Природа единства

Греко-персидские войны показали, что даже чудо возможно, если усилия людей направляются к цели, отвечающей самой сути их судьбы. Упорная, длившаяся почти столетие борьба за всегреческую гегемонию, истощившая силы эллинского человечества, открыла не менее важную истину. Она засвидетельствовала, что даже самая близкая и вероятная цель, для которой имеется все необходимое, и даже есть избыток сил, окажется недостижимой, если она чужда природе вещей. Эллинские полисы в жестокой борьбе за гегемонию не видели, что сражаются за обретение единства, которым и без того обладали, и которое отнюдь не преумножалось, а разрушалось яростным соперничеством. Единство Эллады не могло осуществиться в виде власти и господства одного из греческих полисов над другими. Греция не могла быть объединена властью одного государства. Такое единство было ей глубоко чуждо и разрушительно.

Действительное единство Эллады, обретенное в эпоху греко-персидских войн и разрушенное борьбой за гегемонию, заключалось совсем в ином и вовсе не требовало одной для всех государственной воли. Суть эллинского единства таилась в общем самоощущении греческого народа. Общность и сила духа, открывшаяся и обретенная в великом историческом деянии – воплотилась и закрепилась в глубоко схожих между собой формах государственного устройства, общественной жизни и быта эллинских полисов от северных берегов Черного моря до Великой Греции на западе.

Огромный мир уже был един, не отдавая себе в том отчета. И вот, как будто не желая знать своего реального единства, он захотел поставить над собой общую государственную волю. И этим совершил историческое преступление против самого себя. Ибо чем больше и чем усерднее стремился очередной преуспевающий полис к расширению масштабов своей власти, и чем больше ему удавалось на этом пути, тем глубже нарушалось подлинное единство эллинского человечества. Действительный характер эллинского единства, принесший столь замечательные плоды культуры и исторических свершений, не мог вынести ига единой государственности и был глубоко чужд ей.

Если представить греков в этой точке их исторического пути предоставленными самим себе и оставленными наедине со своими стремлениями, как если бы они оказались одни в мире, то исход был бы печален. Скорее всего, мы увидели бы упадок и запустение целой цивилизации, опустошенной и истощенной в бесплодном и безысходном напряжении сил. Ибо неизбежно трагичен конец того, кто желает достичь не своей судьбы и стремится к цели, глубоко чуждой его собственному существу.