Семиотика в западноевропейском структурализме. Основные теоретические идеи семиотики в России

Понятие о семиотике и ее составляющих - текстах, знаках

Слово «семиотика» (от semeion-знак) мало что может сказать неподготовленному человеку, хотя она проникает практически во все сферы нашей жизни благодаря предмету своего изучения – знаку. Это наука разрабатывает понятия знака, языкового знака, языка, символа и т. п., к которым мы прибегаем в нашей повседневной жизни и с которыми, мы знакомимся, изучая психологию, языкознание, логику, философию, искусство и т.д.

Другими словами, семиотическая составляющая охватывает широкую область нашей деятельности, и мы постоянно используем ее свойства и терминологию, часто не отдавая себе отчета в том, что она относится к области особой науки, которая называется семиотикой. Определение семиотики в общем виде можно дать следующем образом: семиотика- это наука о знаках и знаковых системах, которая анализирует природу, свойства и функции знаков, классифицирует виды знаков, указывает пути их развития.

Семиотика дает определение знака как такового, классифицирует знаки, группирует их по определенным критериям, приводит знаковые ситуации и случаи использования знаков. Но все это становится возможным лишь потому, что семиотика владеет знаниями о частных, конкретных науках, в которых описываются конкретные знаковые ситуации и конкретные приемы использования знаков. Данные отдельных частных наук - база для применения семиотики. Но, объединив все данные отдельных наук, семиотика выводит и формирует общие положения и законы, связанные со знаками.

Начало науке о знаках было положено американским ученым Чарльзом Пирсом(1839-1914).Заслуга Пирса в том, что он дал характеристику основных семиотических понятий, таких как знак, значение знака, отношение между знаками и т. д., создал наиболее полную, практически исчерпывающую классификацию знаков на три типа, и, кроме того, выделил эту область исследования в отдельную науку, названную им семиотикой.

Семиотику он определил как науку о природе и свойствах знаков и знаковых процессах.

Человек же, как создатель и интерпретатор знака занимает в теории Пирса ведущую позицию. Идеи Пирса о знаках развивал американский ученый Чарльз Моррис(1901-1978),который написал работу «Основы теории знаков», являющуюся первым систематическим изложением семиотики.

К созданию семиотики как науки о знаках шли не только философы, но и лингвисты.

Так, крупнейший ученый – лингвист Фердинанд де Соссюр (1857-1913) высказал мысль о науке, изучающей жизнь знаков внутри жизни общества, которую он назвал семиологией.

«Семиология- это наука о знаках, которая изучает, что происходит, когда человек пытается передать свою мысль с помощью средств, которые неизбежно носят условный характер»,- писал Ф.де Соссюр в своем «Курсе общей лингвистики». «Она должна, продолжал он,- открыть нам, в чем заключаются знаки, какими законами они управляются». Соссюр считал, что лингвистика может рассматриваться как составная часть семиологии (или семиотики), целью которой является изучение природы знаков и законов, ими управляющих. Согласно Соссюру, знак представляет собой связь между понятием и акустическим образом. Соссюр предложил четко различать два подхода к изучению языка как знаковой системы: синхронный (изучение языка, взятого в какой-то определенный исторический момент) и диахронический (изучение изменений в языке в процессе его развития).

В двадцатом веке продолжили изучение отдельных аспектов семиотики, а также ее общих проблем, видные отечественные и зарубежные ученые, в частности, Р.О. Якобсон, У.Эко, Р. Барт, Ю.М. Лотман, Ю.С. Степанов и др.

Семиотическое понятие текст – один из основных терминов семиотики, который толкуется в рамках данной науки предельно широко, в отличие от привычного, часто употребляемого термина «текст» в значении осмысленной словесной последовательности.

Этимологическое значение слова «текст» (что означает буквально «ткать, связь, сплетение») отсылает к широкому пониманию термина, которое трактует текст как определенным образом устроенную совокупность любых знаков, обладающей формальной связностью и содержательной цельностью.

В качестве текстов рассматриваются и исследуются различные культурные артефакты, в частности кино, музыка, фотография, архитектура, географические объекты, реклама и др.

По определению Ю.М. Лотмана, текст мыслится как отграниченное, замкнутое в себе конечное образование, одним из основных признаков которого является наличие специфической внутренне присущей ему структуры, влекущей за собой высокую значимость категории «границы». В то же время мы можем сказать, что перед нами «не текст», если это произведение не поддается интерпретации (поскольку оно не оформлено), не воспринимается как целостное образование и не выделяется из более крупного текстового массива.

Всякий текст как семиотическая система характеризуется четырьмя отличительными признаками: операторным способом, сферой действия, природой и числом знаков, типом функционирования. Эти признаки текста, выделенные Э. Бенвенистом, применимы к любой семиотической системе со следующими уточнениями и пояснениями:

1) оперативный способ – способ, посредством которого текст (семиотическая система) воздействует, то ощущение, через которое он воспринимается (зрение, слух, осязание, обоняние-все эти типы ощущений, исключая, пожалуй, пятое - вкусовое, оказываются задействованными при восприятии, в частности, рекламного сообщения как сочетания и объединения их всех при едином целостном восприятии;

2) сфера действия – область, в которой система признается, действует и является обязательной (культура, искусство, искусствознание, лингвистика, дизайн, музыка, социальная сфера и пр.);

3) природа и число знаков –материальное выражение букв, звуков, цветов, линий, форм, плоскостей, запахов в бесконечных вариациях – все эти составляющие являются производными от вышеназванных признаков семиотической системы (текста);

4) тип функционирования текста - линейность (протяженность в пространстве и во времени), иконичность (изобразительность), континуальность (непрерывность), пространственность (расположение на плоскости и в пространстве. Линейность характеризует любой словесный (вербальный) текст, иконичность, пространственность и континуальность свойственны изобразительному текстовому фрагменту либо целому тексту- изображению (в статистике или динамике).

Естественный национальный язык может действовать, только находясь в определенном семиотическом пространстве. Семиотическое пространство мы, вслед за Ю.М.Лотманом, определяем как семиосферу. Ю.М. Лотман выделил семиосферу по аналогии с биосферой и ноосферой В.И. Вернадского. Подобное наименование вполне оправданно: биосфера является совокупностью и органическим единством живого вещества и, с другой стороны, условием продолжения существования жизни, а семиосфера – это и результат, и условие развития культуры.

Культура есть механизм для обработки и сообщения информации. Каждая культурная система явно или скрыто подразумевает коммуникацию. С.Т. Махлина определяет феномен культуры следующим образом: «Культура есть совокупность знаковых систем, с помощью которых человечество или данный народ поддерживает свою сплоченность, оберегает свои ценности и осуществляет связи с представителями других культур и окружающим миром. Эти знаковые системы обычно называются вторичными моделирующими системами (или языками культуры)». Сюда можно отнести уже упоминавшиеся семиотические системы кино, музыки, фотографии, архитектуры, географических объектов, реклам и др., которые можно назвать языками культуры.

Вторичные моделирующие системы функционируют с помощью соглашений (конвенций, кодов), которые принимаются всеми или большинством членов социума. Но в отличие от естественного языка, в котором единственно возможный код принимается всеми членами данного языкового сообщества одинаково, коды вторичных моделирующих систем различны, и понимание их и умение ими пользоваться зависит от степени их освоенности индивидами.

Но культура не может мыслиться в отрыве от семиотического уровня, в котором главная роль отводиться естественному языку. Естественный язык - единственное средство, с помощью которого все системы могут быть интерпретированы и закреплены в памяти индивида и целой группы. Естественный язык, ввиду его особого значения, навязывается первичной моделирующей системой. Таким образом, культура принимает характер вторичной системы, надстраиваемой над принятым в данном коллективе естественным языком. Язык же выполняет двойственную функцию: среди всех семиотических систем он наиболее развит как средство общения. В то же время язык предшествует индивиду и не зависит от последнего, а индивид получает естественный язык уже в готовом, сформированном виде. Кроме того, ребенок овладевает естественным языком до овладения другими культурными семиотическими системами, и для нег это система первична изначально.

Иногда можно встретить утверждение, что знаки – это то, что отличает человека от животного мира. Определение знака в качестве водораздела между поведением животных и человека- это результат смешения понятий знака и символа. Есть всё же основания полагать, что праязыки возникли из знаковых систем, сформировавшихся в животном мире. Исследователи утверждают, что эти системы могут быть весьма дифференцированными. Так, например, доминирующие самцы в стае верветок могут издавать шесть разных сигналов опасности: 1 и 2 – просто опасность; 3 –человек или змея; 4 –опасность сверху - орёл, вся стая бросается с деревьев вниз; 5 – леопард; 6 – опасность снизу – реакция, обратная четвёртой.

Грань между культурой и природой вообще не так очевидна, как полагают те, кто абсолютизирует самое короткое из опредлений культуры: «Культура – всё то, что не природа». К. Леви-Стросс, проводивший полевые исследования в тропических джунглях Центральной Бразилии среди племён, где слой культуры ещё очень тонок, и можно проследить связь человека с природой, когда обозначающее ещё не вполне оторвалось от обозначаемого, сделал вывод, что табу на инцест оказалось той границей, за которой природа перешла в культуру. Однако немецкий этнолог Бишоф доказал, что такое же табу существует у серых гусей и что такая поведенческая модель обусловлена, по всей вероятности, гормональными процессами.

Основываясь на подобного рода исследованиях, можно предположить, что человеческая культура начинается там и тогда, где и когда появляется способность сознания к символизации. «Знаки и символы принадлежат к двум различным дискурсивным (дискурсный - рассудочный, обусловленный предшествующими суждениями в противовес интуитивному) вселенным: сигнал (этот термин Э. Кассирер употребляет как синоним знака) есть часть физического мира бытия, символ же представляет собой часть человеческого мира значения. Символ не только универсален, но и предельно изменчив. А знак соотносится с вещью, к которой он отсылает, фиксированным, единственным путём.

Таким образом, знак - это материальный предмет (явление, событие), выступающий в качестве объективного заместителя некоторого другого предмета, свойства или отношения, и используемый для приобретения, хранения, переработки и передачи сообщений (информации, знаний). Это овеществлённый носитель образа предмета, ограниченный его функциональным предназначением. Наличие знака делает возможной передачу информации по техническим каналам связи и её разнообразную – математическую, статистическую, логическую – обработку.

Символ – одно из самых многозначных понятий в культуре. Изначальный смысл этого слова – удостоверение личности, которым служил simbolon – половинка черепка, бывшая гостевой табличкой, знаком дружеских отношений. Расставаясь со своим гостем и другом, хозяин приносил черепок, служивший знаком дружеских отношений, и разламывал надвое, отдавая одну половину гостю, а другую оставляя себе.

По истечении большого промежутка времени старые друзья, чаще их потомки, могли опознать друг друга, соединив оба обломка черепка. Удостоверение личности – таков изначальный смысл греческого слова «символ». Символ – это возможность опознать в человеке старого друга – таково назначение этого понятия в античности. Это так определил понятие «символ» Г.Г. Гадамер, крупнейший представитель философской мысли, основоположник философской герменевтики. Такое понимание слова «символ» восходит к традиции, ведущей своё начало от Эмпедокла, закреплённой Аристотелем. Но термин «символ» применялся уже Платоном, Пифагором, упоминание этого слова есть даже у Гомера. Слово «символ» происходит от греческого глагола symballo, что означает «совпадение, соединение, слияние, встречу двух начал». Символ – это результат случайного совпадения, встречи, то есть знак, указывающий на слияние и единство двух начал. С самого начала символ предполагает в себе элемент случайности, совпадения, то есть некоторое иррациональное значение. Иными словами, если речь идёт о соединении двух начал, то это есть рациональное значение символа, а если о случайном совпадении, то – иррациональное. Символ в его рациональном значении применялся в античности в общественной и государственной жизни как договор, установленный гражданами и городами для того, чтобы осуществить справедливость или судейские тессеры. Из такого понимания термина «символ» возникает его юридическое значение - удостоверяющий знак (пропуск, герб, знак на монете). Для греческой архаики и классики характерна «чрезвычайная

Наивность» понимания символа и повсеместное наличие исходного первичного значения. В сочинениях Гомера глагол symbollo употребляется в значении встречи, будь то встреча людей и богов или слияние двух рек в один поток. Но всё же принято считать, что слово «символ» в древнегреческом эпосе отсутствует, ибо глагол symbollo ещё не есть символ. Термин «символ» был как бы случайно обронён Пиндаром (442 г. до н. э.). Ему принадлежала мысль о том, что никто из живущих на земле не получил ещё от богов достоверного символа о будущем. Следовательно, первое упоминание термина «символ» указывает на его божественное происхождение. Уже Эсхил говорит о «символе огня», т.е. о костре, возвещающем о победе. Такое же значение символа у Софокла в его «символе горя». Но у Эврипида символ – примета, понятная для посвящённого в дело. В общественной жизни Греции (У1 в. до н. э.) слово символ употребляется как указание на тессеры для голосования, всевозможные договоры и свидетельства. Философское сознание досократиков также редко обращалось к понятию символ. Но несмотря на это, именно у философов символ начинает приобретать гносеологический характер. Так, уже Демокрит говорит о слове как о символе вещи, которое глубоко и всесторонне выражает характерные свойства вещи, её сущность. По Эмпедоклу, символ, разделённый на части, должен обязательно соединиться в нечто третье, не равное механической сумме его составляющих. В этом новом, третьем, можно только угадывать бесконечность его скрытых качеств и свойств. Для пифагорийцев было характерно символическое истолкование при исследовании всего таинственного. Таким образом, в эпоху классической античности уже можно выделить три основных момента интуитивного, философского постижения понятия символ:

1. Слово, в свёрнутом и скрытом виде заключающее свойства вещи (Демокрит).

2. Некое новое начало, образованное из его составных частей, но не равное им. Смысл этого начала можно только интуитивно угадывать (Эмпедокл).

3. То, что всегда включает в себя некий таинственный смысл (Пифагор).

Платон истолковывал термин символ как знак («монета – знак обмена»).

Аристотель принципиально нового в понятие символ не внёс, но подвёл итог всей греческой классике и закрепил за понятием символ его философское значение. Символ содержит в себе целый ряд значений, не сводимых друг к другу, но сливающихся в одно понятие – в символе можно узреть идею договора и соглашения, признака и приметы, соединение различных частей, в том числе и противоположных по значению, это нечто таинственное и имя, символизирующее идею вещи. То есть в это время символ понимается как некое соединение двух начал, но при этом не происходит порождения нового представления. То есть символ не указывает на нечто иное и является, по сути, просто эмблемой. То есть в литературе классической Греции не было ещё явления символизации, и это можно объяснить тем, что мифотворческое сознание этой эпохи само было символичным и поэтому практически не нуждалось в дополнительной символизации. В эпоху позднего эллинизма. Термин символ все еще используется традиционно, то есть в значении знака. Так, пурпурный хитон, вывешенный перед палаткой военачальника, являющийся сигналом к битве, по Плутарху, и есть символ. Знаково-эмблематическая природа этого символа станет очевидной, если учесть, что «пурпур хитона» есть эмблема «пурпура крови», то есть признака сражения, но у Плутарха мы уже встречаем попытку рационального объяснения таинственности божественных символов. Но всё-таки сущность символа как чего-то нового, возникшего из соединения двух частей, ещё не была понята. Хотя Пифагор является создателем целой системы эзотерической символики, у его последователей неопифагорийцев знак, символ и признак употреблялись как равнозначные. Поэтому тайный, глубинный смысл пифагорийских символов знали только посвящённые, а подавляющее большинство воспринимали эти символы по их внешним признакам. В результате этого в обиходной, юридической, литературной и философской практике символ воспринимался узко, то есть лишь в его знаковом аспекте. Только в древней Стое произошло новое осмысление термина символ. В соответствии с учением стоиков о природе-художнице, мир представлялся сотворённым из символов. Символы, созданные человеком, связаны с божественными символами. Под богом же стоики понимали природу. С учением стоиков возникает трактовка символа как совмещения явления и его сущности, ибо судить о внутренней сущности предмета можно только по её внешнему проявлению. Такое постижение сущности есть символическое постижение. Поэтому у стоиков философы познают мир не иначе, как в символах. Символы, которые исходят от природы, должны быть восприняты воображением. Душа человека и её господствующее, ведущее начало обладают символами, коренящимися в природе. Природа-художница создаёт, творит, как созидающее божество, мир символов, а человек познаёт их – задача философов – вскрыть глубину замыслов природы за внешним её проявлением. Это возможно, если мыслить символически. Но мыслить символически ещё не есть сам символ. Неоплатоники не употребляли само слово символ, но рассматривали миф как предмет бесконечных умственных толкований. Плотин – основоположник неоплатонизма, рассматривая мифы в их символическом аспекте, ни разу не упоминает термин символ. Ибо символ здесь ассоциируется с мифом, это всего лишь некая оболочка, поверхность мифа, а не его суть. Символы возникают из мыслей философа, которые как бы состоят из двух половинок – его собственной и мифической. Другой неоплатоник - Порфирий – полагал, что именно «через сны и символы» извещается человеку божественная воля. Выражать «древнюю мудрость», значит, «говорить иносказательно», «тайными (мифологическими) символами».

В символе истина выявляется постепенно, путём совмещения противоположных начал это заставляет человека, его мысль пробиваться через «тёмное», непонятное, «к прозрачности», к простоте истины, в которой как раз и заключена, эманирована божественная потенция.

Так понятие символ приобрело свои очертания, и в таком виде перешло в Новую Европу и закрепилось в европейской традиции: символ как качественно новое образование из слияния двух начал. Таким образом, символ был установлен античными неоплатониками как одна из самых универсальных жизненных и эстетических категорий мировоззрения, стал традиционным в последующей новоевропейской философской мысли. Основа мира есть символически постигаемая субстанция, а символ – инструмент познания мира. Идти от явления к сущности – значит, мыслить символически.

Родоначальник классической немецкой философии Кант трактует символ как интуитивное постижение идеи, которая бесконечна и неисчерпаема.

Согласно Шеллингу, наиболее полное и глубокое воспроизведение сущности мира воплощается в искусстве, для которого символ является основополагающим понятием.

Гегель об основной задаче искусства говорил, что оно проходит три стадии своего развития: символическую, классическую и романтическую. Символическое искусство он характеризует как первую, низшую стадию, связанную ещё с мифологией, с её символикой. Символическая образность, по Гегелю, двусмысленна. Эта двусмысленность заключается в том, что мы зачастую затрудняемся, как трактовать нам тот или иной образ – символически или нет. Для того, чтобы снять эту двусмысленность, Гегель считал необходимым установить контекст, в котором данный образ выявляет свою подлинную сущность. Следовательно, для того, чтобы образ стал символом, необходимо выявить из контекста его знаковую природу. Именно контекст, в котором функционирует знак, является связующим звеном между образом и символом. Для Гегеля символ – это знак, выражающий свей внешней формой определённый смысл, который мы понимаем при наличии определённого контекста (культуры) как символическое содержание этого знака. Символ соответствует своему содержанию, а знак и его содержание не имеют между собой ничего общего.

Последующее развитие понятия символ происходило уже в рамках герменевтики, семиотики, аналитической психологии и структурализма. Символ – это нечто, данное нам в чувственном созерцании. Это нечто несёт в себе идею, которую можно постигнуть интуитивно. Но поскольку символ может сохранять своё значение на протяжении длительного промежутка времени и быть для больших масс людей постоянным, то интуитивное постижение символа имеет в своей основе и некое рациональное начало, т.е. то, что остаётся для него общим и неизменным, делая его понятным. Поскольку рациональное постигается дискурсивным рассудком, то и символ мы можем представить в виде дискурса или текста. Следовательно, постижение символа мы можем рассматривать как интуитивное выявление контекста из определённого текста (дискурса). Контекст – это осмысление некоего текста как целого, в котором каждая отдельная часть имеет своё значение, назначение и место в зависимости от целого. Исходя из установки разума, возможны различные контексты – научный, религиозный, эстетический и т.д. Наличие различных контекстов придаёт символу множественность значений. Под множественностью значений символов подразумевается трансфинитность символа, то есть одновременное сосуществование некоторого количества смыслов, число которых может быть потенциально бесконечным. Это свойство символа в корне отличает его от понятия «неопределённости», ибо неопределённость в отличие от трансфинитности всегда находится перед выбором: либо то, либо это. Но можно ли рационально объяснить то, что постигается интуицией, то есть иррационально? Положительный ответ на этот вопрос даёт герменевтика. При анализе символа необходимо рассматривать его как акт коммуникации, где дискурсу символа соответствует язык, а контексту – осмысленная речь. Иными словами, рациональное и иррациональное начала в символе соответствуют отношениям языка и речи. Таким образом, рациональный подход к понятию символ предлагает его первоначальное рассмотрение как лингвистического символа, то есть обыденного языка, речи. Это связано также с тем, что любой язык (язык любого народа) содержит в себе рациональное начало – грамматику, возникновение которой подчинено заключённому в языке смысловому комплексу, выражающему мировоззрение, отношение к внеязыковой реальности народа-создателя и носителя языка. Но понятие язык – это в семиотике не только общепринятый национальный язык, это и язык живописи, танца, музыки и т.д., а также искусственные языки – язык математики, химии, программирования и т.д. Все эти разные сферы деятельности человека объединены одним термином язык, ибо есть в них одно общее свойство: все они состоят из определённого набора знаков (конкретных для каждого случая), применение которых регламентируется определённым набором правил.

Процесс, в котором нечто функционирует как знак, принято называть семиозисом. Понятие знак восходит к учению стоиков, где оно рассматривается как сущность, образуемая отношением означаемого и означающего. Означающее – это то, что воспринимается, а означаемое – что понимается.

С имвол есть одновременно наиболее совершенно неподвижная форма запечатления мыслей и наиболее совершенно пластичный метод применения их к познаванию различных идей.

Если рассматривать природу происхождения символа с точки зрения его отношения к сознанию, то не каждый символ можно проинтерпретировать с помощью языковых знаков. В таких случаях принято говорить не о символах, а об образах. Но образ связан, как и символ, с сознанием, он обладает свойством коммуникативности. Однако образ не есть знак, он не поддаётся интерпретации посредством языковых знаков, хотя создаётся их посредством. Понятие символ содержит в себе элементы образа и знака. Это значит, что не символ является видом знака, а знак и образ являются разновидностями символа. Поэтому и классификация знаков должна проистекать из классификации символов. Символ не сводится, как знак, лишь к простому эквиваленту чего-либо, он имеет множество зачастую противоречивых значений и может быть понят лишь в контексте. Он может работать на нескольких уровнях одновременно. И нести в себе сразу и эзотерическое (тайное, скрытое, предназначенное для посвящённых - о мистических учениях, магических формулах, религиозных обрядах) и экзотерическое (не представляющее тайны, предназначенное и для непосвящённых) значения. Так что самое очевидное и употребительное толкование не всегда полно и может оказаться всего лишь частью правды. Символ – это ключ, позволяющий проникнуть в область большую, чем он сам. Символ всегда участвует в реальности, которой сообщает постижимость, и сам покоится в том единстве, прообразом которого является. Поэтому процесс расшифровки символа, «вживания» в него способствует разгадке структуры человеческой психики, а может быть, и строения самой души.