телефонные будки, павильоны на остановках и т.п.), приставая к прохожим, ища повод для драки, применяя наркотики. Решающим толчком обычно бывает слово вожака, по этому слову группа легко идет на правонарушение, а со временем - и на преступление.

Следующей ступенью служат "неустойчивые криминальные группы" (по И.П.Башкатову) или "группы-шайки" (по А.Р.Ратинову). Она может быть уже охарактеризована сложившейся преступной направленностью деятельности. От незначительных правонарушений группа переходит к более энергичным преступным действиям. Совершив одно-два преступления, она распадается, чтобы "запутать следы". Ядром группы становятся старшие, обладающие жизненным опытом, знанием "воровских законов", организаторскими способностями, определенными педагогическими возможностями. Заранее подготавливаемой преступной деятельности в этих группах еще нет, но отдельные операции уже продумываются и планируются. Нередко группы такого рода служат как бы кадровым резервом для инициативных преступников, нуждающихся в технических помощниках.

Основными типами этих групп И.П.Башкатов называет группы хулиганов, воров, насильников, бродяг, наркоманов, токсикоманов и др. Наиболее типичные их преступления: кражи (86,4%), хулиганство (79,8%), грабеж (27,5%), телесные повреждения (25,3%), разбойные нападения (18,4%), изнасилования (14,3%) и другие. Основной состав таких групп включает подростков 16-17 лет и юношей 18-20 лет, но есть в их числе и более младшие ребята - 12-13 лет. В своем большинстве группы насчитывают 2-3, реже 4-6 человек, еще реже 7 и более. Большая часть, почти половина состава таких групп - лица без определенных занятий, которые не работают и не учатся. Четко выделяется лидер и ядро группы, заметно распределение прав и обязанностей. Внутригрупповая структура относительно устойчива и поддерживается соответствующей групповой субкультурой (нормы, правила, традиции, жаргон). В группах хулиганов преступный умысел обычно возникает внезапно, в то время, как группа воров и наркоманов вынашивают план "операции" заранее. Группы воров более сплоченны и организованны, чем группы хулиганов. После совершения преступления группа, как уже говорилось, распадается, но затем возникает вновь. При разоблачении сплоченность обычно теряется: каждый валит вину на другого. Уровень конфликтности очень высок, агрессия направлена не только на окружающих, но и на своих "низкостатусных" членов. Уровень ориентации на группу значителен, подростки "вне своей группы" себя просто не представляют, хотя мотивация, как правило, эгоистическая. Групповое сознание определяется мотивом "быть, как все, не отставать" и круговой порукой.

И, наконец, "устойчивые криминальные группы" - устойчивые объединения подростков, сформировавшихся для совместного совершения преступлений. Здесь создана четкая организационная структура, есть "руководящий центр", "предпочитаемые исполнители". В группе существует система норм и ценностей, обеспечивающая жесткую зависимость членов группы друг от друга, основу которой составляет круговая порука. Состав групп относительно постоянен. Планы преступлений заранее разрабатываются и утверждаются, распределяются роли, намечаются сроки операций, члены таких групп обычно вооружены. Это - уже банда (по терминологии А.Р.Ратинова). Выше находится только преступная организация.

Следует несколько подробнее остановиться на специфике подростковых групп наркоманов и токсикоманов. Они могут быть устойчивыми и неустойчивыми группами. И.П.Башкатов пишет: "Социальная опасность наркомании и токсикомании... состоит в том, что возникают они стихийно, отдельными вспышками в какой-либо местности и получают наибольшее распространение или "моду" в группах трудновоспитуемых подростков и несовершеннолетних правонарушителей и могут длиться довольно продолжительное время, до 2-3 лет. За это время отдельные случаи наркомании и токсикомании могут превратиться в настоящую "эпидемию", которая ведет к психической и социальной деградации личности. Кроме того, часть подростков пристрастившись к употреблению одних наркотиков... переходит к употреблению других... и становятся полинаркоманами или алкоголиками" [165]. Причинами втягивания в наркоманию на основании изучения жизни 320 испытуемых, подверженных этой страсти, он считает,

во-первых, отсутствие социально полезных интересов и потребностей (у 97% обследованных);

во-вторых, скуку и однообразие их жизни (100%);

в-третьих, формализм работы с молодежью (или, добавим мы, полное ее отсутствие - О.Л.) - 100%;

в-четвертых, неурядицы личного характера, обиды и неудачи - 53%;

в-пятых, бравирование своей независимостью, жизненной неустроенностью, безысходностью - 58%;

в-шестых, негативное влияние группы - 100%;

и, наконец, безволие, слабость духа - 67%.

Мотивация употребления наркотиков неоднозначна. Здесь и желание испытать "кайф" - эйфорию, о которой им рассказывали "бывалые" (69%), влияние групповых отношений, в особенности лидера - 48%; стремление "рискнуть" - 37%, побороть стресс - 36%, желание уйти от однообразия жизни и скуки - 35%. Специалисты указывают на необходимость отличать начальную стадию употребления наркотиков от уже сформировавшегося пристрастия. Дело в том, что бытовое употребление наркотиков и токсинов свойственно сегодня большинству трудновоспитуемых. Особенно опасно появление в подростковой среде уже сформировавшегося наркомана - "профессионала", "наставника". Он не только втягивает в наркоманию других, он учит стимуляции "кайфа", тяжелых абстинентных состояний, чтобы и из этого получить выгоду. Диагностика наркомании (токсикомании) несложна. Сильный запах химических веществ изо рта, от волос и одежды, дряблая кожа лица, землистого или желтоватого цвета, пустой, блуждающий взгляд, расширенные зрачки, крайняя неряшливость, тремор рук, шаткость походки, бессвязность речи выдают их быстро. Обычен их отказ от медицинского обследования, простые и однозначные ответы- отрицания. Потребности и интересы со временем ограничиваются проблемой достать возбуждающее срдество и вновь взбодриться. В моменты отрезвления они злы и раздражительны, стремятся к дракам и скандалам. Справиться со своей болезнью подростки сами, как правило, не в силах - необходима изоляция от окружения и долгое лечение.

Рост подростковой преступности в наши дни - явление естественное, поскольку только одно "наведение конституционного порядка" в Чечне добавило стране 300 тысяч беженцев, из них одна треть - дети. Из 837,7 тысяч задержанных за преступления в 1994 году порядка одной четверти не просто подростки, а младшие подростки до 13 лет [166]. К тому же, согласно современной юридической практике, около 90% подростков, совершивших уголовные преступления, остаются на свободе, а получившие отсрочку исполнения приговора, осужденные условно в 53% случаев совершают более тяжкое преступление. Только в одном 1994 году школы РФ покинуло по неуважительным причинам (а было попросту отчислено) более 100 тысяч подростков, естественно, самых "неудобных". Растет число венерических заболеваний несовершеннолетних. Только в одной Республике Татарстан ряды больных сифилисом выросли в 76 раз, а несовершеннолетних носителей болезни в 1995 году насчитывается около четырех тысяч. Республика эта характерна на общероссийском фоне как раз умеренными цифрами заболеваний. Но по данным Казани интенсивность половых контактов в группах несовершеннолетних в 10-15 раз превышает "взрослую норму" [167]. Групповой секс там - явление достаточно обычное, как и насилие "хором". Особую тревогу должно вызвать увеличение числа антисоциальных религиозных течений, в том числе т.н. сатанистов [168]. Некоторые из этих общин уже практикуют человеческие жертвоприношения (суицидальные жертвы, добровольное самоубийство) и сексуальные оргии, поскольку "сатана - это существо, которое снимает всяческие запреты и освобождает от понятия так называемого греха".