Раздел IV. Социальная жизнь 2 страница

Английский писатель Джордж Оруэлл в своем знаменитом романс «1984» описал идеальное тоталитарное общество, весьма напоминавшее жизнь в СССР. Министерство госбезопасности называлось там мини­стерством любви, министерство пропаганды, которое врало каждый день и постоянно изощрялось, как бы еще ловчее соврать, — министер­ством правды и т.д. Семьи не было, каждый жил в маленькой комна­тушке, где одну стену заменял телевизор, работавший круглые сутки. Не только человек на него смотрел, но и через него «министерство люб­ви» постоянно смотрело на человека. Каждый раз в месяц получал та­лончики разного цвета — на табак, на еду, на женщину или мужчину. Все были довольны и счастливы, а кто случайно оказывался чем-то не­доволен, тот исчезал. Роман Оруэлла — антиутопия, в которой он, од­нако, опирался на реальные факты управления людьми в тоталитарных государствах.

Наше государство, конечно, не достигло вершин такого господства над личностью, но приближалось к нему. Поскольку никакие утопии не свершились — коммунизм не удавался, новый человек, с пламенным взором в будущее и с горячей любовью к партии, никак не хотел появ­ляться, — то место утопии почти полностью заняла алхимия. Людей заставляли верить в то, чего на самом деле не было. Но заставляли так искусно и методично, что многие верили. Верили, например, в то, что у нас — государство рабочих и крестьян, хотя ни рабочие, ни крестьяне никакой реальной власти не имели, вся власть была в руках мощной бюрократической машины. Партийная бюрократия держала в своих ру­ках все инструменты воздействия на народ — власть, печать, радио, телевидение — и с детства внушала каждому человеку утопические ил­люзии.

Верили в то, что живут при социализме, хотя ни материальных, ни политических условий для социализма в стране не было. Верили в то, что живут хорошо и все имеют, хотя страна по уровню жизни занимала одно из последних мест в мире. М. Мамардашвили в своих лекциях описывал такой случай: как-то вскоре после войны они с другом, секре­тарем комсомольской организации факультета, стояли на улице Горько­го и разговаривали. И тут к ним подошел нищий мальчик и стал просить милостыню. А друг продолжал так же увлеченно разговаривать, не за­мечая мальчика. И тут, вспоминал Мамардашвили, я понял, что он про­сто не видит мальчика, не может увидеть, поскольку, будучи человеком партийным, твердо верит, что при социализме нищих не бывает. Никаких рецептов счастливого переустройства общества никогда не было и не будет — это вообще не по силам человеку. А все созна­тельные усилия государства, направленные на это, всегда порождали нелепые социально-алхимические эксперименты, за которые расплачи­вался народ. Как говорил древний китайский мыслитель Лао-Цзы: выс­шая форма поведения в государстве — бездеятельность. Общество нельзя привести в порядок никакими внешними усилиями, нужно толь­ко дать людям свободу, не навязывая им никаких рецептов, и они сами найдут правильный путь. Мудрый правитель следует дао, не делает ни­чего, чтобы управлять страной, и тогда она процветает.

Глобальные проблемы современности

XX век стал веком глобальных проблем. Глобальные проблемы — это совокупность острейших жизненных вопросов, от которых зависит прогресс и само выживание человечества: экологический кризис, поро­ждаемый катастрофическим по своим последствиям вторжением чело­века в биосферу; нарастающее исчерпание невозобновимых природных ресурсов, стремительный рост численности населения («демографиче­ский взрыв») в бедных странах и резкое падение рождаемости в странах развитых.

В настоящее время ко всем этим бедам добавилась еще антрополо­гическая катастрофа: повреждение генофонда и как следствие этого — появление все большего числа умственно отсталых и физически непол­ноценных детей. Это вызвано и загрязнением окружающей среды, в том числе радиоактивным, и ростом потребления алкоголя, и уничтожением лучших людей общества. В России был истреблен цвет нации: сначала дворянство и купечество, затем наиболее инициативная и энергичная часть крестьянства, творческая интеллигенция. Огромный ущерб гено­фонду был нанесен войной, голодом и репрессиями: первыми погибали всегда самые лучшие, самые инициативные, самые талантливые.

Глобальные проблемы называются так потому, что нет ни одной страны в мире, которых они так или иначе не касались бы — и еще по­тому, что решить их можно только общими усилиями всех стран вместе.

Еще одной глобальной проблемой стал уже в XXI веке междуна­родный терроризм, который угрожает всему цивилизованному челове­честву. За вспышками насилия, убийствами заложников, взрывами до­мов с людьми в разных странах стоит, возможно, целая разветвленная организация, финансируемая крупными промышленными группами или даже целыми государствами. Борьба с международным терроризмом стала самой важной глобальной проблемой современности, для ее ре­шения объединяются сейчас все демократические государства мира.

Глобальной проблемой стали современные средства массовой ком­муникации. Телевидение и радио не только распространяли информа­цию, но были и мощным орудием культурного образования народа. Но за последние 20 лет во всех развитых странах сформировалась такая система массовой коммуникации, в которой все централизовано и мо­нополизировано.

Раньше разные группы людей в разных странах могли интерпрети­ровать происходящее по-своему. Теперь все информационные потоки распространяются по всему миру по существу из одного центра и чаще сего дают искаженные интерпретации происходящего. Подавляющее большинство коммуникационных потоков производится или контролируется узкой группой медийных олигархов. Глобальное общество в действительности перешло в руки владельцев гигантской «фабрики грез». Например, американский образ жизни становится доминирующим для всего мира. Американское кино, которое транслируется всеми телеком­паниями мира, в том числе и российскими, стоит недорого (почему и покупается всеми), а содержание этого «культурного ширпотреба», — почти сплошь кровь, насилие, непрерывные убийства и т.д. Сравнение нашей Останкинской телебашни со шприцем с наркотиками, воткнутым в тело России, довольно адекватно отражает существующую ситуацию.

Для огромных масс людей весь мир сконцентрирован на экране те­левизора. Без телевидения никакие идеи не существуют, никакие поли­тики не функционируют, никакие социальные движение неизвестны, если не показаны на экране. Сейчас политика — это то, что прошло че­рез экран телевизора. Наша озабоченность уровнем преступности или экологией прямо связаны с тем, в каком объеме эти темы затрагиваются СМИ, прежде всего телевидением. Наша представление о значимости некоторого события, то есть о его «событийности», опять-таки возника­ет благодаря его демонстрации телеканалами. В этом смысле не только отдельные политики «делаются» телевидением; телевидением делается сама политика. Говорят даже о новом типе человека «homo videns» (че­ловек смотрящий), для которого то, что он видит на экране, и является единственной реальностью, который глотает любую идеологическую жвачку и каждый день требует новую порцию. Все это очень тревожные симптомы современного процесса глобализации.

Мы живем в эпоху массового функционирования развернутой сис­темы «симулякров». Симулякры — это такие копии, или подобия, кото­рые вытесняют собой оригинал, становятся важнее оригинала. Объект рекламы, например, имеет весьма отдаленное отношение к «реальному» предмету, продать который пытается коммерсант. Покупая его, мы по­купаем не столько сам предмет, сколько его образ. Объекты наших стремлений (и, соответственно, покупок) имеют весьма отдаленное от­ношение к нашим реальным потребностям. Симулякрами может быть все: любовь, секс, смерть, политика, война. Самодостаточные знаки — симулякры — поглотили собой предметы, то есть «реальность» в привычном смысле слова.

Общество как бы перестает существовать всерьез, симулякры, игра, фантомы поглощают все. Возможно, это свидетельствует о конце чело­веческой истории, — если люди не найдут в себе силы обрести или от­крыть новые глобальные смыслы своего существования и предназначения.

Избранные тексты

Семья

«Мы не имеем активной семьи — вот где узел всего; мы не имеем и никогда не было у нас религиозно-активного ощущения самого ритма семьи — таинственных, совершающихся в ней сочленений в «мужа» и «жену», расчленений в «отца» и «ребенка», в «дитя» и «мать». <...>

Счастливых семей, то есть верных подлинно, в сердце, — еще го­раздо менее, чем думают. Буквально это есть редчайшие исключения; но они есть, и, присматриваясь там и здесь, сейчас можно узнать такую семью. Это — оазис, заброшенное живое зерно среди мертвой (в сущно­сти) ткани брака; она никуда не спешит, ни к кому не «не собирается» и к себе никого не «ждет». В ней есть какой-то свой собственный свет, тепло, поэзия. Часто это бывают молчаливые семьи, то есть все шумли­вое или, по крайней мере, все суетливое исключено из них: их члены «копаются» друг около друга, то есть заняты каждый своим делом, но «около» друг друга, непременно в физическом почти касании.

Сбиты в «кучку»; и свет, и теплота здесь, бесспорно, «животного», то есть «живого», характера: это даже заметно по неубранности, все­гдашнему отсутствию «парадности» в таких «животно-теплых» семьях. Долго и внимательно изучая их психический склад, всегда можно заме­тить, что — опять в инстинктах ли, в догадках или в какой-то теплой атмосфере дыхания, — но у них «религиозность» и «святость» брака продвинута несколько дальше, чем обыкновенно, и несколько вглубь... Например, у них заметно религиозное чувство детей — религиозное чувство самого рождения. Это сказывается в записочке, извещающей о «прибавлении семейства», в способе приглашения на «крестины», не­уловимо — но скажется какой-то торжественностью во всем этом, вовсе отсутствующей в пассивных семьях, где рождение почти также скрыва­ется, оно составляет такую же «неловкость», как и венчание. <...>

...Без света религии в таинственных «завязях» бытия своего чело­век неудержимо стал загнивать в них, и «европейская» цивилизация, именно и только «европейская», неудержимо расплывается из «пассивного» брака просто в проституцию. Нет огня, нет таинственного и жгу­чего огня, стягивающего человека в «брак», — это так очевидно и это очевидно только в Европе, с ее начинающимся «вырождением»! Мы изнутри похолодели, залив внутри себя святой очаг Весты и на месте священных ему жертвоприношений устроив своз нечистот. Вот узел европейской цивилизации, наших философских дефектов, и скорбей нашего дня...» {Розанов В.В. Религия и культура. Сборник статей// Розанов В.В. Религия. Философия. Культура. М., 1992. С. 182-186).

Власть

«Почти всем нам приходится, по крайней мере на каком-то этапе жизни, употреблять власть. Воспитывая детей, люди — хотят того или не хотят — осуществляют власть, чтобы защитить своих детей от гро­зящих им опасностей и дать им какие-то советы по поводу того, как следует вести себя в различных ситуациях. В патриархальном обществе женщина также является для большинства мужчин объектом власти. Большинство членов бюрократического, иерархически организованного общества, наподобие нашего, осуществляют власть, исключение со­ставляют только люди самого низкого социального уровня, которые служат лишь объектами власти.

Наше понимание власти в соответствии с тем или иным способом существования зависит от осознания нами того, что слово «власть» — достаточно широкий термин и имеет два совершенно различных значе­ния: власть может быть либо «рациональной», либо «иррациональной». Рациональная власть основана на компетентности; такая власть способ­ствует росту человека, который на нее опирается. Иррациональная (то есть анти- или противоразумная — В.Г.) власть зиждется на силе и слу­жит для эксплуатации того, кто ей подчиняется. <...>

В самых примитивных обществах, где основным источником суще­ствования является охота или собирательство, власть осуществляет ли­цо, которое по всеобщему признанию является компетентным для вы­полнения этой задачи. То, какими качествами должен обладать этот че­ловек, в большой степени зависит от конкретных обстоятельств; как правило, эти качества включают жизненный опыт, мудрость, великоду­шие, мастерство, «внешность», храбрость. <...>

Власть по принципу бытия основывается не только на том, что ка­кой-то индивид компетентен выполнять определенные социальные функции, но в равной мере и на самой сущности личности, достигшей высокой ступени развития и интеграции. Такие личности «излучают» власть, и им не нужно приказывать, угрожать и подкупать. Это высоко­развитые индивиды, самый облик которых — гораздо больше, чем их слова и дела, — говорит о том, чем может стать человек. Именно таки­ми были великие Учителя человечества; подобных индивидов, хотя и достигших не столь высокой ступени совершенства, можно найти на всех уровнях образования и среди представителей самых разных куль­тур. (Все это имеет прямое отношение к проблеме воспитания. Если бы родители сами были более развитыми и последовательными людьми, то вряд ли существовала бы противоположность авторитарного и демокра­тического подходов к воспитанию. Нуждаясь в авторитете, осуществ­ляющем свою власть по принципу бытия, ребенок реагирует на него с величайшей готовностью; с другой стороны, он восстает против давле­ния или пренебрежительного отношения со стороны людей, чье собст­венное поведение свидетельствует о том, что сами они в свое время не утруждали себя усилиями, которых требуют теперь от подрастающего ребенка).

С образованием иерархически организованных обществ, гораздо более крупных и сложных... власть, основанная на компетентности, уступает место власти, основанной на общественном статусе. Это не означает, что существующая власть обязательно некомпетентна; это значит, что компетентность не является неотъемлемым элементом вла­сти. Будь то власть монарха, компетентность которого определяется качествами, обусловленными случайным сочетанием генов, или бессо­вестного преступника, которому удается прийти к власти с помощью убийства или предательства, или, как это часто бывает в современных демократических обществах, власть людей, обязанных своим избранием фотогеничной внешности или той сумме денег, которую они в состоя­нии вложить в предвыборную кампанию, — во всех этих случаях между компетентностью и властью может не быть почти никакой связи.

Однако серьезные проблемы имеют место даже тогда, когда власть устанавливается на основе компетентности: руководитель может ока­заться компетентным в одной области и некомпетентным в другой — например, государственный деятель может обладать качествами, необ­ходимыми для ведения войны, и оказаться несостоятельным в условиях мира; или же руководитель, которого в начале его карьеры отличали честность и мужество, может утратить эти качества, не устояв перед искушением власти; старость или физические недуги также способны привести к тем или иным видам деформации. <...>

Каковы бы ни были причины утраты качеств, составляющих ком­петентность, в большинстве крупных и иерархически организованных обществ происходит процесс отчуждения власти. Первоначальная ре­альная или мнимая компетентность власти переносится на мундир или титул, ее олицетворяющие. Если облеченное властью лицо носит соот­ветствующий мундир или имеет соответствующий титул, то эти внеш­ние признаки компетентности заменяют действительную компетентность и определяющие ее качества. Король — воспользуемся этим ти­тулом как символом власти такого типа — может быть глупым, порочным, злым человеком, то есть в высшей степени некомпетентным для того, чтобы быть властью; тем не менее он обладает властью. Пока он имеет королевский титул, считается, что он обладает качествами, делающими его компетентным. Даже если король голый, все верят, что на нем роскошные одежды.

То, что люди принимают мундиры или титулы за реальные призна­ки компетентности, не происходит само собой. Те, кто обладает этими символами власти и извлекает из этого выгоду, должны подавить спо­собность к реалистическому, критическому мышлению у подчиненных им людей и заставить их верить вымыслу. Каждому, кто даст себе труд задуматься над этим, известны махинации пропаганды и методы, с по­мощью которых подавляются критические суждения, известно, каким покорным и податливым становится разум, усыпленный избитыми фра­зами, и какими бессловесными делаются люди, теряя независимость, способность верить собственным глазам и полагаться на собственное мнение. Поверив в вымысел, они перестают видеть действительность в ее истинном свете» (Фромм Э. Иметь или быть? М., 1990. С. 44-47).

О бюрократической власти в массовом обществе.

«Господство аппарата. Превращая отдельных людей в функции, огромный аппарат обеспечения существования изымает их из субстан­циального содержания жизни (то есть делает их жизнь эфемерной, как бы повисшей в воздухе — В.Г.), которое прежде, в качестве традиции влияло на людей. Часто говорили: людей пересыпают, как песок. Сис­тему образует аппарат, в котором людей переставляют по своему жела­нию с одного места на другое, а не историческая субстанция, которую они заполняют своим индивидуальным бытием. Все большее число лю­дей ведет это оторванное от целого существование. Разбрасываемые по разным местам, затем безработные, они представляют собой лишь голое существование и не занимают больше определенного места в рамках целого. Глубокая, существовавшая раньше истина — каждый да выпол­няет свою задачу на своем месте в сотворенном мире — становится об­манчивым оборотом речи, цель которого успокоить человека, ощу­щающего леденящий ужас покинутости... Исчезает любовь к вещам и людям. Исчезает готовый продукт, остается только механизм, способ­ный создать новое. Насильственно прикованный к ближайшим целям, человек лишен пространства, необходимого для видения жизни в целом.

Там, где мерой человека является средняя производительность, ин­дивид, как таковой, безразличен. Незаменимых не существует. То, в качестве чего он был, он — общее, не он сам. К этой жизни предопреде­лены люди, которые совсем не хотят быть самими собой; они обладают преимуществом. Создается впечатление, что мир попадает во власть посредственности, людей без судьбы, без различий и без подлинно че­ловеческой сущности.

Кажется, что объективированный, оторванный от своих корней че­ловек утратил самое существенное. Для него ни в чем не сквозит при­сутствие подлинного бытия... Живя со дня на день, он видит цель, вы­ходящую за пределы сиюминутного выполнения работы, только в том, чтобы занять по возможности хорошее место в аппарате. Масса ос­тающихся на местах отделяется от меньшинства бесцеремонно проби­вающихся вперед. Первые пассивно пребывают там, где они находятся, работают и наслаждаются после работы досугом; вторых побуждают к активности честолюбие и любовь к власти; они изматываются, приду­мывая возможные шансы к продвижению и напрягая последние силы.

Руководство всем аппаратом осуществляется бюрократией, кото­рая сама является аппаратом, то есть людьми, превратившимися в аппа­рат, от которых зависят работающие в аппарате.

Государство, общество, фабрика, фирма — все это является пред­приятием во главе с бюрократией. Все, что сегодня существует, нужда­ется в множестве людей, а следовательно, в организации. <...>

Господствующий аппарат покровительствует людям, обладающим способностями, которые позволяют выдвинуться: умеющим оценивать ситуацию беспардонным индивидам, которые воспринимают людей по их среднему уровню и поэтому успешно используют их; они готовы в качестве специалистов подняться до виртуозности, одержимые желани­ем продвинуться, они способны жить, не задумываясь и почти не тратя времени на сон. <...>

Господство массы. Масса и аппарат связаны друг с другом. Круп­ный механизм необходим, чтобы обеспечить массам существование. Он должен ориентироваться на свойства массы: в производстве — на рабо­чую силу массы, в своей продукции — на ценности массы потребителей.

Масса как толпа не связанных друг с другом людей, которые в сво­ем сочетании составляют некое единство, как преходящее явление су­ществовала всегда. Масса как публика — типический продукт опреде­ленного исторического этапа... Масса как совокупность людей, рас­ставленных внутри аппарата по упорядочиванию существования таким образом, чтобы решающее значение имела воля и свойства большинст­ва, является постоянно действующей силой нашего мира...

Для расчлененной в аппарате массы главное значение имеет фикция ра­венства. Люди сравнивают себя с другими, тогда как каждый может быть самим собой, только если он не сравним ни с кем. То, что есть у другого, я тоже хочу иметь; то, что может другой, мог бы и я. Тайно господствует за­висть, стремление наслаждаться, иметь больше и значить больше. <...>

Расчлененная в аппарате масса бездуховна и бесчеловечна. Она — наличное бытие без существования, суеверие без веры. Она способна все растоптать, ей присуща тенденция не терпеть величия и самостоя­тельности, воспитывать людей так, чтобы они превращались в муравьев».

(Ясперс К. Духовная ситуация времени // Смысл и назначение истории. М., 1991. С. 310-314)

Поговорим о прочитанном:

1. Многие считают, что гордиться своей национальностью — все равно, что гордиться тем, что у тебя два глаза или две ноги. А вот американцы очень гордятся тем, что они американцы. Может быть, у нас вообще нет чувства собственного национального достоинства? Может быть, оно нам и не нужно?

2. Многие современные политические деятели утверждают, что демокра­тия для России не подходит и неплохо было бы восстановить монархию как наиболее подходящую для россиян форму правления. Как вы счи­таете, есть ли серьезные аргументы в пользу этого? Может быть, нам и правда нужна монархия? Во многих европейских странах монархия со­храняется и не противоречит демократии.

3. Можно ли сказать, что современное российское образование сильно бюрократизировано: все управляется сверху донизу, все регламентировано, расписано до деталей, на все есть правила? Или там, где вы учитесь, процветает самоуправление, и вы можете влиять на процесс своего образования?

4. К какому классу или слою общества вы хотели бы принадлежать? Какими сдвигами в сознании нашего общества объясняется тот факт, что в 1960-х все мечтали стать космонавтами, а сейчас — бизнесменами? Только высо­кими доходами бизнесмена, или есть более серьезные причины?

5. Как вы считаете, какое общество лучше — такое, где царят суровые, безжалостные к человеку законы, но зато есть порядок и гарантирован­ный минимум благ; или общество с мягким, либеральным законодатель­ством, но зато там вы идете на постоянный риск: риск разориться, риск не найти работу, — и должны сами отвечать за себя и полагаться только на собственные силы?

6. Некоторые теоретики считают, что в недалеком будущем семья исчез­нет, люди будут сходится на несколько дней, а потом снова расходиться, а воспитание детей возьмет на себя государство. Хотели бы вы жить в таком обществе? Согласны ли вы с тем, что все хорошее, что есть в че­ловеке, закладывается с детства семьей, а не школой или коллективом?

7. Какого человека вы хотели бы видеть во главе нашего государства: харизматического (яркого, энергичного, сильного, прекрасного оратора, любителя тенниса или футбола, своевольного, капризного, постоянно показываемого по телевидению) или бюрократического (серого, не­взрачного, почти невидимого, не навязывающего нам свой характер, не лезущего нам в душу, а тихо делающего свое дело)? Или вы считаете, что это две крайности, а истина должна быть посередине?

8. Остались ли справедливыми в наши дни слова поэта: «У нас в России две напасти: внизу власть тьмы, вверху тьма власти»?

Тема 4.2. ФИЛОСОФИЯ КУЛЬТУРЫ Культура и культ

В самом общем виде культуру можно определить так: культура — это все то, что не природа. Это все, что сделано руками человека. Культура — это тот искусственный мир, который человек создает, чтобы под­держать себя в своем искусственном, то есть человеческом состоянии.

Есть две точки зрения на происхождение понятия и смысла слова «культура»: одни исследователи считают, что «культура» происходит от латинского слова «культивировать» — обрабатывать почву. Первым проявлениями культурной деятельности человека была, по их мнению, обработка земли.

Согласно второй точке зрения, культура производна от слова «культ» — от совокупности религиозных, ритуальных действий, с по­мощью которых человек призывал высшие силы, «общался» с ними. Вы знакомы с мнением Л. Мамфорда, который полагал, что культурная ра­бота была для развития человека важнее, чем физический труд. Важнее, чем обработка земли, было создание тотемных столбов, молитвенных дощечек, ритуальных танцев и песен, исполнение обрядов, то есть со­вершение чисто человеческих действий, преображавших душу человека. И сама обработка земли была священным обрядом, частью культа — похороны зерна как разъятого тела бога и затем возрождение этого бога в виде выросших растений.

Русский мыслитель Павел Флоренский в своей работе «Философия культа» писал, что культура как бы отщепляется от культа, это его бо­ковой побег. Так же как обработка земли или приручение животных первоначально носили культовый, религиозный характер, так и искус­ство в своих первых элементарных проявлениях выполняло священную функцию — заклинало злые силы.

Но и техника, работа с первыми орудиями труда, первые согласо­ванные координированные действия в совместном труде целиком нахо­дились в рамках религиозного обряда. Лишь постепенно утрачивался, выветривался религиозный смысл многих действий, — и оставался ути­литарный набор операций и инструментов.

Это же касается и науки — геодезия держится на астрономии, астроно­мия возникла из астрологии, астрология — из поклонения древних людей звездам, а это поклонение выросло из мистического чувства Вечного и Без­условного, которое окружало первобытного человека со всех сторон. Из это­го мистического чувства и вырастало понятие окружающего пространства.

Священник Павел Флоренский (1882-1937 гг.) — Леонардо да Винчи XX века. Писал труды по философии, богословию, математике, электротех­нике, истории живописи, истории культуры. Принимал участие в составлении плана ГОЭЛРО. Будучи священником, одновременно читал лекции в духов­ной академии и в электротехническом институте и в 1930-х приходил в ин­ститут в рясе и с крестом.

Был арестован в 1933 году по ложному обвинению, работал в Забайкалье на мерзлотоведческой станции, потом был отправлен в Соловецкий лагерь, где в лаборатории занимался проблемой добычи йода и агар-агара из водо­рослей. В 1937 г. был расстрелян.

Основные работы П. Флоренского: «Столп и утверждение истины», «У водоразделов мысли», «Философия культа».

Это же касается и времени — мы живем не в некоем абстрактном времени, а отсчитываем время от рождения Иисуса Христа. И чувству­ем время, переживаем его, когда оно течет в ритме религиозных празд­ников — рождество, крещение, пасха и т.д. Пространство и время — производные культа.

Культура имеет глубинные сакральные корни. Всякая культура яв­ляется живой, динамичной, развивающейся, если она эти корни чувст­вует, ими питается, в них набирает свою силу. Культура, полностью оторванная от своих корней, быстро вырождается, становится сугубо утилитарной, часто бессмысленной. Внутри такой культуры уже нельзя отличить кабак от церкви (поскольку и то и другое является продуктами культуры), Сикстинскую мадонну — от пулемета, воровскую отмычку — от заповеди «не укради».

Культура давно стала для человека второй природой: все, что он видит в мире, он видит через свою культуру. Древние видели в небе Большую медведицу, а мы — ковшик с ручкой, потому что у нас другая культура. Но и для древних и для нас звездное небо — продукт культу­ры. Оно осмыслено, упорядочено, звезды названы, туманности обрисо­ваны, короче, вся история астрономии вошла в картину звездного неба.

Все, что мы видим вокруг себя, есть продукт деятельности предше­ствующих поколений. Мир, справедливо замечал К. Маркс, есть про­дукт промышленности и торговли, то есть это — «сделанный» мир.

Все, что мы сами из себя представляем, — наши мысли, чувства, наш воображение — есть продукт культурного воспитания. Надо пом­нить, что культура — это еще не все, что сама культура выросла из че­го-то более глубокого и бездонного, чем она сама, что культура — это только часть окружающего нас мира. Хотя самая главная часть. Борьба Аполлона и Диониса

Фридрих Ницше исследовал в своей работе «Рождение трагедии из духа музыки» древнегреческую культуру и пришел в выводу, что ее основу составляет борьба между двумя культами — культом бога Апол­лона и культом бога Диониса.

Культ Аполлона — это культ светлого, меры и соразмерности, ра­зума и науки (Аполлон — покровитель искусств и наук). Типичные об­разцы аполлоновского искусства, ясного, светлого, жизнерадостного — гомеровские «Илиада» и «Одиссея».

Культ Диониса — это культ темный, культ самой земли, культ пло­дородия, вина и опьянения, культ половой любви. Греки чествовали Диониса в дни сбора винограда, устраивали по ночам настоящие оргии, так называемые мистерии, в едином экстазе пели гимны, поклоняясь Дионису. Из этих мистерий возникли первые греческие трагедии.

Культ Диониса пришел в Грецию с Востока. До этого греки жили гармонично и счастливо, в ладу с природой и богами. Так считали все исследователи Древней Греции до Ницше. Но как только в Греции стал распространяться культ Диониса, перед греками распахнулись такие бездны и пропасти собственной души, такие ужасы мира, о которых они даже и не подозревали в прежнем олимпийском спокойствии.