Неадекватная символизация Адекватная символизация 6 страница

Общим идейным основанием праксеологии является позиция, которую Котарбинский определял термином практический реализм. Обобщенно говоря, практический реализм - это позиция, согласно которой следует считаться с реальностью при выполнении каких угодно действий. Практического реалиста отличает трезвый взгляд на окружающую действительность, учет того, что существует актуально, принятие условий и границ возможных действий, правильное определение иерархии приоритетов при формулировании правил действий в процессе их планирования.

Под трезвостью взгляда Котарбинский понимает рассмотрение реальности без предубеждений, а само рассмотрение может пониматься как наблюдение, выяснение и оценивание. Трезвость не обязательно заключается в использовании исключительно приземленных мотивов. Практический реалист может руководствоваться и высокими мотивами, но лишь бы он не принимал своих мечтаний за свершившуюся действительность. Рекомендация принимать во внимание то, что актуально существует предписывает изменять существующую в данный момент действительность с точки зрения насущных потребностей, но не любых. В связи с этим практический реализм решительно противится проектам создания совершенных творений, которые не считаются с актуальными свидетельствами.

О возможности достижения чего-то можно говорить в двух различных смыслах. Во-первых, нечто может быть достигнуто тогда, когда оно вообще выполнимо. Условия и возможности, с которыми согласно практическому реализму следует считаться, предполагают это первое понимание определения "возможности достижения чего-то". Поэтому практический реалист положительно оценивает то положение вещей, которое удалось реализовать, поскольку сам факт их реализации служит доказательством выполнения намерений. Во-вторых, "возможность достижения чего-то" означает, что отсутствуют решительные противопоказания для начинания данного действия. Практический реалист всегда должен составить баланс приобретений и потерь, а для этого он должен считаться не только с тем, что достижимо с учетом существующего положения дел, но также и с тем, что достижимо с учетом решительного противопоказания. Определение иерархии приоритетов заключается в том, что самым главным считается то, что позволяет победить существующее зло, либо же предостеречь от еще большего зла. Коротко говоря, направление суммарного вектора действий практического реалиста состоит в том, чтобы виды деятельности выбирались разумно, а именно - с максимальным учетом всех возможностей.

Первой работой, посвященной праксеологической проблематике, были "Практические очерки" (1913), а обобщающим трудом, посвященным этой тематике, стал появившийся в 1955 г. «Трактат о хорошей работе». Следует также добавить, что начиная с 1913 г. до появления в 1955 г. «Трактата» Котарбинский опубликовал ряд работ, посвященных вопросам праксеологии.

В истоках праксеологии как науки находится следующее подмеченное Котарбинским обстоятельство: в различных областях науки и обыденной жизни возникают вопросы, касающиеся способов эффективной деятельности, получения ответов на эти вопросы, а также выработка различных понятий, позволяющих ставить такие вопросы и отвечать на них. Часто случается так, что в границах рассмотрения частных вопросов формулируются общие утверждения теоретического характера, или же общие рекомендации, выходящие за сферу применения того действия, которое является предметом исследования. Тогда возникает необходимость в обобщающей дисциплине, которая рассматривала бы проблемы эффективной деятельности на соответствующем теоретическом уровне. В "Практических очерках" предполагаемая теоретическая дисциплина называлась "общей практикой", а также "общей теорией действий", но в конечном счете Котарбинский остановился на названии "праксеология".

Обычно праксеологию относят к разряду не теоретических, а практических дисциплин. Методологией этих дисциплин Котарбинский занимался еще до войны, т.е. до окончательного формирования проекта праксеологии. В "Элементах" он различал исследовательские дисциплины, целью которых является получение нового знания, и практические дисциплины, задачи которых состоят в проектировании. Проектирование заключается в обдумывании действий, полученных продуктов и результатов с точки зрения условий, необходимых для их выполнения и получения. Примерами практических дисциплин служат все инженерные специальности. Практическим (и конечно, теоретическим) дисциплинам Котарбинский противопоставил т.н. критические дисциплины, например, эстетику, занимающуюся поиском верных эмоциональных оценок, а также т.н. нормативные дисциплины, например, нормативную этику, изучающую частные оценки, в частности, с точки зрения их ценности. Проблематика критических и нормативных дисциплин в настоящем контексте не существенна и обсуждается лишь с учетом критерия, позволяющего их отличать от дисциплин практических. Котарбинский различает присущие (właściwe) нормы и нормативные предписания (zadania). Присущие нормы, например, "не убивай" вообще не являются ни истинными, ни ложными и поэтому не подлежат обоснованию. Иначе дело обстоит с нормативными предложениями. Им всегда присущ информативный характер и они подлежат обоснованию, в том числе и при помощи научных знаний. В свою очередь, нормативные предложения делятся на предметные (rzeczowe) и эмоциональные. Критерий последней дистинкции Котарбинский не приводит, ограничиваясь соответствующими примерами. Нормативное предметное предложение демонстрируется такой формулировкой: "чтобы стало так-то и так, необходимо (достаточно) такое-то и такое действие", тогда как формулировка "такое-то и такое действие было бы отвратительным" относится к одному из видов нормативно-эмоциональных предложений. Из рассмотрения приведенных примеров можно заключить, что основанием для вынесения предметно-нормативных предложений являются события, объединенные причинно-следственной связью, тогда как основанием для высказывания нормативно-эмоциональных предложений служат акты оценивания. К сожалению, по поводу этих последних Котарбинский не распространяется, что затрудняет реконструкцию его этических взглядов.

Котарбинский считает, что практические науки, формулируя свои предложения нормативно и предметно, не дают никакого повода для того, чтобы отказывать им в научности. Несмотря на то, что между исследовательскими дисциплинами и практическими науками имеется много различий, но как одни, так и другие стремятся к адекватному описанию реальности. В связи с постоянными сомнениями в научности практических дисциплин Котарбинский многократно возвращался к их методологии, развивая взгляды, выраженные уже в "Элементах". Один из вопросов, которые можно было бы предъявить практическим наукам, таков: можно ли вообще говорить о методологии этих наук? Котарбинский отвечал утвердительно, считая, что метод конкретного действия - это то же, что преднамеренный и повторяемый способ его выполнения. Согласно этому определению действия, называемые обычно практическими, подпадают под понятие метода и этого достаточно, чтобы считать их подчиняющимися закономерностям методологии. А если можно говорить о методах практических действий, то нет никаких препятствий к тому, чтобы развивать методологию практических дисциплин.

В период написания "Трактата" Котарбинский определял практические науки аналогично тому, как он делал это в "Элементах", т.е. посредством их соотнесения с теоретическими науками. Эти последние, например, математика, физика, ботаника или же история нацелены на поиск обоснованных истин. При этом термин "теория" Котарбинский трактует весьма широко: теоретическими являются как науки номологические, выражающие законы и обобщающие теории, например, физика, так и идеографические науки, ограничивающиеся описанием и объяснением отдельных фактов, например, ботаника. Практические науки стремятся обнаружить закономерности, обдумывая при этом способы реализации действий, ведущих к возникновению новых образований, например, орудий или состояний, ситуаций, например, оздоровления. Такой подход, конечно, соответствует позиции, занятой в "Элементах", где исследовательские дисциплины определены как поиск знаний, а практические науки - как проектирование. Каждая наука, равно как теоретическая, так и практическая представляют собой совокупность действий, а в такой совокупности всегда удается выделить два аспекта: интеллектуальный (решение задач) и манипуляционный (например, экспериментирование). Эти аспекты по разному соотносятся в теоретических и практических науках. В первых манипулирование подчинено решению задач, тогда как во вторых - наоборот, поскольку решение задач подчинено манипулированию. Но в сумме всякая научная деятельность заключается в выяснении интеллектуального и манипуляционного факторов.

В праксеологии формулируются описательные утверждения и нормативные. Первые объясняют значение основных праксеологических понятий и демонстрируют их взаимосвязь, а также вводят производные понятия. К описательным утверждениям принадлежат, среди прочих, дефиниции, типологии и основные предложения.

К нормативным утверждениям праксеологии относятся различного вида указания относительно условий и видов (способов) эффективной деятельности. Согласно ранее сделанным замечаниям эти утверждения суть нормативные предложения предметного характера. Они являются специфическими утверждениями праксеологии и поэтому весьма важно выяснить их структуру и способы их обоснования.

Общая схема нормативного предложения или же правила практики таковы: в обстоятельствах А нужно (хорошо бы, либо достаточно) выполнить В, чтобы вызвать С. Каждое практическое правило формулирует достаточное или необходимое условие, либо оба вместе для выявления определенного следствия. Отдельный комментарий необходим для объяснения оборота "хорошо бы", передающего условие необходимости или достаточности. Это "хорошо бы" не содержит никаких коннотаций морального характера. Праксеология является дисциплиной совершенно независимой от этики, поскольку оценивает эффективность действий, а не их моральный аспект. Это, конечно, не значит, что действия, рассматриваемые с точки зрения праксеологии не подлежат оценкам с точки зрения этики. Котарбинский подчеркивал лишь одно: следует отличать праксеологический аспект действий от этического и не смешивать их.

Предложения праксеологии (здесь и далее имеются в виду только нормативные утверждения) могут принадлежать не только праксеологии, но и прочим, более конкретным дисциплинам, например, медицине или технике. Это порождает проблему дальнейшего отграничения праксеологии как наиболее общей дисциплины от прочих, более специальных практических искусств. Каждое практическое правило можно рассматривать с точки зрения его теоретического обоснования, технического базиса и вида деятельности. Теоретическое обоснование практического правила - это всегда причинная зависимость С от В. Если нам известно, что употребление аспирина вызывает понижение температуры, то тогда мы знаем теоретическую основу правила: если хочешь во время болезни понизить температуру, то употреби аспирин. Обратим внимание, что связь теоретического знания с практическими навыками состоит именно в том, что теории предоставляют теоретический базис для этих навыков. Бывает и так, что при обосновании утверждений праксеологии мы обращаемся к причинным зависимостям, связанным с материалами, не встречаемыми в природе, например, лекарствами, либо же с орудиями, продуманными с точки зрения их функций и структуры. В этом случае материалы и орудия составляют технический базис данного правила, которое может связывать определенные последствия с изменениями технического базиса. Обоснование предложений праксеологии с точки зрения теории или технического базиса происходит при помощи конкретных практических дисциплин, ибо эти дисциплины поставляют знания, которые служат предпосылкой вынесения утверждений праксеологии.

Третье понятие, с точки зрения которого можно рассматривать утверждение праксеологии - это вид деятельности, поскольку праксеология интересуется прежде всего видами действий. Отдельные практические навыки в той мере соотносятся с видами действий, в какой это необходимо для определения эффективности с точки зрения вида деятельности, а также с учетом теоретического обоснования или технического базиса. Тем, что является общим для праксеологии и отдельных навыков - это как раз виды деятельности. Правила практики определяют способы достижения запланированных целей. Чтобы вызвать С, о котором шла речь в общей схеме праксеологического утверждения, нужно выбрать соответствующее действие В. Каждое реальное действие должно рассматриваться как некий комплекс действий. Праксеологию интересуют обдуманные действия, т.е. интенциональные, а не механическая сумма деяний, трактуемых с бихевиористической точки зрения.

Праксеология как и всякая наука имеет свои первичные понятия. Понятия праксеологии можно определить при помощи элементарного высказывания праксеологии: при обстоятельствах А нужно (достаточно) совершить В, чтобы вызвать С. Эта схема содержит понятия простого действия, деятельностного агента и произвольного импульса.

Всякая деятельность состоит из простых действий и поэтому понятие простого действия в праксеологии играет основополагающую роль. Каждое простое действие преднамеренно, является каким-то физическим действием и, наконец, оно вызывает некое более позднее событие. Эти характерные черты простого действия в свою очередь могут быть уточнены при помощи понятия умелого действия (sprawstwa); отличительный признаком последнего понятия в том состоит, что оно, т.е. умелое действие всегда результативно. Поэтому умелое действие - это частный случай причинной связи.^[174]

Следующими необходимыми понятиями являются понятие материала, служащего для создания чего-то, некоего продукта, т.е. того, что возникает в результате действий, орудия действия, цели и произведения (следствия произведенного действия). Каждое произведение является событием; события в свою очередь подразделяются на пермутационные и персеверационные. Первые - это изменения (каждое событие является изменением предмета), приводящие от какой-то начальной стадии к иной конечной стадии, а вторые - это изменения, в которых начальная стадия совпадает с конечной стадией. Например, открывание двери является пермутационным событием, а цепь изменений, приводящая от открывания закрытой двери к ее повторному закрыванию - персеверационным событием. Пермутационные события можно подразделять на конструктивные и деструктивные. Первые состоят в том, что в результате действий предмет наделяется каким-то свойством, которым он ранее не обладал, а со вторыми - наоборот, предмет лишается свойства, которым он вначале обладал.

Наряду с простыми действиями Котарбинский различал и сложные, или комплексы простых действий. Комплексы выделяются в соответствии с целями, к которым они приводят. С учетом временного соотношения простых действий, составляющих сложное действие, выделяются аккорды (одновременные действия), цепи (последовательные действия) и связки аккордов. Затем Котарбинский вводит понятие препарации или подготовительного действия, а для его анализа использует понятия плана и пробы. План является детализированной разновидностью проекта. Проект же - это описание задуманного, возможного в будущем состояния вещи, тогда как план - это проект, готовый к действию, т.е. принятый к исполнению.

Как простые, так и сложные действия односубъектны, но первые одноимпульсны, а вторые - многоимпульсны.

Затем Котарбинский анализирует коллективные действия, рассматривая их как комплексы, содержащие много действий и много субъектов. Комплексные действия - это кооперация, т.е. такая ситуация, в которой по меньшей мере взаимодействуют два субъекта. Кооперация может быть позитивной, когда кооперанты объединены общей целью и помогают друг другу, или негативной, когда их цели не согласуются и они вредят друг другу. Определение кооперации предполагает ее релятивизацию к некоторой цели, поскольку коллективные действия могут быть и многоцелевыми. Тогда может быть и так, что с учетом одной цели кооперация позитивна, а с учетом другой - негативна. Само лишь определение негативной кооперации еще не приводит к возрастанию чинимых кооперантами друг другу препон. Препятствование может состоять в затруднении, а в крайнем случае - в невозможности действий кооперанта. Особым случаем негативной кооперации является соревнование, состоящее в том, что каждый из кооперантов стремится достичь лучшего результата, чем все остальные.^[175]

Выше уже отмечалось, что праксеологические оценки совершенно независимы от оценок этических. С точки зрения праксеологии основной оценкой действия является эффективность. Действие эффективно тогда и только тогда, когда оно ведет к результату. Естественно было бы предположить, что действия подразделяются на эффективные и неэффективные относительно поставленной цели. Однако Котарбинский принимает не дихотомичное деление оценок, а трехчленное. Он рассматривает эффективные, неэффективные и контрэффективные действия. Определение эффективного действия было дано выше. Действие называется контрэффективным тогда и только тогда, когда оно затрудняет достижение поставленной цели. Возможны индифферентные действия относительно поставленной цели, которые не приближают к ней и не препятствуют ее достижению. Эти индифферентные действия и являются неэффективными. Оценки эффективности имеют градации. Котарбинский замечает, что оценкам эффективности и контрэффективности присущи градации, тогда как понятие неэффективной оценки абсолютно, ибо оно создает лишь видимость таковой.

Праксеологические оценки, подверженные градации, относятся или к действиям, или к результатам этих действий. Можно говорить о правильности, точности, четкости исполнения, об оперативности, предприимчивости, выносливости и многих прочих практических ценностях. Особое внимание Котарбинский уделяет экономичности и ее формам, прежде всего бережливости и производительности. Праксеологическая трактовка экономичности тем отличается от трактовки экономической (в смысле социальной или, как у нас было принято, политической экономии, т.е. денежной), что первая занимается всевозможными способами минимизации используемых средств для достижения некоторого результата (бережливость), или увеличения результатов при использовании одних и тех же средств (производительность), тогда как экономисты рассматривают бережливость и производительность лишь с точки зрения денежной экономии. Котарбинский рекомендует следующие приемы экономизации. Во-первых, необходимым условием экономичности является активность. Из этого положения следует, что пассивность является плохим помощником в стремлении достичь экономии: воздержание от действий может оказаться неэкономичным или контрэкономичным и лишь случайно экономичным. Активность предполагает, что зависимые от действующих субъектов процессы протекают запланировано, а субъекты имеют необходимую свободу действий. Во-вторых, обязательным является принцип минимальности вмешательства, предписывающий ограничивать до минимума вмешательство в естественный ход событий. Согласно этому принципу предполагается, в частности, такой подбор инструментов, который мог бы по возможности действовать самостоятельно, а активность субъекта состояла бы более в контролировании, чем в придании побуждающих к активности импульсов. Другим следствием этого принципа является создание т.н. свершившихся фактов, что предполагает допущение предварительных действий, являющихся на данной стадии менее дорогими, нежели прямые конструктивные действия. В соответствии с теорией свершившихся фактов для экономного достижения предполагаемого состояния вещей следует предварительно создать такую ситуацию, которая бы по возможности произвольно, т.е. с наименьшей степенью вмешательства способствовала достижению запланированного состояния. В некоторых случаях экономичность может быть достигнута не посредством действия, а через готовность к реализации действия. Этот эффект связан с правилом потенционализации, которое находит применение тогда, когда действие обходится дороже, чем готовность к его реализации. Например, готовность к обороне от нападения может оказаться наиболее эффективным способом достижения безопасности. Наконец, минимизация вмешательства достигается посредством замещения внешних действий внутренними, т.е. силовых действий - интеллектуальными.

§ 7. Этика Котарбинского

Этика Котарбинским понималась двояко: в широком смысле и узком [1948]. Этика в широком смысле или практическая философия решает задачи руководства духовной жизнью человека и включает: науку о счастливой жизни (евдаймонологию, фелицитологию) и науку об эффективности действий (праксеологию), а этика в узком смысле, т.е. собственно этика (моральная деонтология) является наукой о том, как жить так, чтобы называться порядочным человеком. Котарбинский замечает, что употребление термина «наука» в применении к практической философии может вызвать ряд оговорок. Он старательно разделяет фелицитологию, праксеологию и собственно этику от схожих рассуждений описательного характера о способах достижения счастья, эффективной практической деятельности или не значимых с моральной точки зрения поступков. В случае моральной проблематики Котарбинский описания называет наукой про обычаи. Практическая же философия представляет собой совокупность практических наук, а отдельные ее подразделения предназначены для рационального обоснования программ действий, направленных на удовлетворение житейских потребностей, эффективности и умения.

Этикой Котарбинский начал заниматься в самом начале своего творческого пути. Его диссертация была посвящена утилитаризму в этике Спенсера и Милля. Утилитаризм был модным течением в этике XIX ст., предписывающем представлять благо в виде суммы счастья всех людей. Котарбинский обращал внимание на то, что решение Милля и Спенсера чрезвычайно общо, и вместе с тем оно плохо согласуется со спенсеровским биологизмом и арифметическим методом нахождения этических оценок. Эта юношеская работа, вероятно, укрепила заинтересованность Котарбинского этической проблематикой, но у этих занятий были и другие, менее теоретические побудительные мотивы.

Достаточно рано отбросив религиозное мировоззрение Котарбинский не принимал и религиозного обоснования норм морали. Он заметил, что основной корпус моральных норм является общим для различных мировоззрений. Вместе с тем он пришел к выводу, что должна существовать какая-то иная, отличная от религиозной возможность обоснования моральных предписаний. А поскольку он предвидел, что общественное значение религии как средства оправдания поступков в сфере морали уменьшаться не будет, то нахождение независимого от религии базиса моральных норм как для индивидуума, так и для общества он посчитал чрезвычайно важным. Интересным и достаточно парадоксальным феноменом является тот факт, что Котарбинский никогда с университетской кафедры не читал курс этики. Причины такого поведения он объяснял следующим образом: «Какими бы постоянно значимыми не были и не остаются таковыми для меня этические исследования, однако я не выбрал этику предметом своего профессионального, преподавательского внимания. Слишком много во мне скептицизма относительно возможности выработки детализированной системы директив житейской мудрости, удовлетворяющей условиям интерсубъективной обоснованности. Причем профессиональную трактовку обучения этики я воспринимаю как нечто несогласное с сущностью ее проблем, разве что вместо присущих вопросов, требующих проспективных, указующих ответов будет культивироваться историческое и социологическое экспликативное ознакомление исторически данных стилей и схем морали. Но это уже была бы не этика, а некая science des moeurs, выходящая в принципе за пределы задач, свойственных кафедре философии» ^[176]

В вопросах обоснования этики Котарбинский обращался прежде всего к истории и социологии. Поэтому он рекомендовал в поисках моральных критериев руководствоваться широко понятою эмпирией. Именно она предоставляет уверенность в том, что существуют общие для всех моральные свидетельства, а они предполагают очевидность элементарных норм и оценок. Эта очевидность «наблюдаема» совестью, которая в вопросах морали является судом в последней инстанции. Такой взгляд можно объяснить влиянием брентанизма на философию Котарбинского.

Свою нормативную этику Котарбинский определял как этику независимую, имея в виду ее независимость прежде всего от религии. Религия при этом понималась в обиходном значении. Но кроме того независимая этика должна быть независимой от какого-либо мировоззренческого обоснования, безразлично какого – онтологического или эпистемологического.

Выше уже упоминалось, что в представлении Котарбинского этика должна ответить на вопрос: как жить, чтобы заслужить имя порядочного человека? Этот вопрос можно переформулировать как вопрос об основах жизни, заслуживающей уважение. Котарбинский предлагал рассматривать случаи и таких ситуаций, в которых поведение должно квалифицироваться заслуживающим уважения, но совершаемые поступки заслуживают презрения. Обобщенно говоря, можно выделить такие оппозиции, членами которых, с одной стороны, является тип поведения, заслуживающий уважения, а с другой – презрения^[177]. Таким образом, оказывается, что уважают тех, кто придерживается своих принципов, несмотря на то, что из-за них страдают, и осуждают тех, кто из-за страха легко поддаётся угрозам; первые – это герои, вторые – трусы. Ценят людей жертвенных, готовых что-либо сделать для других, а осуждают эгоистов. Уважают справедливых людей, говорящих правду и сдерживающих слово и негативно оценивают тех, кто несправедлив. Самообладание является добродетелью, а недостатком – отсутствие меры и слабоволие. Подводя итоги, получаем следующие члены оппозиции: мужество – трусость, жертвенность – эгоизм, справедливость – несправедливость, владение собой – безволие. Котарбинский пробует найти нечто общее в первых членах оппозиции (мужество, жертвенность, справедливость, самообладание). Ответ таков: мы потому уважаем мужественных, жертвенных, справедливых, владеющих собой и благородных людей, что на них можно рассчитывать как на опекунов, т.е. таких, кто всегда будет защищать тех, кто нуждается в защите. Таких защитников Котарбинский называл вызывающими доверие (spolegliwymi) опекунами. Метод определения мужественного опекуна, используемый Котарбинским, не нов и восходит к Сократу. Подобно Сократу Котарбинский каталогизирует позитивные и негативные ситуации с тем, чтобы очертить обобщенный критерий этики.

Облик мужественного опекуна слишком общ, чтобы в любой житейской ситуации, требующей принятия решения с моральной точки зрения служить путеводителем, а особенно в ситуации, когда возникает конфликт ценностей. Котарбинский противился моральной казуистике и не оставил обширного изложения своей системы этики, представленной в виде подробных указаний. Он считал, что каждый это может сделать сам и ограничился отдельными элементарными пояснениями. Так облик вызывающего доверие опекуна важен не только тогда, когда приняты обязательства, требующие конкретных действий, но и тогда, когда кто-нибудь нуждается в помощи и в наших силах эту помощь уделить. Еще одной сферой применения принципов вызывающего доверие опекуна является этика борьбы, которая предписывает, согласно Котарбинскому, не наносить ударов сверх необходимости.

Котарбинский был, несомненно, моралистом. Известно, что призывы моралистов лишь тогда действенны, когда они сами придерживаются провозглашаемых принципов. Во всех сферах жизни Котарбинский служил примером неразрывности слов и дел. Его семинары были иллюстрацией этических принципов вызывающего доверие опекуна в отношении начинающих заниматься наукой студентов. В многочисленных рецензиях Котарбинский старался подчеркнуть достоинства оцениваемой научной работы несмотря на исходные мировоззренческие позиции автора, часто не согласующиеся с его собственными. Он защищал не только слабых и преследуемых, но и тех, кто нападал на него, часто подло и незаслуженно. После Варшавского восстания в 1944 г. Котарбинского видели в толпе беженцев. Вот как описывает события августа 1944 г. его тогдашний ученик, а затем ассистент Е.Пельц [1994]: «…в толпе раненных и измученных он уходил из горящего и разрушенного города, неся на плечах старушку, которая собственными силами не могла передвигаться. В то время ему было 58 лет, он был ослаблен голодом и недосыпаниями, измучен недавними неудобствами вынужденного нахождения вне дома, наконец, он никогда не отличался физической силой» (s.164). Провозглашаемый Котарбинским идеал вызывающего доверие опекуна не расходился с делом: неразрывное единение этической системы и личных поступков принесло ему не только уважение, но наделило его не поддающимся сомнению моральным авторитетом в обществе. К нему часто обращались за помощью и никто не знал отказа. Такое вспомоществование уравновешивалось другой этической обязанностью – борьбой со злом. Ведь если помощь и опека в трудных ситуациях являются обязанностью, то стремление сделать счастливого еще более счастливым отнюдь таковой не является. В различном подходе к этическим оценкам можно увидеть отличие независимой этики Котарбинского от утилитаризма: независимая этика постулирует борьбу со злом, а утилитаризм – умножение счастья. Важно также и то, что вызывающий доверие опекун не должен ожидать вознаграждения, благодарности и даже похвалы.

Независимая этика была критикована. Прежде всего ею были недовольны те, кто считал основой морали религию. Другие обвиняли этику Котарбинского в минимализме, состоящем в том, что опекунство борется со злом, но не творит добро. Наконец, не совсем ясно как быть в тех случаях, когда нет возможности показать себя вызывающим доверия опекуном, но и не совершаются осуждаемые поступки.