Что делать? Структура современного производства и прогресс

Третья часть этой книги должна быть посвящена ответу на вопрос – что же будет дальше, в будущем, со всем тем, о чем мы здесь говорили? Глупо заканчивать книгу на констатации, что «все плохо-плохо-плохо» и «надо что-то делать-делать-делать-делать». Это же не роман с трагическим концом! Тем более, что в жизни, в отличие от романов, трагических концов не бывает и в самой последней «трагедии» всегда можно найти тенденции, которые при развитии смогут дать успех и процветание. Есть ли такие тенденции в современной общественно-политической жизни? Безусловно есть, и мы их обязательно обсудим. Но для начала нам надо еще раз поглубже всмотреться в современный экономический базис.

Как я неоднократно писал выше, самая жизнеспособная производственная единица сегодня – транснациональная корпорация, черпающая недостаток прибыли из государственных источников. Как мы дошли до жизни такой?

Как мы помним, капиталистической формации предшествовала формация феодальная: когда каждый человек был производителем, обеспечивающим себя всем необходимым самостоятельно, за исключением некоторых факультативных вещей, которые покупались или выменивались у купцов или ремесленников. В какой-то момент торговля порождает новое явление – специализацию. Человек, вместо того, чтобы производить весь комплекс необходимого, делает что-то одно, а остальное выменивает на излишки продукта своей специализации. Это удобнее, так как, сосредоточившись на одном каком-нибудь продукте, он делает его гораздо больше и качественнее, чем когда он разбрасывается на все вместе.

Специализация также дает возможность совершенствовать средства производства, развивать «любимое дело». Появляются те, кто может продавать только свой труд – пролетарии, разорившиеся и проигравшие конкурентную борьбу. Этих пролетариев можно нанять – и тогда продукта будет еще больше. Ну, а если труд этих пролетариев механизировать – продукта станет просто огромное количество! Здесь появляется возможность выпускать продукт не только в большем количестве, но и лучше качеством. На это толкает конкурентная борьба, которая заставляет производить качественнее, чем коллеги по бизнесу, добавлять улучшения, усложнять.

Чем сильнее развивается капитализм, тем сильнее развивается и специализация. Например, изначально человек специализируется на производстве обуви. Потом это производство распределяется на производство подметок, кожи для верхней части, шнурков и «сборочного цеха», на котором все эти подметки и шнурки превращают в ботинок. Ну, как распределяется - тот "предприниматель", который делал изначально ботинки, раздает работу наемным работникам чтобы те делали ее дома и результат сдавали ему. Это самая низшая стадия капитализма.

На следующей стадии капиталист догадывается собрать всех работников в одном помещении и тем самым экономить на транспортных издержках: ему больше не приходится развозить сырье и собирать готовую продукцию. Кроме того, повышается производительность труда: ведь работа на дому - это способ подработки для крестьянина, у которого помимо этой подработки есть земельный надел, требующий множества времени и сил. Теперь же основной работой этого крестьянина становится работа на мануфактуре.

Следующим этапом начинается механизация труда. Капиталист ищет способ поднять производительность труда еще больше, то есть, за то же самое время и те же самые зарплаты рабочим выпускать еще больше продукции. Появляются станки, конвейер.

Одновременно идет еще один процесс: усложнение продукции. Наш капиталист-сапожник не один, их таких много. Продукцию приходится делать лучше и дешевле, чем у конкурентов. Чтобы сделать лучше - нужны дополнительные расходы, чтобы дешевле - эти расходы, наоборот, следует уменьшать. Возникает противоречие, которое можно разрешить только одним способом: еще больше повысить производительность труда. Выпускать еще больше продукции за одно и то же время. Причем этот рост количества должен компенсировать увеличенные затраты на рост качества. Здесь возникают известные периодические кризисы, присущие капитализму: продукции выпускается больше, чем ее могут купить, в результате часть капиталистов разоряется, часть капиталов "перегорает", производство сокращается, пересекает черту потребности и опять начинает расти в намерении удовлетворить эту потребность, пока опять ее не перерастает и опять не начинается кризис.

Далее неизбежна высшая стадия капитализма – империализм. Постепенно в результате конкурентной борьбы, все производства ботинок сливаются в огромные корпорации. Такие корпорации уже вытеснили и поглотили конкурентов и могут диктовать цены, кроме того, вследствие огромной концентрации капитала, они диктуют свою волю и власти. Начинается то, что Ленин назвал «государственно-монополистическим капитализмом».

Чем больше производство – тем больший ему нужен рынок, чтобы окупать затраты и получать прибыль. Своего национального рынка становится недостаточно и монополии начинают искать возможность сбыта где-нибудь за рубежом. Развитие разных стран неравномерно – кто-то опережает, кто-то отстает, потом внезапно начинает развиваться быстрее всех. Так как государства подчинены монополиям, начинаются войны за передел уже поделенного мира. Главный пример такого события – Первая Мировая Война. Особенность этого этапа общественного развития в том, что «на помощь» потребности монополий в экономической экспансии приходит все то, что человечество выработало в виде духовных надстроек. Миллионы людей думают, что гибнут «За Веру, Царя и Отечество», а на самом деле они гибнут за то, чтобы близкие к Царю предприниматели могли беспрепятственно пользоваться в торговых целях проливами в Средиземном море. Кстати, и сам Царь также может не осознавать всю приземленность поставленных целей, он ведь тоже человек из прошлого – из феодализма. С таким Царем обязательно «разберутся», чтобы он своими отсталыми взглядами не мешал «серьезным людям» «деньги делать».

Итак, на этой стадии «собирательство» капитала уже произошло - в этом помогли технический прогресс, конкуренция и рост производительности труда. Но дело еще не закончено: ее величество Прибыль двигает вперед развитие средств производства так, что с нуля появляются абсолютно новые виды производства, которые предлагают новые товары. Здесь стадии от специализации к обобщению происходят как бы заново. На смену паровому двигателю приходит двигатель внутреннего сгорания. Сначала отдельные Форды в отдельных сараях создают свои отдельные примитивные машинки, потом эти Форды также вырастают в крупные международные корпорации, потом появляются какие-нибудь Тойоты, которые побеждают Фордов в конкурентной борьбе, отнимают у них рынок, банкротят… При этом повторяется не только процесс обобщения капитала, но и процесс усложнения технологий. Форд «победил» паровой двигатель в сарае, но Тойота побеждает Форда уже не в сарае, а в виде крупного сложного производства.

В конце концов наступает момент, когда даже такая весьма общая специализация как производство автомобилей, становится недостаточной, слишком узкой для дальнейшего прогресса. Сегодня, в связи с развитием Интернет-технологий и спутниковых систем ориентации, настоятельно встает вопрос о новом прорыве в автомобилестроении - изготовлении автомобилей, которые бы управлялись автоматически, без участия водителя. Этого требует и дорожная обстановка: когда движением управляет компьютер, он способен гораздо лучше "разрулить" пробки, чем это сделает миллион человек, единственное средство на этот счет у которых - программа, разрисовывающая дороги в красные и зеленые цвета. Что в этой ситуации предпринимает производитель автомобилей? Он считает расходы на создание инфраструктуры для такого прорыва, качает головой и... предлагает покупателю вместо прорыва новый дизайн поворотников и переносит камеру заднего обзора с более дорогих моделей на более дешевые. О каком автоматическом движении можно вести речь, если они даже не могут сегодня решить вопрос о штатной установке обычного планшетного компьютера в салон! Наустанавливали жк-мониторов - и каждая автомобильная компания разрабатывает к ним свой особенный интерфейс, в том числе свою систему навигации.

Впрочем, думаю, эти проблемы автомобильная промышленность пока еще, хоть с полным напряжением сил (мы услышим о банкротстве еще нескольких автомобильных корпораций либо о том, как они сливаются в единый производственный центр) сможет преодолеть. Гораздо хуже ситуация выглядит в производстве еще более совершенного и технологически сложного продукта, чем автомобиль - в самолетостроении. Возьмем не раз нами упоминаемую корпорацию Боинг. За что отвечает эта корпорация, какую общественную потребность она удовлетворяет? Она удовлетворяет потребность в наиболее быстром и безопасном перемещении людей на большие расстояния по воздуху. Начиналось все с примитивных и малонадежных винтовых бипланов, летающих со скоростью 180 км/ч. Сегодня – современные суперлайнеры, способные долететь без посадки в любую точку земного шара со скоростью 900 км/ч. Между тем, мы прекрасно понимаем, что это не предел. Знаем мы такой самолет, как «Конкорд», который летал гораздо быстрее! И еще мы знаем, что прогресс не остановить и что когда-то, по идее, современные скорости и безопасность будут также смешны нашим потомкам, как сегодня для нас смешон биплан, летящий со скоростью 180 км/ч. И вот тут-то скрывается очень интересный вопрос - а точно ли будет смешно потомкам? Ведь со скоростью 900 км/ч летает уже не одно поколение людей! Давайте разбираться.

Прогресс авиации нам прекрасно известен. За несколько десятков лет этот прогресс скакнул от фанерных «рам», обтянутых тряпкой до алюминиевых турбовинтовых монопланов. От монопланов до субзвуковых скоростей – еще несколько десятков лет, то есть - примерно поколение. Получается, каждое поколение человечество делает новый качественный скачок в развитии авиации. Однако дальше происходят странные вещи: гражданская, т.е. коммерческая авиация замирает на дозвуковй стадии, но при этом военная авиация прекрасно эту стадию «перепрыгивает», и еще через несколько десятков лет выполняется заказ на истребитель пятого поколения, который должен развивать скорость, превышающую скорость звука в несколько раз.

В военном деле все понятно и логично, прогресс идет так, как должен идти Но что же происходит с гражданской авиацией? В гражданской авиации вместо знаменитого быстрее-дальше-сильнее - непонятное больше-дешевле-дольше в эксплуатации. Ну, больше понятно почему – все больше народу летает. А вот почему факторы экономичности (срок эксплуатация – это ведь тоже экономический фактор, чем дольше работает, тем больше дохода приносит) вышли на первое место – над этим вопросом пока в мире серьезно не задумываются. Прогресс в Боинге идет? Идет. Системы усложняются? Усложняются. А то, что уже полвека и больше скорость самолетов все та же – это никого не волнует. Точнее, волнует, но обычно говорят, что «большие скорости – невыгодно» и этим как бы закрывают вопрос. Да как же это невыгодно? Одно дело до Бразилии 18 часов пилить в скрюченном положении, другое – за 3-4 часа долететь! Тем не менее, массового коммерческого сверхзвукового самолета мы не имеем.

Хотя почему не имеем? Был же Конкорд, который долетал до Америки из Франции за 3 часа! Только вот билет на этот Конкорд стоил 10 тыс. долларов, в то время как билет на обычный самолет – максимум тысячу. И при этих ценах Конкорд прогорел и больше не летает. А Боинг, наученный горьким опытом, создал 787 Дримлайнер, вся «дрим» которого – в больших иллюминаторах и в том, что он тратит меньше всех керосину. Его конкурент Эрбас тоже не стал выделяться и создал двухэтажный аэробус, достоинство которого в том, что за счет размеров и возможности напихать в него больше пассажиров, керосину на «человекочас» полета тратится также мало[99]. Такие сейчас «дримы», мечты, оказывается! Когда-то "мечтой" называлась в рекламе стиральная машина, очень серьезно изменившая быт домохозяек, открывшая им новую эру по сравнению с ручной стиркой. Какие-то тогда более дерзновенные мечты были!

В этом-то и беда. Сверхзвуковой самолет невыгоден коммерсанту. Он не окупит вложенных в него затрат. Военные разработки другое дело - здесь коммерческая выгода не нужна, здесь важен именно прогресс и за прогресс государства готовы платить. А коммерсант за прогресс, который его разоряет, платить не готов. Например, технически вполне возможно оснастить современный пассажирский самолет катапультируемыми креслами для каждого пассажира - вот вам и безопасность, о которой, якобы, так сильно радеют авиапроизводители. Вопросы комфорта решаются сокращением времени полета, а не увеличением расстояния между креслами на 3 сантиметра за счет уменьшения их толщины. Но все эти мероприятия безумно увеличивают капиталоемкость и удорожают эксплуатацию, так что рассчитывайте на надежность систем и то, что пилоты будут внимательны, а насчет комфорта - летайте премиум-экономом или вообще бизнес-классом. Кстати, почему бы все места не оборудовать креслами как в бизнес-классе? Меньше народу - больше кислороду! И на паспортном контроле в очередь меньше стоять... Правда, наивное недоумение?

Итак, некоторое "замирание" прогресса мы можем констатировать. Но правильнее будет не замирание прогресса констатировать, а то, что прогрессу мешают. Коммерсант и его потребность получать прибыль сегодня тормозят прогресс. В военном направлении, продукцию которого покупает государство, прогресс не только не замер, но и активно стимулируется!

Теперь перед нами встает еще один законный вопрос: прогресс под действием коммерсантов только замирает или окончательно остановился? Объективно мы видим, как технологии со временем дешевеют. Например, мобильный телефон 1993-го года сегодня стоит до смешного меньше, чем он стоил в самом 1993-м году. Однако тут надо разбираться - за счет чего происходит это удешевление и с чем оно связано. Так, дешевизна моделей образца 1993-го года рынка дорогих современных моделей не рушит.

Дело в том, что рыночная цена продукта и то, сколько на его производство затратил предприниматель - две совершенно независимые друг от друга величины. Например, сегодня можно выпускать пергамент из кож животных для принтеров, но так как обычная бумага дешевле и качественнее, пергамент сможет с ней конкурировать только если будет очень намного дешевле. Но в этом случае производить его будет совершенно невыгодно, так как производство это намного более затратное, чем бумажное. Мы также помним про периодические кризисы, которые как раз и возникают от того, что рынок перенасыщается, цены падают и становятся ниже затрат на производство. Таким образом, рыночная цена зависит от спроса и ограничена возможностями покупателя, то есть - покупательской способностью. Я бы с удовольствием слетал туристом в космос - но у меня нет полутора миллионов на это увлекательное путешествие. В то же время, если это путешествие будет стоить тысяч сто долларов - количество желающих увеличится в разы. Но при этом цена в сто тысяч долларов должна быть достаточной, чтобы заинтересовать коммерсанта организовать такое путешествие. Вот так на практике действует отношение между спросом и покупательской способностью. В 1993-м году мобильный телефон был чем-то невероятным, прорывом, иконой состояния "жизнь удалась". В 2013-м году этого недостаточно, сегодня прорыв - это возможность делать качественные фотографии, выходить в Интернет и отправлять фотографи[100]. Спрос на обычные мобильные без этой функции упал, соответственно, упала и цена на них. Получилось, что телефон с новыми функциями как бы "подменил" собой старые обычные телефоны. Старый телефон ушел в "дешевую" нишу, в которой смогли удержаться только самые простенькие телефоны, из самых дешевых материалов. "Бизнес-модели" Нокии, отделанные кожей и с сапфировым экраном стали невыгодны, их производство прекратилось.

Таким образом, для того, чтобы технология подешевела, она должна устареть. А что значит устареть? Это значит, что производитель должен предложить нечто более новое, более совершенное. И тут возникает большой вопрос: а сможет производитель предложить нечто более новое, чем Боинг Дримлайнер, чтобы он подешевел? Не сможет, так как это более новое надо будет продавать с выгодой, а как это делать, если уже и Дримлайнер особо не продашь без государственной поддержки и кредитно-лизинговых схем, дающих отсрочку по расчетам на длительный период? Получится как с пергаментом и бизнес-моделями Нокии - они дешевые, а выпускать их еще более убыточно, чем дорогие.

Процесс, по которому "удешевление" и "устаревание" продукции замедлилось, вполне можно отследить на практике, причем чем больший период брать, тем это замедление очевиднее. Разница между стоимостью алюминиевого моноплана и первого реактивного Боинга 707 намного выше, чем разница между этим Боингом 707 и Дримлайнером.

Выходит, коммерсант со своим критерием рентабельности не просто сдерживает прогресс, а, в конце концов, его полностью останавливает.

***

Несмотря на то, что многие приверженцы рынка прекрасно знают о том, что я написал выше (это можно проследить по работам современных экономистов), говорить об этом не принято. Все дружно делают вид, что все равно ведь другого пути, чем рынок для экономического развития человечества нет, значит, приходится иметь дело с тем, что есть в наличии. "Берите, берите - а то и этого не будет!" - предлагают нам.

На рассвете далеко за городом сидели в овраге уполномоченный и курьер. Они пилили гири. Носы их были перепачканы чугунной пылью. Рядом с Паниковским лежала на траве манишка. Он ее снял - она мешала работать. Под гирями предусмотрительный нарушитель конвенции разостлал газетные листы, дабы ни одна пылинка драгоценного металла не пропала зря. Молочные братья изредка важно переглядывались и принимались пилить с новой силой. В утренней тишине слышалось только посвистывание сусликов и скрежетание нагревшихся ножовок.

- Что такое, - сказал вдруг Балаганов, переставая работать, - три часа уже пилю, а оно все еще не золотое?

Паниковский не ответил. Он уже все понял и последние полчаса водил ножовкой только для виду.

- Ну-с, попилим еще! - бодро сказал рыжеволосый Шура.

- Конечно, надо пилить! - заметил Паниковский, стараясь оттянуть страшный час расплаты.

Он закрыл лицо ладонью и сквозь растопыренные пальцы смотрел на мерно двигавшуюся широкую спину Балаганова.

- Ничего не понимаю! - сказал Шура, допилив до конца и разнимая гирю на две яблочные половины. - Это не золото.

- Пилите, пилите, - пролепетал Паниковский [101].

"Пилите, пилите, - повторяют современные экономисты вслед за персонажем романа И. Ильфа и Е. Петрова "Золотой теленок" Паниковским, - золото будет!" Это золото - инновации. Околоэкономические и политические СМИ любят нас кормить рождественскими рассказами[102] о том, что "Современные мировые корпорации типа Эппл возникли в 70-е года 20-го века, буквально "на коленках" молодых юношей из небогатых семей с горящими глазами". Смогли же, мол! Прогресс не остановился, он просто пошел в другую сторону, по совершенно новому направлению! Эту тему мы разобрали подробно выше, я только напоминаю о существующей риторике на этот счет. Здесь весь секрет в том, что юноши не из кусков железа свои детальки к компьютерам вытачивали напильником, а в том, что на момент их "прорыва" технологии уже были развиты настолько, что этот прорыв смог, наконец, состояться. Наука кибернетика известна еще с начала 20-го века, но свое практическое воплощение она нашла ровно тогда, когда появились для этого технические возможности.

Кроме того, новые прорывы, подключения новых отраслей никак не отменяют отраслей старых, в которых это подключение непосредственно невозможно. Возьмем тот же Боинг. Его задача - доставлять людей из точки А в точку Б с максимально возможной скоростью и безопасностью. Представим себе условия, при которых могла бы появиться технология такой доставки и она была бы заведомо проще, чем применяется у Боинга. "Сложнее" брать бессмысленно, так как чтобы сделать сложнее - корпорация должна быть еще больше, чем Боинг, а невозможность такой корпорации в системе "результат - прибыль" мы и обосновываем. Итак, появилась технология проще, чем у Боинга, но быстрее- выше-сильнее. Как она появилась неважно: оседлали гравитацию или изобрели сачок для улавливания фотонов. Что же мешает применить ее самому Боингу? Неужели авторское право против пиратского копирования? Кроме того, самолет ведь не просто набор высоких технологий, это баланс этих технологий между собой, их гармония, при том, что сами эти технологии - из совершенно разных сфер человеческой деятельности: от авиационных двигателей до компактных биотуалетов. Следовательно, Боинг в любом случае выиграет конкуренцию у безумного изобретателя из сарая! Просто потому что применяя одинаковые технологии (Боинг обязательно найдет способ заполучить новую технологию), у Боинга будет лучше продуман шаг кресел и система откидных столиков (которые тоже, кстати, также защищены авторским правом и Боинг будет заботиться, чтобы это право нарушено не было). Изобретатель ведь изобретет что-нибудь одно: например, фотонный двигатель, но как этот двигатель поставить на организованную для полетов конструкцию - ему будет решить не по силам.

Скорее всего Боинг просто купит технологию и возьмет изобретателя на работу, точно также, как брали на работу в свои корпорации (и сейчас берут) "мальчики из бедных семей с горящими глазами" тех, кому не повезло стать изобретателем в IT-отрасли после них. А ведь с тех пор, как Стив Джобс свой первый компьютер спаял - много чего изобретено в IT-сфере, и не только им! Там, где изобретение открывало новое направление - появлялись свои Джобсы, например, Марк Цукерберг. Там же, где изобретение шло уже в рамках существующего направления, цукерберги шли наниматься к джобсам.

Возможно ли как-то "вернуть" прогресс, не покушаясь на существующие рыночные отношения? Вопрос таким образом не может быть поставлен в принципе. Ведь наш мир - сплошное движение, и прогресс один из элементов движения. Прогресс в принципе не может быть остановлен! И когда мы говорим, что рыночные отношения останавливают прогресс, мы имеем ввиду остановку строго в рамках этих рыночных отношений. Сам же прогресс спокойненько эти рыночные отношения перерастает и сдает их в утиль. Не прогресс идет внутри рынка, а рыночные отношения - просто одна из наиболее подходящих форм прогресса на определенном этапе развития производительных сил.

В результате выходит, что прогресс-то есть, развитие производительных сил идет - только расплачивается за эти прогресс и развитие простой гражданин, наемный работник. Как мы говорили выше, отсутствие прибыли крупным корпорациям компенсирует государство, а средства на эту компенсацию берутся из доходов наемных работников. Ну и, как результат, "несоответствие производительности труда уровню потребления". Сегодня это несоответствие пытаются свалить на того же наемного работника - мол, работает он плохо, малопроизводительно, а сам, гад, потреблять как можно больше желает, а на самом деле виноват в этом несоответствии коммерсант, которому бессмысленно организовывать работу, потому что чем больше его бизнес работает, тем больше у коммерсанта убытки. Нестабильная система - рынок сжирает производство!

***

Вот такую систему организации мирового производства мы сегодня имеем. Считаю необходимым напомнить, что речь идет об общественным процессе, поэтому я не описываю его в целом, а беру основные тенденции, "край" наивысшего технологического расцвета, с полным основанием полагая, что через этот край пойдет общее развитие. Я прекрасно понимаю, что сейчас еще вполне хватает предпринимателей, которые кое-какую прибыль генерируют, что доля этих предпринимателей еще пока значительна. Но тенденция хорошо заметна даже без всяких сложных графиков и построений.

Однако не все так плохо! Есть в мире государство Россия, которое смогло пойти немного дальше предлагаемой схемы, когда люди, живущие своим трудом, вынуждены через государство брать на себя содержание корпораций, чтобы получать производимый ими продукт.

В чем же Российский прорыв и кого благодарить за такое счастье, которое, несмотря на свое наличие, в обычной жизни и не разглядишь? Можно благодарить Путина, но, по хорошему, благодарить надо наших предков, которые брали Зимний и создавали социалистическую экономику. И теперь, на фоне того, что происходит в мире и о чем мы только что говорили, можно было бы сказать, что наши предки поторопились. Тот экономический уклад, который они создали 80 лет назад, начинает в мире складываться только сегодня. Можно было бы вспомнить Маркса, по которому наши предки действовали, и поставить им в упрек его слова о том, что прежде чем возникнуть социализму, капитализм и сложность технологии должны дорасти до очень высокой стадии развития[103]. Т.е. до такой, какую мы имеем сегодня и то - пока еще не повсеместно, а в наиболее развитых отраслях. Все это можно было бы сделать, если забыть, что для развития рыночной экономики Россия приспособлена своим климатом и расстояниями очень плохо. Могла ли она вообще у нас возникнуть на более высоком уровне, чем примитивная промышленность, в основном замкнутая на сельское хозяйство образца начала 20-го века? Это вопрос, на который ответа теперь уже и не получить. Единственно, что мы знаем твердо, убедившись на практике: сегодня рыночная экономика возникнуть не может.

Так в чем же состоит "счастье" и прогрессивность России? В том, что она не растратила то, что создали при СССР: единую, централизованную экономику. Сохранить ее, правда, удалось только в отдельных отраслях - ресурсодобывающих. Но и этого достаточно, чтобы наше государство имело возможность, помимо собирания налогов с людей, живущих своим трудом, иметь еще один надежный источник заработка: централизованное производство по добыче, транспортировке и продаже ресурсов. Т.е. не люди, живущие своим трудом содержат производство, что могло бы быть, если бы его раздробили на составные части - отдельно добыча, отдельно продажа и отдельно транспортировка (в этом случае транспортировка и добыча были бы нерентабельными и государству пришлось бы доплачивать за эти виды деятельности, как доплачивает оно РЖД, несмотря на то, что транспортные перевозки, в целом, выгодные), а производство содержит людей, живущих своим трудом. Обратите внимание на зарплаты, которые платятся в Газпроме и нефтяной отрасли! Недавно обнародовали: Председатель Правления Газпрома получает 25 миллионов долларов в год. Но и рядовой сотрудник центрального аппарата, т.е. юноша, пришедший прямо из института, получает не менее 100 тысяч рублей, то есть - больше трех тысяч долларов! В регионах платят поменьше, в дочерних структурах еще меньше, но в целом устроиться на работу в Газпром в России - лучшего и пожелать нельзя. И обратите внимание: при этом они вместе с нефтяниками умудряются наполнять бюджет России на 90% и еще спускают огромные деньги на инвестиционные программы и собственное содержание (не говоря уже о коррупционной составляющей, которая также очень велика).

Выходит, дело это неплохое, перспективное - и пора уже всем, живущим своим трудом, не только от зарплаты отчислять на содержание "капиталистов", но заводить свой собственный "бизнес". И заводить сразу в том виде, в котором сегодня существуют высокие технологии: в виде крупных корпораций-естественных монополий.