Проф. В.А. Конев. Мне хотелось бы, включаясь в обсуждение, высказать несколько соображений по поводу прочитанного текста и выступления Тимура Валентиновича

Коллеги!

Мне хотелось бы, включаясь в обсуждение, высказать несколько соображений по поводу прочитанного текста и выступления Тимура Валентиновича.

Начну с его заключения. Он закончил словами: «Можно высказывать самые разнообразные гипотезы относительно того, почему бытие было увидено философом именно так, как оно увидено в «БиВ», однако, наверняка об этом, по-видимому, никто никогда ничего не узнает». Конечно, останется тайной самого Хайдеггера, как он пришел к такому в и дению бытия. Факт любого творческого прозрения есть тайна. Но после того как творческое в и дение объективировано, пусть даже в языке, который кажется темным, оно становится фактом культуры, оно сцепляется с другими фактами культуры, и тогда уже нельзя сказать, что мы не можем узнать, почему появился в культуре именно факт. Свершившееся в культуре событие выстраивает (порождает) культуру как место своего бытия и как свою историю, оно становится в ней необходимо. Поэтому и в и дение бытия в философии М. Хайдеггера для культуры и философии не тайна, хотя и до сих пор его творения таинственны (вспомним слова Ханны Аренд о "скрывающемся короле"), а необходимое, т.е. объяснимое для науки, событие в истории мысли.

Сам текст «БиВ» своей первой фразой прямо вводит нас в тот "дом культуры", в котором он живет. Первая глава Введения названа «Необходимость, структура и приоритет вопроса о бытии» и начинается она словами: «Названный вопрос пришел сегодня в забвение». Что забыто? Если забыто, значит, когда-то знали, помнили. Забыта «γιγαητομαχια περι της ουσιας» – забыта «борьба гигантов вокруг бытия». Каких гигантов? Великих греков – Парменида, Платона, Аристотеля? Да! Но и борьба богов и титанов – Пергамский алтарь – за что? За бытие, περί της ουσίας = вокруг имущества, сущности бытия = за порядок! Для древних греков вопрос о бытии был вопросом о порядке бытия, о должном бытии, о бытии, которое человек должен воспроизводить своей жизнью. Бытие имело смысл для действующего и живущего человека. В новое время вопрос о бытии превратился в вопрос о сущности сущего, но тогда сам вопрос о бытии стал бессмысленным, так как "есть" оказалось пустым словом, связкой в суждении и не более. Стало важно знать, "что есть сущность сущего" и "как ее можно познать", а само бытие оказалось за границами знания (вспомним кантовскую вещь в себе).

Таким образом, уже первой фразой своей книги Хайдеггер заявляет, что его интересует не сущее, а бытие, не природное бытие, которым занимается наука нового времени, а особое бытие, которое имеет смысл, т.е. бытие, определяющее человека, ибо только для него есть смыслы (во всяком случае, примем пока это). Хайдеггер заявляет, о чем уже говорил Т.В. Филатов, что «возобновить бытийный вопрос значит поэтому: удовлетворительно разработать сперва хотя бы постановку вопроса» (С.4). Эта постановка вопроса должна заключаться в том, что спрашивать дóлжно, не "что такое бытие?", а "в чем смысл бытия?". Поэтому необходимо найти то место (или время), где этот вопрос имеет смысл. Анализируя саму ситуацию вопроса, Хайдеггер и вычисляет такое место – это место Присутствия. Присутствующее должно "оглянуться", чтобы осмыслить свое присутствие. Это "оглядывание" и заставляет "ставить" вопрос – "в чем смысл моего есть здесь и сейчас?"

Без так сформулированного вопроса о бытии, считает Хайдеггер, невозможно знание о бытии, т.е. онтология. «Всякая онтология, распоряжайся она сколь угодно богатой и прочно скрепленной категориальной системой, остается в основе слепой и извращением самого своего ее назначения, если она прежде достаточно не прояснила смысл бытия и не восприняла это прояснение как свою фундаментальную задачу», - пишет Хайдеггер (С.11). Поэтому фундаментальную онтологию, из которой могут возникнуть все другие, надо искать в экзистенциальной аналитике Присутствия (С.13).

Во введении Хайдеггер кратко излагает содержание предполагавшейся второй части «БиВ» - деструкции истории онтологии. И здесь автор «БиВ» намерен был расшатать окостеневшие традиции и отслоить наращённые ею сокрытия достижений исходного опыта античной онтологии, в котором были добыты первые и с тех пор ведущие определения бытия (С.22). Здесь Хайдеггер обращается к Пармениду и пытается взять себе в союзники основателя онтологии, приписывая первому метафизику такое понимание бытия, которое выгодно самому создателю фундаментальной онтологии. Поскольку Парменид осмысляет бытие как пребывающее, на-стоящее, то, считает Хайдеггер, бытие, по Пармениду, имеет темпоральную структуру. Для Хайдеггера, как уже отмечалось Филатовым, важно связать бытие и время (мы еще не раз будем об этом говорить по мере продвижения по тексту «БиВ»), поэтому он хочет увидеть в парменидовском толковании бытия эту связь. Конечно, замечает философ, греческое толкование бытия не имеет понимания фундаментальной онтологической функции времени и само время берет как сущее среди другого сущего, но все-таки оно видит темпоральность бытия (см. С.26).

Я думаю, что ситуация исходного онтологического опыта иная. Парменид резко разделяет подлинное бытие, которое вечно и неизменно, и мир преходящих вещей, которые возникают и исчезают, живут во времени. Достойно знания только первое, здесь пребывает истина, другое – есть область доксы, мнения. Истина находится на пути бытия и вечности, поэтому время для истины и знания оказалось ненужным, а само оно для ума и рассуждения недоступным. Как помните, Августин это точно выразил: "Если никто меня об этом не спрашивает (о времени - В.К.), я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему - нет, не знаю" (Августин А. Исповедь. М.: «Renaissance», 1991. C.292). Хайдеггер же стремится понять действительную темпоральную природу бытия.

В связи с этим хотел бы обратить ваше внимание на один момент. Хайдеггер начинает свой подход к бытию с анализа формальной структуры вопроса о бытии, выделяя в ней спрошенное, опрашиваемое, выспрашиваемое, спрашивающее. Я бы обратил ваше внимание на саму ситуацию вопроса. Что она выражает? Неважно, кто спрашивает, о чем спрашивает, что выспрашивает. Важно, что возникла сама потребность вопроса. Что предполагает эта ситуация, кроме того, что отметил Хайдеггер. Она предполагает интенцию-устремленность к… ответу. Это значит, что в самой ситуации спрашивания существует различие данного и не-данного. Сама ситуация спрашивания является временной, являет временность тем, что выспрашиваемое еще не дано. Вот это " еще не " и есть временность. Оно относится к выспрашиваемому, которое отличается от спрашивающего и опрашиваемого тем, что если последние суть сущее (они есть), то выспрашиваемое не есть сущее, его еще нет. Поэтому временность (" еще не ") привязана к не-сущему, она явление не-сущего. Явление не-сущего есть феномен в хайдеггеровском смысле, оно само-по-себе кажет "НЕТ", небытие. Для спрашивающего в ситуации спрашивания ясно, что выспрашиваемого нет. Откуда ясность, почему ясно? Потому что "есть" отрицается, не устраивает, потому что возникает ситуация значимости, осмысленная ситуация. Необходимо, чтобы спрашивающий отделил себя от налично-сущего, а тем самым не считал и себя сущим (наличным), так как если он отделяет себя от налично-сущего, то не может и себя рассматривать таковым. Поэтому не только "выспрашиваемое" не есть, но даже и спрашивающий не есть. Но он "не есть" не так, как выспрашиваемое. Последнего просто нет, оно еще-не-дано, отсутствует, а спрашивающий присутствует. Это Присутствие отрицания, Присутствие через нетствование, оно-то и имеет вопрос, в т.ч. и вопрос о своем бытии. Таким образом, не просто структура вопроса о бытии приводит к Присутствию, но и сама ситуация вопрошания обнаруживает особое сущее, которое бытийствует по образу Присутствия.

Существенной для Хайдеггера проблемой, которая обсуждается им во Введении, является проблема метода исследования. Если его исследование бытия противопоставляет себя традиционным онтологическим рассмотрениям, то и «метод онтологии остается в высшей степени сомнительным, пока хотят просить совета у исторически унаследованных онтологий или подобных попыток» (С.27). Хайдеггер выбирает феноменологическую проработку вопроса о бытии.

Здесь обратимся к чисто "учебному" вопросу – гуссерлевская и хайдеггеровская версии феноменологии*. Как известно, Хайдеггер посвятил свой труд Гуссерлю. Во Введении он отмечает, что его «разыскания стали возможны только на почве, заложенной Э. Гуссерлем, с "Логическими исследованиями" которого феноменология пробила себе путь» (С.38). Учитель же, прочитав «БиВ», не принял его, отметив, что хотя исследование и инспирировано феноменологией, но к феноменологии отношения не имеет. Так что же собою представляет метод Хайдеггера? Феноменология это или нет?

Хайдеггер, вероятно, понимал, что учитель не примет его версию. Поэтому он несколько раз в тексте подчеркивает, что феноменология не "направление" в философии, что она не имеет ни собственного предмета исследования, ни объективного содержания, что феноменология есть только метод, только «как способа выявления и обработки того, что в этой науке (т.е. любой науке – В.К.) должно трактоваться» (С.35). А раз так, то, конечно, его феноменологические изыскания не могут походить на гуссерлевские.

В «Логических исследованиях» Гуссерль различил то, что является и само явление. Для отделения самого явления, феномена, от являющегося необходимо было выявить сферу существования явления. Этой сферой для Гуссерля выступает мир сознания, мир его смыслов, который обнаруживается в процессе феноменологической редукции. Феноменология и должна заняться описанием самого процесса конституирования смыслов сознания, в которых являются сознанию вещи. Феноменология в версии Гуссерля продолжает картезианскую традицию – она ищет конечное основание достоверности научного знания. Поэтому феноменологическая редукция приобрела форму "трансцендентальной редукции", которая приводит к трансцендентальному субъекту, последний и оказывается тем объективным наблюдателем, который способен иметь объективное и незаинтересованное знание. Создав феноменологию как метод выделения особого мира феноменов, Гуссерль приходит к тематическому пониманию феноменологии как исследованию жизни сознания с его переживаниями.

В 1927 году Гуссерль подготовил для «Британской энциклопедии» статью на слово «Феноменология» (опубликована она была много позже – в 1962 году в IX томе «Husserliana») и дал ее на прочтение Хайдеггеру. В письме к Гуссерлю от 27.10.1927 г. Хайдеггер пишет, что он согласен с Гуссерлем в том, что "мир сущего" в своей трансцендентальной конституции (т.е. как мы его знаем) не может быть сведен к тому, что есть внутри мира, поэтому необходимо исследовать сам процесс явления сущего (встречи с ним). Но это не значит, замечает он, что то, что трансцендентально, вообще не является сущим. И тогда, пишет Хайдеггер, здесь возникает проблема: «Каков способ бытия того сущего, в котором конституируется мир?… Проблему способа бытия самого конституирующего обойти нельзя. Универсальная проблема бытия относится, как к тому, что конституирует, так и к тому, что конституировано» (см. это письмо в: Husserliana, t. IX, Den Haаg, 1962, S. 601-602). Отсюда видно, что Хайдеггер отчетливо понимает различие направленности своего феноменологического исследования и ориентации феноменологии в варианте Гуссерля. Хайдеггера интересуют не переживания и акты сознания, а экзистенциальные ситуации Присутствия. Перед феноменологией возникает вопрос о бытии самой возможности явления – не просто как является, а как возможно явление чего-либо. Поэтому и нужно, по Хайдеггеру, выйти к тому сущему, которое обеспечивает возможность явления, но явления чего? Если мы редуцируем сущее (феноменологическая редукция), мы не можем говорить про явление чего-то конкретного, значит, речь должна идти о явлении самого бытия. Поэтому феноменология становится описанием того, как является бытие-как-бытие, т.е. оказывается онтологией. Феномен бытия в точном значении гуссерлевского понимания феномена оказывается смыслом бытия. Феномен бытия как само-по-себе-себя-кажущее (хайдеггеровское понимание феномена) оказывается самой жизнью смысла, т.е. Присутствием, понимающим (осмысливающим) свое бытие. Поэтому «феноменология Присутствия есть герменевтика в исконном значении слова, означающем занятие толкования» (С.37).

Через занятие толкования в феноменологию хайдеггеровского варианта входит критика бытия Присутствия, так как в процессе толкования бытия Присутствия выясняются основоструктуры его бытия (С.37). «Бытие и бытийные структуры, - пишет Хайдеггер, - лежат над всяким сущим и всякой возможной сущей определенностью сущего» (С.38). Это "над" необходимо выявить, понять, осмыслить. Для этого и необходима аналитика (критика) способа быть Присутствия. Так, на мой взгляд, обнаруживается, что экзистенциальная аналитика Присутствия является не только феноменологической дескрипцией, не только герменевтикой, но и критикой бытия Присутствия, феноменология смысла бытия есть одновременно критика бытия. Именно необходимость критики бытия приводит к трудному языку хайдеггеровского текста. Сам автор «БиВ» пишет: «Одно дело сообщать о сущем, другое схватить сущее в его бытии. Для второй из названных задач не хватает не только большей частью слов, но прежде всего "грамматики"» (С.39. Подчеркнуто мною – В.К.). Хайдеггер и предпринимает попытку выработки языка, на котором можно было бы говорить о бытии, не путая его с сущим. А это-то и трудно, так как и наш естественный язык, и особенно язык науки "однослоен " (предметен), а этот язык должен быть "многослоен" (предметно-надпредметным). С этим и связано становление, так называемой, новой рациональности, способной мыслить, как отмечал Мамардашвили, предметы, имеющие скрытые параметры.

Спасибо!

Семинар 3