Раздел II. Структура, методы и методология естествознания 4 страница

Часто основной упрек здравому смыслу состоит в указании на его консерватизм, «косность». Но, во-первых, один из принципов, образующих список методологических ценностей науки, а именно, принцип привычности имеет другое название – принцип консерватизма, и, во-вторых, что более важно, разве консерватизм всегда негативное определение? Консерватизм настаивает на традиции, но самая прочная и универсальная традиция – реальность. Утрата связи с реальностью означает конец адаптивных целей и приложений науки. Хочется присоединиться к тем авторам, которые здравый смысл представляют как неформальный, неопределенный, «неэксплицированный», но все же эффективный критерий рациональности всякого познания, оценки, решения и действия.

Он совершенно стихийно, спонтанно кристаллизует исторически и социально конкретное понимание меры ясного и неясного, возможного и невозможного, действительного и желаемого, осмысленного и бессмысленного, внятного и невнятного и пр. Критерии здравого смысла размыты, неопределенны, неявны, но они внятны, они работают тысячелетиями.

В режиме «нормальной науки» (Т. Кун), когда формализованный понятийный дискурс осуществляет экстенсивную экспансию знания на все новые и новые предметные области, роль здравого смысла как основания научного знания, видимо, никак не проявляется. Не так в периоды экспанетного роста «аномалий» и кризиса теории. В этой нервной, неопределенной неформализуемой ситуации альтернативного выбора среди множества новых, конкурирующих гипотез, претендующих на объяснение непривычных фактов, аномалий, формальные и стандартно-определенные критерии правильности перестают выполнять свою функцию. Действительно, ведь выбор осуществляется из числа принципиально новых, еще слабо подтвержденных гипотез. В такие кризисные периоды, когда сложившиеся методологические ориентиры не работают, одним из оснований для выбора, а значит, и для стратегии дальнейшего развития становится здравый смысл. Видимо, в этом сюжете эпистемология доросла до плодоносного противоречия, которое состоит в том, что здравый смысл реализуют свою социально культурную и нормативную роль в научном прогрессе посредством «размытых», неопределенных часто противоречивых понятий. Необходимы систематические исследования социально-психологических, культурных механизмов подобного мировоззренческого режима.

Несомненно то, что здравый смысл – продукт культуры во всей тотальности ее проявлений – и аккумулировал множество общедоступных, в значительной мере неявных в силу их очевидности и повседневности принципов выбора правил, способов действия или «отказов» от действий, моральных убеждений и пр., которые выдержали великие и многовековые всевозможные проверки в культуре, и их можно оценивать как «человеческие универсалии». (М. Вартоловский).

Научная картина мира

Предпосылочное знание, которое было охарактеризовано, существует в форме относительно самостоятельных ценностно-мировоззренческих принципов: идеологических, философских и т.д. Но существуют и интегральные сложноорганизованные основания – научная картина мира, стиль научного мышления и др. Любое предпосылочное знание реализуется в форме ценностных (социальных, культурно-исторических и пр.) установок сознания, задает формат деятельности субъекта научного познания.

В картине мира как основания научного познания мыслится не субъективно-индивидуальная, невоспроизводимая форма реализации познавательной деятельности, но исторически конкретная, особенная субъектность знания, обусловленная сформировавшимся социально-историческим контекстом деятельности (цивилизация, эпоха, страна). Этот определенный исторический контекст эпистемология выявляет, систематизирует, структурирует и понятийно представляет в терминах научной картины мира. Речь, таким образом, идет не об индивидуально неповторимом, а о характеристиках субъекта деятельности как индивида некоторой определенной культурно-исторической эпохи (общности), его типичных общезначимых, тиражированных в данном сообществе ценностно-культурных ориентирах.

Научная картина мира обычно понимается в эпистемологических исследованиях как интегральное понятие, образующее универсальную мировоззренческую основу научного познания. Оно формируется как результат спонтанного взаимодействия и взаимовлияния научных аксиологических, философских антропологических и обыденных представлений, как результат («твердый остаток») осмысления фундаментальных онтологических констант: природы, общества, человека как субъекта познания, его возможностей и пределов.

Научная картина мира реализуется как неявная составляющая исторически особенных форм познавательной деятельности и социальной практики той или иной эпохи, взятой во всем ее объеме. Как и любая другая познавательная форма, научная картина мира схематизирует и форматирует действительность, задает координаты существенного в действительности и таким образом ориентирует субъекта познания в онтологическом многообразии на основополагающие структурные связи действительности, адаптивно полезные субъекту данной исторической эпохи (общности).

Как и другие ценностно-мировоззренческие формы знания, картина мира представляется сложной для исследования в силу неявного характера своих проявлений в научном познании: существует в виде оговорок, необязательных замечаний в текстах, публичных и кулуарных обсуждениях общего характера, случайного незапланированного фрагментарного обсуждения научного и методологического контекста некоторой теории и пр.

Специальные, методологические корректные усилия по экспликации содержания данного понятия стали предприниматься эпистемологическим сообществом только во второй половине ХХ в., но и теперь для многих научная картина мира слишком метафорична, чтобы занять свое понятийное место в структуре теории знания.

Представляется возможным представить противоположные позиции понятийного статуса картины мира как обладающей собственным специфическим содержанием в виде вопроса: «понятие пока метафорично или же оно по природе своей метафора?». Действительно должный логико-методологический анализ выявляет многозначность и философско-мировоззренческую неоднозначность (с точки зрения эпистемологии). Так, понятие «наука» для многих логико-методологических фундаменталистов применимо только к позитивной науке (естествознание и точные науки), но не к рефлексивному, гуманитарному знанию. Но тогда о какой «картине» может идти речь? Термин «картина» прочно связывается с чувственно-наглядным представлением. В лучшем случае «картина мира» может существовать только на общем интуитивно-содержательном уровне, недоступном для процедуры экспликации содержания данного понятия.

Историко-философские ретроспективы легко обнаружат понятие «мир», органично существующим в составе принципиально различных философских, научных, культурологических и прочих традиций.

М. Хайдеггером была предпринята серьезная попытка уточнить понятийное содержание термина «картина мира», но, по авторитетному мнению Л.А. Микешиной, успешная и плодотворная в общефилософском формате, она не имела видимых эпистемологических, специально-методологических продолжений и не имела консенсуальной поддержки научного сообщества.

Сомнения в понятийном статусе научной картины мира и переход науки, а значит, и эпистемологической рефлексии в постнеклассический режим привели к тому, что в современной литературе появилась выраженная тенденция к вытеснению «картины» более нейтральными терминами: модель мира, интегральный образ, картина реальности, онтологическая схема. Познавательные доминанты постнеклассической науки (антропологизм, контекстуальность знания, экологическая и гуманистическая ценность научной информации и др. значительно расширяют перечень вышеназванных понятий, замещающих метафоричную «картину мира»). В терминах «онтологической схемы» и пр. понятий данного ряда мыслятся как целое не только фундаментальные естественно-научные представления (взаимосвязь пространства и времени, каузальность разного режима, законы природы, дискретность и континуальность и пр.), но все чаще интегрируются антропологические и социально-культурные элементы: характеристики деятельности и коммуникации, познавательные инициативы, социо-культурные структуры и пр. элементы организации субъекта познавательной деятельности.

Эволюция «научной картины» к «онтологической схеме» обусловлена, видимо, двумя направлениями в развитии данной формы предпосылочного знания. Первое обстоятельство – объективная тенденция постнеклассической науки к образованию принципиально новых интегральных (синтетических) форм знания в условиях прогрессирующего роста междисциплинарных исследовательских проектов. Вторая тенденция проявляется в стремлении, изменяя лексику, осуществить содержательный переход от «картины мира» как эвристически полезного образа к органичной для развитой рефлексии логической (понятийной) форме знания, представляющей мир в его противоречивой субъект-объектной целостности.

В любом лексическом оформлении, в любом историческом режиме наглядности (от образцов и моделей до «операционной наглядности», введенной соотношениями конструктивных принципов и методологических алгоритмов в современных «интегральных схемах», исследовательских программах) научная картина мира принимается как мировоззренческий каркас научной работы, систематизирующий знание, задающий видение предмета, определяющий особенности научных фактов и организацию теоретических построений, исследовательских программ. В этом своем мировоззренческом качестве картина мира обеспечивает междисциплинарную трансляцию фундаментальных, креативных идей и принципов и является органичной (собственно научной) основой бурно растущей интеграции наук.

«Научная картина мира»

и основные исторические этапы развития науки

Обычно выделяют три этапа в исторической эволюции картины мира, которые в основном соответствуют специфическим научным формам. Они были представлены в начале данной главы в формате исторической (диахронной) типологии науки, а именно: классическая, неклассическая и постнеклассическая наука.

1. Картина мира зарождающейся современной науки, которую можно назвать механистической (редукционистской). Мировоззренческий скелет данной формы – механицизм дисциплинарно синкретичной (нерасчлененной) науки. Общенаучная основа знания образуется редукцией, то есть сведением явлений различной природы к механическим.

2. Растущая дисциплинарная определенность науки приводит к формированию специально-научных картин мира с их собственными, специфическими дисциплинарно-ориентированными онтологическими предпосылками.

3. Современное состояние картины мира понимается как «восстановление общенаучной картины мира как единого системного образа Универсума», формирующееся в единстве и многообразии различных дисциплинарных онтологий, и в процессе беспрецедентного роста междисциплинарных исследований, методологических и прочих взаимосвязей[34].

Темы докладов и рефератов:

1. Многообразие типов научного знания.

2. Соотношение эмпирического и теоретического уровне естественно-научного познания

3. Теоретические модели как элемент, внутренней организации научной теории

4. Естетственно- научный факт

5. Парадигма и идея

6. Основания, идеи и нормы естествознания

Глава 5

НАУЧНОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ, ПОНИМАНИЕ И

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ЯВЛЕНИЙ ПРИРОДЫ

Объяснение как универсальная познавательная процедура

Современная теория знания^[35] рассматривает объяснение и понимание как дополняющие, взаимостимулирующие друг друга универсальные мыслительные операции, проявляющие себя в любых научных дисциплинах как гуманитарных, так и естественных.

Идентификация объяснения как мыслительной процедуры, однозначно приписанной исключительно к естественным наукам, трактовка объяснения как единственной, основной функции «позитивных наук» (позитивизм и его исторические продолжения), а понимания как задачу исключительно гуманитарного знания (герменевтики) в серьезной учебной, тем более научной литературе, отходит в прошлое. Сейчас становится общепризнанным тезис о том, что объяснение и понимание являются универсальными логическими операциями, которые обосновывают и систематизируют знание и присутствуют в любой сфере человеческой деятельности и коммуникации.

Как было показано в предшествующих главах, наука в современном смысле этого слова (science) как форма сознания, предполагающая систематически организованное установление законов, по которым функционируют без личностные природные автоматизмы, начала складываться всего триста лет тому назад. Объяснение же, надо полагать, является атрибутом любого мышления. Было бы неправильным связывать объяснение только с научными законами, естественными или общественными, выражающими, если следовать эссенциалистской традиции, необходимые связи явлений. В основе объяснения могут быть и чаще всего бывают случайно истинные обобщения, которые законами науки не являются, а большинство никогда ими не станет, но которые ситуативно приемлемы, адаптивно полезны.

Кроме того, объяснение универсально и применяется во всех сферах мышления, науки же и, прежде всего естественные науки ориентированы на рафинированную форму объяснения – номологическое объяснение. Полезно, однако, помнить: между необходимыми утверждениями и случайными обобщениями, законами науки и общими утверждениями, по своей структуре тождественным законам, но законами не являющимися, то есть случайными обобщениями, не найдено (и есть большие сомнения, что в принципе может быть найдено) четкой критериально определенной грани.

Понятие закона природы, тем более общественного закона, вообще не имеет ясного, четкого, общепризнанного в научном сообществе определения. Несомненно одно – общие утверждения лишь постепенно приобретают статус научных законов, и сам процесс обретения статуса научности связан как раз с «объяснительными» возможностями некоего общего утверждения, практики его использования в многообразных объяснениях конкретных явлений, событий, состояний и т.п. Упрощенная схема «сначала закон, потом объяснение посредством данного закона» закрывает многосложный, диалектически противоречивый характер познавательных процессов, по существу, устраняет вопрос о генезисе самих научных законов. Наука предстает единственным источником, демиургом объяснения посредством закона: «сначала был закон, а закон был у науки и закон был наукой». Кроме того, общие утверждения как приобретают статус научных законов, так и утрачивают его в ходе исторической эволюции науки и практически-познавательной деятельности в целом. Многие общие утверждения переходят в разряд случайно истинных обобщений, а некоторые даже получают негативный статус «заблуждений эпохи». Объяснения – слишком ценная атрибутивная операция мышления, и ее не следует ставит! в жесткую зависимость от понятия научного закона, который не имеет консенсуально принятого определения.

Схема классического научного объяснения

Наиболее распространена и практически общепризнана, так называемая, дедуктивно номологическая модель (схема) научного объяснения, которая была впервые дискурсивно – отчетливо сформулирована К. Поппером и существенно развита К. Гемпелем.

Так, причинное объяснение некоторого события, согласно К. Попперу, означает дедуктивное выведение описания события, в котором посылками выступают один или несколько универсальных законов совместно с определенными сингулярными высказываниями, отражающими начальные условия процесса. И известного общего положения, имеющего статус закона, и единичного утверждения истинность которого установлена должным образом, делается вывод о необходимом характере некоторого события.

С формально-логической точки зрения схема номологического объяснения есть логический вывод по форме утверждающего модуса, основание которого называют экспланансом, а следствие, заключение - экспланандумом Требование логической корректности данной схемы заключается в том, что эксплананс должен включать в себя как минимум одно общее утверждение, а экспландум должен быть необходимым логическим следствием из эксплананса. Возможны различные модификации основной схемы, принципиально не меняющие ее структуру. Например, экспланансом может быть не одно, а несколько общих и единичных утверждений, а вывод может представлять собой не одно утверждение, но последовательность утверждении.

Возможен экспланандум, состоящий не из частного утверждения, представляющего описание отдельного явления, но выраженный общим утверждением или даже совокупностью логически взаимосвязанных положений некоторой теории.

К. Гемпель предложил индуктивно-вероятностную модификацию данной схемы, в которой в качестве посылки выступают общие положения статистического характера, а содержание экспланандума образует утверждение, определяющее соответственно не необходимость, а только вероятность наступления события.

Общую схему дедуктивно-номологического объяснения обычно представляют следующим образом.

Общие утверждения (законы)

+ эксплананс

Утверждения о начальных

(антецедентных) условиях

___________________

логическая дедукция описание объясняемого явления

экспланандум

Достоинство объяснения канонической дедуктивно-номологической формы состоит в том, что объясняемому явлению придается необходимый характер, логическая дедукция обеспечивает переход от истинных посылок к необходимо истинному заключению. Другими словами, при дедуктивно-номологическом объяснении указывается причина и условие существования некоторого явления и, если причина имеет место, то с необходимостью должно существовать и ее следствие. Но общее утверждение эксплананса должно быть законом природы, выражать необходимую связь явлений, и только в этом случае объяснение будет корректным. Затруднение, однако, состоит в том, что, как это было показано выше, требуется значительное время и усилие для того, чтобы отличить закон науки от случайно истинного обобщения: чисто формальных различий они не имеют, и дело решает неформальная и содержательная, систематическая предметно-научная и предметно-производственная практика, верифицирующая и фальсифицирующая результаты познавательной деятельности.

Сильное и слабое объяснение

Имеется два типа объяснения. Классическое номологическое объяснение основано на законе. Однако в науке не менее широко распространен иной тип объяснений, которые опираются не на общие законосодержащие утверждения, а на утверждения о причинно-следственной (каузальной) связи. Каузальное объяснение может быть как дедуктивным, так и индуктивным.

Дедуктивное объяснение (номологическое или каузальное) принято называть сильным объяснением; индуктивное, правдоподобное каузальное объяснение – слабым объяснением.

Пример сильного, то есть дедуктивного, каузального объяснения:

Если автобус поедет в режиме экспресса, мы успеем на семинар.

Автобус поехал экспрессом, следовательно, мы успеем на семинар.

Это дедуктивное рассуждение, одно из посылок которого является утверждение о зависимости нашего участия в семинаре от режима хода автобуса; другая посылка – утверждение о реализации причины. В заключении утверждается, что следствие также будет иметь место.

Примером слабого, индуктивного объяснения может быть следующее рассуждение:

Если воду нагреть до 100 °С, то она закипит.

Вода кипит.

Значит, воду, по всей вероятности, нагрели до 100 °С.

Это правдоподобное, индуктивное рассуждение, первая посылка которого утверждает причинно-следственную связь между состоянием воды и ее температурой, а вторая фиксирует наличие следствия этой связи. В заключении утверждается, что причина, обычно вызывающая такие следствия, вероятно, имела место.

Объяснение, подводящее исследуемое явление под действие общего закона, конечно, не универсально. Предметное поле науки постоянно расширяется, растет многообразие исследуемых наукой явлений. Очевидно, что в случае изучения принципиально нового для науки объекта речь не может идти об установлении универсальных законов природы или общества, а только об обнаружении некоторых зависимостей, в том числе и причинно-следственных зависимостей, втянутого в познавательное отношение объекта.

Нет никаких оснований утверждать, что любая научная дисциплина, независимо от ее предметного своеобразия и этапа ее зрелости, способна дать объяснение, основанное на законах. В теории знания существует хорошо обоснованная позиция, которую можно назвать научной эпистемологической традицией, согласно которой многие науки (история, политология, психология и т.п.) не устанавливают никаких законов, а хорошо подтвержденные обобщения социологии и экономической науки имеют существенно иную природу, нежели естественно-научные законы. Но даже ревностные сторонники строгих естественнонаучных критериев научного объяснения признают, что указанные гуманитарные дисциплины в состоянии давать причинные объяснения в своем предметном поле научной деятельности.

Объяснение и понимание: различие и взаимосвязь

Теория знания приписывает пониманию столь же универсальный статус, как и объяснению. Но объяснение соотносит объясняемое явление с некоторой истиной, как говорят, подводит явление под известное общее истинное положение, а понимание предполагает соотнесение предмета понимания с уже имеющимся знанием о предмете, подводит предмет мысли под общее правило. Понимание предполагает оценку предмета мысли (текста, речи, поведения, природного феномена и пр.), а значит, его сопоставление с некоторым элементом познавательной «метрологии»: нормой, образцом, стандартом, принципом и пр. Понятое явление включается в состав устоявшихся идей и представлений, становясь органичной частью единого мировоззренческого, понятийного пространства. Поскольку куль тура не может существовать без обмена знанием и преемственности знания, понимание подобно объяснения мыслится как атрибутивная процедура мышления, повседневная и универсальная мыслительная операция. Важно заметить, как уже было показано, что очевидные элементы деятельности часто приобретают неявные, скрытые, «свернутые» формы существования. В случае понимания скрытый характер его проявления создает у несведущих людей ложное впечатление, что понимание требует особых человеческих качеств, обеспечивающих большую проницательность.

Объяснение и понимание взаимодействуют и стимулируют друг друга, создавая объемное видение предмета мысли. Объяснение соотносит утверждение о предмете с реальностью, а понимание, сопоставляя знание о предмете с принятыми в данной культуре (сообществе) познавательными ценностями, является механизмом личностного усвоения содержания нового знания, а значит, и предпосылкой его использования в деятельности субъекта.

Осмысление процедуры понимания имеет свою историю. Проблема понимания появляется и продолжительное время существует в форме экзегетики, т.е. толкования, которая занималась истолкованием древних, преимущественно сакрально-религиозных (библейских) высказываний и текстов.

Более общая, светская концепция понимания начинает складываться в XIX в. В основополагающих для теории понимания работах Ф. Шлейермахера и В. Дильтея и получает название герменевтика (буквально – искусство истолкования). В это время объяснение и понимание явно противопоставляются друг другу. Неопозитивизм связывает научное мышление преимущественно, а часто и исключительно, с операцией объяснения. Философская герменевтика, оставляя объяснения в сфере естественно научных дисциплин, основной задачей социально-гуманитарных наук полагает понимание.

Острая взаимная критика в рамках фундаментального спора о природе, функциях и возможностях научного мышления со временем дает плодотворный результат: мало помалу специалистам в области эпистемологии становится все яснее и яснее, что процедуры объяснения и понимания универсальны в дисциплинарном смысле, то есть присутствуют во всех научных дисциплинах, образуя ядро технологий обоснования и систематизации научного знания. Принимается также и универсальный общекультурный статус данных познавательных процедур – признается их присутствие в любой сфере человеческого познания и коммуникации, а не только в научном познании.

Один из основных постулатов герменевтики, который сформулировал еще В. Дильтей, состоит в идее неразрывной связи понимания и оценки явления на основе некоторого ценностного набора. На неправомерности разделения понимания и оценки, составляющих единый, целостный акт, настаивал и М. Бахтин, для которого «безоценочное понимание невозможно». Если мыслить понимание как любую оценку по мерке образца, эталона, то предметом понимания может быть все, для чего существует общий образец. Но тогда сфера понимания включает в себя не только индивидуально—неповторимые психические состояния, но и любые, включенные в познавательно преобразующую деятельность проявления живой и неживой природы. Ранжированность ценностей никак не оппонирует тезису универсальности объяснения и понимания.

Между тем, и в настоящее время еще достаточно широко распространена точка зрения, состоящая в том, что предметом понимания может быть только текст, «заключенный» в нем смысл: понимание – суть раскрытия смысла, заложенного в текст его автором. Но ведь понимание текстов – специальная, профессионально, социально-культурно (разделение труда) замкнутая процедура, а понимание действий, состояний, поступков людей и сопереживание – органичные для социальной природы человека, естественные повседневные и универсальные процедуры.

Очевидно, что понятными и непонятными чаще являются поступки других людей, реже собственные. Но пониматься может живая природа («поведенческий репертуар») животных и неживая природа. Среди природных явлений всегда есть и будут в разной степени понятные или же непонятные науке явления. Понимание обычно имеет для ученых большую ценность, нежели просто знание, и знание не всегда совпадает с пониманием.

Логическая структура понимания

Экспликация формальной структуры мыслительной операции понимания далека от точности и ясности, поскольку предполагается, что многие формы понимания по своей природе не имеют отчетливой, допускающей логическое расчленение структуры, и в силу этого не могут, да и не должны быть предметом логического анализа. Обозначенная позиция находит аргументы в существовании «нерассудочных форм» понимания, к которым относят интуитивное «озарение», «схватывание» и эмоционально-чувственное понимание, особенно эмпатию (сопереживание). Данные формы опираются на ценности но не являются сколь-нибудь ясными рассуждениями и не могут быть представлены понятийным дискурсом. Но понятийно-рассудочные формы понимания имеют логическую структуру, которая достаточно рельефна и в своей логической основе аналогична структуре объяснения.

В логике различают два основных типа понимания, коррелирующих с двумя основными схемами объяснения. Понимание, реализованное подведением явления под принятую общую оценку (норму), называют сильным пониманием. Понимание второго типа – слабое понимание – помимо оценки содержит каузальное суждение. Сильное понимание, с логической точки зрения, дедуктивное умозаключение, слабое понимание – индуктивное, проблематичное рассуждение.

Например, следующее рассуждение выполнено по схеме сильного понимания:

Всякий физиолог-экспериментатор должен быть морально готов к процедуре вивисекции.

Павлов – физиолог.

Значит, Павлов должен быть морально готов к выполнению вивисекции.

Перед нами дедуктивная схема рассуждения, в которой первая посылка – общая оценка, норма. Вторая посылка является суждением о начальных условиях. В заключении рассуждения общее требование распространяется на частный случай.

Или другой пример сильного понимания неживой природы:

Все металлы должны проводить электрический ток.

Платина – металл.

Значит, платиновое колье Зои Федоровны должно проводить электрический ток.

Примером слабого понимания, которое также называют целевым или мотивационным, может служить следующее рассуждение:

Если регулярно проветривать аудитории, то лектору и студентам будет легче дышать.

Студентам и лектору должно легко дышаться.

Следовательно, аудитории, видимо, следует регулярно проветривать.

Первая посылка фиксирует необходимую связь средства и достижения результата. Вторая – оценочное суждение, в котором результат превращен в цель, а связь «причина-следствие» отражена в связи «цель-средство». Заключение представляет собой оправданную гипотезу: указывает на действие, которое обычно совершается для реализации данной цели. Понимание в этом случае называют слабым, поскольку вывод в данном логическом режиме дает только правдоподобное заключение.

Операцию понимания иногда, вслед за Л. Витгенштейном, называют «оправданием».

Однозначное разграничение объяснение и оправдания часто затруднительно. В языке повседневного общения грань между описательными и оценочными суждениями не является четкой – одно и то же высказывание в одних случаях выражает оценку, а в других дает описание.

Если трактовать понимание не только как раскрытие смысла явления, но и как смыслополагание (интерпретация), то каждое надежное дедуктивно – номологическое объяснение предстает и средством понимания. Действительно, оно придает фактам науки необходимый характер, а значит, приписывает им и новый смысл, что и есть понимание. Переход объяснения в понимание проявляется в лексике следующим образом: после должного объяснения обычно говорят о явлении, получившим объяснение, что оно «должно» произойти.