Механизмы формирования делинквентности и девиантного поведения

До начала ХХ столетия в науке и общественном мнении доминировали биологические, психологические объяснения девиантного поведения. Ц. Ломброзо, У. Х. Шелдон сводили его причины к эволюционной деградации, или особенностям конституции организма. Под воздействием идей З. Фрейда эти трактовки постепенно вытеснялись объяснениями, сводившими сущность девиации к неустойчивости, неоднородности человеческой психики. При этом, до К. Г. Юнга такая неустойчивость понималась в ключе воздействия скорее генетических, нежели социальных факторов.

Социологическую трактовку девиации впервые дал Э. Дюркгейм. Причиной ее является аномия, отсутствие регуляции – состояние общества, в котором социальные связи и нормы неустойчивы. При этом отклонение от норм имеет не только негативное значение: девиация подтверждает их важность, дает представление об их разнообразии, а главное, служит одной из предпосылок социального изменения.

Развитие теории аномии Р. Мертоном ведет нас к пониманию причин девиации в разрыве между общественными целями и социально одобряемыми средствами их достижения. Девиантное поведение, наряду с конформным, представляет собой один из возможных типов адаптации. Эти положения соотносимы с социальной типологией личности по Э. Фромму, концепцией модальной и нормативной личности Р. Линтона. Если нормативная личность обладает чертами, оптимально выражающими данную культуру, и является, скорее, идеалом, то модальная представляет собой статистически наиболее распространенный тип отклоняющихся от идеала вариаций. Чем менее стабильно общество, тем больше расхождение между модальным и нормативным типами личности.

В рамках культурной антропологии подчеркивается значение конфликтов между культурными нормами как источника девиаций. У. Миллер связывал преступность с характеристиками культуры определенного слоя общества; исследования субкультур показали, что девиантному поведению обучаются. По существу, речь идет о конфликте между субкультурными нормами и нормами, принятыми обществом в целом, выражающемся в формировании стандартов поведения, рассматриваемых в качестве девиантных. Г. Беккер показал конструируемый характер девиантности, понимаемой как результат навязывания обществу влиятельными группами (правоведы, медики) определенных стандартов поведения. Эти положения (высказанные впервые в 1963 году, в книге «Аутсайдеры») созвучны как теории стигматизации И. Гоффмана, так и положениям конструкционизма (Г. Блумер, Дж. Бест, Р. Фуллер, Р. Майерс). При таком подходе девиация понимается как процесс, проходящий стадии первичной девиации (когда отклоняющееся поведение не становится еще предметом контроля и коррекции) и вторичной, когда на человека ставится клеймо девианта.

Может возникать иллюзия близости к этим положениям конфликтологического подхода. Однако, в рамках конструкционизма, теории стигматизации и концепции Г. Беккера возможность для той или иной группы влияния навязывать обществу свое понимание девиации связывается с ее статусом в обществе, в свою очередь, определяемым типом его устройства. Можно, разумеется, считать само это устройство далеким от идеального, что может служить основанием для достаточно резких критических построений (как у И. Иллича). Однако, отношения статусных групп будут пониматься как отношения, определяемые определенным устройством общества. В конфликтологических теориях, напротив, общественное устройство видится в качестве производного от борьбы интересов групп, а продуцирование норм понимается как элемент социального конфликта. Наиболее явно выраженной эта точка зрения предстает в марксизме, полагающем нормы орудием, используемым правящим классом в борьбе против классов, лишенных собственности. Разумеется, в таком подходе есть свои резонные основания, однако он верен, скорее, в общеисторическом, нежели конкретном социологическом контексте. Тезис о производности норм от интересов определенных социальных групп ничего не дает нам с точки зрения задач социальной инженерии; здесь важным оказывается, напротив, понимание процессов продуцирования норм и конструирования нормами типов поведения как взаимосвязанных.

С точки зрения задач социальной работы, более важным представляется не выяснение общих причин социальных конфликтов и глобальная критика несовершенств общественного устройства, сколько выяснение конкретных условий, в которых вероятно формирование и проявление моделей девиантного поведения. Подчеркнем, что в данном контексте для нас не важен даже вопрос о том, являются ли эти условия факторами формирования, или лишь проявления девиации: в том и другом случае они в равной мере сигнализируют нам о ее возможности и, следовательно, необходимости вмешательства.

Перспективы альтернативных подходов к осмыслению девиации демонстрируют, прежде всего, попытки интерпретировать современную российскую ситуацию как не лежащую в контексте процессов модернизации. Так, А. В. Качкин, исходя из того, что само признание наличия кризиса задает ситуацию модерна, предполагающую борьбу социальных институтов за универсальность и однородность, отождествляемые с успешностью, предлагает рассмотреть ситуацию кризиса как адекватную. Кризис при этом понимается в качестве необходимого механизма самоорганизации общества и коммуникации. Рассмотрение ситуации переводится в контекст личностного проектирования пространства социального взаимодействия[135]. Кризис идентичности оказывается способом существования и смыслом жизни, инструментом конструирования пространства социального взаимодействия. При этом обнаруживаются преимущества ситуации социальной неопределенности, смещения ролевых и ценностных ожиданий, и доминирующим может становиться кризисный тип личности. Механизм отказа от социальной составляющей идентичности оказывается при этом аналогичным механизму продуцирования молодежных субкультур. Последний развертывается от рефлексии несоответствия собственного поведения принятым стандартам к рефлексии о правомерности принятых норм и ценностей, что и приводит, в конечном счете, к формированию устойчивого социокультурного поля – маргинальной молодежной культуры.

Рассматриваемая концепция представляет собой попытку синтеза теории маргинальности Р. Парка и «мягких» версий «русской идеи». Для нас в данном случае интерес представляют только ее аспекты, связанные с трактовкой девиантного поведения молодежи. В этом плане предлагаемые объяснения оказываются недостаточными, ориентируясь, скорее, на ситуацию молодежных бунтов 1968 года, нежели современное положение вещей в России. Как продемонстрировано в соответствующих главах учебного пособия, социальное поведение современной российской молодежи в экономическом, политическом, социокультурном пространствах не может характеризоваться как нонконформистское. Оно, по доминирующим ориентациям, адаптивно, хотя, разумеется, далеко не всегда приводит к удовлетворительным результатам. В целом представляется более основательным рассматривать ситуации девиантного поведения относительно российской молодежи в основном аналогично анализируемым касательно молодежи развитых индустриальных стран, нежели пытаться выявить некие уникальные причины и обстоятельства девиации, присущие только России.

Условиями для молодежной девиации будут, прежде всего, ослабление механизмов воспитания и контроля, связанное с беспризорностью подростков, невыполнением родительскими семьями своих воспитательных функций, миграцией молодежи, а также влияние внесистемных субкультур.