Субкультурные теории

Функционалистский подход

Основные положения теории функционализма, заложенные Г. Спенсером и Э. Дюркгеймом[107], сводятся к следующим утверждениям: социальная система – это взаимосвязанность и интегрированность её частей. Общественная целостность и стабильность обеспечиваются согласием большинства членов общества с принятой системой ценностей, которая представляет собой наиболее устойчивый элемент социума. В любой культуре системе ценностей соответствует система поддерживающих эти ценности и воспроизводящих их социальных институтов. Ценности, не обеспеченные социальными институтами, и социальные институты, не имеющие ценностной базы, обречены на отмирание. Стабильность социальной системы сохраняется с помощью встроенных в неё механизмов контроля и корректировки отклоняющихся форм поведения, а негативные проявления элементов системы преодолеваются за счёт её внутренних резервов.

Вместе с тем, внутри социальных систем существуют относительно автономные культурные «зоны», аккумулирующие ценности, отличающиеся от общепринятых. Основу таких зон могут составлять как отжившие, вытесненные на периферию общественной жизни культурные элементы, так и новые, ещё не принятые социумом явления, обычно поддерживаемые молодыми людьми.

Сегодня распространено мнение, что молодёжь как социодемографическая группа появилась в Европе и США примерно во времена начала индустриальной революции. Приметой нового времени стало формирование иной, чем прежде, модели жизненного цикла. В традиционном обществе существовал жёстко заданный жизненный цикл, где каждому возрастному периоду соответствовало конкретное содержание деятельности: юности – получение образования, зрелости – начало трудовой деятельности, уход из родительского дома и создание собственной семьи, старости – прекращение трудовой активности и выход на пенсию. Эти периоды следовали один за другим, создавая некую единую цепочку[108]. Между завершением юношеского этапа жизненного цикла и началом следующего – взрослого – во временном отношении практически никакого «зазора» не было.

С. Айзенштадт отмечает, что «в «примитивных» обществах переход к взрослому статусу не является особенно проблематичным – знания и навыки «взрослости» приобретаются «естественным» образом в качестве одного из моментов взросления"[109]. Таким образом, переход во взрослое состояние носит ритуальный характер (обряд инициации), а молодёжь как социальная группа не существует. Переход к взрослой жизни характеризуется началом трудовой деятельности у мужчин и замужеством для женщин.

Усложнение разделения труда и производственных процессов приводит к увеличению переходного периода от детства к взрослости. В то же время - вследствие акселерации – ускоренного полового созревания, период физиологического детства сокращается. Чтобы достичь взрослого статуса, детям требуется усвоить моральные коды общества, правила поведения, приобрести знания и навыки, необходимые для выполнения ролей взрослых. Переход к другому социальному статусу для молодого человека связывается с обретением формальных навыков и квалификаций, оставлением дома и достижением независимой позиции на рынке труда. Между двумя стабильными фазами жизни – юностью и зрелостью – формируется новый жизненный период, характеризующийся социальной неопределённостью, нестабильным экономическим положением и материальной зависимостью от родителей или системы социального обеспечения. Возрастной диапазон при этом, по различным оценкам, колеблется в пределах от 13 до 29 лет.

Индустриальное общество формирует новые специализированные институты, с помощью которых оно «изымает» детей из семей и подготавливает их для успешного функционирования в более широкой социальной системе. Таким образом, возникновение субкультур в рамках функционалистского подхода объясняется антагонизмом между системами ценностных ориентаций семьи и структур, выполняющих функцию вторичной социализации. Утрачиваемые семьёй функции социальной интеграции берут на себя гомогенные возрастные группы[110]. Такие группы, подразумевающие возрастное и социальное равенство внутри неё, получили обобщённое название «peer group» (от англ. pееr – равный по возрасту и статусу).

М. Фезерстоун и Р. Берроуз в числе многих современных социологов, констатирующих ослабление роли нуклеарной семьи, отмечают: «Формирование тесных межличностных отношений всё больше осложняется. Типы социальной и географической мобильности увеличивают неустойчивость социальной жизни; так подрывается образование сильных социальных связей»[111]. Субкультуры и реализуют эти связи, сосредоточенные не на семье, а на группах друзей, выпадая из нормы.

Молодые люди пытаются обрести ощущение стабильности, нейтрализовать собственную беспомощность перед лицом мира взрослых, удовлетворить потребность в социальной и культурной идентичности, отождествлении себя с неким целым. Молодёжь выделяется из большого сообщества и формирует специфические системы ценностей, формы поведения, ритуалы, символы. (В таком же смысле можно говорить о субкультурах политиков, врачей, журналистов и т.д., при этом в анализе заметно ослабевает значение социокультурного статуса.)

Молодёжная культура, по определению Т. Парсонса[112], вырабатывает ценности, инверсные по отношению к миру взрослых, который ассоциируется с работой на производстве, конформностью, рутиной и ответственностью. Молодежные ценности по Парсонсу включают в себя потребление, гедонистический досуг, активность и безответственность.

Сегодня уже нельзя подходить к молодежной культуре как к некоему структурному монолиту, без учета пола, этнической принадлежности, стартовых условий. Молодежная культура, как представляется, на самом деле является системой разнообразных субкультур, апеллирующих к различным возрастным группам, вовлеченным в различные образы жизни.

Критики функционалистского подхода указывают на его неприменимость к объяснению и предсказанию инновативных процессов. Скажем, события, получившие название «молодёжной революции» и приведшие к достаточно широкому альтернативному движению – «контркультуре» объяснить с его помощью невозможно.

Чикагская школа

Согласно подходу в рамках «теории конфликта» молодёжь нельзя рассматривать как однородную массу с одинаковым жизненным опытом, проблемами и возможностями. Фундаментальную роль в жизни молодёжи, связанной с социальной стратификацией и, соответственно, со степенью доступа к материальным и символическим благам, играет классовая принадлежность.

Корни современной субкультурной теории уходят в теорию делинквентности, разработанной в 30-х годах Чикагской школой. Объясняя делинквентность отсутствием нормальной социализации, социологи из Чикагского университета предложили исследовать причины возникновения делинквентного поведения. В фокус исследований попали молодые гангстеры и группы, образованные по этническим признакам.

Основной посылкой этой теории было утверждение, что делинквентность (здесь мы будем понимать делинквентность как cоциально-отклоняющееся поведение, правонарушение подростка, за которое взрослый нёс бы уголовную ответственность) является «нормальным» поведением в определённом культурном контексте, определяющимся внутригрупповыми ценностями, а не симптомами психической ненормальности. Молодой потенциально делинквентный человек, ассоциируя себя с делинквентной группой, начинает себя соответственно вести и становится делинквентом сам.

В ответ на теорию чикагской школы возник широкий диапазон социальных подходов к изучению поведений, принятых за «нормальные», и "делинквентных" в противоположность им.

Д. Макгуиган[113] связывает основные посылки ранних субкультурных теорий с широко распространёнными послевоенными представлениями об эволюции западной цивилизации в сторону бесклассовости. Поколение, появившееся после Великой Депрессии, составило значительную часть населения; это свело различие ориентации потребительской культуры на различные социальные слои и молодежь к минимуму. Казалось, что понятие класса потеряло свою значимость, и большинство социальных различий и конфликтов объяснялось «разрывом поколений» (generation gap).

Марксизм и неомарксизм в теориях субкультур

Согласно учению К. Маркса, социальное неравенство – следствие деления общества на классы. В капиталистическом обществе класс рассматривается как принципиальная структурная единица. Поэтому классовый анализ является основным для понимания разногласий, противоречий и конфликтов в обществе. В процессе истории люди сформировали специфические социальные отношения относительно процесса производства. Эти социальные отношения в производстве формируют экономическую основу общества, таким образом формируя все другие аспекты социальной организации (социальную структуру). Типичные представители марксистского подхода Г.К. Ашин и А.П. Мидлер считают, что «подлинным критерием дифференциации культур является не массовость или эзотеричность их, а классовое содержание»[114].

Теория Маркса также недостаточна для комплексного объяснения причин возникновения субкультур. Но разделение на классы ведёт к отчуждению и отношениям доминирования/подчинения, которые создают условия для возникновения поля социальных напряжений. А субкультуры возникают именно в этом поле.

Отчуждение же в марксизме есть процесс, превращающий деятельность человека и продукты этой деятельности в самостоятельную силу, господствующую над ним и ему враждебную. Такое понимание базируется на историко-материалистической концепции личности и общества. Как отмечает Маркс, существует отчуждение самой деятельности человека, отчуждение результатов труда от самого труда и отчуждённость социальных институтов и предписываемых ими норм от трудящихся. В качестве источников отчуждения в области экономики выступают капиталистическое разделение труда, стихийный характер совокупной социальной деятельности в условиях антагонистических формаций, господства частной собственности и товарно-денежных отношений, превращение труда в средство существования, товарный фетишизм. Отчуждение идеологии от жизни приводит к формированию у членов общества такого уровня притязаний и ожиданий, который не соответствует действительным возможностям общества, что нередко и бывает причиной девиации.

В 20-х годах А. Грамши разработал концепцию гегемонии буржуазии, согласно которой нравы, вкусы и методы буржуазии навязывают идеологию всему обществу. Любая альтернатива (реальная или нет) этой идеологии расценивается как угроза. Кажущаяся «смерть» классов после второй мировой войны в совокупности с появлением «разрыва поколений» и захватом доминантных ролей молодёжными «мужскими» субкультурами могла бы рассматриваться как реальная угроза гегемонии буржуазии.

Но исследователи 60-х не нашли неограмшианский подход достаточным для анализа культуры, сводя субкультурную теорию к концепциям «бесклассовости» и «разрыва поколений». Тем не менее, они связывали различия в пределах поколений непосредственно с классовыми проблемами в духе марксизма, но только для сравнения «родительской» культуры и "дочерних" субкультур[115]. Однако такой подход нам видится недостаточным для полноценного анализа молодёжных субкультур.

С. Мойси видит ключевыми моментами отчуждения в конце двадцатого века уменьшение числа рабочих мест, доступных для молодых людей, представление войн и голода как неразрешимой проблемы и погоню за прибылью на фоне продолжающегося разрушения окружающей среды: это сильно беспокоит молодых людей. Мойси предполагает, что «субкультурное восстание есть инстинктивный способ утверждения молодыми людьми контроля над своей жизнью, получившими достаточное образование для осознания путей решения проблем, но не имеющими голоса в процессе принятия решений большим бизнесом или правительствами»[116].

Однако субкультурные активисты воспринимали марксизм чаще через призму неофрейдизма (или фрейдо-марксизма) в том виде, который разрабатывался представителями франкфуртской социологической школы: Э. Фроммом, Г. Маркузе, Т. Адорно, М. Хоркхаймером.

Э. Фромм, накопив огромный эмпирический материал, раскрывающий глубинные проявления человеческого поведения, свойственного носителям американо-европейской буржуазной культуры, переосмыслил учение Маркса в свете открытий психоанализа не только З. Фрейда, но и К. Хорни, Г. Салливена и др. В результате этого переосмысления делается вывод о том, что человечность человека никогда не должна служить лишь средством для государства, класса или нации; отчуждение как наиболее фундаментальное выражение психопатологии ведёт к переоценке всех ценностей; человек является пленником созданных им политических институтов[117]. Эти основные идеи нашли своё отражение в американо-европейской молодёжной контркультуре ХХ в.

Г. Маркузе описывает современное общество как предельно технизированное, бюрократичное, поглотившее индивидуума посредством развития у него «ложных» потребностей. В результате значительного подъёма уровня жизни трудящегося и активного стимулирования его потребительского спроса он становится активным потребителем и, тем самым, заинтересованным в нормальном функционировании хозяйственной системы, всего «общества потребления». Вместе с этим теряется критическая способность, составляющая второе измерение, и сознание человека становится «одномерным». Маркузе подчёркивает, что основным орудием реализации универсальной «одномерности» является наука нового времени. Она реализовала себя во всех сферах современного общества – в технике и экономике, политике и морали, искусстве и философии, в стиле мышления, связывающего эти сферы. В этих условиях движущей силой социальных изменений, началом которых должен стать «великий отказ» от всех традиционных ценностей, являются те люди, которые ещё не погрязли в реалиях «одномерного бытия»: студенчество, радикальные интеллигенты, а также аутсайдеры (безработные, люмпены, маргиналы). Таким образом, студенческая молодёжь рассматривалась как часть армии, способной осуществить «культурную революцию», ближайшей целью которой являлось развитие «новой чувственности»[118].

Субкультуры, в основном, формируются теми, кто ощущает контроль над своей жизнью и процессом производства, протестуя тем самым против «традиционного» социального порядка. Этот протест довольно последователен в способах, через которые он выражается – через элементы, свойственные субкультурам с прошлого столетия. Такими элементами могут быть необычные стили платья, прослушивание музыки, которая не укладывается в рамки традиционных форм, нетрадиционное время субкультурной активности и всё, что нарушает статус-кво, что было продемонстрировано модами и хиппи в 1960-х, панками в 1970-х и рэйверами в начале 1990‑х годов. Например, Дж. Макгуиган[119] отмечает, что такие особенности времяпрепровождения, как уличные празднования, переходящие в сильные столкновения с полицией, возмутительные стили одежды и поведение, присущи молодёжным субкультурам. При этом они порождают сенсацию в средствах информации, вызывая ощущение присутствия "чужаков", общественное порицание или одобрение.

Слабой стороной теории конфликта критики видят драматизацию моментов субкультурного «сопротивления», так как в поле зрения исследователей попадают только наиболее «зрелищные» аспекты молодёжной культуры. Если рассмотреть эти аспекты в более ординарном контексте работы, отдыха, семьи, школы, они теряют свою броскость. При этом различие между «конформной» и «неконформной» молодёжью нивелируется, а моменты «сопротивления» во многом уравновешиваются моментами инкорпорированности в доминантные системы ценностей с их традиционными образцами потребления, этническими и сексуальными стереотипами.

Отметим и общие черты функционалистского подхода и теории конфликта. Их объединяет то, что теоретическим средством осмысления является понятие молодёжной субкультуры. Эти субкультуры рассматриваются как своеобразный буфер социальной адаптации молодёжи.

Бирмингемская школа

В 70-е годы британские ученые пытались разработать более широкую структурную перспективу и связать социокультурную девиантность с классовым конфликтом[120]. Бирмингемская школа исходит из марксистской посылки разделения любого капиталистического общества на облечённый властью класс и ему подчинённые. Представители подчинённых классов, признавая своё зависимое положение и стремясь избежать притеснения, свойственного таким отношениям, пытаются сформировать пространство, в пределах которого они могут действовать как уполномоченные субъекты. Бирмингемская школа представляет формирование оппозиционных субкультур как форму классовой борьбы. Как результат попытки установления причины возникновения субкультур в пределах более широкой социальной структуры устанавливаются теоретические связи между работой и досугом, производством и молодёжной культурой.

Учёные Бирмингемского Центра современных культурных исследований в коллективной монографии «Сопротивление посредством ритуалов» утверждают, что идеологическая борьба имеет прямые материальные последствия: «…субкультуры не являются исключительно идеологическими конструктами. Они завоёвывают пространство для молодых людей: культурное пространство в институтах и непосредственном окружении, реальное время для развлечения и отдыха, физическое пространство на улицах. Они служат для разметки и освоения «территории» в местах жительства и фокусируются вокруг основных событий социальной интеракции, таких как уикенды, дискотеки, вечерние вылазки «в центр», события типа "просто-стою-ничего не делаю" будничных вечеров»[121].

По этой теории восприятие молодыми людьми себя как, по существу, отличающихся от родителей, фундаментально для классового сознания. Бирмингемская школа предположила, что рабочая молодёжь создаёт субкультуры для обеспечения поля жизнедеятельности, в котором её представители могут испытывать успех и получать адекватное вознаграждение.

Классификация молодёжных субкультур английскими социологами подразумевает деление на два основных типа: прошкольные, ориентированные на интенсивную учёбу и конформность, и антишкольные. Последние представлены двумя разновидностями: так называемыми уличной и поп-медиа. Типичные ценности уличной культуры – это интерес к спорту (футболу, бейсболу, единоборствам), танцы, посещение кафе, пивных баров, просто проведение времени в компании. Субкультуры поп-медиа основываются на ценностях, ролях и видах деятельности, предлагаемых для молодёжного потребления средствами массовой информации. Главными объектами потребления при этом оказываются музыка, мода, молодёжная пресса, ТВ и кино[122]. В субкультуры подобного типа вовлечены, как правило, подростки из среды среднего класса, не имеющие доступа к уличной культуре.

Основной упор этой теории делается именно на уличные культуры. Они, бесспорно, являются нонконформистскими по отношению к доминантным системам ценностей, оказываясь, таким образом, не просто протестом против родителей, но как раз моментом конфронтации с «властью» среднего класса посредством утверждения ценностей рабочего класса. Последние прежде всего связываются с пониманием того, что означает «быть настоящим мужчиной» и являются основой сопротивления доминантным представлениям среднего класса о надлежащих формах поведения, учёбы, отдыха; на их основе вырабатываются собственные образцы культурного поведения. Молодежные субкультуры рабочего класса базируются на культуре ближайшего окружения и темпорально кратковременны. Они ограничены промежутком между учебой и началом работы, семейной жизни. (В отличие от более разнообразных молодежных субкультур среднего класса, члены которых вовлечены в них на протяжении большего промежутка времени, и более интернациональных по своему духу.) В этом ракурсе уличные молодёжные субкультуры являются попыткой разрешения противоречий, связанных с реакцией молодёжи, находящейся на подчинённых структурных позициях, на системы ценностей доминантного класса.

Д. Хебдидж понимает субкультуры как некую силу, влияющую на изменение культурных форм, являющихся составной частью доминантной культуры, и создающую альтернативные культурные формы. Нетрадиционная интерпретация использования традиционных изделий и предметов (как способ самоидентификации) расценивается членами субкультуры как противопоставление доминантному стилю и идеологии. Хебдидж, ссылаясь на Леви-Стросса[123], назвал этот процесс бриколажем, а членов субкультуры (субкультурных агентов) – бриколёрами (проще говоря, реинтерпретаторами). «Субкультуры выражают запретное содержание (классовое сознание, осознание неравенства) в запретных формах (нарушение традиционных представлений о внешнем виде, поведенческих кодексов, норм, законов и т.д.)»[124]. (Субкультурные агенты могут надевать нижнее бёлье на верхнее, использовать паровозные сирены на танцевальных вечеринках или осваивать под них недостроенные атомные реакторы, о чём речь пойдёт позже. Впрочем, нетрадиционное применение и оценка можут относиться не только к вещам, но и к действиям – это другой аспект бриколажа.)

Субкультурный анализ Бирмингемской школы постоянно соседствует с анализом классовой культуры, её традиций, ценностей. В целом подход к изучению молодёжных субкультур в зависимости от принадлежности к социальному классу, способа производства и последующих социальных отношений достаточно правомерен и результативен.

Альтернативные подходы к исследованию молодёжных субкультур

М. Брэйк указывает на одну из наиболее распространённых в западной социологии молодёжи точек зрения. Она состоит в том, что феномен молодёжных субкультур связан с попытками разрешения молодёжью коллективно переживаемых проблем, являющихся результатом противоречий в социальной структуре общества (об этом, в частности, писал Мердок). При этом субкультура стремится воспроизводить определённую коллективную идентичность, формирующую, в свою очередь, индивидуальные идентичности, отличные от предписываемых классовым происхождением, образованием и родом занятий. Однако почти всегда такое решение оказывается только временным, причём достигаемым только на культурном уровне, но никогда на уровне социально-экономической реальности[125].

И.Б. Громова и В.Н. Леонтьева отмечают, что кризис социализации является следствием более масштабного кризиса – разрушения механизмов культурной преемственности. Согласно такому видению проблемы субкультурные явления (как и альтернативные культуры вообще) рождаются в результате своеобразного сбоя в работе механизмов трансляции социокультурного опыта, что нарушает содержание и формы индивидуального освоения культуры[126].

Ю.Н. Давыдов и И.Б. Роднянская рассматривают молодёжные субкультуры как проявление инфантилизма и нежелания молодых людей вступать во "взрослую жизнь". В исследовании отмечается, что существует большая литература по молодёжному движению, где молодёжь рассматривается как "малая группа", т.е. в рамках той социологической концепции, которая была выработана для характеристики положения расовых и этнических меньшинств, а впоследствии женщин, инвалидов, престарелых и т.д. Речь идёт о таких категориях, принадлежность к которым рассматривается остальным обществом как клеймо, стигма[127].

Примечательно, что в конце века в западной цивилизации полярность отношения к молодёжи меняет знак. Просто быть молодым – престижно, модно; производство одежды, аксессуаров, индустрия развлечений преимущественно ориентированы на молодёжь, хотя в процентном отношении это не такая большая группа, особенно в такое время, когда в связи с успехами в медицине средняя продолжительность жизни растёт, а население планеты стремительно стареет.

И.Ю. Сундиев отличает внешнее проявление инфантильности, поясняя, что «на деле внешняя инфантильность скрывает высокую адаптивную гибкость молодых людей, их готовность говорить «что и где надо», сохраняя при этом свои взгляды, идеи, стремления для тех, «кто поймёт». Подобная двойственность поведения, оценок в условиях жёсткого социального контроля (семьи, школы, вуза) порождает двойственность используемой нормативно-оценочной шкалы. Одно и то же событие оценивается молодым человеком по-разному, в зависимости от того, находится он в группе единомышленников или вне её.

Итак, молодёжь представляется как феномен, инвариантный для индустриально развитых стран с высокой степенью урбанизации. Она представляет собой совокупность различных субкультур, сформированных отдельными возрастными группами, находящимися в переходной фазе и различающимися по своей структурной и статусной позиции. Дифференциация системы ценностей общества, культурные отличия различных социальных групп, отражающие динамическое разнообразие городской популяции, приводят к тому, что человек может придерживаться, как минимум, двух различных систем ценностей. Одна из них, как правило, связана со сферой досуга и рекреации. Сфера досуга имеет важнейшее значение для молодых людей, поскольку предоставляет им дополнительное (а иногда основное) культурное пространство для самоидентификации, самовыражения и самоутверждения. Рассогласование ценностных мотиваций доминантной культуры взрослых и субординативной молодежной культуры и разрушение механизмов культурной преемственности неизбежно приводят к отчуждению молодежи от взрослого поколения. Это, в свою очередь, способствует возникновению и существованию молодёжных субкультур.