ВВЕДЕНИЕ 45 страница

Созревание предпосылок национально-освободительного движения. В первой тре­ти XIX в. в социально-экономическом раз­витии Британской Северной Америки прои­зошли существенные сдвиги. За это время в Канаду въехало около 0,5 млн. иммигран­тов, и население колоний превысило 1 млн. человек. Утратила былое значение мехоторговля. Основой экономики стали сельское хозяйство фермерского типа, ле­сопильное производство и судостроение. В районе Великих Озер и реки Св. Лаврен­тия в обход порогов была построена систе­ма каналов. Появлялись отдельные цен­трализованные мануфактуры в металлур­гическом производстве, судостроении, бу­магоделательной и хлопчатобумажной промышленности. Однако основной фор­мой промышленного производства в коло­ниях являлись рассеянная мануфактура и мелкое ремесло. Английские промышлен­ные изделия, ввозимые в колонии, душили местное производство и консервировали его отсталые формы.

Аграрная проблема стала одной из главных причин обострения социальных противоречий и роста антиколониальной борьбы. В Верхней Канаде колониальные чиновники, земельные спекулянты, англий­ские дельцы присваивали в больших раз­мерах земли,предназначенные для свобод­ного заселения. Кроме расхищения круп­ных земельных участков, а также их дарения новоявленным земельным арис­тократам колониальная администрация изымала из распределения '/7 часть зе­мельной площади в виде резерва коронных земель и '/7 часть в виде церковного резер­ва для поддержки англиканской церкви. Обширные земельные угодья пустовали в ожидании повышения продажной цены. Свободное фермерство, составлявшее аб­солютное большинство населения вновь ко­лонизуемых районов, требовало ликвида­ции резервного земельного фонда. Однако колониальная администрация еще более затруднила доступ к земле, в \825 г. сво­бодная раздача земель была отменена и вместо нее введена система ее продажи через специально созданные земельные компании.

В Нижней Канаде глубокий кризис пе­реживало сеньориальное хозяйство. Здесь подлинным бедствием стали дробление на­делов и растущее относительное перенасе­ление сеньорий, падение урожайности и пе­риодические недороды. Католическая цер­ковь способствовала консервации отстало­сти и нищеты, запрещая создавать прихо­ды за пределами сеньорий. Сеньориальный строй препятствовал развитию производи­тельных сил и капиталистических отноше­ний. Вызванное этим углубление социаль­ных противоречий сочеталось с обострени­ем национального вопроса в связи с поли­тикой колониальной администрации, ущемлявшей интересы франкоканадцев.

Таким образом, в конце 20-х — начале 30-х годов XIX в. в колониях Британской Северной Америки стали созревать предпо­сылки для подъема национально-освободи­тельной борьбы, а также социальные силы, способные поднять ее знамя. Все более зримо выступало противоречие интересов колониальной администрации, имперских торговцев, земельных спекулянтов и сень­оров, с одной стороны, и поселенцев-фер­меров, цензитариев, мелких торговцев, ре­месленников и местных промышленников, лиц свободных профессий — с другой. Эти социальные конфликты и глубинные проти­воречия колониализма проявлялись в стол­кновениях между исполнительными сове­тами и губернаторами в колониях и выбор­ными ассамблеями; последние стали аре­нами дискуссий и центрами консолидации буржуазно-демократической оппозиции английскому колониальному господству. Появлялась оппозиционная пресса.

Центром антиколониального нацио­нально-освободительного движения стала Нижняя Канада. Здесь уже на выборах в ассамблею 1827 г. выступала оформив­шаяся Партия патриотов во главе с Л. Ж. Папино, которая опиралась на идей­ное наследие Французской революции XVIII в. Платформа движения связы­вала воедино требования национально­го равноправия франкоканадцев и ко­ренных изменений в системе управле­ния, включая создание ответственного перед ассамблеей правительства.

В Верхней Канаде в тот же период оформлялось под руководством У. Л. Макензи радикально-демократиче­ское движение, которое вдохновляли идеи конституции, республиканизма и ответственного правительства. Общ­ность антиколониальных целей демок­ратов обеих провинций, вылившаяся в сотрудничество Папино и Макензи, со­рвала расчеты метрополии на раскол в колониальном обществе по националь­ному признаку. Вопреки политике «раз­деляй и властвуй» в англоязычной и франкоязычной Канадах сложилась традиция сотрудничества демократиче­ских сил.

Восстание 1837—1838 гг. в Верхней и Нижней Канадах. Насилие колониаль­ных властей и многолетняя борьба пре­вратили политические организации патри­отов из партий реформ в партии восста­ния. Непосредственным поводом к воору­женному восстанию послужил приказ колониальных властей об аресте лидеров оппозиции. Важнейшими требованиями восставших в Нижней Канаде (ноябрь) и в Верхней Канаде (декабрь 1837 г.) бы­ли республика, конституция и ответствен­ное правительство. Недостаточная зре­лость объективных условий, громадная территория, нерешительность и несогласо­ванность действий восставших, непосле­довательность ряда лидеров обусловили неудачу этих попыток осуществить «сни­зу» освобождение колоний, добиться са­моуправления и объединения страны. Восстания были подавлены превосходя­щими силами метрополии, лидеры рево­люционных демократов были публич­но казнены или успели покинуть страну.

Последующие вспышки восстаний в 1838 г. также оказались безрезультатны­ми. По своему историческому значению и месту эти восстания в Канаде явились частью общего мирового потока буржуаз­но-демократических и национально-осво­бодительных революций XIX в. Борьба за самоуправление продолжалась в других формах.

Борьба за реформы. Завоевание само­управления в британских колониях. После подавления восстаний английское колони­альное ведомство решило продолжать на­сильственную ассимиляцию франкоканад­цев, поскольку причину восстания оно ус­матривало в конфликте между двумя нациями. Целям такой политики служил Акт о союзе 1841 г., по которому Нижнюю и Верхнюю Канады объединили в одну ко­лонию, назвав ее Канада. В ней учрежда­лась одна ассамблея с одним, английским рабочим языком. Этот закон явился актом грубого произвола и колониального наси­лия. Однако объединение колоний, как и их разделение в прошлом, не принесло Англии желаемых результатов. Группировки ре­форматоров в англоязычной части провин­ции Канада под руководством Болдуина и во франкоязычной части под руководством Лафонтена, продолжая традицию сотруд­ничества, вели борьбу за самоуправление. Постепенно эти реформистские силы упро­чили свои позиции в ассамблее и оттеснили олигархические группы, которые служили многие годы опорой колониальной власти. Последние неоднократно разгоняли ас­самблею в Канаде, но это только множило сторонников партии реформ.

Выборы в ассамблею в декабре 1847 г. дали реформаторам устойчивое «двойное большинство», т. е. большинство в англоязычных и франкоязычных частях объединенной провинции. К этому времени к власти в метрополии пришли либералы, считавшие возможным предоставить само­управление колониям в Британской Север­ной Америке. В связи с итогами выборов в ассамблею губернатор Канады поручил Болдуину и Лафонтену сформировать от­ветственное правительство.

Европейские революции 1848 г. способ­ствовали переходу самоуправления в коло­ниях Британской Северной Америки в руки национальной буржуазии. В Канаде и при­морских провинциях этот переход произо­шел без принятия какого-либо конституци­онного акта, что не умаляло его значения как важного шага на пути к полной незави­симости. Правительство Болдуина — Ла­фонтена провело ряд реформ в области просвещения, в муниципальной и судебной системах, почтовой службе. Однако оно оказалось консервативным в подходе к ре­шению аграрных проблем. Это оттолкнуло от коалиции леворадикальные группировки англоязычной Канады и Квебека и привело к падению в 1851 г. правительства Болдуи­на — Лафонтена.

В начале 50-х годов в борьбе за созда­ние новой правительственной коалиции вы­ступили на первый план новые политиче­ские лидеры национальной буржуазии, связанные с начавшимся железнодорож­ным строительством и с банковско-промы-шленными кругами. Среди этих лидеров выделялись Джон А. Макдональд в ан­глийской Канаде и Жорж Картье среди франкоканадцев. Макдональд был лиде­ром сформировавшейся в это время либе­рально-консервативной партии — главной партии канадской буржуазии того време­ни. В 1854 г. правительство провело законы о ликвидации резерва коронных и церков­ных земель путем их распродажи; тогда же была отменена сеньориальная система во французской Канаде на условиях выкупа крестьянами сеньориальных прав и приви­легий. Реформы и нововведения ускорили в 50-е годы экономическое и социальное развитие Британской Северной Аме­рики.

Проблема объединения колоний Бри­танской Северной Америки. В середине XIX в. в состав британских владений в Се­верной Америке входили колонии: Канада, Новая Шотландия, Нью-Брансуик, остров Принца Эдуарда, Ньюфаундленд, а также отделенная от них тысячами километров Британская Колумбия на берегу Тихого океана. Кроме того, громадная территория между Великими озерами и Скалистыми горами фактически принадлежала Компа­нии Гудзонова залива.

Разобщение колоний многие десятиле­тия было основным направлением англий­ской колониальной политики. Однако в начале 60-х годов Англия сама взяла курс на слияние колоний. К этому побуждала изменившаяся международная и внутрен­няя обстановка в Британской Северной Америке.

Важнейшей внутренней причиной акти­визации движения за объединение колоний было стремление национальной б^рж^азии Канады овладеть внутренним рынком, сло­мав таможенные перегородки между про­винциями. В этом же направлении действо­вали железнодорожные магнаты и разного рода подрядчики, богатевшие на бурном железнодорожном строительстве: в 1850 г. в Канаде было всего 80 км желез­ных дорог, а к 1867 г.— более 3500 км. Это строительство, вызвавшее к жизни множе­ство смежных производств, знаменовало вступление Канады в эпоху промышленно­го переворота. Однако построенные желез­ные дороги, покрыв сетью внутренние рай­оны, особенно производившие товарное зерно и лесоматериалы, не решали пробле­мы выхода на внешние рынки. Идея объединения колоний связывалась с пла­ном строительства трансколониальной же­лезной дороги от Квебека к незамерзающе­му порту Галифакс. Необходимость объединения колоний и предоставления им полноты внутреннего самоуправления оп­ределялась также ходом англо-американ­ской борьбы, проявившейся с большой силой во время Гражданской войны в США.

Таким образом, давление группировок национальной буржуазии британских ко­лоний, опасение объединения их «снизу», угроза экспансии со стороны США и стра­тегические цели Англии (укрепление пози­ций на Тихом океане и на севере Атланти­ки) заставили правящие круги метрополии отказаться от политики «разделяй и власт­вуй» и согласиться на объединение коло­ний и расширение их внутреннего самоуп­равления. Совпадение интересов метропо­лии и канадской национальной буржазии, не склонной ввиду своей слабости и угрозы с юга порывать тесных связей с англий­ским капиталом, предопределило компро­мисс 1867 г., выразившийся в создании канадской конфедерации.

Образование Доминиона Канада. Вы­работка условий союза колоний и террито-риалъно-нолшичеслое ofrbfcAWAftttwfc -гро­мадной территории от океана до океана в рамках канадского централизованного государства заняли почти десять лет (1864—1873). В октябре 1864 г. в город Квебек съехались 33 представителя всех провинций (впоследствии их назвали «от­цами конфедерации»), которые согласова­ли 11 р^олто\х™, ст&ъиил осноъсж ъ&изд-ской конституции.

Парламент Великобритании, чтобы не раздражать южного соседа, в нарочито рутинной манере утвердил в марте 1867 г. Акт о Британской Северной Амери­ке, в котором новое государство называ­лось «Доминион Канада» (слово «домини­он» означало «владение» и было заимство­вано из религиозного псалма). Вступление конституции в силу 1 июля 1867 г. означа­ло рождение в Северной Америке нового государства, в котором устанавливалась парламентарная монархия (главой ее офи­циально признавалась английская короле­ва, представленная в Канаде генерал-гу­бернатором). В состав Канады вошли в качестве провинций франкоязычный Кве­бек и англоязычные провинции Онтарио, Новая Шотландия, Нью-Брансуик. В кон­ституции 1867 г. не нашел, однако, призна­ния двунациональный характер канадско­го государства, не было провозглашено равноправие франкоканадской нации. Квебек рассматривался лишь как одна из провинций. Конституция разграничивала правомочия федерального и провинциаль­ных правительств и соответствующих зако­нодательных органов. В компетенцию фе­дерального парламента и, следовательно, центрального правительства входили во­просы общегосударственного значения. Правомочия провинций ограничивались вопросами местного управления, имуще­ственных и гражданских прав в провин­циях, местного налогообложения, содер­жания тюрем и школ и пр.

В первое правительство Канады, возг­лавленное Джоном А. Макдональдом, вошли представители четырех провинций, почти все из числа «отцов конфедерации». Премьер-министр приложил немало сил, чтобы сформировать коалиционное прави­тельство, представлявшее региональные интересы и два главных формирующихся политических течения — консерваторов

Правительству предстояла большая работа по созданию государственно-пра-

вовой надстройки, принятию законов о на­логах, строительстве железных дорог, аграрной и иммиграционной политике и т. д. Но самой главной и трудной была задача объединения в рамках государства громадных территорий Запада, а также других провинций, оставшихся вне перво­начально созданного союза.

Британская Колумбия присоединилась к конфедерации в 1871 г. с условием, что федеральное правительство построит трансконтинентальную железную дорогу. Необходимым условием этого был выкуп у Компании Гудзонова залива территории от Великих озер до Скалистых гор. Такая сделка была совершена. Присоединение к конфедерации в 1870 г. провинции Мани­тоба и в 1873 г. острова Принца Эдуарда завершило территориально-политическое объединение Канады в ее современных го­сударственных границах (Ньюфаундленд присоединился в 1949 г.).

Объединение колоний и образование единого государства под руководством на­циональной буржуазии означало заверше­ние в основном буржуазной революции в Канаде. Этот процесс осуществился «свер­ху» на основе компромисса основных груп­пировок канадской национальной буржуа­зии с метрополией, без драматического обострения классовых противоречий и борьбы буржуазных фракций. Господству­ющей англоканадской буржуазии не при­ходилось вести ожесточенную борьбу с фе­одализмом (как это имело место в странах Европы) или с рабством (как это имело место в США). Отсюда ее консерватизм, усиленный еще ее изначальной экономиче­ской слабостью и устойчивыми монархиче­скими привязанностями, боязнью экспан­сии США, отсюда и ее верноподданниче­ское согласие признать за метрополией внешнеполитический суверенитет и даже право толковать конституцию и изме­нять ее.

Глава

Возникновение научного коммунизма. Зарождение коммунистического движения

Исторические предпосылки возникно­вения научного коммунизма. Ко второй по­ловине 40-х годов XIX в. относится появле­ние научной теории пролетариата, велико­го революционного учения — марксизма, которому предстояло сыграть роль могуче­го духовного оружия рабочего класса в борьбе за коммунистическое преобразова­ние общества. К этому времени капитали­стический строй утвердился в экономиче­ски развитых странах, в них совершалась промышленная революция, в результате которой появился фабрично-заводской, сконцентрированный на производстве ра­бочий класс. Порожденные капитализмом классовые противоречия обнажились и до­стигли уже значительной остроты. Проле­тариат переходил от незрелых форм сопро­тивления капиталистическому гнету (бун­ты, волнения, разрушение машин) к более организованной борьбе (создание профес­сиональных союзов в Англии, нелегальных рабочих обществ во Франции, основание в 1836 г. Союза справедливых — объедине­ния немецких рабочих и ремесленников, эмигрировавших во Францию, Швейца­рию, Англию). Рабочие вели не только эко­номическую борьбу, в 30—40-е годы XIX в. возникло уже и политически са­мостоятельное движение. В ряде револю­ционных выступлений — лионские восста­ния 1831 и 1834 гг., восстание силезских ткачей 1844 г. и особенно мощное, полити­чески оформленное чартистское движение в Англии — рабочий класс проявил себя как грозный противник буржуазных поряд­ков. Становилась все настоятельнее по­требность в теоретическом осмыслении классовых устремлений пролетариата.

Теоретической основой идеологии рабо­чего класса, его идейным знаменем могла стать только такая передовая теория, кото­рая служила эффективным средством про­тиводействия влиянию на рабочих буржу­азной и мелкобуржуазной идеологии, обес­печивала достижение идейного единства рабочего движения, сплачивала его не только в национальных, но и в междуна­родных масштабах.

Марксистское учение имело интернаци­ональные корни. В, нем сконцентрирова­лись результаты научного анализа капита­лизма, буржуазного строя в целом, общест­венных процессов, ареной которых явля­лись все страны мира. В нем воплотилось все наиболее передовое, что дало к тому времени развитие мировой науки и культу­ры. Не случайным было и то обстоятельст­во, что родиной создателей этого учения, Карла Маркса и его соратника Фридриха Энгельса, оказалась Германия. В 30—40-е годы XIX в. общественная жизнь этой страны отличалась особенно сложным пе­реплетением социальных и политических противоречий. Развитие капитализма про­исходило здесь в условиях сохранившихся устойчивых пережитков феодализма. Неу­дивительно, что умы наиболее передовых представителей немецкой общественной мысли все больше занимали жгучие вопро­сы современности, в том числе социальные последствия установления капиталистиче­ских отношений как в передовых странах, так и в полуфеодальной Германии.

Теоретические источники марксизма. Утопический социализм XIX в. Учение Маркса явилось вершиной предшествую­щего развития мировой науки и культуры.

И в процессе своего формирования, и в хо­де своего дальнейшего обогащения оно по­стоянно опиралось на прочный фундамент человеческих знаний, в том числе на про­гресс естествознания, в результате которо­го были подорваны идеалистическое истол­кование природных явлений и восприятие их в неподвижном, изолированном друг от друга виде. «Все то, что человеческою мыслью было создано,— писал В. И. Ле­нин о Марксе,— он переработал, подверг критике, проверив на рабочем движении, и сделал те выводы, которых ограниченные буржуазными рамками или связанные бур­жуазными предрассудками люди сделать не могли» '.

Тремя главными теоретическими источ­никами марксизма Ленин считал классиче­скую немецкую философию, особенно тру­ды Георга Вильгельма Фридриха Гегеля и Людвига Фейербаха, учение английских экономистов-классиков Адама Смита и Давида Рикардо, взгляды великих социа­листов-утопистов Анри Сен-Симона и Шарля Фурье во Франции и Роберта Оуэна в Англии.

Величайшей заслугой Гегеля явилось утверждение взгляда на мир как на нечто находящееся в непрерывном движении и видоизменении. Этот процесс, согласно Ге­гелю, происходит по законам диалектики, в результате противоборства противоречи­вых начал, путем перерастания количе­ственных изменений в качественные и скач­кообразного перехода от одного качествен­ного состояния в другое. Правда, диа­лектика Гегеля базировалась на идеали­стическом представлении о первичности и главенстве некой «абсолютной идеи» или «абсолютного духа».

В противовес Гегелю материалист Фей­ербах доказал, что духовная сфера не яв­ляется первоосновой природных явлений, что природа существует независимо от че­ловеческого сознания. Однако вместе с идеализмом Гегеля Фейербах отбросил и его диалектику. Материалистические воз­зрения Фейербаха отличались созерца­тельностью, недооценкой взаимодействия человека и природы, роли человеческой практики. В толковании общественных яв-

лений он оставался идеалистом, природу человека рассматривал с абстрактно ан­тропологических позиций, вне связи с со­циальными отношениями.

Главным достижением классиков ан­глийской политической экономии Смита и Рикардо была разработка трудовой теории стоимости в качестве основы для анализа экономических отношений. В своих трудах они дали реалистическое описание эконо­мической структуры буржуазного общест­ва. Но вскрыть эксплуататорскую сущ­ность взаимоотношений между капитали­стами и рабочими они не смогли. Буржуаз­ная ограниченность помешала им постиг­нуть исторически преходящий характер капиталистического строя, в котором они видели воплощение вечных естественных законов.

Предшественниками научного комму­низма явились великие социалисты-утопи­сты XIX в. Социалистическая мысль к это­му времени достигла большей зрелости по сравнению с ранними утопиями, возникав­шими на заре капитализма и в первые сто­летия его становления, отражавшими чая­ния городских и сельских низов, наемных тружеников эпохи мануфактурного капи­тализма — предшественников рабочего класса, их стремления к социальному осво­бождению и равенству. Новые социалисти­ческие идеи отличало от прежних утопий то, что они появились в период промышлен­ной революции и возникновения зрелого капитализма с его фабричной системой; их создатели критиковали конкретные сторо­ны складывавшейся капиталистической системы, такие ее пороки, как анархия производства, беспощадная конкуренция, рост паразитизма немногих и обнищания масс, угнетение труда капиталом, безрабо­тица и т. д. Маркс и Энгельс недаром опре­делили воззрения Сен-Симона, Фурье и Оуэна как «критически-утопический социа­лизм и коммунизм»².

На новой стадии утопический социа­лизм приобрел большую философскую глу­бину. Сен-Симон, Фурье и Оуэн сделали значительный шаг вперед в теоретическом обосновании необходимости коренного преобразования существующего строя на началах социалистической ассоциации. Переход к социализму они пытались вывес­ти из общих законов общественной эволю­ции, которые истолковывались ими, одна­ко, в идеалистическом духе, как результат либо прогресса человеческого разума (Сен-Симон), либо процесса улучшения природных свойств человека, его страстей (Фурье), либо нравственного усовершен­ствования людей (Оуэн).

Немало проницательных догадок было высказано великими социалистами-утопи­стами относительно будущего общества. Осуждая буржуазную цивилизацию, они не перечеркивали таких ее плодов, как раз­витие науки и техники. В противовес пре­жним авторам утопических изображений идеального общественного устройства, ко­торые могли представить его чаще всего лишь на базе ручного ремесленного и крестьянского труда, великие социалисты-утописты сознавали значение крупного об­щественного производства и технического прогресса. Социализм мыслился ими как строй, способный обеспечить возрастаю­щие потребности членов общества. Этот взгляд способствовал преодолению грубых уравнительных и аскетических тенденций прежней социалистической мысли. Вели­кие социалисты-утописты предвидели уничтожение при социализме эксплуата­ции, превращение государства из орудия управления людьми в орудие организации производства — управления вещами и т. д.

И тем не менее они не смогли подвести под социалистическое учение научную ос­нову. Они не смогли открыть подлинных закономерностей общественного развития, указать реальный, а не фантастический путь переустройства общества. В. И. Ле­нин указывал, что утопический социализм «... не умел ни разъяснить сущность на­емного рабства при капитализме, ни от­крыть законы его развития, ни найти ту общественную силу, которая способна стать творцом нового общества» ³. Объек­тивно отражая первые смутные порывы формировавшегося пролетариата к социа­листическому преобразованию, представи­тели критически-утопического социализма и коммунизма не сумели распознать в нем не только самый обездоленный класс, но и революционного преобразователя обще­ственного строя, постигнуть историческое значение его классовой борьбы с буржуа­зией. Со своими проектами они обраща­лись в первую очередь к самим имущим, нередко к властям, стараясь внушить им мысль о выгодности для всех классов своей социалистической системы. Лишь Оуэн и его последователи вели агитацию среди рабочих, в то же время уповая и на помощь собственнических слоев. Эта проповедь классового сотрудничества, отрицание по­литической борьбы и в целом революцион­ных методов достижения социалистиче­ских целей, ориентация на мирное просве­тительство и социальное экспериментиро­вание в рамках капитализма составляли наиболее незрелые стороны мировоззрения великих социалистов-утопистов.

Утопические теории этих великих мыс­лителей и других социалистов 30—40-х го­дов XIX в. не создали единой универсаль­ной системы взглядов. По самой своей при­роде они не могли выработать цельного социалистического мировоззрения. Они развивались в виде различных течений и школ, отличавшихся в целом оторванно­стью от реальной борьбы пролетариата.

⁴ См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 312. Т. 21. С. 215. Т. 22. С. 532.

Известный шаг к преодолению отрыва социалистической мысли от формировав­шегося рабочего движения был сделан пред­ставителями того направления, которое Ф. Энгельс определил как «рабочий комму­низм», добавляя к этому названию эпитеты «стихийный» и «утопический» ⁴. «Рабочий коммунизм» не представлял собой единого течения. В нем существовали также нацио­нальные оттенки, различия в толкованиях будущего общественного устройства и спо­собов его осуществления. К этому направ­лению можно отнести возникший в 30— 40-х годах революционный коммунизм О. Бланки и Т. Дезами во Франции, немецкий революционный коммунизм В. Вейтлинга, А. Беккера, К. Шаппера, получивший распространение также среди немецких рабочих-эмигрантов в Швейца­рии, Англии и США. Общей чертой провоз­вестников «рабочего коммунизма» явилось то, что их взгляды в большей или меньшей степени отразили появление коммунисти­ческих и революционных устремлении сре­ди самих рабочих, проблески социалисти­ческого сознания в стихийно развивавшем­ся рабочем движении.

В идейном отношении «рабочий комму­низм» во многом воспринял учение крити­чески-утопического социализма и комму­низма, а также и некоторые более ранние традиции утопической мысли, в первую очередь наследие Г. Бабёфа. Существен­ным прогрессом было признание большин­ством идеологов «рабочего коммунизма» революции как единственного способа из­бавления человечества от эксплуатации. Революция понималась ими по-разному. Одни (Бланки и Дезами) толковали ее как политический переворот, совершенный энергичным меньшинством, которое уста­навливает революционную диктатуру и из рук которого трудящиеся принимают план справедливого общественного строя, дру­гие (Вейтлинг) понимали ее как стихийный бунт обездоленных масс. В революционно-коммунистическом переустройстве общест­ва известное местоютводилось пролетариа­ту, хотя он не был выделен из общей массы угнетенных. Представители этого направ­ления так и не смогли возвыситься до под­линного понимания роли рабочего класса в борьбе за коммунизм.

Будучи теоретическим выражением еще только оформлявшегося и набиравше­го силу в ходе промышленной революции рабочего движения, «рабочий коммунизм» отобразил присущие пролетарской борьбе на этом этапе неразвитость, разрознен­ность и сектантскую направленность. Иде­ологи «рабочего коммунизма» были дале­ки от научного восприятия общественных процессов, законов развития классовой борьбы. В их взглядах сохранилось нема­ло фантастических элементов, присущих учению великих социалистов-утопистов, а в некоторых случаях наблюдались и воз­врат к уравнительным идеалам утопистов прошлых столетий, тяготение к религии и мистике.

По мере роста рабочего движения уто­пический социализм во всех его многооб­разных теориях из источника просвещения рабочих все больше превращался в препят­ствие для формирования их классового со­знания, отвлекая их от освободительной борьбы иллюзорным социальным прожек­терством. Воззрения великих социалистов-утопистов вульгаризировались их последо­вателями и эпигонами, их учение приспо­сабливалось к идеологии непролетарских

происходила также по линии усиления свойственных ему сектантско-догматиче-ских черт, все большей утраты им почвы в реальном рабочем движении, сближения с различными формами мелкобуржуазной идеологии. Лишь наиболее передовые при­верженцы этого направления, испытав впоследствии влияние идей научного ком­мунизма, стали переходить на его позиции, как это произошло, в частности, с рядом деятелей Союза справедливых.

Выразителем подлинных интересов ра­бочего движения на всех последующих этапах его развития социалистическая мысль могла стать только при условии пре­вращения социализма из утопии в науку. Только научная социалистическая теория была в состоянии определить действитель­ные цели и задачи освободительной борьбы пролетариата, выработать основы страте­гии и тактики этой борьбы, ее организаци­онные принципы, теоретически обобщить ее опыт и постоянно пополнять идейно-теоретический арсенал рабочего класса. Такую теорию можно было бы создать лишь на базе глубокого, всестороннего синтеза рациональных идей утопического социализма, освобожденных от всего дог­матического и доктринерского, с достиже­ниями научной мысли в других областях, в первую очередь в области философии и политической экономии. Задача при этом заключалась не в простом соединении этих трех основных источников революционной теории. Необходимо было их критически переработать, создать на этой основе ка­чественно новое учение, обладающее спо­собностью непрерывно развиваться и со­вершенствоваться. Создание такого уче­ния — универсального орудия познания и преобразования мира — означало под­линный революционный переворот во взглядах на природу и общество. Этот ве­ликий научный подвиг мог оказаться по плечу только гениальным мыслителям, со­четавшим огромные энциклопедические знания с революционной смелостью мысли и страстным стремлением отстаивать инте­ресы угнетенных. Такими мыслителями и были основоположники научного комму­низма Карл Маркс и Фридрих Энгельс.