Раздел IV. Социальная жизнь 5 страница

Каждая культура — это организм, имеющий свой срок жизни, при­мерно тысячу лет. Каждая культура имеет свою душу, которая опреде­ляет отношение к миру, к прошлому, к смерти, к месту человека во все­ленной и т.п. Аполлоновская и фаустовская душа

В книге Шпенглер наиболее подробно анализирует три души: апол-лоновскую, фаустовскую и магическую.

Аполлоновская душа — это душа античного времени. Для древнего грека и мир, и он сам, и боги, и даже атомы — это все тела. Человек — это прекрасное тело. В этом теле все снаружи: красота, мощь, ум. Ниче­го нет потаенного, внутреннего. Греки не знали психологии в нашем смысле. Основная наука античности — это эвклидова геометрия: пря­мая — кратчайшее расстояние между двумя точками, сумма углов тре­угольника равна двум прямым углам и т.д. Эвклид, как и все древние греки, считал, что земля плоская.

Древние греки жили целиком в настоящем, — то, что прошло, для них уже не существовало. Мы не знаем точных дат рождения или смер­ти очень многих великих людей античности, но греки не интересова­лись точными датами. Иногда говорили про человека: он родился меж­ду седьмой и восьмой олимпиадами.

У греков и архитектура телесна, внутренность храма легко обозри­ма одним взглядом. Храм — это просто гигантский ларец для статуй богов. Молящийся грек стоял не в храме, а перед храмом, и храм при­ветствовал его во всем совершенстве своего внешнего облика. Для ан­тичного человека подлинная жизнь совершалась не внутри зданий и не в собственной душе, а на просторе площадей.

С крушением античного мира и появлением христианства умирает античная, аполлоновская душа и появляется фаустовская душа, душа западноевропейской культуры, западного человека. Душа, названная так по имени доктора Фауста, героя одноименной поэмы Гете.

Если для грека тело было главным элементом всего окружающего, то для западного человека таким элементом стало пространство — чистое беспредельное пространство.

Первым образцом нового понимания мира, выраженным в искусст­ве, была икона. Вместо скульптуры, вместо античной пластики появля­ется иконописный лик — не объемное тело, которое можно ощупывать и разглядывать с разных сторон, но лицо, с которым смотрящий встре­чается глазами и вступает в молчаливый разговор.

Вы, наверное, сами замечали, что у всех греческих статуй глаза сле­пые. Правда, раньше все эти статуи были раскрашенными. У фаустовского человека появляется «внутреннее», появляется богатая внутренняя жизнь, он постоянно мучается внутренними противоречиями, постоянно себя на­блюдает. Переход от аполлоновской душе к фаустовской — это переход от пространства внешнего мира в пространство внутреннее.

Но и внешнее пространство фаустовской души — это не площадь города или сам маленький город-полис, это — бесконечные просторымира, распахнувшиеся перед человеком («Открылась бездна, звезд пол­на»). Это и бесконечное прошлое позади нас. У западного человека обо­стренное чувство истории, у него развита культура мемуаров, воспоми­наний о прошлом и ожиданий будущего. А у древних греков даже клад­бищ в нашем понимании не было, и они весьма спокойно относились к своим предкам.

Течение гомеровского стиха, писал Шпенглер, — это легкое дро­жание листа под полуденным солнцем, это ритм материи. А западная поэзия — начиная со скандинавских саг и кончая современными экс­прессионистами — создает скрытое напряжение в пустом, безгранич­ном пространстве, далекие грозы в ночи над высочайшими вершинами. В ней чувствуется бесконечное одиночество фаустовской души.

У Аполлона и Афины нет «души». Над Олимпом царит вечный свет ясного южного дня. Аполлоновский час — это яркий полдень. А Валгалла (скандинавская и древнегерманская потусторонняя страна, куда попадают герои после смерти) лишена света. Глубокая полночь окружает погруженного в размышления в своем кабинете Фауста, на­полняет гравюры Рембрандта, в ней теряются звуковые краски Бетховена.

Только у европейцев появляется чувство покинутости, античный человек, по выражению Аристотеля, — политическое животное: его жизнь достигала своей высшей точки в дневное время, среди общества, на площади, и он никогда не знал этого чувства. А европейский человек никогда не мог от него освободиться. В этом отличие Сократа от Руссо.

Как можно, считает Шпенглер, говорить о какой-то единой исто­рии, о каком-то одновременном движении человечества к единой цели, если никакого единого человечества нет, есть совершенно разные куль­туры, совершенно разные восприятия мира. Греки жили в другом мире, не похожем на наш европейский, и их мир давно уже исчез. Мы можем только приблизительно и искусственно восстановить его, но в сути сво­ей он всегда останется для нас загадкой.

Магическая душа

В отличие от фаустовского чистого пространства и античного тела, в византийско-арабской культуре главным элементом является Пещера, пространство Пещеры. Это особое магическое, «заколдованное» про­странство. В этом странном и замкнутом мире, построенном магической душой, постоянно идет борьба света и тьмы, добра и зла, Бога и Сатаны.

Эта душа наиболее ярко проявилась в эпоху возникновения хри­стианства. Мир магического человека наполнен настроением сказки. Дьявол и злые духи угрожают человеку, ангелы и феи защищают его. Существуют амулеты и талисманы, таинственные города, постройки и существа, тайные сочетания букв, печать Соломона и Камень Мудрости, И на все это изливается мерцающий свет Пещеры, который в любой момент может быть поглощен ночью.

Вспомните, призывал Шпенглер, что именно в таком мире жил Христос, и его учение может быть понято лишь отсюда.

Уже в первых книгах Библии, в книге Еноха перед нами предстают хрустальный дворец Бога, горы из драгоценных камней и темница для непокорных звезд. Потом, когда эпоха великих фантастических видений прошла, из них возникла поэзия легенд и многочисленные религиозные романы. Подобное восприятие недостижимо для фаустовского человека, который хотя и хотел бы быть истинным христианином, но с грустью должен был бы признать, что тот сказочный мир Пещеры, в котором возникло раннее христианство, может быть понят и пережит только на­божным мусульманином.

Не только мировое пространство магической души, но и мировое время имеет форму пещеры. Из этого вытекает глубокая, истинно маги­ческая убежденность, что «всему свое время» — от пришествия Иску­пителя, час которого записан в древних текстах, до самых пустяковых будничных дел. Перед лицом этой убежденности кажется бессмыслен­ной и непонятной постоянная спешка западного человека, которому вечно не хватает времени.

У магического человека все записано в звездной книге, и по хо­ду планет можно судить о ходе вещей. Античный человек спрашивал у оракула об облике, о «как?» грядущих вещей. А вечный вопрос ма­гического человека — «когда?». Отсюда и учение о конце мира, и душевные муки Христа в Гефсиманском саду, и великое потрясение, вызванное его кончиной. Чувство пещеры требует обозримой исто­рии с началом и концом мира, которые одновременно суть начало и конец человечества.

Очень многое из современной христианской религиозности, из ре­лигиозного понимания мира выросло из этих прекрасных и пугающих сказок магического человека. Магическая душа создала свою особен­ную и неповторимую культуру, которая в большей своей части загадоч­на и непонятна для нас.

Закат Европы

Каждая культура, по Шпенглеру, зарождается в тот момент, когда из детского, первобытного состояния человечества пробуждается вели­кая душа — фаустовская, магическая или какая-нибудь еще. Каждая кльтура расцветает на почве строго ограниченной местности, к которой привязана наподобие растения. Культура умирает после того, как осу- ществит все свои возможности в виде языков, народов, религий, ис­кусств, государств, наук.

Когда цель достигнута и вся сумма возможностей реализована, культура вдруг застывает, отмирает, ее кровь свертывается, силы ее надламываются — она становится цивилизацией. И она, как огромное дерево в первобытном лесу, еще многие столетия может топорщить свои гнилые сучья, пока не рухнет окончательно.

Всякая культура, как и человек, переживает разные возрасты. У каждой имеется свое детство, юность, возмужалость и старость. Ста­рость — это переход культуры в цивилизацию. Это закат, близящаяся смерть культуры. Если культура — это организм, органическое естест­венное состояние, то цивилизация — это состояние искусственное. Ци­вилизация — это судьба культуры, неизбежный ее конец. Культура — ¹ это рожденный почвой организм, а цивилизация — образовавшийся из организма при его застывании механизм.

Так, Древняя Греция — это культура, а Древний Рим — это циви­лизация. Древние римляне в сравнении с греками были варварами, счи­тал Шпенглер. Бездушные, чуждые философии и искусства, ценившие одни материальные успехи, они стояли между эллинами и полным об­валом, концом античной культуры.

Переход от культуры к цивилизации протекает в античности в IV столетии, на Западе — в XIX в.. Основные признаки цивилизации:

1. Появление мировых городов. В эпоху цивилизации ареной боль­ших духовных решений становится не вся страна, а три — четыре миро­вых города. Так, в России это Москва, Петербург, Киев. Все остальное —провинция. Сейчас даже Петербург кажется провинцией. Вся страна персонифицируется в Москве. В западных газетах так и пишут: «Моск­ва решила», «рука Москвы дотянулась» и т.д.;

2. Появление городской массы. Народом теперь считается город­ское население, неорганическая масса, нечто текучее. Человек массы, «чернь» в том смысле, как мы говорили выше. Это новый кочевник, паразит, житель большого города, абсолютно лишенный традиций, че­ловек фактов, без религии, интеллигентный, бесплодный, полный глу­бокого отвращения к крестьянству;

3. Деньги в качестве неорганического абстрактного фактора. Дух денег проникает во все сферы существования народов, главной стано­вится имущественная обеспеченность;

4. Мировые войны за передел мира, особо свойственные нашему времени, европейской цивилизации;

Каждой цивилизации свойственны специфические религии, ре­лигии искусственные, свидетельствующие об увядании культуры. В Индии это буддизм, в Древней Греции — стоицизм, в Европе — социа­лизм. Хотя книга Шпенглера и называется «Закат Европы», в ней он по­пытался проследить судьбу любой культуры. Любая культура, переходя в цивилизацию, начинает неизбежно свертываться, умирать. Это осо­бенно наглядно видно на примере рождаемости. В эпоху затухания культуры рождаемость резко падает. Так падала она в Древнем Риме, там издавались даже императорские указы, которые разрешали брать бесплатно пустующие земли, разводить там хозяйство, растить семью. Ничего не помогало: ко второму захвату варварами Рима его население сократилось настолько, что могло все вместиться в сам город Рим. Вар­вары лишь ускорили смерть, которая сама уже почти настигла римлян. Когда Кортес со своим отрядом высадился в Мексике, народ майя уже вымирал, его культура угасала, население было так малочисленно, что Кортес с небольшим отрядом быстро завоевал всю страну.

В Европе с самого начала XX века идет неуклонное падение рож­даемости, причем именно в высокоразвитых странах. Люди не хотят иметь детей не потому, что они бедные и им трудно прокормить ребен­ка, но потому, что подсозиательно всеми владеют, как считал Шпенглер, усталость, душевный надлом и безотчетный страх перед будущим.

А. Тойнби: мировые цивилизации

А. Тойнби был не только продолжателем идей О. Шпенглера. Он в значительной степени развил концепцию циклического развития исто­рии, подкрепив ее еще большим историческим материалом, исследовав еще больше стран, народов, цивилизаций — как древних, так и совре­менных. В огромной двенадцатитомной работе «Постижение истории» Тойнби насчитывал 37 цивилизаций.

Арнольд Джозеф Тойнби (1889-1975 гг.) — знаменитый английский ис­торик. Свою главную работу «Постижение истории» писал почти тридцать лет. Для Тойнби характерен огромный профессиональный опыт, широчайшая эрудиция во всех областях исторической науки. Но история всегда интересо­вала его с философской точки зрения, он — настоящий философ истории, оказавший огромное влияние на все последующие попытки найти цель и смысл в человеческой истории.

Прежде всего Тойнби делил все цивилизации на три вида:

I. Расцветшие

II. Неразвившиеся

III. Застывшие

I. Расцветшие цивилизации делятся на два отряда: А. Независимые цивилизации Б. Цивилизации-спутники

А. Независимые цивилизации делятся на:

а) обособленные

1. майянская

2. мексиканская (мезоамериканская)

3. андская

б) независимые необособленные

4. шумеро-аккадская (шумерская, хеттская
и вавилонская)

5. египетская

6. эгейская

7. индская

8. китайская

в) сыновнеродственные, первая группа

9. сирийская (происходит от шумеро-аккадской,
египетской, эгейской цивилизаций)

10.эллинская (от эгейской)

11.индийская (от индской)

г) сыновнеродственные, вторая группа

12.православная христианская"]

13.западная (все три происходят от сирийской и эл­линской цивилизаций)

14. исламская

Б. Цивилизации-спутники.

15.миссисипская (связана с мезоамериканской)

16.«юго-западная» (доколумбовая цивилизация

на юго-западе США, связана тоже с мезоамериканской)

17.северная андская (доколумбовая на территории
Колумбии и Эквадора)

18.южная андская (доколумбовые культуры

в северной Чили и Северной Аргентине — обе связаны с андской)

19.эламская

20.хеттская

21.урартская

22.иранская

23.корейская

24.японская > (все три от китайской)

25.вьетнамская

26.италийская

юго-восточно-азиатская 28. тибетская, включая монголов и калмыков
(связана с индийской)

II. Неразвившиеся цивилизации.

29. первая сирийская...

33. космос средневекового города-государства
(поглощена западной)

III. Застывшие цивилизации:

34.эскимосская

35.кочевая

36.оттоманская

37.спартанская

Столь всеохватный подход, конечно, впечатляет. Тойнби анализи­ровал не только древние цивилизации, но и цивилизации, которые явля­лись их истоками. Например, индскую, породившую индийскую циви­лизацию, андскую, породившую древние цивилизации Северной и Юж­ной Америки и т.д.

Вызов и ответ

Каждая цивилизация начинается с ответа на вызов — сначала при­родной, а потом и человеческой среды. Для иллюстрации этого положе­ния Тойнби рассматривал происхождение египетской цивилизации. Много тысяч лет назад сильное потепление в Северной Африке, в афра­зийской саванне привело к иссушению земель, появилась пустыня Са­хара. Общины охотников и собирателей афразийской саванны, не изме­нив в ответ на вызов ни местопребывания, ни образа жизни, погибли.

Но были общины, которые ответили на вызов засухи изменением родины и образа жизни. Они, вдохновляемые храбростью или отчаяни­ем, шагнули в гиблые болота вокруг реки Нил и превратили их в благо­датные земли Египта. Возможно, со слабой надеждой на успех, потому что саванна еще не превратилась полностью в пустыню, а нильские бо­лота казались неприступной и непроходимой глушью. Но результат превзошел самые оптимистические надежды первопроходцев. Стропти­вость природы была покорена трудом человека. Болота были дренажи­рованы, ограждены дамбами и превращены в поля.

Подобное было и в Древней Греции. Некогда древние греки, жив­шие в Аттике, занимались скотоводством. Но когда пастбища Аттики высохли, а угодья истощились, народ перешел от животноводства и земледелия к возделыванию оливковых плантаций. Это удивительное дерево способно не только выжить на голом камне, но еще и обильно плодоносить. Однако одним маслом жив не будешь, и афиняне стали менять его на скифское зерно. Масло наливали в глиняные кувшины и

транспортировали по морю, а это стимулировало гончарное производ­ство и развивало искусство мореплавания. Греки начали разрабатывать и серебряные рудники, потому что торговля требовала денег. Таким образом, афиняне во сто крат приумножили свои богатства.

С росписи кувшинов началась греческая живопись, а когда почти не осталось деревьев, греческие скульпторы начали работать в камне, в результате появились удивительные скульптуры, Парфенон.

Тойнби приводит много примеров неспособности людей ответить на вызов. Такова судьба цивилизации майя. В отличие от дамб и дренажей Египта, которые до сих пор в рабочем состоянии, материальные плоды неустанных трудов древних майя практически пропали. Единственными уцелевшими памятниками их цивилизации остались руины грандиозных построек. Тропический лес поглотил их в буквальном смысле слова, точ­но удав. Контраст между современной Мексикой — довольно бедной страной — и древним уровнем цивилизации майя не поддается человече­скому воображению. Эти огромные пирамиды когда-то были свидетель­ством победы человека над природой. Но даже с высоты своих дворцов и пирамид майя не смогли увидеть подкрадывающегося врага. Человек не смог предотвратить наступление леса, который поглотил возделываемые поля, площади и дома, а потом добрался до дворцов и храмов.

Но часто вызов приходит и от общества. В 480-479 гг. до нашей эры на Афины напал персидский царь Ксеркс. Персы захватили всю Аттику, включая Афины, и даже святая святых — Акрополь. Все насе­ление Аттики, бросив свои дома, устремилось в поисках спасения на Пелопоннес. Именно в этой ситуации афинский флот начал и выиграл битву при Саламине. Именно этот удар со стороны вызвал мощный подъем духа афинского народа и стал началом высочайших достижений в его истории, возможно, неповторимых в истории человечества.

Подобное было и в истории России. В конце XVI в. Польша и Швеция нанесли России мощные удары. Поляки в 1582 г. оккупировали Смоленск, ас 1610 по 1612 гг. удерживали Москву. По договору 1617 г. Россия лиша­лась доступа к Балтийскому морю. Все это, согласно Тойнби, глубоко травмировало русских, и этот внутренний шок подтолкнул их к практиче­ским действиям, что выразилось в новой агрессивной политике Петра I, в его модернизации страны, привело к новым завоеваниям.

Часто вызов, остающийся без ответа, повторяется вновь и вновь. Неспособность того или иного общества в силу утраты творческих на­чал ответить на вызов лишает это общество жизнеспособности, приво­дит к гибели.

Наша современная цивилизация, можно сказать, все современное человечество стоит сейчас перед вызовом: гибнет природа, растут силы агрессии и насилия. Тойнби считал, что еще есть надежда, что челове­чество сумеет найти достойный ответ на этот вызов. Исторические циклы: а) рост цивилизации

Каждая цивилизация проходит, согласно Тойнби, пять стадий: ро­ждение, рост, надлом, распад и гибель.

Эскимосы, кочевники относятся у Тойнби к застывшим цивилиза­циям, они максимально приспособились к внешней среде, и у них нет больше стимула развиваться дальше. То же самое произошло и со Спар­той. В отличие от Афин, которые занялись оливками и торговлей, спар­танцы решили занять чужие земли. Они захватили плодородные про­странства в Мессении, но народ, который там жил, те же греки, не­сколько раз поднимался на восстание, что постепенно привело к надлому Спарты, к тому, что она перестала развиваться и медленно за­стыла, окостенела.

Самым ярким примером роста цивилизации является западноевропей­ская цивилизация. Впервые за всю свою историю человечество столкну­лось с ситуацией, когда одно общество распространило свое влияние прак­тически на всю обитаемую поверхность земли. Не зная пределов своим устремлениям, западная цивилизация стала стучаться во все двери, взламы­вать все преграды и прорываться в самые замкнутые крепости.

Главным двигателем быстрого роста любой цивилизации является активное творческое меньшинство. Именно это меньшинство вдыхает в социальную систему новую жизнь, поскольку в каждой цивилизации, считал Тойнби, даже в периоды наиболее оживленного ее роста, огром­ные массы народа так и не выходят из состояния застоя и спячки. А по­давляющее большинство людей любой цивилизации ничем не отличает­ся от человека примитивного общества. Активное меньшинство — дрожжи в общем котле человечества. Проблема в том, как активному меньшинству поднять остальные массы, разбудить их. Это, как правило, совершается через механизм «мимесиса» — подражания. В примитив­ном обществе мимесис ориентирован на старшее поколение, на образы предков, а в современных, растущих обществах эталоном становится творческая личность, лидер, прокладывающий новый путь. Александр Македонский, Иисус Христос, Будда, Карл Великий, Петр I, Наполеон и т.п. были лидерами, вызывавшими мощные социальные движения. Их энергия заражала массы и давала толчок грандиозным преобразованиям в истории той или иной страны.

б) Надлом и распад

Все проходит в истории: и слава, и богатство, и известность. Афи­ны после победы над персами, после колоссальных успехов в развитии хозяйства, после взлета в философии, искусстве, политике постепенно начали клониться к упадку. В IV веке Афины не смогли противостоять македонской военной силе, они не вмешивались, глядя, как Рим разоря­ет их соседей, и не смогли выстоять в борьбе с самим Римом после того, как все союзники Афин были уничтожены. В 86 г. римский полководец Сулла взял Афины штурмом, и это было позорным финалом афинской политической истории.

В конце XII в. в Леванте, в Восточном Средиземноморье, считались непобедимыми турки-мамлюки — как некогда римляне. Но как и рим­ляне, они предпочли почивать на лаврах, не замечая признаков своей растущей уязвимости. В 1789 г. французский экспедиционный корпус Наполеона, неузнаваемый потомок неудачливых франкских рыцарей, нанес мамлюкам сокрушительное поражение. Мамлюки давно переста­ли развивать тактику и воинское снаряжение, но теперь встретились с Западом, имевшим хорошо подготовленную пехоту с огнестрельным оружием.

Распад начинается, по Тойнби, с загнивания творческого меньшин­ства. В растущем обществе творческое меньшинство постоянно изменя­ется и по составу, и по убеждениям. Правящее меньшинство распадаю­щегося общества, наоборот, становится замкнутой группой, чьи идеи и идеалы становятся «вечными», окостеневшими законами. Вызов, кото­рый получает распадающееся общество, в результате косности правя­щего меньшинства остается без ответа. Вернее, оно отказывается отве­чать на вызов и даже не замечает, или старается не замечать вызова.

Типичным пример — Политбюро ЦК КПСС: престарелые лидеры, которым в конце 1970-х перевалило за 70 лет, не желали замечать суще­ственных изменений в мире, не ответили на вызов Запада, бурно разви­вавшего новые технологии, электронику, и упорно продолжали выпус­кать танки и атомные подводные лодки. В конце концов это привело сперва к экономическому, а потом и политическому краху СССР.

Разлагающиеся общества неизбежно порождают так называемый «внутренний пролетариат». У Тойнби это понятие означает то, что мы выше называли «маргинальными группами». Пролетарий, считал Тойн­би, — скорее состояние души, чем место в обществе. Истинный признак пролетария — не бедность и не низкое происхождение, а постоянное чувство неудовлетворенности, вызываемое тем, что у него нет твердого места в обществе, что он никому не нужен и никто не собирается о нем заботится. В пролетариат входят также беженцы из бывших колоний, разорившиеся свободные крестьяне, ремесленники, аристократы, рабы. Внутренний пролетариат (в понимании Тойнби) в огромном количестве есть сегодня в развивающихся странах, есть он и в России.

Всякая растущая цивилизация неизбежно распространяется вширь, захватывает новые земли, образует новые колонии. Но как только общество начинает загнивать, на его периферии — в колониях, на окраинах — поднимает голову «внешний пролетариат». Так, в Риме первым восста­ло варварское население северо-африканских колоний. Обширность этих территорий превосходила возможности римского оружия: римская армия так и не смогла добраться до восставших берберов в Атласских горах и в Сахаре.

«Парад суверенитетов» в нашей стране, война в Таджикистане, война в Чечне, — все это проявление активности «внешнего пролета­риата» в условиях общего кризиса нашего общества.

Однако никакая мощная цивилизация не погибает полностью. В ее рамках зарождается, как куколка, новая культура, чаще всего в виде новой религии. Так, на окраинах Римской империи зародились первые христианские общины, которые положили начало совершенно новой, христианской цивилизации.

Мировые культуры Питирима Сорокина

П. Сорокин в своем многотомном исследовании «Социокультурная динамика» выделял три культуры, последовательно сменяющие друг друга в человеческой (в египетской, вавилонской, греко-римской, ин­дуистской, китайской) истории — идеациональную, идеалистическую и чувственную.

Идеационалъная культура ориентирована на вневременные, вечные ценности, главной ценностью в ней является Бог. Церковь — прямо или опосредовано — стоит у власти, во всем обществе господствует строгая дисциплина, искусство носит религиозный характер, все сюжеты живо­писи и литературы взяты из религиозных мифов. Идеациональные куль­туры существовали в брахманской Индии, в Греции с VIII по конец VI в. до нашей эры., в Европе в IX — XII вв.

Чувственная культура ориентирована на материальные чувствен­ные интересы, на удовлетворение материальных потребностей. Власть, как правило, принадлежит народу, господствует демократия. Войны, политические и финансовые кризисы, нищета, безработица, падение нравов — все это признаки чувственной культуры. Элементы этой куль­туры зародились еще в XVI в., но стали доминирующими в Европе с конца XIX в.

Идеалистическая культура является синтезом первой и второй культуры, она берет все лучшее из них и оптимальна для развития и прогресса людей. Идеалистическая культура существовала в Греции V-IV вв. до нашей эры, в в Западной Европе XIII—XIV и в XVII-XVIII вв.

Главная проблема нашего времени

Сегодня, считал Сорокин, наступил жесточайший кризис. Это не просто экономические или политические неурядицы — кризис затраги­вает почти всю западную культуру и общество, все их главные институ­ты. Этот кризис заключается в распаде основополагающих форм запад­ной культуры и общества последних четырех столетий, в разрушении прежде преобладавшей чувственной культуры. Мы живем и действуем в один из поворотных моментов истории человечества, когда одна форма культуры и общества (чувственная) исчезает, а другая форма лишь по­является.

Этот кризис отмечен необычайным взрывом войн, революций, анархии и кровопролития; социальным, моральным, экономическим и интеллектуальным хаосом; возрождением жестокости, временным раз­рушением больших и малых ценностей человечества; нищетой и стра­данием миллионов. Ни Гитлер, ни Сталин, ни Саддам Хуссейн, ни Хрущев и ни Брежнев не создавали этот кризис. Напротив, кризис соз­дал их такими, — его инструментами и марионетками.

Кризис вовсе не означает, полагал Сорокин, агонии западной куль­туры и общества. Нет закона, по которому каждая культура проходит стадии детства, зрелости и смерти — это лишь биологическая аналогия. За разрушением чувственной формы западного общества и культуры последует новая интеграция, возникнет новая культура, скорее всего идеациональная, в жизни общества вновь возрастет роль религии.

Никто сейчас точно не может предсказать форму следующей куль­туры. Древние китайцы говорили: «Не дай вам бог жить в эпоху пере­мен!». Но мы живем именно в такую эпоху — тревожную, страшную, полную потрясений и катаклизмов, но в то же время самую интересную эпоху за последние четыре тысячи лет.

Н. Бердяев об исторической самобытности России

Н. Бердяев назвал русский народ в высшей степени поляризован­ным народом, в котором совмещаются совершенно несовместимые про­тивоположности. Противоречивость и сложность русской души связана с тем. что в России сталкиваются и взаимодействуют два потока миро­вой истории — Восток и Запад. Русские — не чисто европейский и не чисто азиатский народ. Россия соединяет в себе два мира, и в русской душе всегда боролись два начала: восточное и западное.

Есть соответствие между необъятностью, бесконечностью русской земли и русской души. У русского народа та же необъятность, устрем­ленность в бесконечность, что у русской равнины. Русскому народу трудно было овладеть такими огромными пространствами и оформить их. Поэтому у русских всегда была огромная сила стихии и сравнитель­ная слабость формы. Русский народ, считал Бердяев, не был народом культуры по преимуществу, как народы Западной Европы, он был наро­дом откровений и вдохновений, он не знал меры и легко впадал в край­ности. Россия никогда не была страной аристократической в западном смысле, как не стала и буржуазной.

Два противоположных начала легли в основу русской души: языче­ская дионисийская стихия и аскетически-монашеское православие. От­сюда и противоположные свойства русского народа: преклонение перед государством и анархизм, жестокость и доброта, индивидуализм и страсть ко всяким объединениям, национализм и универсализм-все человечность, искание Бога и воинствующий атеизм, смирение и наглость, рабство и бунт.

Бердяев считает русскую историю прерывной и выделяет в ней пять периодов, которые дают пять разных образов России: есть Россия киевская, Россия времен татарского ига, Россия московская, Россия пет­ровская и Россия советская (теперь есть еще и шестая, до которой не дожил Бердяев — постсоветская).