Источник: Руссо Ж. Ж. Рассуждение о причинах и основаниях неравенства // Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре. Трактаты. — М., 1998. — С. 51-150

Иммануил Кант (1724-1804 гг.) — немецкий философ, ро­доначальник немецкой классической философии, профессор Кенигсбергского университета (совр. Калининград). На ос­нове разработанного им критического метода Кант занимал­ся исследованием проблемы обоснования возможности на­учного познания, этикой и эстетикой, проблемами человека и религии. В статье «Что такое просвещение?» (1784) Кант предложил рассматривать Просвещение как необходимую ис­торическую эпоху человечества, сущность которой состоит в широком использовании человеческого разума на благо со­циального прогресса. Основные работы И. Канта: «Всеобщая естественная история и теория неба» (1755); «Критика чистого разума» (1781); «Критика практического разума» (1788); «Критика способности суждения» (1790) и др.

Иммануил Кант

что такое просвещение?

000<Х>00<><ХХХ>00<Х><><>0<ХХ>0<Х>С><><>0<>

Ключ к фрагменту: По мнению Канта, суть просвещения заключается в том, чтобы постепенно (а не революционным путем) научить общество думать над тем, какими принципами, законами и правилами оно руководствуется в своей гражданской, духовной и повседневной жизни. Кант призывает власти не запре­щать гражданам заниматься свободным и публичным обсуждением тех вопросов, которые возникают по поводу-существующего государственного устройства, ре­лигиозной традиции и образования как у ученых, так и у простых обывателей. Коль скоро при публичном обсуждении в обществе будет высказано общее мнение

О препятствовании прогрессу и просвещению общества тех старых традиций, религиозных установлений или бытовых предрассудков, которые не составля­ют основу государства, от всего этого надо отказываться, ибо этого требует свойственная природе человека тяга к поиску все более совершенных и разумных принципов жизнеустроения.

0<>ХХ>00000<Х>00<><ХХ>0<ХХХХ>0<><>0<>0

Просвещение — это выход человека из состояния своего несовершен­нолетия, в котором он находится по собственной вине. Несовершенноле­тие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого. Несовершеннолетие по собственной вине —это такое, причина которого заключается не в недостатке рассудка, а в недос­татке решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-то другого. Бареге аи<1е! — имей мужество пользоваться собственным умом! — таков, следовательно, девиз Просвещения.

Леность и трусость — вот причины того, что столь большая часть лю­дей, которых природа уже давно освободила от чужого руководства, все же охотно остаются на всю жизнь несовершеннолетними; по этим же при­чинам так легко другие присваивают себе право быть их опекунами. Ведь так удобно быть несовершеннолетним. Бели у меня есть книга, мыслящая за меня, если у меня есть духовный пастырь, совесть которого может за­менить мою, и врач, предписывающий мне такой-то образ жизни, и т. п., то мне нечего и утруждать себя. Мне нет надобности мыслить, если я в со­стоянии платить; этим скучным делом займутся вместо меня другие. То, что значительное большинство людей (и среди них весь прекрасный пол) считает не только трудным, но и весьма опасным переход к совершенно­летию, — это уже забота опекунов, столь любезно берущих на себя верхов­ный надзор над этим большинством. После того как эти опекуны оглупи­ли свой домашний скот и заботливо оберегли от того, чтобы эти покорные существа осмелились сделать хоть один шаг без помочей, на которых их водят, — после всего этого они указывают таким существам на грозящую им опасность, если они попытаются ходить самостоятельно. Правда, эта опасность не так у'ж велика, ведь после нескольких падений в конце кон­цов они научились бы ходить; однако такое обстоятельство делает их нере­шительными и отпугивает их, удерживая от дальнейших попыток. <...> (С. 27-28)

Посредством революции, можно, пожалуй, добиться устранения лич­ного деспотизма и угнетения со стороны корыстолюбцев или властолюб­цев, но никогда нельзя посредством революции осуществить истинную реформу образа мыслей; новые предрассудки, так же как и старые, будут служить помочами для бездумной толпы.

Для этого просвещения требуется только свобода, и притом самая без­обидная, а именно свобода во всех случаях публично пользоваться собст­венным разумом. Но вот я слышу голоса со всех сторон: не рассуждайте! Офицер говорит: не рассуждайте, а упражняйтесь! Советник министерст­ва финансов: не рассуждайте, а платите! Духовное лицо: не рассуждайте, а верьте!.. Здесь всюду ограничение свободы. Какое, однако, ограничение препятствует просвещению? Какое же не препятствует, а даже содейству­ет ему? — Я отвечаю: публичное пользование собственным разумом всегда должно быть свободным и только оно может дать просвещение людям. Но частное пользование разумом нередко должно быть очень ограничено, но так, чтобы особенно не препятствовать развитию просвещения. Под пуб­личным же применением собственного разума я понимаю такое, которое осуществляется кем-то как ученым перед всей читающей публикой. Част­ным применением разума я называю такое, которое осуществляется чело­веком на доверенном ему гражданском посту или службе. Для некоторых дел, затрагивающих интересы общества, необходим механизм, при помо­щи которого те или иные члены общества могли бы вести себя пассивно, чтобы правительство было в состоянии посредством искусственного еди­нодушия направлять их на осуществление общественных целей или по крайней мере удерживать их от уничтожения этих целей. Здесь, конечно, не дозволено рассуждать, здесь следует повиноваться. <...> (С. 29)

Было бы, например, крайне пагубно, если офицер, получивший при­каз от начальства, стал бы, находясь на службе, умствовать относительно целесообразности или полезности этого приказа; он должен подчиниться. Однако по справедливости ему как ученому нельзя запрещать делать заме­чания об ошибках в воинской службе и предлагать это своей публике для обсуждения. Гражданин не может отказываться от уплаты установленных налогов; если он обязан уплачивать их, то он даже может быть наказан за злонамеренное порицание налогообложения как за клевету (которая мог­ла бы вызвать общее сопротивление), но этот же человек, несмотря на это, не противоречит долгу гражданина, если он в качестве ученого публично высказывает свои мысли но поводу несовершенств или даже несправедли­вости налогообложения. Точно так же священнослужитель обязан читать свои проповеди ученикам, обучающимся закону божьему, и своим при­хожанам согласно символу церкви, ибо он с таким условием и назначен. Но как ученый, он имеет полную свободу, и это даже его долг — сообщать публике все свои тщательно продуманные и благонамеренные мысли об ошибках в церковном символе и свои предложения о лучшем устройст­ве религиозных и церковных дел. В этом нет ничего такого, что могло бы мучить его совесть. В самом деле, то, чему он учит как священнослужи­тель, он излагает как нечто такое, в отношении чего он не свободен учить по собственному разумению, а должен излагать согласно предписанию и от имени кого-то другого. Он может сказать: наша церковь учит так-то и так- то; вот доводы, которые она приводит. Он извлекает для своих прихожан в этом случае всю практическую пользу из положений, которые он сам не подписал бы с полной убежденностью, но проповедовать которые он обя­зан, так как не исключена возможность, что в них скрыта истина, во вся­ком случае в них нет ничего противоречащего внутренней религии. Ведь если бы он полагал, что в них есть нечто противоречащее ей, то он не смог бы отправлять свою службу с-чистой совестью и должен был бы сложить с себя свой сан. Следовательно, применение священником своего разума перед своими прихожанами ёсть лишь частное его применение, ибо эти прихожане составляют только домашнее, хотя и большое, собрание лю­дей. И ввиду этого он, как священник, не свободен и не может быть сво­бодным, так как он выполняет чужое поручение. В качестве же ученого, который через свои произведения говорит с настоящей публикой, а именно с миром, стало быть при публичном применении своего разума, священ­ник располагает неограниченной свободой пользоваться своим разумом и говорить от своего имени. В самом деле, полагать, что сами опекуны на­рода (в духовных вещах) несовершеннолетние, — это нелепость, увекове­чивающая нелепости.

Но может ли некое сообщество из представителей духовенства, нечто вроде собрания, или досточтимая группа (класс, как они называются в Голландии) иметь право клятвенно обязаться установить некую неизмен­ную церковную символику, чтобы таким образом приобрести верховную опеку над каждым своим членом и через них — над народом и даже увеко­вечить эту опеку? Я говорю: это совершенно невозможно. Подобный дого­вор, заключенный с целью удержать человечество от дальнейшего просве­щения на все времена, был бы абсолютно недействительным, даже если бы он был утвержден высшей властью, рейхстагом и самыми торжественны­ми мирными договорами. Никакая эпоха не может обязаться поклясться поставить следующую эпоху в такое положение, когда для нее было бы невозможно расширить свои (прежде всего настоятельно необходимые) познания, избавиться от ошибок и вообще двигаться вперед в просвеще­нии. Это было бы преступлением против человеческой природы, первона­чальное назначение которой заключается именно в продвижении вперед. И будущие поколения имеют полное право отбросить такие решений как принятые незаконно и злонамеренно. Критерии всего того, что принима­ется как закон для того или иного народа, заключается в вопросе: принял бы сам народ для себя такой закон. Он мог бы быть признан на короткое время, как бы в ожидании лучшего для исследования определенного по­рядка. При этом каждому гражданину, прежде всего священнику, йужно было бы предоставить свободу в качестве ученого публично, т. е. в своих сочинениях делать замечания относительно недостатков в существующем устройстве, причем введенный порядок все еще продолжался бы до тех пор, пока взгляды на существо этих дел публично не распространились бы и не были доказаны настолько, что ученые, объединив свои голоса (пусть не всех), могли бы представить перед троном предложение, чтобы взять под свою защиту те общины, которые единодушно высказываются в поль­зу изменения религиозного устройства, не препятствуя, однако, тем, ко­торые желают придерживаться старого. Но совершенно недозволительно прийти к соглашению относительно некоего постоянного, не подвергаемо­го ни с чьей стороны публичному сомнению религиозного установления, пусть даже на время жизни одного человека, и тем самым исключить не­который промежуток времени из движения человечества к совершенст­вованию, сделать этот промежуток бесплодным и тем самым даже вред­ным для будущих поколений. Человек может откладывать для себя лично просвещение — и даже в этом случае только на некоторое время — в тех вопросах, какие ему надлежит знать. Но отказаться от просвещения для себя лично и тем более для будущих поколений означает нарушить и по­прать священные права человечества. <...> (С. 30-32)

Если задать вопрос, живем ли мы теперь в просвещенный век, то ответ будет: нет, но мы живем в век просвещения. Еще многого недостает для того, чтобы люди при сложившихся в настоящее время обстоятельствах в целом были уже в состоянии или могли оказаться в состоянии надежно хорошо пользоваться собственным рассудком в делах религии без руково­дства со стороны кого-то другого. Но имеются явные признаки того, что им теперь открыта дорога для совершенствования в этом, препятствий же на пути к просвещению или выходу из состояния несовершеннолетия, в котором люди находятся по собственной вине, становится все меньше и меньше. <...> (С. 33)

Источник: Кант И. Что такое Просвещение? // Кант И. Собр. соч.: В 6 т. — Т. 6. — М., 1966. — С. 27-35.

Вопросы для самопроверки:

1. Какие культурные факторы обусловили появление идеологии Просвещения?

2. Какой главный источник появления неравенства в обществе обозначил Ж.Ж. Руссо?

3. Почему Ж.Ж. Руссо считал, что современный ему строй общества оказывает разрушительное влияние на все лучшее в человеке, на его «естественную при­роду»?

4. Что имел в виду И. Кант, когда утверждал, что современное ему общество долж­но стать «совершеннолетним»?

5. Какой путь просвещения общества Кант считал наилучшим из возможных?

Дополнительная литература по теме:

Западно-европейская художественная культура XVIII века. — М., 1980.