Феноменология, экзистенциализм, герменевтика

Э. Гуссерль// Практикум по философии: В 2-х ч. Ч.1.- Мн., 2004. С.319-321

1)В чем заключается недостатки историзма и натурализма:

Натурализм есть явление, возникшее как следствие от­крытия природы, — природы в смысле единства про­странственно-временного бытия по точным законам природы. Со­вершенно сходным образом вырос позднее и историцизм, как следствие «открытия истории» и обоснования все новых и новых наук о духе. Соот­ветственно господствующим привычкам в понимании естествоиспыта­тель склоняется к тому, чтобы все рассматривать как природу, а предста­витель наук о духе — как дух, как историческое образование, и сообраз­но этому пренебрегать всем, что не может быть так рассматриваемо. Итак, натуралист не видит вообще ничего, кроме природы, и прежде все­го физической природы. Все, что есть, либо само физично, т. е. относит­ся к проникнутой единством связи физической природы, либо, может быть, психично, но в таком случав оказывается просто зависимою от физического переменной, в лучшем случае вторичным «параллельным сопровождающим фактом». То, что является характерным для всех форм крайнего и последова­тельного натурализма, начиная с популярного материализма и кончая новейшим монизмом ощущений и энергетизмом, — есть, с одной сто­роны, натурализованное сознание, включая сюда и все интенционально-имманентные данности сознания, а с другой — натурализована идей, а с ними вместе и всех абсолютных идеалов и норм.

2)Каковы особенности феноменологического анализа сознания:

Всякий род предметов, которому предстоит быть объектом разумной речи, донаучного, а потом и научного познания, должен сам появиться в познании, т. е. в сознании и, сообразно смыслу всякого познания, сделаться данностью. А для этого необходимо изучение всего со­знания, так как оно во всех своих образованиях переходит в возможные функции познания. Поскольку же всякое сознание есть «сознание-до», постольку изучение сущности сознания включает в себя изучение смыс­ла сознания и предметности сознания, как таковой. Изучать какой-ни­будь род предметности в его общей сущности (изучение, которое должно преследовать интересы, лежащие далеко от теории познания и иссле­дования сознания) значит проследить способы его данности и исчер­пать его существенное содержание в соответствующих процессах «при­ведения к ясности». Если здесь еще исследование и не направлено на формы сознания и их сущность, то все же метод приведения к ясности влечет за собою то, что и при этом нельзя избавиться от рефлексии, направляемой на способы общности и данности. Равным образом и на­оборот, приведение к ясности всех основных родов предметности неиз­бежно для анализа сущности сознания и, согласно с этим, заключается в нем; а еще необходимее оно в гносеологическом анализе, который ви­дит свою задачу как раз в исследовании соотношений. Поэтому все тако­го рода изыскания, хоть между собой они и должны быть разделяемы, мы объединяем под именем «феноменологических».феноменология и психология должны находиться в очень близ­ких отношениях, поскольку обе они имеют дело с сознанием, хотя и различным образом, психология должна оперировать с «эмпири­ческим сознанием», с сознанием в его опытной постановке, как с суще­ствующим в общей связи Природы; напротив, феноменология должна иметь дело с «чистым» сознанием.

М. Хайдеггер// Практикум по философии: в 2-х ч. Ч.1. –Мн., 2004 С.321-322

1)Почему экзистенция является «сущностью» человека:

Сущее, существующее способом экзистенции, это чело­век. Только человек экзистирует. Скала существует, но она не экзистирует. Дерево существует, но оно не экзистирует. Лошадь существует, но она не экзистирует. Ангел существует, но он не экзисти­рует. Бог существует, но он не экзистирует. Предложение: «Только чело­век экзистирует» никоим образом не значит, что только человек оказы­вается действительно сущим, а все прочее сущее недействительно и толь­ко кажимость или представление. Предложение «Человек экзистирует» означает: человек есть то сущее, чье бытие отмечено открытым стояни­ем внутри непостоянности бытия, отличительно благодаря бытию, от­мечено в бытии. Экзистенциальное существо человека есть основание того, что человек умеет представить сущее как таковое и иметь сознание о представленном. Всякое сознание заранее предполагает экстатически понятую экзистенцию в качестве essentia человека, причем essentia озна­чает то, в качестве чего человек существует, пока он человек. Сознание, наоборот, и не создает впервые открытость сущего, и не представляет впервые человеку открытость для сущего. Быть самостью — конечно, характеристика существа того сущего, которое экзистирует, однако экзистенция и не заключается в самости, и не определяется из нее. Но поскольку метафизическая мысль выводит человеческую самость из субстанции или, что в основе то же, из субъек­та, постольку первый путь, ведущий от метафизики к экстатически-эк­зистенциальному существу человека, должен проходить через метафи­зическое определение человеческой самости.

П. Тиллих// Практикум по философии: в 2-х ч. Ч.1. –Мн., 2004 С.322-324.

1) Какие положения философии Кьеркегора восприняты экзистен­циалистами:

Старое схоластическое различие между тем «что есть» и тем «чем это является», другими словами — между сущ­ностью и существованием, составляет основу такого особого использо­вания слова «существование». В Боге, считали схоласты, в отличие от всех конечных существ, нет различия между сущностью и существова­нием. Когда Гегель превратил мир в самораскрытие Бога, он отказался от различения сущности и существования и для конечного бытия: ко­нечное находится в диалектическом тождестве с бесконечным, а сотво-ренность человека преодолевается в совершенной философии. На такое метафизическое высокомерие, которое стало глубочайшим выражением рационального гуманизма, ополчилось целое поколение мыслителей. Упомяну лишь Шеллинга в поздний период его жизни, Фейерба­ха, Маркса и Кьеркегора. Они и многие другие настаивали на существо­вании разрыва между сущностной природой человека и его действитель­ной ситуацией. Они нанесли удар по предполагаемому единству между бесконечным и конечным со всех сторон:Фейербах — с антропологи­ческой, Маркс — с социологической, Кьеркегор — с этической пози­ции. Таким образом, экзистенциальное мышление — это мышле­ние, которое сознает конечность и трагедию всякого человеческого су­ществования, втом числе и человеческой мысли. Слово «экзистен­циальный», таким образом, обозначает мышление в сфере этических решений, политического радикализма, предельного интереса, т. е. обо­значает мышление, происходящее со страстью и захваченностью. Я при­веду высказывание Фейербаха, которое выражает общую позицию экзи­стенциальных мыслителей: «Не стремись быть философом в противовес своему бытию человека — не думай как мыслитель — думай как живое, реальное существо—думай в существовании».

2) В каких формах выступил экзистенциализм как реакция на проис­шедшие исторические изменения в жизни людей в начале XX века:

В окружающем мире произошло нечто такое, что вызвало протест экзистенциального мышления, направленный против как идеалисти­ческого, так и натуралистического идеализма: победа подавляющего ме­ханизма технического производства и то дегуманизирующее воздействие, которое это оказало на все индустриальное общество. Наиболее важным последствием этого стало то, что Ницше назвал «смертью Бога», а имен­но исчезновение христианского опыта и христианских символов из мас­сового сознания западной цивилизации. Утрата «объективного» мира как осмысленной реальности предполагает возникновение «экзистен­циальной» субъективности. Экзистенциальная позиция могла проявить­ся как попытка изменить невыносимый объективный мир с помощью Революционной трансформации, основанной на страстной субъектив­ности его главных жертв, — таков путь Маркса. Либо она могла проявиться как попытка избавиться от гнета рациональной объективности с помощью страстной воли высших человеческих существ, — таков путь Ницше. Либо она могла проявиться как уединение страстного религиоз­ного индивида в своем духовном центре с целью обнаружить там то, что невозможно обнаружить где-либо в объективном мире: предельный смысл жизни, Бога, — таков Кьеркегор.

Ж.-П. Сартр// Практикум по философии: в 2-х ч. Ч.1. –Мн., 2004 С.326-327.

1)В чем заключается основной принцип экзистенциализма:

Для экзистенциалиста человек потому не поддается определению, что первоначально ничего из себя не представляет. Человеком он стано­вится лишь впоследствии, причем таким человеком, каким он сделает себя сам. Таким образом, нет никакой природы человека, как нет и бога, который бы ее задумал. Человек просто существует, и он не только та­кой, каким себя представляет, но такой, каким он хочет стать. И поскольку он представляет себя уже после того, как начинает существо­вать, и проявляет волю уже после того, как начинает существовать, и после этого порыва к существованию, то он есть лишь то, что сам из себя делает. Таков первый принцип экзистенциализма.

2)Как соединены в бытии человека свобода и ответственность:

Но если существо­вание действительно предшествует сущности, то человек ответственен зато, что он есть. Таким образом, первым делом экзистенциализм отда­ет каждому человеку во владение его бытие и возлагает на него полную ответственность за существование. Но когда мы говорим, что человек ответственен, то это не означает, что он ответственен только за свою индивидуальность. Он отвечает за всех людей. Когда мы говорим, что человек сам себя выбирает, мы имеем в виду, что каждый из нас выбирает себя, но тем самым мы также хотим сказать, что, выбирая себя, мы выбираем всех людей. Выбрать себя так или иначе означает одновременно утверждать ценность того, что мы выбираем, так как мы ни в коем случае не можем выбирать зло. То, что мы выбираем, —- всегда благо. Но ничто не может быть благом для нас, не являясь благом для всех. Если, с другой стороны, существование предше­ствует сущности и если мы хотим существовать, творя одновременно наш образ, то этот образ значим для всей нашей эпохи в целом. Таким обра­зом, наша ответственность гораздо больше, чем мы могли бы предпола­гать, так как распространяется на все человечество. Достоевский как-то писал, что «если Бога нет, то все дозволено». Это — исходный пункт экзистенциализма. В самом деле, все дозволено, если бога не существует, а потому человек заброшен, ему не на что опереться ни в себе, ни вовне. Прежде всего, у него нет оправданий. Действитель­но, если существование предшествует сущности, то ссылкой на челове­ческую природу ничего нельзя объяснить. Иначе говоря, нет детерми­низма, человек свободен, человек — это свобода. С другой стороны, если бога нет, мы не имеем перед собой никаких моральных ценностей или предписаний, которые бы оправдывали наши поступки. Таким образом, ни за собой, ни перед собой — в светлом цар­стве ценностей — у нас не имеется ни оправданий, ни извинений. Мы одиноки, и нам нет извинений. Это и есть то, что я выражаю словами: человек осужден быть свободным. Осужден, потому что не сам себя со­здал; и все-таки свободен, потому что, однажды брошенный в мир, отве­чает за все, что делает. Это гуманизм, поскольку мы напоми­наем человеку, что нет другого законодателя, кроме него самого, в забро­шенности он будет решать свою судьбу; поскольку мы показываем, что реализовать себя по-человечески человек может не путем погружения в самого себя, но в поиске цели вовне, которой может быть освобождение или еще какое-нибудь конкретное самоосуществление.

Х.-Г. Гадамер// Практикум по философии: в 2-х ч. Ч.1. –Мн., 2004 С.336-337

1) Какие задачи философии в области научного познания:

Философская герменевтика включает философское дви­жение нашего столетия, преодолевшее одностороннюю ориентировку на факт науки. Однако герменевтика занимает соот­ветствующее ей место и в теории науки, если она открывает внутри на­уки — с помощью герменевтической рефлексии — условия истины, ко­торые не лежат в логике исследования, а предшествуют ей. В т. н. гума­нитарных науках в некоторой степени обнаруживается, что их пред­метом является нечто, к чему принадлежит с необходимостью и сам познающий.

2) Назовите особенности герменевтического метода:

Тот, кто хочет понять текст, должен, спрашивая, обратиться к чему-то лежащему за сказанным. Он должен понять текст как ответ с точки зрения этого вопроса, ответом на который он является. Но обра­тившись к тому, что лежит за пределами сказанного, мы неизбежно вы­ходим за эти пределы. Мы понимаем смысл текста лишь в том случае, если обретаем горизонт вопроса, который в качестве такового необходи­мым образом охватывает также и другие возможные ответы. И тогда смысл какого-либо предложения коррелирует с тем вопросом, ответом на ко­торый он является; это значит, однако, что он неизбежно выходит за пределы того, что, собственно, сказано в данном предложении. Логика наук о духе является логикой вопроса.

Религиозная философия XXв.:

Э. Мунье// Практикум по философии: в 2-х ч. Ч.1. –Мн., 2004 С. 324-325.

1) На какую мощную традицию опирается философия экзистенциа­лизма? В чем заключается ее главная идея?

Не существует философии, которая не была бы эк­зистенциалистской. Наука приводит в порядок внеш­нее бытие. Индустрия занята утилитарным. Возникает вопрос — что делала бы философия, если бы не эксплуатировала существование и су­ществующее.

Однако более охотно с именем экзистенциализма напрямую связы­вают течение современного мышления. Это мышление наиболее общим образом можно было бы охарактеризовать как реакцию философии че­ловека против крайностей философии идей и философии вещей. Для нее (философии человека) главной проблемой является не существова­ние как таковое, а существование человека. В этом смысле экзистенциализм опирается на мощную традицию. История мышления отмечена вехами экзистенциальных откровений, которые в то же время были для мышления поворотом к самому себе, возвращением к своей первоначальной миссии. Это призыв Сократа, противостоящий космологическим грезам ионийских физиков своим призывом: «Познай самого себя». Это обращение стоиков, призываю­щих к господству над собой и противостоянию судьбе. Это греки, увле­кающиеся легковесными играми софистики и диалектики. Это и святой Бернар [Клервосский], направляющийся в крестовый поход от имени христианства для обращения и спасения против математизации веры Абеляром. Это и Паскаль, с самого начала поднявшийся на борьбу про­тив картезианской авантюры, которая была нацелена на развитие науки и подчинение ей всего человека, его жизнь и смерть. Но с Паскаля соб­ственно и начинается современный экзистенциализм. Он пресекает все пути, он касается всех тем.

2) Назовите основные ветви экзистенциализма:

Ствол экзис­тенциализма расщепляется на две ветви. Одна произрастает от старого христианского ствола. Возвышение над природой значения образа Бога [в человеке], искупленного через воплощенного Христа. Провозглашен примат спасения над активностями знания и пользы; имеется ли онто­логический климат наилучшим образом удовлетворяющей экзистенци­алистским требованиям? Экзистенциализм снискал наибольшие лавры в феноменологичес­кой школе. Его ветвь, питающаяся христианским соком, не была порож­дена уверенностью и безмятежностью христианского учения в его докт-риальном оформлении. Наоборот, эта уверенность и безмятежность про­тиворечили его мышлению. Наилучшим образом переход от ортодок­сии вероучения к независимости осуществил Макс Шеллер. Русская ветвь проходит через Соловьева, Шестова и Бердяева. В начале второго течения находится другая изолированная величи­на — Ницше. Симметрично Иоанну Крестителю он хотел возвысить ко­нец евангельской эры, провозгласив смерть Бога для людей, которые не осмеливаются брать на себя его роль. Этот призыв прозвучал в обстанов­ке безраздельного оптимизма, царившего в конце века.

Ж. Маритен// Практикум по философии: в 2-х ч. Ч.1. –Мн., 2004 С.328-330.

1) Каковы философские истоки неотомизма? Назовите его основных представителей.

Необходимость «антропологического поворота» философии XX в. приветствовал и неотомизм (его теоретический фундамент составляет учение Фомы Аквинского), видя в философии человека наилучший спо­соб «модернизации» религиозной философии. Католический философ М. Шелер (1874—1928) писал: «В известном смысле все центральные проблемы философии можно свести к вопросу: что есть человек и како­во его метафизическое местоположение в общей целостности бытия, мира и бога». Человек в понимании неотомистов— основной элемент бытия, через него проходит история, ведущая к высшему состоянию развития общества — «граду божьему». История имеет гуманный смысл и назначение. Общество может прийти к состоянию, не похожему на все известные. То будет общество, основанное на высших религиозно-нравственных ценностях. Так ставится вопрос в произведениях Этьена Жильсона (1884-1978), Жака Маритена (1882-1973), Тейяра де Шарде-на (1881-1955). Что касается именно томизма, то, с одной стороны, следует сказать, что томистская философия являет­ся философией потому, что она рациональна, а не потому, что она хрис­тианская.

2) Что Маритен старается доказать, обращаясь к философии искус­ства? Есть ли связь между моралью и искусством:

Искусство и поэзия стремятся к абсолюту, который есть красота, достижимая в произведении, но не есть сам Бог, или сущая через себя Красота. Абсолют, к которому устремлены искусство и поэзия, есть высшее благо и последняя цель данной иерар­хии, в иерархии духовного творчества, но это не абсолютно последняя цель. То, что художник в качестве художника любит превыше всего, есть красота, в которой должно быть рождено произведение, а не Бог в каче­стве высшего Упорядочивателя человеческой жизни или в качестве самосущей Любви, изливающей на нас свое благоволение. Если художник любит Бога превыше всего, он делает это постольку, поскольку он — че­ловек, а не поскольку он—художник. Моральное обстоятельство — не следствие социальных табу. Мораль­ное обязательство есть принуждение, оказываемое интеллектом на волю. Представление об убийстве как зле меня связывает. Я «связан сове­стью». Таково моральное обязательство на уровне абстрактного созерца­ния моральных сущностей как таковых. Но есть и другой уровень: уро­вень действительного выбора, акта свободы. Здесь в моей власти сделать выбор, противоположный моей совести и моральному обязательству.

Неофрейдизм.

К.Г. Юнг// Практикум по философии: в 2-х ч. Ч.1. –Мн., 2004 С.330-332

1)Что такое коллективное бессознательное:

У Фрейда бессознатель­ное выступает — по крайней мере метафорически, в качестве действую­щего субъекта, по сути оно остается не чем иным, как местом скопления именно вытесненных содержаний; и только потому за ним признается практическое значение. Ясно, что с этой точки зрения бессознательное имеет исключительно личностную природу, хотя с другой стороны, уже Фрейд понимал архаико-мифологический характер бессознательного способа мышления. Конечно, поверхностный слой бессознательного яв­ляется в известной степени личностным. Мы называли его личностным бессознательным. Однако этот слой покоится на другом, более глубо­ком, ведущем свое происхождение и приобретаемом уже не из личного опыта. Этот врожденный более глубокий слой и является так называе­мым коллективным бессознательным. Я выбрал термин «коллективное», поскольку речь идет о бессознательном, имеющем не индивидуальную, а всеобщую природу. Это означает, что оно включает в себя, в противо­положность личностной душе, содержания и образы поведения, которые являются повсюду и у всех индивидов одними и теми же. Дру­гими словами, коллективное бессознательное идентично у всех людей и образует тем самым всеобщее основание душевной жизни каждого, бу­дучи по природе сверхличным.

Э. Фромм// Практикум по философии: в 2-х ч. Ч.1. –Мн., 2004 С.332-333.

1)Чем отличается подлинное и неподлинное мышление:

Исследование процесса рационализации, воз­можно, является самым важным вкладом психоанализа в развитие человеческой культуры. Оно открыло новое измерение исти­ны и показало, что того факта, что кто-то верит во что-то, еще недоста­точно, чтобы судить о его искренности, что только поняв, какие бессоз­нательные процессы происходят в человеке, можно узнать, рационали­зирует он или говорит правду. Психоанализ мыслительных процессов имеет дело не только с теми рационализациями, которые призваны исказить или скрыть истинную мотивацию, но также и с теми мыслями, которые неистинны в другом смысле, в смысле отсутствия у них важности и значения, которые прида­ются им теми, кто их проповедует. Мысль может быть пустой оболоч­кой, ничем иным, как мнением, которого придерживаются лишь по­стольку, поскольку оно является широко распространенным в данной культуре словесным стереотипом. С другой стороны, мысль может быть выражением подлинных чувств человека и его истинных убежде­ний. В последнем случае она коренится в самой личности и имеет эмо­циональную основу. Только мысли, укорененные подобным образом, эффективно определяют поступки человека.

2) Каковы старые и новые «враги» человеческой свободы:

Понимание всей проблемы свободы зиждется на способности видеть обе стороны этого процесса. Это трудно, потому что обычно мы мыслим не диалектически и склонны сомневаться в том, что одна и та же причина может одновременно вызвать два противополож­ных следствия. Происходит это потому, что в борьбе за свободу внимание всегда было сконцентрировано на ликвидации старых форм власти и принуждения; в результате естественно появление такого чувства, что чем больше тра­диционных форм принуждения уничтожено, тем свободнее стал чело­век. При этом мы не в состоянии увидеть, что, хотя человек избавился от многих старых врагов свободы, в то же время появились новые враги; причем этими врагами становятся не столько разного рода внешние пре­поны, сколько внутренние факторы, блокирующие полную реализацию свободы личности. Мы полагаем, например, что свобода вероисповеда­ния — это одна из решающих побед свободы. Но при этом не осознаем, что, хотя это на самом деле победа над теми силами церкви и государ­ства, которые не позволяли человеку исповедовать религию в соответ­ствии с его убеждениями, современный человек в значительной степени вообще утратил способность верить во что бы то ни было, не доказуемое методами точных наук. Или возьмем другой пример. Мы полагаем, что свобода слова — это последний шаг в победном шествии свободы.

Аналитическая философия, неопозитивизм и постпозитивизм:

Л. Витгенштейн// Практикум по философии: Социальная философия. – Мн., 2007. С.55-56.

1) Имеют ли какой-нибудь смысл вечные философские вопросы:

Период второй половины XIX — начала XX в., когда техногенная цивилизация находилась на подъеме, характеризуется доминированием в философской мысли гносеолого-методологического направления. Опираясь на критическую философию И. Канта, с одной стороны, и идеи позитивной философии О. Конта, с другой, представители этого направления видели главную задачу философии в решении проблем теории познания, которая должна была стать основой развития методологии науки. С их точки зрения, само развитие науки и базирующиеся на научном познании технология и экономика должны были решить все социальные проблемы их собственной эпохи. Развитие науки должно было привести общество если и не к раю на Земле, то, по крайней мере, к достижению всеобщего благосостояния и индивиду­ального развития каждого человека. Наиболее радикальные последователи этого направления отказывались от самой постановки так называемых вечных философских вопросов, объявляя эти вопросы псевдопроблемами, пережит­ками господства метафизики в теоретическом мышлении.

2) В чем причина бессмысленности этих вопросов:

Большинство предложений и вопросов философов коренится в непонимании логики языка (Это вопросы такого типа, как тождественно ли добро в большей или меньшей степени, чем прекрасное.) И неудивительно, что самые глубокие проблемы — это, по сути, не проблемы. Вся философия — это «критика языка»... Заслуга Рассела в том, что он показал видимая логическая форма предложения не обязательно является его действительной логической формой. Предложение — картина действительности ибо, если я понимаю предложение, то знаю изображаемую им возможную ситуацию. Предложение представляет существование и не-сушествование со­бытий [элементарных ситуаций].

Целокупность истинных предложений — наука в ее полном охвате (или Целокупность наук). Философия не является одной из наук. (Слово «философия» должно обозначать нечто, стоящее над или под, но не рядом с науками.) Цель философии — логическое прояснение мыслей. Философия - не учение, а деятельность. Философская работа, по существу, состоит из разъяснений. Результат философии не «философские предложения», адостигнутая ясность предложений.

Мысли, обычно как бы туманные и расплывчатые, философия при­звана делать ясными и отчетливыми.

Психология не более родственна философии, чем какая-нибудь иная наука. Теория познания — это философия психологии. Разве мое изучение знакового языка не соответствует изучению мыс­лительного процесса, которое философы считали столь существенным для философии логики? Только в большинстве случаев они впутывались в несущественные психологические исследования, и для моего метода существует подобная опасность. Дарвиновская теория имеет не большее отношение к философии, чем любая иная научная гипотеза.

3) Как должны быть взаимосвязаны философия и наука? В чем заключа­ется истинный метод философского исследования:

Философия ограничивает спорную территорию науки. Она призвана определить границы мыслимого и тем самым немыс­лимого. Немыслимое она должна ограничить изнутри через мыслимое. Она дает понять, что не может быть сказано, ясно представляя то, что может быть сказано. Правильный метод философии, собственно, состоял бы в сле­дующем: ничего не говорить, кроме того, что может быть сказано, т.е. кроме высказываний науки, - следовательно, чего-то такого, что не имеет ничего общего с философией. — А всякий раз, когда кто-то захотел бы высказать нечто метафизическое, доказывать ему, что он не наделил зна­чением определенные знаки своих предложений. Этот метод не приносил бы удовлетворения собеседнику — он не чувствовал бы, что его обучают философии, — но лишь такой метод был бы безупречно правильным.

Х. Патнэм, Р. Нозик.// Практикум по философии: Социальная философия. – Мн., 2007. С.398-400

1)Что не удовлетворяло американских философов Р. НозикаиХ. Патнэма в аналитической философии, которая на сегодняшний день является господствующим философским направлением в Англии и США:

Патнэм X.: «Так получилось, что меня, как и многих других молодых американских философов, в университете прежде всего учили тому, что не нужно любить и что не нужно считать философией. Из нас готовили тех, кто будет опровергать авторов и критиковать тексты. По-моему, это ужасно, и следует прекратить эту практику на всех философских факультетах, во всех школах и направлениях.В колледже я обожал Кьеркегора, но меня учили, что он в большей степени поэт, чем философ. Затем шел Маркс, к которому я питал интерес почти всю свою жизнь, но опять меня учили, что Маркса следует считать социальным теоретиком, а не философом. Мне нра­вился Фрейд, но и здесь мне объяснили, что психология — это вовсе не философия. Этот процесс сужения кругозора происходил, и когда я учился в университете, и когда начал работать преподавателем. Боюсь, что, только достигнув сорока лет, я стал сопротивляться этой привычке считать философией исключительно аналитическую философию».

2) Какие события личной жизни заставили обоих авторов отойти от прин­ципов аналитической философии:

Патнэм X.: «Это связано с событиями шестидесятых годов, когда я был политически очень активен. Я курировал на факультете сторонников дви­жения «Студенты за демократическое общество». Я собирал повестки в армию, что было уголовным преступлением, но меня не посадили за это в тюрьму. Я был связан с маоистской группой. Теперь я уже не маоист и даже не марксист, но оттого времени я, среди прочего, унаследовал убеждение в том, что философия не является, не может и не должна быть только академической дисциплиной. Думаю, я обязан этой идеей шестидесятым годам, которые во многих отношениях изменили мою жизнь».

Нозик Р.: «Безусловно, будучи студентом, я считал себя аналитическим философом, однако это никогда не было тем направлением, к которому я хотел бы принадлежать. Просто я хотел размышлять о некоторых про­блемах, а аналитическая философия располагала средствами, которые я мог использовать в своих размышлениях. Я никогда не считал, что аналитическая философия включает в себя все, о чем мне хотелось бы сказать. Как философ, я хотел опираться на аналитическую философию и на все то, что способствует достижению понимания. Что же касается разногласий с другими философами... Ну, вы можете спросить об этом других философов».

П. Фейерабенд//Практикум по философии: в 2-х ч. Ч.1. –Мн., 2004 С.334-336.

1)Что есть наука, как она действует, каковы ее результаты? Можно ли обосновать ценность науки ссылками на ее результаты:

Существует особый научный метод, т. е. совокупность правил, управляю­щих деятельностью науки. Процедура, осуществляемая в соответствии с правилами, является научной; процедура, нарушающая эти правила, ненаучна. Эти правила не всегда формулируются явно, поэтому существует мнение, что в своем исследовании ученый руководствуется правилами скорее интуитивно, чем сознательно. Кроме того, утверждается неиз­менность этих правил. Однако тот факт, что эти правила существуют, что наука своими успехами обязана применению этих правил и что эти пра­вила «рациональны» в некотором, хотя и расплывчатом смысле, — этот факт не подвергается ни малейшему сомнению. Второй вопрос в наши дни почти не ставится. Здесь ученые и теоре­тики науки выступают единым фронтом, как до них это делали предста­вители единственно дарующей блаженство церкви: истинно только уче­ние церкви, все остальное — языческая бессмыслица. В самом деле: оп­ределенные методы дискуссии или внушения, некогда служившие сия­нию церковной мудрости, ныне нашли себе новое прибежище в науке. Однако, разве нет громадного различия между наукой, с од­ной стороны, и религией, идеологией, мифом — с другой? Это различие настолько велико и очевидно, что указывать на него излишне, а оспари­вать смешно. Тогда, быть может, не только оправданно, но даже желательно устранить религию и мифы из центра духовной жизни со­временного общества и на их место поставить науку?!

2) Назовите политические и практические аргументы против расши­рения сферы авторитета науки

Специальные вопросы, говорят нам ученые, должны обсуждаться спе­циалистами и с помощью методов, принятых в той или иной области науки. <...> Обсуждение всех этих проблем нужно передать ученым. Такой способ действий был бы не совсем демократичным, но не очень вред­ным, если бы ученый знал, о чем идет речь. Но этого как раз и не бывает. Если в своей собственной области ученый долгое время колеб­лется и сомневается, прежде чем решится опубликовать некоторое открытие или выступить с критикой важного принципа, то для того, чтобы разделаться с мифом или ненаучной космологией, хватает самых смехо­творных аргументов и минимума знаний. Такие аргументы бывают либо общими, либо специальными. Общие аргументы сводятся к указанию на то, что критикуемые идеи были получены ненаучным путем и поэтому неприемлемы. При этом предполагается, что имеется некий «метод на­уки» и только этот метод приводит к приемлемым результатам. Если спро­сить ученого, в чем состоит этот мнимый метод, мы получим самые раз­личные ответы, которые показывают, что ученые весьма редко знают, что именно они делают в процессе своих собственных исследований. Поче­му же мы должны им верить, когда они берутся судить о том, чем занима­ются другие? Вторая же часть предположения, утверждающая, что толь­ко наука получает приемлемые результаты, очевидно ложна.какова ценность на­уки? Ответ ясен. Мы обязаны науке невероятными открытиями. Науч­ные идеи проясняют наш дух и улучшают нашу жизнь. В то же время наука вытесняет позитивные достижения более ранних эпох и вслед­ствие этого лишает нашу жизнь многих возможностей. Сказанное о на­уке справедливо и в отношении известных нам сегодня мифов, религий, магических учений.

Вопрос 3: Философские идеи постмодернизма как завершение истории философии XXв.

Авторский текст // Практикум по философии: Социальная философия. – Мн., 2007. С.401-412

1) Почему постмодернизм является закономерным итогом развития философии 20 века:

В конце XX в. все эти постнаправления неклассической философии выливаются в постмодернизм, доминировавший в западной философской мысли последние два десятилетия. На наш взгляд, парадоксальность развития основных направлений не­классической философии в XX в. объясняется тем обстоятельством, что в процессе осмысления углубляющегося в этом столетии кризиса техногенной цивилизации в философской мысли шел процесс переосмысления и крити­ки тех принципов культуре-исторической парадигмы социального знания, которые были заложены именно неклассической философией еще во второй половине XIX в. В процессе этого переосмысления и критики постепенно начали форми­роваться основные принципы новой эколого-футурологической парадигмы социального знания. Поскольку философия постмодернизма как бы завершает этот процесс, то уместно более подробно остановиться на основных характерных чертах этого философского направления. В текстах одного из ведущих представителей философии постмодернизма Ф. Лиотара и, пожалуй, одного из самых острых критиков этого направле­ния Ф. Джеймисона выявлены как бесспорные заслуги философии постмо­дернизма, так и наиболее существенные недостатки этого философского направления.

2)В чём заключаются достижения, и противоречия философской мысли постмодернизма:

Подытоживая анализ достижений и недостатков постмодернистской философской мысли, следует отметить, что несомненной заслугой пост­модернистов была их принципиальная критика тех противоречий, которые обнаруживались во всех великих проектах модерна в процессе их осуществле­ния, а именно - логоцентризма, сциентизма и европоцентризма. Недаром и Ф. Джеймисон, и Ю. Хабермас, и другие оппоненты постмодернистов, остро и порой даже беспощадно критикуя постмодернистский тип мышления, отмечают необходимость учитывать в новых обществоведческих теориях ту критическую работу, которую проделали постмодернисты, анализируя великие проекты модерна и их философские основания. В то же время следует указать и на бесспорные недостатки философии постмодернизма. Справедливо критикуя историцизм общественной мысли XIX - начала XX в., в котором развитие общества рассматривалось как некий запрограммированный автоматический процесс от низших стадий к высшим, постмодернисты неправомерно отказывают философской и обществоведческой мысли в праве обсуждать проблемы будущего челове­чества, прогнозировать различные пути развития общества и заниматься проектированием этого будущего. Тем самым у философии отнимается важная функция создания новых смыслов универсалий культуры. Но в наше время - время растущей неопределенности и риска общественного развития - отказ от этой функции философии оборачивается общественной слепо­той в отношении возможных глобальных катастроф, способных поставить человечество на край гибели. Постмодернисты, правомерно критикуя европоцентризм великих про­ектов модерна и настаивая на равноценности иных культур в отношении ценностей европейской цивилизации, отказываются, на наш взгляд, от идеи синтеза культурных достижений всех народов земного шара. Но преодоление глобальных кризисов современности требует единства человечества. В свою очередь, это единство может быть достигнуто только на основе признания всеми определенных базовых ценностей и при учете того, что по другим про­блемам можно расходиться во мнениях. Эти базовые ценности могут быть достигнуты через синтез культурных достижений Востока и Запада, Севера и Юга. Сам же синтез может быть осуществлен только в процессе диалога культур на равноправной и взаимоблагожелательной основе.

Ф.Лиотар// Практикум по философии: Социальная философия. – Мн., 2007. С.401-404

1) Ф. Лиотар понимает под термином «постмодернизм»?

Упрощая до предела, можно определить «постмодер­низм» как недоверие к метаповествованиям. Что, без сомнения, является результатом прогресса наук; но этот прогресс, в свою очередь, предполагает такое недоверие... Постмодернистское знание не является просто инструментом властей. Оно совершенствует нашу чувс­твительность к различиям и укрепляет нашу способность существовать ^внесоразмерном. Его принцип заключается не в единообразном заклю­чении экспертов, но в паралогизме изобретателей. Вопрос заключается в следующем; может ли легитимация социаль­ных связей, справедливое общество функционировать по аналогии с парадоксом свойственным научной деятельности? Какую форму тогда мог бы принять этот парадокс?

2) Как взаимосвязаны знание и власть:

Возьмем любой гражданский закон, он гласит: данная категория граждан должна совершать особые виды поступков. Легитимация есть процесс, посредс­твом которого законодатель наделяется правом оглашать данный закон в качестве нормы. Еще с Платона вопрос легитимности науки, неразрывно связывается с легитимностью законодательства... Когда мы исследуем современный статус научного знания — во вре­мена, когда наука, вместе с новыми технологиями кажется более под­чиненной господствующим властям, чем когда-быто ни было и рискует стать одной из главных ставок в их противостоянии — проблема двойной легитимации, отнюдь не сглаживаясь, с необходимостью выходит на первый план. Здесь она ставится в своей наиболее завершенной форме обращения к тому, что делает очевидным, что знание и власть являются двумя аспектами одного вопроса: кто решает, что есть знание, и кто знает, что нужно решать? Проблема знания в век информатики более, чем когда бы то ни было является проблемой правления.