Какую роль философская мысль Просвещения сыграла в идейной подготовке великих социальных и научных революций концаXVIII первой половины XIXвв. 2 страница

Г.В.Ф. Гегель// Практикум по философии: В 2-хч. Ч.1. –Мн.,2004. С.276-277

1)Как взаимосвязаны искусство, религия и философия:

Эта наука постольку представляет собой единство ис­кусства и религии, поскольку внешний по своей форме способ созерцания искусства, присущая ему деятельность субъективно­го созидания и расщепления его субстанционального содержания на множество самостоятельных форм, становится в тотальности религией. В религии в представлении развертывается расхождение и опос­редствование раскрытого содержания и самостоятельные формы не толь­ко скрепляются вместе в некоторое целое, но и объединяются в простоедуховное созерцание и, наконец, возвышаются до мышления, обладаю­щего самосознанием. Это знание есть тем самым познанное посредством мышления понятие искусства и религии, в котором все то, что различно по содержанию, познано как необходимое, а это необходимое познано как свободное. Соответственно этому философия определяется как познание необ­ходимости содержания абсолютного представления, а также необходи­мости обеих его форм, — с одной стороны, непосредственного созерца­ния и его поэзии, как равным образом и объективного и внешнего от­кровения, которое предполагается представлением, а с другой стороны, прежде всего субъективного вхождения в себя, затем также субъективно­го движения вовне и отождествление веры с предпосылкой. Это позна­вание является, таким образом, признанием этого содержания и его формы и освобождением от односторонности форм, возвышением их до абсолютной формы, самое себя определяющей как содержание, остаю­щейся с ним тождественной и в этом тождестве представляющей собой познавание упомянутой в-себе-и-для-себя-сущей необходимости. Это движение, которое и есть философия, оказывается уже осуществленным, когда оно в заключение постигает свое собственное понятие, оглядыва­ется назад на свое знание.

2) Что Гегель понимает под абсолютной идеей:

Абсолютная идея есть прежде всего единство практичес­кой и теоретической идеи и, следовательно, вместе с тем единство идеи жизни и идеи познания. Абсолютная идея есть для себя, потому что в ней нет ни перехода, ни предпосылок и вообще ника­кой определенности, которые не были бы текучи и прозрачны; она есть чистая форма понятия, которая созерцает свое содержание как самое себя. Она есть свое собственное содержание, поскольку она есть идеаль­ное различение самой себя от себя, и одно из этих различений есть тож­дество с собой, которое, однако, содержит в себе тотальность форм как систему содержательных определений.

Л. Фейербах// Практикум по философии: В 2-хч. Ч.1. –Мн.,2004. С.278-280

1)Как Л. Фейербах понимает человека:

Человек никогда не может освободиться от своей под­линной сущности. Он может представить себе при по­мощи фантазии существо другого, высшего рода, но не может абстраги­ровать себя от своего рода, от своей сущности; определения сущности, которыми он наделяет этих других индивидов, почерпаются им из своей собственной сущности, и в его определениях отражается и объективизи­руется он сам. Внутренняя жизнь человека тесно связана с его родом, с его сущнос­тью. Человек мыслит, то есть беседует, говорите самим собой. Животное не может отправлять функции рода без другого индивида, а человек от­правляет функции мышления и слова — ибо мышление и слово суть на­стоящие функции рода — без помощи другого. Человек одновременно и «Я» и «ты»; он может стать на место другого именно потому, что объек­том его сознания служит не только его индивидуальность, но и его сущность.

2)За что Л. Фейербах критикует идеализм и религию:

Отдельный человек, как нечто обособленное, не заклю­чает человеческой сущности в себе ни как в существе моральном, ни как в мыслящем. Человеческая сущность налицо только в общении, в единстве человека с человеком, в единстве, опирающемся на реальность различия между Я и Ты.

Уединенность есть конечность и ограниченность, общение есть сво­бода и бесконечность. Человек для себя является человеком в обычном смысле; человек в общении с человеком, единство Я и Ты есть бог. Бесконечная или божественная сущность есть духовная сущность че­ловека, которая, однако, обособляется от человека и представляется как самостоятельное существо. Бог есть дух, это значит по свидетельству ис­тины: дух есть бог. Каков субъект, таков и объект, какова мысль, таков и познаваемый объект. Бог — как абстрактное, отвлеченное, нечувствен­ное существо — есть объект не чувств или чувственного воображения, а разума; следовательно, он есть сущность разума, только разум, объекти­вирующий себя как божественное существо.Мое учение может быть выражено в двух словах: природа и человек. С моей точки зрения, существо, предшеству­ющее человеку, являющееся причиной или основой человека, которому он обязан своим происхождением и существованием, есть и называется не бог — мистическое, неопределенное, многозначащее слово, а приро­да. Я понимаю под природой совокупность всех чувственных сил, вещей и существ, которые человек отличает от себя как нечеловеческое.

3)Как взаимосвязаны философия и естествознание:

Природа есть свет, магнетизм, воздух, вода, огонь, земля, живот­ное, растение, человек, поскольку он является существом, непроизволь­но и бессознательно действующим. Философия должна вновь связаться с естествознанием, а естествознание — с философией. Эта взаимная потреб­ность, эта связь, коренящаяся во внутренней необходимости, будет про­должительнее, счастливее и плодотворнее по сравнению с мезальянсом между философией и теологией, существовавшим до сих пор. Во дворце мыслят иначе, чем в хижине. Короче, дело обстоит по-прежнему так: где нет простора для про­явления способностей, там нет и способностей.

Вопрос 3: Роль немецкой классической философии в формировании в культурно-исторической парадигмы социального знания и концепций глобальной эволюции в естествознании. Противоречия немецкой классической философии:

Авторский текст// Практикум по философии: Социальная философия.- Мн.,2007. С. 328-332.

1)Почему немецкая классическая философия сыграла ключевую роль в формировании основных идей культурно-исторической парадигмы социального знания и концепций эволюционизма в естествознании:

представители немецкой классической философии не только критически переосмыслили основоположения Про­свещения как великого проекта модерна, но и заложили философский фун­дамент новой парадигмы социального знания.

Во-первых, проведенное Кантом различие между теоретическим и практи­ческим разумом поставило проблему соотношения естествен но при родного и социально-культурного в развитии общества. Впервые был поставлен вопрос об отличиях в методологии естественнонаучных и социально-гуманитарных дисциплин.

Во-вторых, делая акцент на субъекте познавательного процесса, рассмат­ривая познание не как созерцание, а как деятельность субъекта, немецкая классическая философия поставила вопрос об истории как закономерном процессе развития человечества и методе исследования во всех социаль­но-гуманитарных науках. Если в области естественнонаучного познания математическая физика еще долгое время оставалась образцом научного познания, то в области социально-гуманитарного знания таким образцом и XIX — первой половине XX в. стала история.

В-третьих, обобщая (возможно, не совсем корректно) открытия в области биологии, химии, электричества, которыми характеризовалась вторая гло­бальная научная революция, Ф. Шеллинг и немецкие романтики поставили вопрос о природе не как о механизме, функционирующем по одним и тем

же законам механики, а как о саморазвивающейся органистической системе, намного опередив тем самым реально достигнутые в начале XIX в. результаты естественнонаучных дисциплин и повлияв на формирование в этом веке различного рода эволюционных учений.

2)В чём заключались причины широкого распространения идей культурно-исторической парадигмы? Какую роль в доминировании культурно-исторической парадигмы сыграли представители основных идеологических направлений Европы первой половины XIXв.:

Эта тенденция характеризовалась отходом от основных постулатов естественно-правовой парадигмы, господствующей среди социально-политических тео­ретиков XVIII в., и формулированием главных положений новой парадигмы, которой предстояло стать доминирующей во второй половине XIX — первой половине XX в. Данную парадигму социального знания, основываясь на методологических разработках немецкой классической философии, можно назвать культура-исторической.

Великую французскую революцию, как и идеи, под знаменем которых она проходила, по понятным причинам отвергают консерваторы. Главное зло революции консерваторы видят в претензиях греховного человека перестроить земную социальную жизнь по законам собственного своевольного разума. Поражение революции они объясняют как раз тем обстоятельством, что Божественное провидение показывает этим греховным людям тщетность их надежд построить на Земле царство разума, которое оборачивается разумом в террор и насилие. В социальных концепциях консерваторов доминирует мысль о том, что всякое насильственное изменение традиционных и освященных историей социальных институтов не столько уменьшает, сколь увеличивает социальное зло и несправедливость. Саму революцию с ее террором, война­ми, социальными противоречиями они объясняют наказанием Франции со стороны Божественного Провидения за ее отступничество перед Богом, т.е. за господство в духовной жизни Франции эпохи Просвещения деистических и атеистических идей. С точки зрения Ж. де Местра, ход истории объясняется не волей большинства народа, а неведомой для просветительского разума во­лей Провидения, ведущего это большинство к непознаваемой человеческим разумом цели истории. Сам террор и насилие эпохи якобинской революции Ж. де Местр, Ф. де Шатобриан и Л. Бональд рассматривают как уничтожение самих идеалов Просвещения, которое подготавливает реставрацию. С точки зрения домарксистских социалистов-утопистов (Сен-Симон, Фурье, Оуэн), сама Французская революция является порождением истори­ческого развития человечества, а, следовательно, радикальные изменения социальных институтов исторически закономерны и оправданы. Таким образом, если история, с точки зрения консерваторов, свидетельствует об органической взаимосвязи всех социальных институтов и отношений, изме­нение которых влечет за собой рост асоциальное™ среди людей, то, с точки зрения радикалов-социалистов, по праву считающих себя наследниками радикальных революционеров, история свидетельствует об изменчивости всех социальных институтов и отношений. Примерами такой изменчивости и являются социальные революции. Поэтому социалисты-утописты первой половины XIX в. упрекают революционеров не в том, что они произвели изменения в обществе, а в том, что эти изменения были недостаточно радикальны. Так, революционеры упразднили сословия и правовое нера­венство между людьми, но даже не поставили вопрос о ликвидации классов и социального неравенства. Они уничтожили политическую зависимость граждан от абсолютистского государства, но не посягнули на экономичес­кую зависимость трудящихся. Поэтому и обещание социального братства как составляющей части знаменитого лозунга революции осталось пустым словом.

Социалисты рассматривали себя как провозвестников нового этапа исто­рического развития, наступившего вслед за Французской революцией. С их точки зрения, те проблемы, которые в силу своего исторически ограниченно­го социального мышления и отсутствия необходимых объективных условий не сумели поставить и решить французские революционеры, предстояло поставить и решить им самим. Поэтому, несмотря на многочисленные про­светительские иллюзии, социалисты первой половины XIX в. все-таки мыс­лили в духе иной парадигмы социального знания – культуро-исторической. И Сен-Симон, и Фурье, и Оуэн начали рассматривать рост промышленного производства, вызванный промышленным переворотом, как необходимое условие социальных преобразований и социального прогресса общества. В свою очередь, эти преобразования могли решить те проблемы, которые оставили нерешенными французские революционеры.

Что касается либералов, то они в целом до Все европейской революции 1848 г. (когда впервые Социальные вопросы стали доминирующими, а на арену политической борьбы вышел новый формирующийся класс — про­мышленный пролетариат) сочетали идеи просветителей об ответственности правительства перед народом и правах человека с идеями социалистов о новом историческом этапе развития общества, в котором плодами промыш­ленного переворота могут и должны воспользоваться не только капитаныпроизводства, но и большинство членов общества. После событий 1848 г. европейской буржуазии удалось добиться признания своих интересов со стороны феодальной бюрократической верхушки европейских стран. Но остался страх перед мощным народным движением во время революции. Вследствие этого, а также радикализации социализма (постепенного выдви­жения в авангард социалистических учений концепций марксизма) либера­лы разрывают идейный союз с социализмом и все в большей мере идейно смещаются к консерваторам. В свою очередь консерваторы отказываются от реакционного обскурантизма Ж. де Местра и Л. Бональда и склоняются к консервативному социальному эволюционизму одного из первых критиков французской революции Э. Бёркл. Так они становились идейно близкими к своим прежним противникам — либералам.

3) Каковы основные противоречия немецкой философии:

в первой половине XIX в. концепции истории и как методологии социально-гуманитарного знания, и как теоретического обоснования до­минирующих социально-политических идеологий вытесняют рационалис­тическую естественно-правовую теорию с ее центрального места в системе социального знания. Теоретические разработки немецкой классической философии, с одной стороны, отражали общие тенденции развития социаль­но-политической мысли первой половины XIX в., а с другой — претендовали на статус методолого-теоретического обоснования основного направления развития этих тенденций. Хотя в процессе смены парадигм социального зна­ния в конце XVIII — начале XIX в. участвовали представители всех основных идеологических направлений и большинства, формирующихся социально-гуманитарных дисциплин, но именно немецкая классическая философия от И. Канта до Г. Гегеля сыграла в этом процессе главную роль. Однако пре­тензиям немецкой классической философии — прежде всего, философской системе Г. Гегеля - и в дальнейшем оставаться методологической основой социально-гуманитарного и естественнонаучного знания не суждено было осуществиться.Идеалистический априорный характер немецкой классической филосо­фии приводил к тому, что движущую силу развития общества представители этой школы усматривали в развитии абсолютного разума. Тем самым они (прежде всего Г. Гегель) мистифицировали реальный исторический процесс. С их точки зрения, историческим деятелям лишь кажется, что они действуют в истории, исходя из своих собственных реальных интересов. На самом же деле они — марионетки исторического процесса и лишь выполняют роли в исторической драме, написанной и поставленной абсолютным разумом. Ре­альная история, таким образом, превращается лишь в иллюстрацию развития логических понятий абсолютного разума. В соответствии с этим философия как рефлексия логики развития понятий абсолютного разума может рассмат­риваться как подведение итогов этого логического развития, как объяснение того, что уже свершилось в мировой истории, но не как прогноз будущего развития этой истории, выходящей за пределы уже существующих в фило­софии понятий. Поэтому Гегель и сравнивал философию с совой Минервы, вылетающей в полночь исторического развития, когда события этой мировой истории уже свершились.

Вопрос 4: Отличительные черты классической и неклассического типа философия. Социокультурные предпосылки формирования неклассического типа философствования (вторая пол. XIX- нач. XX):

Авторский текст// Практикум по философии: Социальная философия.- Мн.,2007. С.332-340.

1)Каковы социокультурные условия формирования неклассической философии второй половины вторая пол. XIX- нач. XX:

Дальнейшее развитие европейской философии XIX в. было предопреде­лено следующими социокультурными обстоятельствами.

1. Промышленный переворот, который начался в Англии в конце XVIII в. и продолжился в передовых странах Западной Европы в XIX в., сделал про­цесс техногенного развития западноевропейского общества необратимым. В результате одна из главных задач, которая стояла перед западноевропей­ской философией Нового времени (идейная подготовка великих проектов модернизации общества как в направлении материально-технического и социально-политического развития, так и в направлении духовного обнов­ления), казалось, была окончательно решена. Поэтому отпала необходимость в широких философских системах, которые с предельной смелостью и, в то же время, часто весьма абстрактно (в отрыве от реальности исторического процесса) обосновывали идеи модернизации.

Кроме того, техногенный путь развития во много раз ускорил темпы со­циального и политического развития европейского общества. В этот период времени требовались не абстрактные модели социально-экономической модернизации и духовного развития, а конкретные концепции управления реальным процессом исторического развития. Но, в свою очередь, эти кон­цепции могли возникнуть только на основе конкретного анализа движущих сил развития общества, материально-технических и социальных источников этого развития. Поэтому общей чертой различных направлений философии второй половины XIX—XX в. был поиск внерациональных источников самого разума, сколь ни отличались бы друг от друга эти направления.

Все это приводило самих философов к пересмотру значения философии в развитии общества. Поскольку в классический период развития европейской философии само понятие философии отождествлялось с понятием разума, то, развенчивая притязания этого разума на абсолютную истину, постиже­ние которой осуществлялось спекулятивным рациональным мышлением, представители неклассической философской мысли постепенно приходили к идее о том, что сама философия выполнила свою функцию и в будущем должна быть упразднена.

2. К концхХ1Х в. наука,(особенно в области естествознания) превратилась в непосредственную производительную силу общества, поскольку с помощью научных открытий и создаваемой на их основе техники, общество начинает контролировать и превращать все более мощные космические силы природы в силы человечества. Увеличивается соответственно и темп развития научного знания. От науки требуется создание не всеобъемлющих моделей природы (поскольку эти модели очень быстро устаревают), а все новых и новых научных теорий, на базе которых создаются новые технологии, увеличивающие мощь человеческого общества.

Поскольку философия с самого начала своего развития была тесно связана с наукой и рассматривалась {наиболее ярко в Новое время) как итог и синтез научного знания, то переориентация самой науки, сделала излишней эту функцию философии. Среди представителей частных научных дисциплин нарастают бунтарские настроения против притязаний классической филосо­фии на то, чтобы быть основой и итогом научного мышления. Вместе с тем, представители неклассической философской мысли усматривают внерациональные основы самой философии как рационалистической спекуляции. Тем самым они делают акцент на отдельные научные дисциплины, кото­рые специально изучают эти внерациональные феномены, определяющие прогресс самого разума (социология, политэкономия, психоанализ и т.д.). Именно поэтому отдельным направлениям философии второй половины XIX—XX в. присуща сциентистская ориентация.

3. Ускорение темпов социально-экономического развития общества, бурный рост научного знания и усиление его значения для этого развития делают большинство направлений неклассической философии привержен­ными идее прогресса, т.е. поступательного хода развития общества. Этим особенно отличаются социально-политические концепции марксизма и позитивизма.

2)В чем заключаются особенности неклассического типа философии:

В результате этой реакции в философской мысли второй полови­ны XIX в. сложились несколько направлений. Ряд мыслителей (так назы­ваемые вульгарные материалисты Фогт, Бюхнер, Молешотт, а также Гербарт Больцано и др.), вследствие краха притязаний представителей немецкой классической философии на построение метафизики нового типа (по вы­ражению Н.А. Бердяева «метафизики субъекта»), возвращаются к старым типам докантовской метафизики («метафизики объекта»). Другие пыта­ются совместить метафизические притязания собственных философских концепций с результатами научных исследований второй половины XIX в. (так называемые эмпирические метафизики и большая часть неокантиан­цев). лишь представители третьего направления сумели выдвинуть идеи, необходимые для нового этапа (или новой парадигмы) развития социального знания. Одни из них отказываются от рационализма немецкой классической философии (философия жизни в лице А. Шопенга­уэра и Ф. Ницше, религиозная философия С. Кьеркегора), а другие - от ее метафизических притязаний (классики марксизма и позитивизма). Несмотряна принципиальные философские разногласия между позитивизмом, мар­ксизмом, философией жизни (а позже к ним присоединяется классический фрейдизм и прагматизм), их объединяет общая критическая направленность по отношению к классическим образцам рационалистической метафизики, которая была характерна и для представителей априористической метафи­зики послекантовской немецкой философии первой половины XIX в., и для представителей эмпирической метафизики второй половины XIX - начала XX в. Так, марксизм усматривает источник развития разума в материально-экономической сфере общества; философия жизни видит основу бытия не в разуме, а в воле; ранний позитивизм стремится ограничить притязания разума достижениями опытного позитивного научного знания; ранний прагматизм превращает разум в орудие практической деятельности человека; психоана­литическая концепция 3. Фрейда показывает, насколько разум и кажущееся всецело рациональным поведение людей зависит и определяется некими подсознательными психологическими импульсами.Именно поэтому названные философские направления не претендуют на подведение итогов всего прежнего развития духовной жизни европейского общества и создание некой законченной метафизической системы, раз и на­всегда разрешающей с помощью Разума величайшие вопросы человеческой жизни и истории; они стремятся вновь поднять эти вопросы и направить интеллектуальные силы общества на их разрешение. Это и позволяет объ­единить данные направления философии одним термином — неклассическая философия. В рамках неклассической философии окончательно сложились харак­терные особенности новой культуро-исторической парадигмы социального знания, доминирующей в социальной мысли до середины XX в. Эти особен­ности раскрывает в своей работе «Слова и вещи» М. Фуко.

Ф. Коплстон// Практикум по философии: Социальная философия.- Мн.,2007. С.333-339.

1) Каковы основные направления развития философии XIX - первой половины XX в.:

Именно это намеревались продемонстрировать неопозитивисты Венского кружка и их единомышленники в 20-е гг. XX столетия, разра­батывая критерий осмысленности, так называемый принцип верифи­кации, который эффективно исключил бы метафизические проблемы и утверждения из класса осмысленных проблем и утверждений. В «Материализме и эмпириокритицизме» (1909) Ленин утверж­дал, что феноменализм Махай Авенариуса неизбежно ведет к идеализму и, стало быть, к фидеизму. Ведь если вещи сводятся к ощущениям или чувственным данным, они должны зависеть от сознания. И поскольку они едва ли могут зависеть просто от индивидуального человеческого сознания, они должны относиться к божественному сознанию.Исторически феноменализм Маха и Авенариуса был частью той линии мысли, которая вылилась в неопозитивизм Венского кружка в 20-е гг. XX в. Вряд ли можно сказать, что она вела к возрождению идеа­лизма, а тем более теизма. Из этого, однако, не следует, что точка зрения Ленина совершенно безосновательна. К примеру, поскольку Авенариус не собирался отрицать некоего существования вещей до появления че­ловека, он заявлял, что ощущения могли бы существовать до сознанийкак возможные ощущения. Однако если сведение вещей к ощущениям не приравнивается к утверждению, с которым не стал бы спорить даже самый решительный реалист, а именно к тому, что физические объекты в принципе могут быть ощущаемы при наличии какого-либо ощущаю­щего субъекта, то становится непросто отвести заключение, подобное тому, какое делает Ленин.Несмотря на то, что Шопенгауэр все время поносит Фихте, Шеллинга и Гегеля, его система в некоторых важных отношениях несом­ненно принадлежит движению немецкого спекулятивного идеализма. Действительно, воля занимает место фихтевского Я, гегелевского логоса или идеи, а различение феномена и ноумена и теория субъективной и феноменальной природы пространства, времени и причинности базиру­ется на Канте. И вполне обоснованным будет охарактеризовать систему Шопенгауэра в качестве трансцендентального волюнтаристического идеализма.

2) Как формируется проблематика позитивизма и материализма:

Маркс ссылается на анализ Фейербахом рели гии как самоотчуж­дения человека и спрашивает, почему оно происходит. Почему человек создает иллюзорный мир сверхъестественного и проецирует в него свое собственное истинное Я? Ответ в том, что религия отражает или выра­жает искажение, возникающее в человеческом обществе. Политическая, социальная и экономическая жизнь человека не способна реализовать его подлинное Я, и он создает иллюзорный мир религии, ища здесь свое счастье, так что религия есть опиум, который человек дает сам себе. В той мере, в какой религия не позволяет человеку искать счастья там, где его только и можно найти, она действительно заслуживает критики. Но критика религии имеет мало ценности, если она оторвана от по­литической и социальной критики, так как она нападает на действие, игнорируя причину. Кроме того, критика сама по себе в любом случае неадекватна. Мы не можем изменить общество, просто философствуя о нем. Мысль должна перетекать в действие, т.е. в социальную революцию. Ибо философская критика поднимает проблемы, которые могут быть решены только таким путем. Говоря языком Маркса, философия долж­на быть преодолена, и это преодоление является также ее реализацией (Verwirklichung). Она должна оставить уровень теории и проникнуть в массы. И когда она делает это, она уже больше не философия, но при­нимает вид социальной революции, которая должна быть делом самого угнетенного класса, а именно пролетариата.

3)В чем заключается эпигонский характер стремлений сохранить старую метафизику:

Для оправдания претензии философии на то, чтобы быть чем-то большим, нежели простой служанкой наук, она должна быть метафизической. Если мы допускаем, что те аспекты мира, в которых он рассматривается конкретными науками, являются единственными аспектами, в которых его можно по праву рассматривать, то философия, если она вообще должна продолжить существование, обязана заниматься либо логикой и методологией наук, либо анализом обыденного языка. Ведь очевидно, что она не может конкурировать с науками на их собственной территории. Чтобы иметь собственную об­ласть, отличную от анализа языка наук или обыденного языка, она должна рассматривать сущее просто как сущее. Но если она ограничи­вается, как у Николая Гартмана, исследованием категорий различных уровней конечного бытия в их явленности в опыте, решающий вопрос о бытии или экзистенции сущего просто оставляется без внимания. Однако в той мере, в какой этот вопрос не исключается как бессмыс­ленный, для такого игнорирования не может быть оправдания.

4) Каковы характерные черты философии жизни:

эмпирической науки и убежденные, что научная картина мира требует завершения в метафизической рефлексии. Они не считали, что действенная система метафизики может быть выработана априори или безотносительно к нашему научному знанию. И на метафизичес­кие теории они обычно смотрели как на гипотетические и обладающие большей или меньшей степенью вероятности. Поэтому в их случае мы можем говорить об индуктивной метафизике.Конечно, индуктивная метафизика имеет своих заметных представи­телей. Прежде всего, возможно, это Анри Бергсон. Но, вероятно, лишь немногие будут готовы утверждать, что немецкие индуктивные метафи­зики второй половины XJX столетия были на одном уровне с великими идеалистами. И одним"из слабых мест индуктивной метафизики вообще является то, что она обычно оставляет неисследованными и неустанов­ленными базисные принципы, на которых она основывается.

5)Каковы основные идеи философии С. Кьеркегора? Как он повлиял на формирование философии экзистенциализма:

С одной стороны, объяснение Кьеркегором точки зрения веры и энергичный протест против того, как спекулятивная философия,главным образом гегельянство, затемняет различие между Богом и человеком и рационализирует христианские догматы, превращая их в философски доказуемые выводы. В гегелевской системе «качественное различие между человеком и Богом пантеистически упраздняется». Эта система действительно открывает привлекательную перспективу «иллюзорной земли, которая может показаться глазу смертного более надежной, чем вера». Но этот мираж разрушает веру, и его претензия на то, чтобы представлять христианство, фиктивна. «Полная антисократичность современной философии состоит в том, что она хочет заставить себя и нас верить в то, что она и есть христианство». Иными словами, Кьеркегор отказывается признать, что в этой жизни может быть более высокая точка зрения, чем позиция веры. Хвастливое превращение веры в спекулятивное знание — иллюзия.Кьеркегор был прежде всего и главным образом религиозным мыслителем. И хотя для его современников он во многом был гласом вопиющего в пустыне, его представление о христианской религии оказало мощное воздействие на влиятельные движения современной протестантской теологии.С другой стороны, можно представить себе возможность того, чтобы его сочинения вообще способствовали отходу людей от христи­анства. Вообразим, как человек говорит: «Да, я понимаю, о чем идет речь. Кьеркегор совершенно прав. Я и в самом деле не христианин. И, кстати говоря, не хочу им быть. Прыжки, страстное объятие объективных недостоверностей — это не для меня».Не так уж удивительно поэтому, если в развитии современного экзис­тенциалистского движения мы обнаруживаем некоторые кьеркегоровс-кие темы отделенными от их первоначального религиозного окружения и нашедшими применение в какой-нибудь атеистической системе. Известно, что так обстоит дело в философии Сартра. Конечно, у Карла Ясперса, который из всех философов, обычно классифицирующихся как экзистенциалисты, ближе всего Кьеркегору, религиозный контекст понятия существования во многом сохранен. Однако философия Сартра напоминает нам о том, что понятия подлинного существования, свобод­ной самореализации и страха могут быть изъяты из этого контекста.