Древняя Академия 11 страница

мире становления и природы, но не смешанного с ним, ведения-пре-

бывания в мире идеальных вечно-сущих прообразов всего видимого.

II. ПРИРОДА, ИСКУССТВО И ТЕХНИКА

Искусство и техника - совершенно разные, с точки зрения совре-

менного мышления, области человеческой деятельности. На взгляд

античный это - одно и то же, ~t`ecnj). "Всякое искусство, - говорит

Аристотель, - имеет дело с возникновением, и быть искусным -

значит разуметь, как возникает нечто из вещей, могущих быть и не

быть и чье начало в творце, а не в творимом. Искусство ведь не отно-

сится к тому, что существует или возникает с необходимостью, ни к

тому, что существует или возникает естественно, ибо это имеет начало

в себе самом" (<Никомахова этика> VI 4, 1140а11-17). Раздельным

сферам бытия и становления соответствуют и различные способы обра-

щения к ним: сущему - нерушимое знание-эпистеме, текучему же -

искусство имитации, мнимого уподобления, лишенного всякой непре-

ложности, воспроизведения того, что могло бы быть, но чего в дейст-

вительности нет. Поэтому философия и наука, имеющие дело с

подлинным знанием, лучше, выше и ценнее техники - производства

приспособлений и орудий. И хотя Сократ многих своих собеседников

отыскивал в среде афинских ремесленников ("демиургов"), человек

для греческой культуры - прежде всего существо разумное, способ-

ное к познанию вечного умопостигаемого, а не к производству текучего

и обреченного смерти. Подобное отношение к науке иллюстрирует из-

вестный анекдот, рассказываемый Витрувием: "Аристипп, сократичес-

кий философ, будучи выброшен после кораблекрушения на берег Ро-

доса и увидев начерченные геометрические фигуры, как передают,

сказал громко своим спутникам: будем надеяться на лучшее, ибо я

вижу следы людей" (<06 архитектуре>. - В кн.: Архимед. Сочине-

ния. М., 1962. С. 57).

Техне - это хитрость, умысел, уловка, близкая к механе (цп^аут),

machina) в ловком замысле сделать то, чего нет. Поэтому техника и

механика противопоставлены естеству, природе (ср. Платон, <Ион>

534с). Природа же есть основание или сущность имеющего начало

движения в самом себе (Аристотель, <Метафизика> V 4, 1015а14-

15), тогда как техника, механика или искусство - лишь подража-

тельны и в этом смысле противоестественны. И если наука о природе

(~fusik`j epist`jmj, изучает само по себе существующее, природу, то ме-

ханическое искусство, ~mjcanjk`j t`ecnj, создает (а подобие всегда хуже

оригинала) то, чего не бывает, и тем самым как бы обманывает природу.

Поэтому-то техника, имея дело с возможным, мнимым, рожденным,

не может давать настоящего знания.

Надо, впрочем, заметить, что и в античности находились ученые -

Архит, Евдокс, Архимед, - порою предварявшие математическое до-

казательство механическими построениями, однако и они понимали

ущербность механики и подчиненность ее строгому умозрению, ее при-

годность лишь к тому, чтобы облегчить усмотрение верного ответа, но

не для его обоснования: ведь механическое представление - еще только

намек, ничего не доказывающий и ни к чему не обязывающий. И Ар-

химед пишет Эратосфену: "...Кое-что из того, что ранее было мною

усмотрено с помощью механики, позднее было также доказано и гео-

метрически, так как рассмотрение при помощи этого [механического]

метода еще не является доказательством; однако получить при помо-

щи этого метода некоторое предварительное представление об иссле-

дуемом, а затем найти и само доказательство гораздо удобнее, чем

производить изыскания, ничего не зная" (Архимед, <Послание к Эра-

тосфену: О механических теоремах>. - Сочинения. С. 299; ср. Диоген

Лаэртий. VIII, 79). А вот еще довольно пространное, но очень важное

свидетельство Плутарха: "Механике - науке, любимой многими и

пользовавшейся широким распространением, - положили начало Ев-

докс и Архит. Они желали сделать геометрию интереснее, менее су-

хой, и наглядными примерами, с помощью механики решали задачи,

которые нелегко получались путем логических доказательств и черте-

жей... Платон был недоволен. Он укорял их в том, что они уничтожа

ют математику и лишают ее достоинств, переходя от предметов умопо-

стигаемых, отвлеченных к реальным, и снова сводят ее к занятию

реальными предметами, требующему продолжительной и трудной ра-

боты ремесленника. Тогда механика отделилась от чистой математи-

ки" (<Жизнеописание Марцелла>). В самом деле, несмотря на на-

глядность рассмотрения предмета, механика все же имеет дело лишь с

телесным, становящимся и, возможно, может дать какой-то намек на

правильное решение, но никогда не может гарантировать истинность

этого решения. Математика же рассматривает предметы умопостигае-

мые, вне становления и потому оказывается отделенной от механики.

Итак, механика и техника суть только некоторые вспомогательные

приспособления для движения к истине; когда же истина достигнута,

их отбрасывают и о них больше не вспоминают.

12. ИЕРАРХИЯ НАУК

Последовательное разделение в античности философии и науки

как точного мышления, с одной стороны, и техники и механики - с

другой, предполагает и разделение в рамках самой науки. Платон

стоит на той точке зрения, что чувственно воспринимаемое, текучее и

становящееся нельзя знать точно - лишь приблизительно, более или

менее. Аристотель же хотя и принимает возможность точного знания о

природе, но относит его к особой, не связанной с математикой нау-

ке - физике, строившейся им из совершенно иных оснований (ср.

Платон, <Филеб> 24Ь; Аристотель, <Метафизика> II 3, 995а15-18).

Таким образом, наука познает свой предмет постольку, поскольку не

имеет дела с эмпирической действительностью (чтобы знать поистине,

говорит Платон, надо всей душой отвратиться от мира, от становяще-

гося, умереть для мира и возродиться для истины, ослепнуть физичес-

ки и возродиться духовно). Чувственно постигаемый мир, хотя и не-

сет в себе черты благости своего творца-демиурга, тем не менее не есть

подлинная реальность но слабый ее отблеск и подражание идеальному

сущему, - подобно тому, как техника есть подражание чувственно

воспринимаемой природе. О природе же нельзя рассуждать при помо-

щи математики - здесь она принципиально не приложима, о ней

может быть лишь более или менее правдоподобное мнение (хотя в

<Тимее> Платон и пытается расширить область применения математи-

ки в физике - космологии, - однако космос как целое, звезды как

предмет изучения астрономии почти бессмертны, принадлежат к сфе-

ре всегда-сущего). Математической же точности можно требовать лишь

в отношении нематериальных предметов, ибо они как предмет научного

рассмотрения сопутствуют и предшествуют созерцанию идей и причаст-

ны "умному миру": таковы числа, изучаемые арифметикой, и таковы

геометрические сригуры, изучаемые геометрией.

Таким образом, механика как техника предшествует познанию при-

роды; познание природы предшествует познанию точных законов и

математических сущностей, а математическое знание предваряет по-

знание идеальных бытийных форм. В таком случае, наукой кат e^o^v,

по преимуществу оказывается математика, поскольку имеет дело с

математическими объектами - числами, пребывающими в идеальном,

умопостигаемом космосе, и с геометрическими фигурами, занимающими

промежуточное положение между эйдосами и телами, т.е. прежде все-

го с самим вечно-сущим равным себе бытием (Платон, <Государство>

VII, 527Ь). Но математика - не просто наука считающая, т.е. позво-

ляющая что-либо вычислить, но прежде всего доказывающая, могущая

дать отчет в основаниях собственных суждений. Математика поэтому

служит образцом строгой и точной (в античном смысле) науки, с не-

преложностью и достоверностью утверждающей знание о своем -

вечном и неизменном предмете. Недаром, как говорят, над вратами

платоновской Академии было начертано: "Не геометр да не войдет";

Ямвлих полагал, что без математики нельзя философствовать, первым

введя жанр (философски-) математического комментария (к <Введе-

нию в арифметику> Никомаха), а Марин, биограф Прокла, восклицал:

"О, если бы все было только математикой!" (Элий, <Комментарии к

"Категориям" Аристотеля> 8Ь23).

Потому античные ученые различают математику как науку познания

вечно-сущего, систему знания, где бесконечное множество возможных

задач (материя) охватывается и укладывается в единое доказательное,

т.е. дающее себе отчет в основаниях собственной правильности (форма)

решение, - и логистику, набор рецептов, особое искусство или техни-

ку счета, направленное на решение узкого класса конкретных задач и

не предполагающее универсальности и доказательности. 06 этом сооб-

щает Прокл в своем комментарии к Евклиду: логистика как искусство

счета и измерения была хорошо известна в Египте и на Востоке задолго

до греков, но только греки превратили ее в подлинную науку - не

только дающую ответ, но и уверяющую в правильности полученного

результата. Как говорит античный схолиаст, "логистика есть рассмот-

рение (Becopiot) объектов, к которым приложимы числа, а не чисел

самих по себе, но единое - как единицу, счисляемое - как число,

как, например, число три - как тройку [любых предметов], десять -

ййЫ

как десятку, применяя теоремы арифметики к подобным случаям"

(Схолии к <Хармиду> Платона, 156е). И хотя как арифметика, так и

логистика направлены на познание чисел, различие меж ними невоз-

можно игнорировать: ведь если первая изучает числа сами по себе как

субстанцию, то вторая - в их отношении к другому, т.е. как функ-

цию (ср. Платон, <Горгий> 451с).

Из античных принципов иерархии и телеологии проистекают важ-

ные следствия для понимания структуры и соотношения различных

наук. Познание истинно сущего для античного мыслителя - прекрас-

ное и достойное (быть может, достойнейшее) дело, однако при этом

одна наука оказывается выше другой по степени точности, совершен-

ства и ценности открываемого ею знания и предмета ее рассмотрения.

Поэтому "низшие науки" - ради высших и подчинены им, и матема-

тика важна не только как наука, при помощи которой постигаются

числа - представители вечного умопостигаемого космоса, но также и

как приуготовление к познанию и созерцанию высших сущностей: мате-

матикой следует заниматься ради диалектики (Платон, <Государство>

VII, 518d слл.; ср.: Аристотель, <Метафизика> 1 9, 992а32). Кроме

того, если иметь в виду превосходство теоретической деятельности

над практической, становится понятным, что науки об умозрительном

отделены от искусств творения, выше и лучше их (Аристотель, <Мета-

физика> 11,98^а1).

Ясно, что в таком случае науки должны образовывать иерархию, и

античные мыслители (с определенного времени) разрабатывают под-

робные классификации наук. Известно аристотелевское деление на-

ук или философии вообще на пойетические - низшие и наименее

ценные, создающие свой предмет с достаточной степенью произвола,

хотя, конечно, в соответствии с изначально данным, открывающимся

через них образцом: таковы риторика и поэтика. Далее следует практи-

ческая философия (и это членение по сей день сохраняется в филосо-

фии): этика и политика. (К ним можно добавить ойкономию - эконо-

мику. Тогда этика может рассматриваться как искусство управления

отдельным человеком или самим собой, экономика - несколькими

людьми, хозяйственной общностью (в античности - семьей, т.к.

ойкос - дом), политика же - многими, - всеми гражданами и поддан-

ными полиса-государства.)

Наконец, высшее, теоретическое умозрение - это физика, мате-

матика и первая философия, или теология, которая и составляет смысл

и цель познания и которую предваряют все другие науки. Известна,

впрочем, и несколько иная, предложенная стоиками и бывшая в ходу

в древней Академии классификация: теоретическая - практическая -

логическая философия, или физика - этика - логика, которую можно

интерпретировать как рассматривающую данное, должное, необходи-

мое. Важно отметить, что разные науки связывают и с разными способ-

ностями души: арифметику - с умом (разумом), геометрию - с рассуд-

ком и воображением (Платон, <Государство> VI, 51 Id).

Из трех высших наук физика занимается изучением существующего

самостоятельно и подвижного, математика рассматривает не сущест-

вующее самостоятельно и неподвижное, первая же философия -

существующее самостоятельно (т.е. субстанцию) и неподвижное (ибо

покой, с точки зрения античной, лучше и выше движения) (Аристо-

тель, <Метафизика> VI 1, 1026а20; XI 7, 1064Ь2-6). (Стоит, впрочем,

заметить, что Аристотель, с его реалистическим устремлением изучать

то, что существует по природе, в более поздних работах ставит физи-

ку выше математики.) Важно отметить, что физика и математика про-

тивопоставлены и никогда не отождествляются ни в предмете, ни в

методе: "Наиболее физические из математических наук, - говорит

Аристотель, - как-то: оптика, учение о гармонии и астрономия... в

некотором отношении обратны геометрии, ибо геометрия рассматри-

вает физическую линию, но не поскольку она физическая, а оптика

же - математическую линию, но не как математическую, а как физичес-

кую" (<Физика> II 2,194а8-13).

Да и сама математика имеет подразделения. "Математика" в пер-

вичном и собственном смысле слова - умозрение или учение о

циЭтщити, предметах точного и строгого умозрения, которые только и

можно знать достоверно (ненаглядно и с непреложностью). Так, Пла-

тон говорит о пяти отраслях или разделах математики, выстроенных и

иерархически упорядоченных по степени точности и истинности: ариф-

метике, геометрии, стереометрии (которая, впрочем, может рассмат-

риваться как часть геометрии), астрономии и гармонике, или музыке

(<Государство> VII, 525а-530<3). Анатолий же, учитель Ямвлиха, утвер-

ждает: "Есть два основных раздела математики, первичные и наиболее

почитаемые <т.е. имеющие дело с чисто мыслимыми, а не чувственно

воспринимаемыми вещами>, а именно, арифметика и геометрия. И

есть шесть разделов математики, рассматривающие чувственно воспри-

нимаемые предметы <т.е. близкие искусству или технике>: логистика,

геодезия <т.е. искусство измерения поверхностей и о6ъемов>, оптика,

каноника <т.е. теория музыкальных интервалов>, механика и астроно-

мия" (Анатолий, Ар. Heron. Def. 164, 9-18).

Но не только науки и разделы науки образуют иерархию - ее

можно обнаружить также и в самих математических задачах: наибо-

лее совершенные и потому ценные задачи - плоские, такие, которые

решаются при помощи простейших и наиболее совершенных линий -

круга и прямой, далее следуют телесные (решаемые при помощи бо-

лее сложных линий).

О разделении наук учили еще пифагорейцы - в средние века

хорошо известно было "четырехпутье" (а если есть путь, то он дол-

жен куда-то вести), по-латински - квадривиум, четыре высшие нау-

ки. Но почему ж"е насчитывается именно четыре первые науки? Ясное

и красивое объяснение пифагорейской классификации дает Прокл в

комментарии к <Началам> Евклида, показывая, что она вовсе не случай-

на и основывается на принципах греческого умозрения. Именно, вся-

кая сущность может рассматриваться либо как качественная, либо как

количественная, что соответствует античному разделению дискретно-

го-бытийного и непрерывного-инакового. И первая может браться сама

по себе, субстанционально - ее изучает арифметика, - либо в отно-

шении к другому, функционально - ее изучает музыка. Вторая же -

либо неподвижна, и тогда она - предмет геометрии, либо подвижна,

и тогда она составляет предмет рассмотрения астрономии, или сфери-

ки. Таким образом, мы видим, что в античности геометрия неизменно

отделяется от арифметики, поскольку существенно разнятся по сво-

ему предмету: первая изучает величину-непрерывное, вторая же -

число-дискретное, не сводимые одно к другому и отличающиеся, как

становление от бытия.

13. КОСМОС И ДВИЖЕНИЕ

Итак, античный космос представляется как иерархическое

конечное живое существо, замысленное и сотворенное демиургом,

гармонически расчисленное и обустроенное. В космосе у каждого

у человека, вещи, события - есть свое место и тем самым - свой

смысл (Платон, <Тимей> 30с-31а, 69с; Аристотель, <Метафизика>

XII 10, 1075а23-24). Космос устроен наилучшим образом и существу-

ет естественно, по природе - и в этом его естестве проявляется логос,

ведь "природа, - замечает Аристотель, - как это видно из ее явле-

ний, не так бессвязна, как плохая трагедия" (<Метафизика> XIV 3,

1090Ы9-20). В космосе находит проявление и отражение, пусть несо-

вершенное, гармония идеального мира: демиург, Творец мира, упоря-

дочил в нем стихии - первичные составляющие космоса - четыре

элемента при помощи идей и чисел (Платон, <Тимей> 53Ь). И гармо-

ничное это уложение космоса проявляется на всех уровнях иерархии,

так что человек - тоже космос, хотя и малый - микрокосм.

Как мы помним, греческая наука считала невозможным изучать

движение средствами математики - нельзя создать математической

теории движения, а в телах нет числа. Покой выше движения (и со-

ставляет цель его), ибо покой соответствует единому, а движение -

множеству. Покой же - это не покой камня, ибо камень на самом

деле текуч. Для греческой мысли покой - это тождественность пребы-

вания, бытия вне течения и изменения, - в вечности единомгновен-

ной собранности момента "теперь". В самом деле, движение прежде

всего связано с неким изменением. Именно поэтому Аристотель раз-

личает четыре различных вида движения (Kivn(7iq): 1) возникновение

и уничтожение, 2) качественное изменение, 3) рост и убыль - количес-

твенное изменение и 4) перемещение (принимаемое новой наукой за

единственный вид движения). По определению Стагирита, "движение

есть действительность существующего в возможности, поскольку [по-

следнее] таково" (Аристотель, <Физика> III 1, 201а11-12). И хотя

Декарт будет жаловаться на туманность и непонятность этого опреде-

ления, смысл его достаточно ясен: движение характеризует переход

движущегося в состояние, являющееся его телосом, целью, и потому

выражает переход от возможного, потенциального, к завершенному,

ставшему.

Поэтому перипатетическая теория движения качественна, а не ко-

личественна (Аристотель, <Категории> 4Ь20 слл.). Надо иметь в виду,

что в античной науке нет понятия переменной величины: в отличие

от представлений нововременной науки и метафизики количество

рассматривается как неделимое (ибо число - дискретно: если лоша-

дей три, то их именно три, а если две, то это уже совсем иное количес-

тво), качество же - как делимое, т.е. имеющее степень (предмет

может быть более или менее холодным, синим и т.д.). Иначе говоря,

количество оказывается близким понятию идеальной формы, тогда

как качество - материи, и потому качественная характеристика лучше

подходит для описания движения.

Основные признаки движения в перипатетической физике тако-

вы: 1) движение совершается всегда ради чего-то, т.е. оно телеоло-

гично, предполагает объективную цель - телос или топос в космосе

(место-тота>; как цель как бы притягивает "по природе" к себе движуще-

еся. - Аристотель, <Физика> VIII 4, 255а3 слл.), где только всякая

вещь, всякое сущее и обретает свое физическое и смысловое заверше-

ние. Место, выступая как граница, т.е. определяющее и ограничиваю-

щее начало, оказывается близким форме - идеальному бытийному и

смысловому принципу вещи и структурно-упорядочивающему началу.

Место при этом отлично от пространства, которое, напротив, рас-

сматривается как близкое небытию материи (Платон, <Тимей> 52Ь).

Движения 2) разделяются на естественные, природные, относитель-

но которых и высказывается физика как наука, и движения искусст-

венные, противоестественные и в этом смысле произвольные, поскольку

они не имеют объективной цели. Далее, 3) движение, проявляющее

стихию становления, непрерывно, а потому 4) связано с неопреде-

ленностью, т.е. бесконечностью. Наконец, 5) движение всегда пред-

полагает дуализм двигателя и движимого, коренящийся в различении

самой вещи, находящейся в переходе, пути, становлении, и предела ее

стремления, цели. По этой причине движение не существует помимо

движущейся вещи, его невозможно рассматривать само по себе, по-

скольку оно представляет' небытийное становление, стремящееся, но

еще не ставшее, у которого нет ни логоса, ни эйдоса, ни смысла, ни

определения.

Какое же движение наилучшее и наиболее совершенное? Это дви-

жение круговое (Аристотель, <Физика> VIII 8, 261b28-29: <Метафизи-

ка> XII 7, 1072а21 слл.). Почему? Потому, что оно проще и в большей

мере представляет единое и тождественное, оно - движение естест-

венное, тогда как непрерывное движение по прямой вовсе невозможно.

В самом деле, господство в античном мышлении конечной определен-

ности не позволяет рассматривать как актуально или же потенциально

бесконечную прямую, поэтому, когда греческий ученый говорит о "пря-

мой", он всегда имеет в виду ограниченный отрезок. Вдоль отрезка

же, очевидно, нельзя двигаться постоянно в одном направлении: неиз-

бежно произойдет остановка и движение обратится вспять. Но подоб-

ное движение не может быть естественным, ибо оно не тождественно

по своей направленности и скорости и потому также и по понятию и

определению.

Есть и еще одна важная причина превосходства кругового движе-

ния над непрерывным. "Почему [небо], - вопрошает Плотин, - дви-

жется по кругу? - Потому, что подражает уму" (<Эннеады> II, 2, 1).

Ум же собран в себе, самосущ и движется неподвижным самотождест-

венным движением-пребыванием вокруг единого, при едином и к еди-

ному. Оставаясь тождественным, неизменно пребывая, он находится в

неизменной энергийной деятельности. Поэтому об уме можно сказать,

что он постоянно, в вечности и от вечности мысля, пребывает в непод-

вижном и вместе с тем находится в своего рода замкнутом и всегда

себе равном движении: "Так движется ум - пребывает неподвижным

и движется, а именно, вокруг себя самого. Так же движется по кругу

и весь космос и одновременно стоит на месте" (Плотин, <Эннеады> II,

2, 3; ср. Платон, <Тимей> Збе).

Потому-то круговое движение, неизменное и самотождественное,

наилучшее и наиболее точное подражание уму. Движение по кругу

как бы и одновременно и движется, и покоится (являя собой аналог

инерционного движения по прямой, в то время как в физике Нового

времени считается, что круговое движение требует приложения си-

лы), - оно есть и состояние, и движение. Как и всякое движение,

будучи причастно инаковости (что обнаруживается в его нескончаемо-

сти, непрерывности и бесконечности, а также в совмещении в нем

противоположных тенденций и начал: в нем есть нечто и только от

числа, и от величины), круговое обращение тем не менее являет (и это

видно в самой форме его - совершеннейшей фигуре круга) также и

постоянность тождественного пребывания.

14. МАТЕРИЯ

Материя как крайняя оконечность иерархии целого представляет

одну из важнейших философских проблем античности. Что же такое

материя? Платон описывает ее как "восприемницу", "кормилицу", пес-

тующую и вынашивающую в себе чистый идеальный образец-эйдос

(<Тимей> 49а-51а; ср. Плотин, <Эннеады> III, 6, 11-13; Плутарх,

<06 Изиде и Осирисе> 56, 373). Материя - это то, что все воспри-

емлет и помещает в себе. Материя - это то, что не имеет ничего

своего - ни положительных свойств, ни определения, но выступает

лишь как чистая отрицательность, как иное, как не то и не это, -

ничто. Там, где форма - свет, материя - тьма, пустота, неисследи-

мая бездна и глубина, образ слабый и бессильный, темный и неясный

и даже - радикальное зло (Плотин, <Эннеады> II, 4, 5; II, 5, 5; ср.

Ориген, <Против Цельса> IV, 63). Материя - ни душа, ни ум, ни

жизнь, ни эйдос, ни логос, ирреальное и нетелесное (ибо тело - все

же нечто определенное), бесформенное, бескачественное и бесколичес-

твенное, не имеющее облика и величины.

К античному (достаточно позднему) "понятию" о материи (насколь-

ко ей вообще может соответствовать понятие) всего ближе платонов-

ско-пифагорейская "неопределенная двоица", представляющая ина-

ковость как "большое и малое", "более или менее", "недостаток и

избыток". Она - не предел, но само беспредельное ((xnelpov): в самом

деле, признак беспредельного - возможность принимать как боль-

шее, так и меньшее (Платон, <Парменид> 157Ь-160Ь; ср. отрывки из

несохранившегося сочинения Платона <О благе>; <Филеб> 24а-Ь;

Аристотель, <Метафизика> 1 6, 987Ы9; Плотин, <Эннеады> II 4, 15;

III 6, 7). Материя также - лишенность, нужда разумения, добродетели,

красоты, силы, формы, вида. Непричастная форме, материя влекома

туда и сюда и входит в любые формы. В материи нет подлинного

различия, которое возможно только в свете и в присутствии чистой

формы-эйдоса, но чисто отрицательно она отделена от всего, как-то

причастного форме и лику, хотя и не остается сама по себе бесфор-

менной, но оформляется в вещах.

Поэтому и всякое определение материи должно быть апофатичес-

ким, т.е. отрицательным (и притом оно не может быть строгим): мате-

рия - это нечто крайне неопределенное, не то и не это, небытие. Как

говорит Порфирий в <Сентенциях>, "согласно древним, свойства ма-

терии таковы: она бестелесна, ибо отлична от тел, лишена жизни, ибо

она - не ум, не душа и не живое само по себе, безвидна, изменчива,

беспредельна, бессильна. И потому она не является сушим, но - аб-

солютно не-сущим (о-ок ov). Она - не то сущее, которое есть [посто-

янное] движение [и изменение], но не-сущее (цп ov)" (21).

В этом смысле материя представляет чистую инаковость. Несмотря

на стоящее несколько особняком мнение античных стоиков, полагав-

ших, что материя - это субстрат телесного, близкий субстанции, Ари-

стотель, по-видимому, выражает общеантичное мнение, когда говорит,

что "иное" Анаксагора соответствует "неопределенному, которое мы при-

знаем до того, как оно стало определенным и причастным какой-нибудь

форме" (<Метафизика> 1 8, 989 b 17-19).

В материи является хаос, а потому также и отсутствие какой-либо

цели, в ней все может быть иначе в отличие от подлинного бытия. В