За это и многое другое Пифия изрекла знаменитую фразу: "Сократ пре­выше всех своею мудростью". 3 страница

Остается добавить, что весь грандиозный путь Аристотеля свидетель­ствует о его страстном желании познавать и распространять знания, а это первостепенный дар каж­дого ученого и в то же время его последнее сверше­ние. У Аристотеля логика и биология, метафизика и этика, психология и тео­логия – не разроз­ненные завоевания науки как это может показаться на пер­вый взгляд. Ари­стотель объединяет их в такую стройную систему, что каж­дая часть не только занимает в рамках целого надлежащее ей место, но и со­храняет это место для себя одной.

Малые сократические школы. После казни Сократа его ученики орга­ни­зуют во множестве постоянные философские школы (Мегарская, Кирен­ская, Элидо-эретрийская, киниче­ская), в которых была рутинная практика школь­ных упражнений и преемственность ру­ководителей школы – схолар­хов. Фридрих Ницше, характеризуя эти школы, писал: "Чем больше падало могу­щество греческих философов, тем более они внутренно страдали от этой желчности и злобности; а когда различные секты стали защищать свои ис­тины на улицах, души этих женихов истины были совершенно загрязнены ревностью и злословием; тиранический элемент свирепствовал отныне, как яд в их собственном теле. Это множество маленьких тиранов готовы были съесть живьемдруг друга; в них не осталось уже ни одной искры любви и слишком мало радости от своего собственного познания".[57]

Остановимся на одной из самых известных школ – кинической.

Осно­вателем ее был Антисфен (446-366 до н.э.) из Афин, который пропагандиро­вал твердость, выносливость и бесстрастие Сократа. Он оставил 10 томов со­чинений (свитков). Название школа получила от гимнасии Киносарг, где Ан­тисфен вел свои беседы.

Как и Сократ, Антисфен был теоретическим противником демократии. Однажды он посоветовал афинянам принять постановление: "Считать ослов конями"; когда это сочли нелепостью, он заметил: "А ведь вы простым голо­сованием делаете из невежественных людей – полководцев". По его словам, государства погибают тогда, когда не могут более отличить хороших людей от дурных.

Он считал, что человека можно научить добродетели, которая проявля­ется в поступках, таких как простота, близость к природе (чем мы лучше со­бак?), отказ от потребительской жизни, от почестей и наслаждений. Сам он называл себя Истинный Пес. Он первый ввел обычай отпускать бороду и но­сить посох и суму, а также спать на сложенном вдвое плаще.

Но Сократ был противником показного аскетизма. Сократу не нужны были лишние материальные блага, чтобы они не мешали ему сосредото­читься на философствовании, для Антисфена его аскетизм был непосредст­венно самой философией. Когда Антисфен старался выставить напоказ дыру в своем плаще, Сократ, заметив это, сказал: "Сквозь этот плащ я вижу твое тщеславие!". Антисфен был причиною изгнания Анита и смерти Мелета, на­писавших донос на Сократа.

И все-таки Антисфен любил такое наслаждение, как жизнь. Однажды Диоген принес с собой кинжал, и, когда Антисфен воскликнул: "Ах, кто из­бавит меня от страданий!", он показал ему кинжал и произнес: "Вот кто". - "Я сказал: от страданий, а не от жизни!" – возразил Антисфен. Умер он от ча­хотки.

Нет такого человека, который не знал бы "Диогена из бочки". Может быть потому, что его философия есть вариант для поддержки духа всех не­имущих, разочарованных, гонимых и обездоленных.

Философия последова­теля Антисфена киника Диогена (410-320 до н.э.) из города Синопа заклю­чена в его поступках и высказываниях. В молодости он, как и его работав­ший менялой отец, подделывал монеты, был уличен, изгнан или сам в страхе бе­жал, пришел в Дельфы к оракулу и спросил, что ему делать, чтобы просла­виться, и получил ответ: "сделать переоценку ценностей".

И он прославился в веках, когда решил "портить всю монету", то есть все традиционные ценности, но в широком масштабе. Он отрицает все обще­принятые нормы, ценности и условности, все, что люди называют культурой. Звания, почести, приличия, жилище, честь, счастье, богатство – все он объя­вил фальшивой монетой. Он решил жить очень просто, как собака, и его на­звали киником, что означает "собачий".

Диоген понял, как надо жить, когда поглядел на пробегавшую мышь, которая не нуждалась в подстилке, не пугалась темноты и не искала никаких мнимых наслаждений. Он ходил постоянно с сумой, в которой была пища, а жилья у него не было. Потом он устроил себе жилище в глиняной бочке при храме Матери Богов. Желая себя закалить, летом перекатывался на горячий песок, а зимой обнимал заснеженные статуи. Увидев однажды, как мальчик пил воду из горсти, Диоген выбросил из сумы свою чашку, а потом, при виде мальчика, который, разбив свою плошку, ел чечевичную похлебку из куска выеденного хлеба, выбросил и миску.

Он говорил, что над ним исполнились трагические проклятья, ибо он "Лишенный крова, города, отчизны, живущий со дня на день нищий стран­ник". Он называл себя гражданином мира, то есть, был родоначальником космополитизма. При этом, не стесняясь называть себя собакой, он подчер­кивал единение всего животного мира с человеком. Судьбе он противопоста­вил мужество, закону – природу, страстям – разум. Он говорил, что как слуги в рабстве у своих господ, так и дурные люди в рабстве у своих желаний. Алчность Диоген называл матерью всех бед, любовь – делом бездельников, старость в нищете – самым горестным в жизни.

Диоген критиковал Платона за его пустословие и многоречивость, счи­тая бессмысленной тратой времени исследование общефилософских абст­рактных понятий. Он был уверен, что философия должна быть простой и доступной, а ее задача – научить человека правильно жить. Когда Платон рассуждал об идеях и изобретал названия для "стольности" и "чашности", Диоген сказал: "А я вот, Платон, стол и чашу вижу, а стольности и чашности не вижу". А тот: "И понятно: чтобы видеть стол и чашу, у тебя есть глаза, а чтобы видеть стольность и чашность, у тебя нет разума".

Тогда Диоген стал бродить среди бела дня с фонарем в руках, объяс­няя: "Ищу человека". Конкретных людей он видел всюду, но человека как та­кового найти не мог, также как "стольность" и "чашность".

Когда Платон дал определение, имевшее большой успех: "Человек есть животное о двух ногах, лишенное перьев", Диоген ощипал петуха и принес к нему в школу, объявив: "Вот платоновский человек!" После этого к опреде­лению было добавлено: "И с широкими ногтями".

На вопрос: "Что, по-твоему, представляет собой Диоген?" – Платон от­ветил: "Это безумствую­щий Сократ".

Когда Диогена спросили, почему люди подают милостыню нищим и не подают философам, он сказал: "Потому что они знают: хромыми и слепыми они, быть может, и станут, а вот мудрецами никогда". Нуждаясь в деньгах, он просил друзей не "дать ему деньги", а "отдать его деньги". Платон заметил, что в смирении Диогена видна спесь, и назвал его Псом. Но Диоген ответил на это: "И верно: ведь я прибежал обратно к тем, кто меня продал".

Диоген говорил, что люди соревнуются, кто кого столкнет пинком в канаву, но никто не соревнуется в искусстве быть прекрасным и добрым.

Он удивлялся, что грамматики изучают бедствия Одиссея и не ведают о своих собственных; музыканты ладят струны на лире и не могут сладить с собственным нравом; математики следят за солнцем и луной, не видят того, что у них под ногами; риторы учат правильно говорить и не учат правильно поступать; наконец, скряги ругают деньги, а сами любят их больше всего.

Он осуждал тех, кто восхваляет честных бессеребренников, а сам вти­хомолку завидует богачам. Его сердило, что люди при жертвоприношении молят богов о здоровье, а на пиру после жертвоприношения объедаются во вред здоровью. Он удивлялся, что рабы, видя обжорство хозяев, не растаски­вают их еду.

Он хвалил тех, кто хотел жениться и не женился, кто хотел путешест­вовать и не поехал, кто собирался заняться политикой и не сделал этого, кто брался за воспитание детей и отказывался от этого, кто готовился жить при дворе и не решался. Он говорил, что, протягивая руку друзьям, не надо сжи­мать пальцы в кулак.[58]

Диоген учил жить, довольствуясь тем, что имеешь. Его равнодушие к благам жизни потрясло Александра Македонского, который, остановившись над ним, сказал: "Проси у меня, чего хочешь"; Диоген отвечал: "Не заслоняй мне солнце". Александр сказал: "Я великий царь Александр". – "А я, – отве­тил Диоген, – собака Диоген". И на вопрос, за что же его зовут собакой, ска­зал: "Кто бросит кусок, – тому виляю, кто не бросит – облаиваю, кто злой че­ловек – кусаю". Когда Александр спросил: "Ты не боишься меня?" – "А что ты такое, - спросил Диоген, - зло или добро?" – "Добро", - сказал тот. "Кто же боится добра". Говорят, Александр воскликнул: "Если бы я не был Алексан­дром, я хотел бы быть Диогеном".

Диоген считал, что само презрение к наслаждениям, благодаря при­вычке, становится высшим наслаждением. Его жизнь – блестящее подтвер­ждение известной истины: не место красит человека, а человек – место.

Когда его продавали в рабство, на вопрос глашатая, что он умеет де­лать, он с достоинством сказал: "Властвовать людьми". И, указав на богато одетого Ксеннада, он добавил: "Продай меня этому человеку: ему нужен хо­зяин". Ксеннад купил его, отвел в Коринф, приставил его воспитателем к своим сыновьям и доверил ему все свое хозяйство. Диоген повел его так хо­рошо, что хозяин повсюду рассказывал: "В моем доме поселился добрый дух". Ученики хотели выкупить Диогена, но он обозвал их дураками, ибо не львам бывать рабами тех, кто их кормит, но тем, кто их кормит, - рабами львов, потому что дикие звери внушают людям страх, а страх – удел рабов.

Велика была сила убеждения этого человека, его чары. Однажды эги­нец Онесикрит послал в Афины одного из своих сыновей, который, послушав Диогена, там и остался. Отец послал за ним старшего сына, но и тот не вер­нулся. На третий раз отец приехал сам, но остался вместе с сыновьями зани­маться философией.

Несмотря на аскетическую жизнь, полную испытаний, Диоген прожил 90 лет. Он умер по одним рассказам, задержав дыхание, по другим, заразив­шись холерой.

Бертран Рассел пишет, что сам Диоген был полон энергии, но его уче­ние было предназначено для людей пассивных, разочарованных и утомлен­ных. Оно не способствовало развитию науки, культуры и другой полезной деятельности, кроме протестной.

Но почему же тогда так жива память о его словах и поступках? Уж точно не потому, что он творил непристойности на виду у людей. Вероятно, потому, что он всеми способами старался обратить внимание людей на то, что самая тяжелая победа – это победа над собой. И герой не тот, кто всех быстрее пробежал дистанцию на Олимпийских играх, а тот, кто одержал по­беду над своими страхами, предрассудками, жадностью, ленью, тщеславием, желанием наслаждений.

Когда кто-то спросил его, зачем он пришел на соревнования, не для того ли, чтобы поглядеть на них, он ответил:

- Нет, чтобы участвовать в них.

Его собеседник засмеялся и спросил, с какими же противниками он со­бирается померяться силами; Диоген, бросив, как обычно, взгляд исподлобья, ответил:

- С самыми страшными и непобедимыми, с теми, кому ни один эллин не смеет взглянуть в глаза; они, правда, не бегуны, не борцы, не прыгуны, не кулачные бойцы и не стрелки из лука, но они делают человека разумным.

- Кто же они?

- Труды, - сказал Диоген, - тяжкие труды, непреодолимые для обжор и безрассудных людей, которые весь день пируют, а ночью храпят; эти труды под силу одолеть только людям сухощавым, худым, с животами, подтяну­тыми, как у ос. Такой человек вызывает на бой всех подряд, сражается с го­лодом, терпит холод и жажду, сохраняет силу духа, даже если приходится переносить побои, не малодушествует, если его тело терзают или жгут. Бед­ность, изгнание, бесславие и другие подобные бедствия ему не страшны, он считает их пустяками.[59]

В философии периода эллинизма (III в до н.э. – I в н.э.) важную роль играли индиви­дуалистические этические учения – эпикуреизм и стоицизм, которые представляли собой модели нравственного неприятия действитель­ности. Процесс упадка полисной жизни и перехода к крупным политическим конгломератам порождал желание спрятаться от ру­шащегося привычного мира. Это отразилось на содержании философских и этических учений. В философии получил развитие атомизм, в этике – гедонизм (от греч. Hedone - удовольствие) или пессимизм (от лат. pessimus — наихудший), но в любом случае предла­гался уход от общественных задач и проблем. Человек, как атом, оставался наедине со своими бедами.

В философии периода эллинизма (III в до н.э. – I в н.э.) важную роль играли индиви­дуалистические этические учения – эпикуреизм и стоицизм, которые представляли собой модели нравственного неприятия действитель­ности. Процесс упадка полисной жизни порождал желание спря­таться от ру­шащегося привычного мира. Это отразилось на содержании фи­лософских и этических учений. В философии получил развитие атомизм, в этике – гедо­низм (удовольствие) или пессимизм (наихудший), но в любом случае предла­гался уход от общественных задач и проблем. Человек, как атом, оставался наедине со своими бедами.

Эпикур (341-270 гг. до н.э.) – родился и вырос на ост­рове Самос. В 306 до н.э. в 35-летнем возрасте, когда времена для Эллады были очень тяже­лыми, он окончательно пересе­лился в Афины, и хранил верность своему го­роду. Он оста­вил 300 книг (свитков). Он вошел в историю философии как представитель атомистического материализма и атеизма. В области этики эпикуреизм означает принцип личного счастья, понимаемый как отсутствие страданий.

На воро­тах его школы "Сад Эпикура" была надпись "Гость, тебе будет здесь хорошо, здесь удовольст­вие – высшее благо". Главным удовольствием в жизни Эпикур считал занятия философией – только они делают человека счастливым. В письме Менекею Эпикур пишет: "Пусть никто в молодости не откладывает занятий философией, а в старости не утомляется занятиями фи­лософией: ведь для душев­ного здоровья никто не может быть ни недозрелым ни перезрелым. Кто говорит, что за­ниматься философией еще рано или уже поздно, подобен тому, кто говорит, будто быть счастливым еще рано или уже поздно. По­этому заниматься философией следует и моло­дому и старому: первому – для того, чтобы он и в старости остался молод благами в доб­рой памяти о про­шлом, второму – чтобы он был и молод и стар, не испытывая страха пе­ред будущим".[60]

Важнейшие разделы философии Эпикура – атомистический материа­лизм и гедонисти­ческая этика. Остановимся на его этике. Главная цель этики Эпикура – счастье, которое может быть достигнуто при условии нравствен­ной суверенности человека, его уклонения от мира, свободы от страданий, страхов и общества. Человека ничто не должно волновать, он не обязан быть общественно активным. Эпикур развивает понятие атараксия (ataraxia - не­возмутимость), понятие древнегреческой этики о душевном спокойствии, безмятежности как высшей ценности. Вот как излагает взгляды Эпикура Диоген Лаэрт­ский:

Люди обижают друг друга или из ненависти, или из презрения; но мудрец с помощью разума становится выше этого. Раз достигнув мудрости, он уже не может впасть в проти­воположное состояние, даже притворно…

Даже под пыткою мудрец счастлив. Он один способен к благодарности, которую выра­жает в добрых словах о друзьях, как присутствующих, так и отсутствующих. Впрочем, под пыткою он будет и стонать и стенать. Из женщин он будет близок лишь с такими, с какими это допускает закон. Ра­бов он не будет наказывать, а будет жалеть и усердных прощать...

Ни жениться, ни заводить детей мудрец тоже не будет; правда при не­которых житей­ских обстоятельствах он может и вступить в брак, но других будет отговаривать. Он не будет болтать вздора даже пьяный; не будет зани­маться государственными делами; не станет тираном; не станет жить и кини­ком или нищенствовать. Даже ослепнув, он не ли­шит себя жизни.

Ему по нраву будет сельская жизнь. Он сумеет противостоять судьбе и никогда не по­кинет друга. О своем добром имени он будет заботиться ровно столько, сколько нужно, чтобы избежать презрения.

Он будет держаться догм, а не сомнений; и даже во сне он останется сам собою. А при случае он даже умрет за друга.[61]

Согласно греческой традиции Эпикур определяет счастье как умерен­ное наслаждение. Наслаждение он понимает как свободу от страданий тела и смятений души. Наихудшим страданием он считает душевную боль, потому что тело мучится лишь бурями настоя­щего, а душа – и прошлого, и настоя­щего, и будущего. Также и наслаждения душевные больше, чем телесные.

Самые главные страхи человека – непонимание природы Вселенной и боязнь смерти и гнева богов. Рассеять страх непонимания природы можно при помощи изучения природы. Отсюда образование – источник нашего на­слаждения. Смерти бояться нет смысла, сам лично человек с нею не встреча­ется. Он страшится только вида чужой смерти. Смерть – это потеря ощуще­ний. Поэтому, пока человек жив, смерти нет, пришла смерть – человека нет. Богов бояться не нужно, они заняты своими делами, и если их не беспокоить, они не вспомнят о людях.

Безопасность от людей достигается вполне только с помощью удаления от толпы. Кто праведен, в том меньше всего тревоги, кто неправеден, тот по­лон самой великой тревоги. Таким образом, уединенная и добродетельная жизнь – источник наслаждения. Правило Эпикура – «живи незаметно».

Из всего, что дает мудрость для счастья всей жизни, величайшее – это обретение дружбы.

Желания бывают:

одни – естественные и необходимые (например, питье при жажде);

другие - естественные, но не необходимые (например, роскошный стол);

третьи – не есте­ственные и не необходимые, а порожденные празд­ными мнениями (например, венки и по­четные статуи).

Справедливость не существует сама по себе; это – договор о том, чтобы не причинять и не терпеть вреда, заключенный при общении людей и всегда применительно к тем мес­там, где он заключается.

Таким образом, Эпикур учит современников и потомков искусству жить и быть счаст­ливым, руководствуясь своим разумом, независимо от того, что происходит в обществе, быть свободным от лишних страстей и желаний. Умер он кротко в муках от болезни ки­шечника.

"Эпикуреец, - писал Ф. Ницше, - стоит на той же точке зрения, как и циник[62]; между ними обычно есть лишь разница в темпераменте. Далее, эпику­реец использует свою более высокую культуру, чтобы сделать себя не­зависимым от господствующих мнений; он возвышается над последними, то­гда как циник ограничивается только отрицанием. Он как бы бродит в тихих, защищенных от ветра, полутемных аллеях, в то время как над ним среди ветра верхи деревьев шумят, выдавая ему, как бурно мятется вокруг него мир. Напротив, циник как бы ходит голышом среди порывов ветра и закаляет себя, пока не впадает в бесчувствие".[63]

Широко прославился своей философской поэмой «О природе вещей» римский последователь Эпикура Тит Лукреций Кар (99-55 гг. до н.э.). В ней он подробно в поэти­ческой форме излагает взгляды Эпикура.

Направление стоицизма в философии эпохи эллинизма вырабатывает свои рекоменда­ции нравственного поведения людей.

Зенон (336-264 гг. до н.э.) из г. Кития на Кипре. Он был худой, до­вольно высокий, с кри­вой шеей, со смуглой кожей, за что его прозвали «еги­петской лозой», с толстыми но­гами, нескладный и слабосильный, оттого обычно он не принимал приглашения к обеду. Он об­ратился к оракулу с во­просом, как ему жить наилучшим образом, и получил ответ: «Взять пример с покойников»; Зенон понял, что это значит, и стал читать древних писате­лей. Приблизительно в 300 году до н.э. в Афинах основал школу в портике, кото­рый на­зывался Расписная Стоя. Он выбрал этот портик, ибо сам был челове­ком скромным, и его вполне устраивало, что портик этот был малопосещае­мым, так как здесь при Тридцати ти­ранах было погублено почти 1400 граж­дан. Люди, которые приходили его послушать, а также его последователи были прозваны стоиками. От этого и закрепилось название стоицизм.

Жизнь не балует нас во все времена, а в эпохи крушения привычных порядков, она де­лает многих и многих несчастными, а главное беспомощ­ными перед лицом грозных соци­альных потрясений. Период эллинизма был как раз таким. Социальный заказ на производ­ство идей висел в воздухе. Что делать человеку в расколовшемся мире? Как уцелеть? Как спасти близких? Строить ли планы, делать ли карьеру? Как сохранить доброе имя и дос­тоин­ство? Нужно ли это? Философия стоицизма берется ответить на эти вопросы, потому и получает в эпоху эллинизма и в Риме наиболее широкое распро­странение.

Философия стоицизма состоит из трех разделов: физики, этики и ло­гики. Обратимся к этике. Индивидуалистическая, пессимистическая этика стоицизма предлагает человеку не строить оптимистических планов, отка­заться от счастья, которое невозможно, покориться судьбе (фатализм), вос­питать в себе идеал внутренней стойкости. Стоики отрицают безнравствен­ную действительность в теории и примиряются с нею на практике, ориенти­руют человека на суровый долг, переносят активность человека в план инди­видуального, рели­гиозно окрашенного самосовершенствования. Нравствен­ные черты в человеке – слабость, ощущение ничтожности, растерянность, надломленность под ударами судьбы, уход от земных дел, абстрактное мора­лизирование. Культивируется в качестве главной заслуги философа-стоика апатия (греч. apatheia, лат. tranquillitas animi) – «бесстрастие», отсутст­вие аффекта или невосприимчивость к нему.

Главные дурные страсти по мнению стоиков:

скорбь – неразумное душевное сжатие. Виды его – жалость, зависть, ревность, соперни­чество, тоска, тревога, безысходность, горе, смятение;

страх – ожидание зла. К страху относятся ужас, робость, стыд, потря­сение, испуг, му­чение;

желание – неразумное возбуждение. К желанию относятся – томление, враждебность, упрямство, гнев, любовь, ненависть, ярость;

наслаждение – неразумное возбуждение к предмету, который лишь по видимости пред­почтителен. Виды наслаждения – очарование, злорадство, распущенность, разомле­лость.

Как тело бывает предрасположено к некоторым заболеваниям, напри­мер, к простуде или поносу, так и душа к тем или иным дурным склонностям, например, к зависти, жало­стливости, сварливости.

Главные добрые страсти: радость, осторожность и воля. Они проти­воположны на­слаждению, страху и желанию, и представляют собой виды разумного (мудрого) возбуж­дения.

В философии стоицизма вводится понятие космополитизм (от греч. kosmopolites – космополит, гражданин мира), согласно которому все люди являются гражданами единого мирового государства – Космополиса. Идеи космополитизма имели прогрессивное зна­чение в условиях рабовладельче­ского общества, они пропагандировали равенство всех людей. Современные космополиты выступают как с идеями сближения народов и госу­дарств, так и с нигилистическим отношением к национальной культуре и традициям.

Зенон прожил 98 лет. Прославился своим воздержанием, скромностью и добродете­лями. «Умер он так: уходя с занятий, он споткнулся и сломал себе палец; тут же, постучав рукой оземь, он сказал строчку из «Ниобы»: «Иду, иду я: зачем зовешь? – И умер на месте, за­держав дыхание»[64].

Последователи Зенона в Древней Греции Клеанф ( 330-232 до н.э.), Хрисипп (281/277-208/205 до н.э.); в Древнем Риме – Люций Анней Сенека (5 до н.э. – 65 н.э.), Эпиктет (50-140 гг.), Марк Аврелий (121-180 гг.) и Марк Туллий Цицерон (106-43 до н.э.).

Если стоики и эпикурейцы предлагали апатию и атараксию, как этиче­ские модели уклонения от участия в делах общества, то скептики исследо­вали еще и трудности процесса познания мира. В конечном счете, они пред­лагали то же самое – воздержание от суждений, апатию и атараксию по при­чине невозможности познания вещей.

Основателем скептицизма был древнегреческий философ Пиррон (360-270 гг. до н.э.). Суть философии скептицизма передают три сформулирован­ных Тимоном вопроса с ответами.

Какова природа вещей? – Непознаваемая.

Как мы должны к ним относиться? – Воздерживаться от суждений.

Какую мы получаем выгоду из такого отношения? – Не ждать выгоды, быть невозмутимым.

Древнегреческий философ и врач III в. н.э. Секст Эмпирик системати­зировал основные аргументы, доказы­вающие невозможность объективного знания о мире в «десяти тропах» (от греч. тropos – поворот, направление). Впервые «десять тропов» были сформулированы филосо­фом-скептиком Эне­сидемом в I в. до н.э.

«Десять тропов» Секст Эмпирик разделяет на три рода[65].

Первый род – аргументы «от субъекта»:

1) разнообразие живых существ (человеческий глаз воспринимает мир иначе, чем глаз пчелы);

2) различие между людьми (эскимос и бушмен видят мир по-разному);

3) различное устройство органов чувств у людей (для одних мед более сладок, чем для других);

4) различие состояний субъекта (в радости и в горе, усталости и бо­лезни, сытости и голоде мир воспринимается по-разному).

Второй род – аргументы «от объекта».

5) различие между целым и частью объекта (например, цвет и форма слитка серебра и серебряных опилок);

6) различие в обычаях и законах народов (то, что считается нормой и истиной у одних, рассматривается как беззаконие и ложь у других).

Третий род – аргументы «от субъекта и объекта»:

7) зависимость познания от местоположения субъекта и объекта, от расстояния между ними, от среды пребывания и т.д. (например, звезды, ка­жущиеся рядом в силу определенного угла зрения; палка, кажущаяся пре­ломленной в воде);

8) зависимость познания от примесей и условий среды; ни один объект не проявляется в чистом виде (например, звук в узком коридоре и широкой зале);

9) взаимозависимость вещей: невозможно судить о вещи самой по себе: она может быть больше или меньше, светлее или темнее, красивее или без­образнее, полезнее или вреднее в сравнении с другой вещью;

10) зависимость познания от постоянства или редкости встречаемой вещи (так, солнце – гораздо более поразительное явление, чем комета, но в силу постоянства первого и редкости второго эти объекты воспринимаются и познаются в различных отношениях и закономерностях).

На основании своих тропов Секст Эмпирик выдвигает требование воз­держания от суждений по поводу познаваемости или непознаваемости мира. Он показывает, что реальная жизнь представляет собой многообразие фак­тов, взаимно исключающих друг друга. Все последующие формы скепти­цизма и агностицизма Д. Беркли, Д. Юма, И. Канта, которые появились в Но­вое время, вытекали из «десяти троп» Секста Эмпирика.

В.Н. Назаров пишет: «Так толкование Д.Юмом закона причинности как «эмоции ожидания», означающей, что за одним постоянно повторяющимся явлением непременно последует другое, есть не что иное, как развитие деся­того тропа Секста (зависимость познания от постоянства или редкости встре­чаемой вещи).

Кантовская идея непознаваемости вещи «самой по себе» есть комби­нация нескольких аргументов Секста Эмпирика, в частности восьмого и де­вятого и т.д.

Антиномия познаваемости или непознаваемости мира не разрешена в рамках противопоставленности мышления бытию, субъекта – объекту. Для того, чтобы познать мир, необходимо слиться с ним»[66].

Древнеримская философия характеризуется заимствованиями из древ­негреческой, по­этому в ней развивались те же самые направления и идеи. Вместе с тем появилось ориги­нальное направление – неоплатонизм.

Плотин (204-270 гг.) является римским последователем Платона, осно­вателем ан­тич­ного неоплатонизма. Сначала он преподавал устно, и только в возрасте 50 лет стал запи­сы­вать свои мысли. Его жизнь совпадает с одним из самых бедственных перио­дов в рим­ской истории. Он отвернулся от картины разорения и нищеты в реальном мире, чтобы со­зерцать мир блага и красоты. Творчество Пло­тина оказало влияние на формирование хри­стианства сред­них веков, като­лической теологии и неоплатонизма двух эпох: средне­веко­вья и Ренессанса.

А.Ф. Лосев, выделяет три всемирно-историче­ских типа неоплато­низма:

1) Античный неоплатонизм Плотина, Порфирия, Прокла и Ямвлиха, который основан на языческой религии, то есть на многобожии, и космологи­чен. Он изучает кругово­рот вещества и душ в природе, и является последней длительной, наиболее зрелой эпохой ан­тичной философии (III-VI вв. н.э.), впитавшей в себя почти все фи­лософ­ские системы пре­дыдущего античного развития. Плотин смог согласо­вать философ­ские учения Платона, Аристо­теля, античных стоиков и на­турфилософов, что по­зволило емусоздать но­вое фи­лософское направление, основанное на принципе един­ства духовного начала.