Строчки из заморочки 5 страница

Домочадцы б мои поразились,

Увидав, как я плакал, взобравшись на круп, –

Контролеры и те прослезились.

Столько было в тот миг в моем взгляде на мир

Безотчетной отчаянной прыти,

Что, гарцуя на сером коне, командир

Удивленно сказал: "Пропустите!"

Он, растрогавшись, поднял коня на дыбы –

Аж нога ускользнула из стремя.

Я пожал ему ногу, как руку судьбы, –

Ах, живем мы в прекрасное время!

Серый конь мне прощально хвостом помахал,

Я пошел – предо мной расступились;

Ну, а мой командир – на концерт поскакал

Музыканта по имени Гилельс.

Я свободное место легко разыскал

После вялой незлой перебранки, –

Всё, не сгонят – не то что когда посещал

Пресловутый Театр на Таганке.

Тесно здесь, но тепло – вряд ли я простужусь,

Здесь единство рядов – в полной мере!

Вот уже я за термосом чьим-то тянусь –

В нем напиток "кровавая Мэри".

Вот сплоченность-то где, вот уж где коллектив,

Вот отдача где и напряженье!

Все болеют за нас – никого супротив, –

Монолит – без симптомов броженья!

Меня можно спокойно от дел отстранить –

Робок я перед сильными, каюсь, –

Но нельзя меня силою остановить,

Если я на футбол прорываюсь».

"В голове моей тучи безумных идей," – намек па заранее подготовленный план. В первом куплете дается маленькая зацепка по поводу совсем недавней сопричастности к старшему руководящему составу ударной группы, – " Я под брюхом привыкших теснить лошадей миновал верховых лейтенантов". "Верховые лейтенанты" – высший командный состав армии. Второй куплет – это фрагмент из каких-то воспоминаний, связанных с земным планом и военными событиями. "Дома я раздражителен, резок и груб", – процесс порчи характера, имеющий место при пресыщении определенным видом деятельности.

"... домочадцы б мои поразились, увидав, как я плакал, взобравшись па круп, – контролеры – и те прослезились," – речь о первых часах работы на канале связи. Это очень сложная работа, требует много навыков, ума, таланта – и это, хоть и с большим трудом, но получилось. Под лошадью, как вы помните, фигурирует второй автор с земного плана. Командир, гарцующий на сером коне, – руководитель группы "Сергиевой Рады". Он дает разрешение на дальнейшую практику и работу.

"... ну а мой командир – па концерт поскакал музыканта по имени Гилельс", – также, как и остальные, руководитель группы тоже что-то сочиняет и работает по каналу связи. В данном случае – курирует игру знаменитого пианиста Эмиля Гилельса. "Я свободное место легко разыскал," – т.е. нашел себе соавтора, и видно по всему, – неплохого – "... здесь единство рядов – в полной мере!" А вот и "термос", с заранее приготовленным питьем, источник сверхсекретных заготовок... "Кровавая Мэри" – есть такой напиток; название, в данном случае, приспособлено для зашифровок другого слова – "Мэрии". "Кровавая Мэрия" – подарочек с намеком на престол Сатаны, это ему адресуется "термос".

В предпоследнем куплете опять звучат похвалы в адрес коллег по работе, как на тонком, так и на земном плане. С ними легко работать, понимают без слов, чувствуют все нюансы – "Монолит – без симптомов броженья." В последнем куплете опять прорывается намек на связь автора с ударной группой; футболисты по шифру – команда оперативная, боевая – в игре на переднем плане, то бишь на передовой...

Судя по содержанию многих песен, видно, что в боевой команде Сергиевой Рады ответственные поручения выполняют не только одни мужчины, но и женщины. Песня "Нить Ариадны" (привод, в сокр.).

«Миф этот в детстве каждый прочел – черт побери!

Парень один к счастью прошел сквозь лабиринт.

Кто-то хотел парня убить, – видно, со зла,

Но царская дочь путеводную нить парню дала...

С древним сюжетом знаком не один ты.

В городе этом – сплошь лабиринты:

Трудно дышать, не отыскать воздух и свет...

А у меня дело неладно: я потерял нить Ариадны!

Словно в час пик, всюду тупик выхода нет!

Сколько их бьется людей одиноких,

В душных колодцах улиц глубоких!

Я тороплюсь, в горло вцеплюсь – вырву ответ!

Слышится смех: зря вы спешите, –

Поздно! У всех порваны нити!..

Хаос, возня... И у меня выхода нет.

Злобный король в этой стране повелевал,

Бык Минотавр ждал в тишине – и убивал.

Лишь одному это дано смерть миновать:

Только одно, только одно – нить не порвать!

Здесь, в лабиринте, мечутся люди;

Рядом – смотрите! –

Жертвы и судьи,

Здесь в темноте, ли и те чествуют ночь.

Крики и вопли все без вниманья!..

Я не желаю в эту компанью!

Кто меня ждет, знаю – придет, выведет прочь.

Только пришла бы, только нашла бы –

И поняла бы: нитка ослабла...

Да так и есть: ты уже здесь – будет и свет!

Руки сцепились до миллиметра,

Все – мы уходим к свету и ветру, –

Прямо сквозь тьму, где – одному выхода нет!..»

В данном сюжете используется канва мифа; настолько – насколько это возможно, наложена информация о связях, участниках, ситуациях и, конечно же, о маневрах, размахе операции "Минотавр". Как видите по песне – обстановка трагичная, да что там говорить – тому подтверждение – наша действительность. Честные люди – все связаны и повязаны, подлецы же и мошенники диктуют свои условия все активнее. "Слышится смех: зря вы спешите, – поздно! У всех порваны нити!" – это смеется Дьявол, надеясь на таинство своего деяния. Из мифологии известно, что нижний владыка силен и непобедим до тех пор, пока его маневры не станут достоянием гласности. Как только это достигается – чары и сила власти исчезают сами по себе. "Порванные нити" – в данном случае, фигурируют, как прерванные жизни; намек на насильственную замену по модели X.

"Лишь одному это дано – смерть миновать: только одно, только одно – нить не порвать!" – т.е. только на одного наложено табу, его трогать и заменять нельзя. У Нострадамуса тоже на этот счет есть предсказание – "Не решатся напасть на Морских", на тех – кто связан с морем и знаком Рыбы. "Здесь, в лабиринте, мечутся люди: рядом – смотрите! – Жертвы и судьи..." – все верно, на одних шурупах: и жертвы, и представители юстиции.

"Кто меня ждет, я знаю – придет, выведет прочь", – как и рассчитывалось по плану. Всё своим чередом – "Да, так и есть: ты уже здесь – будет и свет!" Достигается близость в контакте, но как всё – по краю, по-над пропастью, по лезвию ножа. Нить тонка, связь на грани фантастики, а на карте всё – престиж науки, идеологии, искусства, политики, и т.д. и т.п.

Не смыкайте же век, рулевые, –

Вдруг расщедрится серая мгла–

На "Летучем Голландце" впервые

Запалят ради нас факела!

Многим известен миф о "Летучем Голландце". В панорамном стереоизображении на все небо его часто показывали морякам в далеких плаваниях. Всем морякам мира были знакомы приметы этого корабля; судно было одиноко в своем плавании, команда покинула его борт, а на всех мачтах и реях болтались лоскуты, вдрыбадан разорванных парусов. Видение пугало моряков, бытовало мнение, что встреча с этим призраком сулит несчастья и беды. А теперь давайте разберемся – что к чему.

Ветер может кодироваться как идеология, информация, волеизъявление народа или отдельных групп общества – это проявление силы раскручивающегося прогресса, так сказать, движущая центробежная сила. Паруса – упряжка от этой силы, механизм для пользования энергией этого движения. В любом шествии всегда заложена сила, воля и направление, и потому паруса – это еще и марка движения, его флаг и эмблема. И порванные паруса – означают поражение в намеченном мероприятии или кампании, а покинутое командой судно – приостановку в предпринятом деле.

Сейчас можно с уверенностью сказать, что под "Летучим Голландцем" кодировалась будущая Марксистско–ленинская партия, которой предназначалось в 1924 г сойти с арены политической борьбы и покинуть свой революционный крейсер "Аврору". Аврора – богиня утренней зари, приносящая богам и людям свет; изображалась юной крылатой женщиной, поднимающейся из океана на колеснице, запряженной светлыми конями. Вот только сейчас эта богиня, впечатавшись в монумент легендарного крейсера, стоит на приколе реки Невы, изображая из себя памятник великой революции, как классное учебное пособие прошедшей истории. Нет бывшего пороха в пороховницах, пару в котлах и былой команды на судне.

Но с древности космические власти предупреждали: не допустите такой ситуации, если будут порваны паруса и команде этого корабля придется покинуть борт судна, это принесет смерть очень многим, всем тем, кто с этим столкнется. Не потому ли потом, один за другим, стали уходить десятки миллионов людей, оборвав свои жизни при ужаснейших трагических обстоятельствах, – сразу же, как только начали рваться паруса?.. "Парус".

А у дельфина взрезано брюхо винтом!

Выстрела в спину не ожидает никто.

На батарее нету снарядов уже.

Надо быстрее на вираже.

Парус! Порвали парус!

Каюсь! Каюсь! Каюсь!

Даже в дозоре можешь не встретить врага.

Это не горе, если болит нога.

Петли дверные многим скрипят, многим поют:

Кто вы такие? Вас здесь не ждут!

Парус! Порвали парус!

Каюсь! Каюсь! Каюсь!

Многие лета – всем, кто поет во сне!

Все части света могут лежать на дне,

Все континенты могут гореть в огне, –

Только все это – не по мне!

Парус! Порвали парус!

Каюсь! Каюсь! Каюсь!»

Крик и боль, крик и боль! Фразы почти не связаны между собой; всё отрывками, как при большом горе. Трижды произносится один и тот же куплет и трижды в истории этого века рвутся паруса. Не успевают натянуть и набрать ход, – как тут же чуждая воля и сила все превращает в лохмотья. И расплата следует неминуемо. Все зависит от мозгов каждого человека, что потом... каяться и сколько можно? Когда люди уходят в потусторонний мир – они каются все до одного, вот только тут забывают.

"А у дельфина взрезано брюхо винтом", – дельфин идет под кодом Рыбы, и значит, речь – о ране более серьезной. Получил повреждение корабль Лунных, идущий под ореолом идеологического центра Рая. "Выстрел в спину", – замена по модели X. "На батарее нету снарядов уже", – нет людей, нет авангарда и нет пороха в пороховницах...

"Кто вы такие? Вас здесь не ждут!" – к кому относится это обращение? К Сталину, к группе его последователей, ко всем тем, кто на корню загубил тогда молодое начинание и движение, к тому – перед кем не хотели открываться двери.

"Многие лета – всем, кто поет во сне!" – пожелание долгих лет жизни всем тем людям, к кому во сне возвращается память, и он помнит о всех своих прошлых воплощениях. "Все части света могут лежать на дне, все континенты могут гореть в огне, – только все это – не по мне!" – а здесь уже звучит упрек в злоупотреблении властью, в игнорировании человеческих законов. Фраза опять-таки бросается в адрес вождей подземного мира, для которых и континенты, и части света лишь полигон для пушечного мяса, крови и смертей. А по расшифровке Библии стало известно, что Сталин является старейшим жителем подземной цивилизации, к которому во время сна белкового тела возвращается память, и он помнит все свои ранее прожитые жизни – такое приветствуется, но не последнее, а именно – манипулирование властью в своих, корыстных интересах.

Вот и сейчас снова порвали парус! Но это уже в последний раз. Предлагается песня "Баллада о брошенном корабле". Повествование как бы исходит от последней команды, которая в третий раз была похищена "Минотавром". После похищения этой группы все ряды стали перестраиваться. От "дублеров-близнецов" стали шарахаться и уходить бывшие друзья и сторонники. От бывшего расположения ничего не осталось. Взамен былой любви полетели камни. Вокруг все стало бунтовать и протестовать. Никто не понимал, что могло случиться: загордились, заелись и т.д. и т.п. Смешно, да не до смеха – и сами-то дублеры, перемен в себе не ощущая, удивлялись непонятно откуда взявшейся ненависти. Бунт в государстве. Как не вспомнить строки Нострадамуса – "Место судебного заседания выйдет за пределы. Доброта превратится в жестокость, все быстро покинут подозрительное место..." Процесс перестановок... одни, действительно, покинут, – другие вцепятся еще больше, давно ожидая таких условий. Приводится речь как бы от группы, похищенной Минотавром.

«Капитана в тот день называли на ты,

Шкипер с юнгой сравнялись в талантах;

Распрямляя хребты и срывая бинты,

Бесновались матросы на вантах.

Двери наших мозгов посрывало с петель

В миражи берегов, в покрывала земель,

Этих обетованных, желанных –

И колумбовых, и магелланных.

Только мне берегов не видать и земель –

С хода в девять узлов сел по горло на мель!

А у всех молодцов – благородная цель...

И в конце-то концов – я ведь сам сел на мель.

И ушли корабли – мои братья, мой флот, –

Кто чувствительней – брызги сглотнули.

Без меня продолжался великий поход,

На меня ж парусами махнули.

И погоду, и случай безбожно кляня,

Мои пасынки кучей бросали меня.

Вот со шлюпок два залпа – и ладно! –

От Колумба и от Магеллана.

Я пью пену – волна не доходит до рта,

И от палуб до дна обнажились борта,

А бока мои грязны – таи не таи, –

Так любуйтесь на язвы и раны мои!

Вот дыра у ребра – это след от ядра,

Вот рубцы от тарана, и даже

Видно шрамы от крючьев – какой-то пират

Мне хребет перебил в абордаже.

Киль – как старый неровный гитаровый гриф:

Это брюхо вспорол мне коралловый риф.

Задыхаюсь, гнию – так бывает:

И просоленное загнивает.

Ветры кровь мою пьют и сквозь щели снуют

Прямо с бака на ют, – меня ветры добьют:

Я под ними стою от утра до утра, –

Гвозди в душу мою забивают ветра. –

И гулякой шальным всё швыряют вверх дном

Эти ветры – незваные гости, –

Захлебнуться бы им в моих трюмах вином

Или – с мели сорвать меня в злости!

Я уверовал в это как загнанный зверь,

Но не злобные ветры нужны мне теперь.

Мои мачты – как дряблые руки,

Паруса словно груди старухи.

Будет чудо восьмое – и добрый прибой

Мое тело омоет живою водой,

Моря божья роса с меня снимет табу –

Вздует мне паруса будто жилы на лбу.

Догоню я своих, догоню и прощу

Позабывшую помнить армаду.

И команду свою я обратно пущу:

Я ведь зла не держу на команду.

Только, кажется, нет больше места в строю.

Плохо шутишь, корвет, потеснись, – раскрою!

Как же так – я ваш брат, я ушел от беды...

Полевее, фрегат, – всем нам хватит воды!

До чего ж вы дошли: значит, что – мне уйти?!

Если был на мели – дальше нету пути?!

Разомкните ряды, все же мы – корабли, –

Всем нам хватит воды, всем нам хватит земли,

Этой обетованной, желанной –

И колумбовой, и магелланной!»

Вот так от корабля – как от самой группы. И это во времена Апокалипсиса. О двух прошедших подменах речи уже не идет. О чем поется в первом куплете? Это бунт против капитана, которого перестали уважать, не понимая, что передними всего-навсего "дублер" в его скафандре. "Двери наших мозгов посрывало с петель" – насильственная выемка из тела. "... в покрывала земель", – в плен Оловянного замка. Земля "обетованная, желанная и колумбовая, и магелланная", – та самая, до которой надо дойти – где течет молоко и мед". Там соберутся потом и Колумбы, и Магелланы (т.е. первопроходцы и открыватели).

"И в конце-то концов – я ведь сам сел на мель", – звучит признание, что об этом маневре нижних знали; и подыграли, исходя уже из своих соображений. "Без меня продолжался великий поход", – это уж точно, вон – сколько партий, и штурм продолжается. "Я пью пену – волна не доходит до рта", – т.е. нет связи и нет информации. "И от палуб до дна обнажились борта", – развоплощены, освобождены от белковых тел.

"Дыра у ребра, рубцы от тарана, шрамы от крючьев, перебитый хребет" – это детали не мелкого характера. Под "ядром" кодируется удар от самого Сатаны, а "вспоротое брюхо" напоминает об очень солидной "внутреной" операции. "Ветры кровь мою пьют и сквозь щели снуют прямо с бака на ют, – меня ветры добьют", – чуждая идеология, неверная информация, низменное корыстное волеизъявление большей части населения, – "гвозди в душу мою забивают ветра".

"И гулякой шальным всё швыряют вверх дном," – все, действительно, переворачивается вверх дном: искажается, преподносится в черном свете, разрушается, уничтожается и калечится. "Захлебнуться бы им в моих трюмах вином", – уже захлебываются, об этом, кажется, заботится сама Природа. Далее звучит надежда на благополучный исход предприятия, на выход из плена, на возвращение команды, на возврат своего статуса в строю.

Песенка, выше, исходит как бы от группы лидеров, не по своей вине покинувших командирские посты, а следующая "Я теперь в дураках – не уйти мне с земли" – написана уже от лица, брошенной на произвол команды. От тех, которые приняли в штыки "самозванцев-оборотней", на первых порах не понимая, что происходит... В самом деле – поначалу все было правильно, а потом – на 180°. Я сама в душе кричала от боли... и этого не забуду никогда. Что можно думать, когда первый Ельцин говорит: "Берите суверенитета столько, сколько вам нужно", а другой – за попытку его получить – готов уничтожить все живое и сравнять с землей все надземные постройки. Первый – щедр на свободу и независимость, второй – до мозга костей имперской закваски. Это уже почти сказочный сюжет, когда герой сказки при посредстве колдовства превращается в некое уродливое существо, отвратительное и безобразное. Даже лучшего из нас, если обработать подобной гипнотической программой под среднестатистический флюгер, – можно сделать таким же.

Хорошо, что окружные республики вовремя успели освободиться, и первый Ельцин успел тогда поставить все точки над "и". Что бы могло быть – запоздай эти события хоть на немного? В Таллинне, я думаю, мы бы все погибли под руинами... от собственной, и всеми любимой, армии. Большинство населения России тогда метало громы и молнии в сторону тех, кто стоял за распад Союза; я помню митинги в Москве, разговоры в автобусах, на улицах, в поездах... Как много людей загорались жуткой ненавистью при одном только упоминании "независимость". Нет, что ни говори, а народ достоин своих правителей, а те – его.

«Я теперь в дураках – не уйти мне с земли –

Не заметивши сходней, на берег сошли –

И навечно – мои капитаны.

И теперь в моих песнях сплошные нули,

В них все больше прорехи и раны:

Из своих кителей капитанских ушли

Как из кожи, мои капитаны.

Мне теперь не выйти в море

И не встретить их в порту.

Ах, мой вечный санаторий –

Как оскомина во рту!

Капитаны мне скажут:

"Давай не скули!"

Ну, а я не скулю – волком вою:

Вы ж не просто с собой мои песни везли –

Вы везли мою душу с собою.

Вас встречали в порту толпы верных друзей,

И я с вами делил эти лавры, –

Мне казалось, что я тоже сходил с кораблей

В эти Токио, Гамбурги, Гавры...

Вам теперь не выйти в море,

Мне не встретить вас в порту.

Ах, мой вечный санаторий –

Как оскомина во рту!

Я надеюсь, что море сильней площадей

И прочнее домов из бетона,

Море лучший колдун, чем земной чародей, –

И я встречу вас из Лиссабона.

Я механиков вижу во сне, шкиперов –

Вижу я, что не бесятся с жира, –

Капитаны по сходням идут с танкеров,

С сухогрузов, да и с "пассажиров".

Нет, я снова выйду в море

Или встречу их в порту, –

К черту вечный санаторий

И оскомину во рту!»

"Я теперь в дураках – не уйти мне с земли," – да, в таком положении оказалась команда, командиры которых перевернулись как оборотни, во всей сущности с ног на голову; и за теми, которые ушли вслед не уйдешь, не возьмут. "Не заметивши сходней, на берег сошли и навечно – мои капитаны," – во-первых, не ожидая этого, во-вторых, – тайно, незримо и без огласки.

"Из своих кителей капитанских ушли, как из кожи, мои капитаны," – т.е. из своих белковых скафандров. "Мне теперь не выйти в море", – вождей-то нет, кому курс прокладывать? Идти не за кем – завоешь волком. Где еще сыскать такое родство душ, "монолит – без симптомов броженья", если в каждой имеющейся партии, – не программы, а черт знает что. "... и я с вами делил ваши лавры..." – намек на совместный ход по истории, на связь по прошлым воплощениям, на совместное участие во всех мероприятиях. "Я надеюсь, что море сильней площадей..." – надежда и расчет на морского бога – Нептуна, он бог морей, а значит – и людей. "Земной чародей" – Сатана. В последних трех куплетах звучит надежда на возвращение опытных капитанов. Так оно и будет. Я не думаю, что Нептуну понравятся маневры с заложниками, ставшие почему-то очень модными.

Будет же и когда-то попутный благодатный ветер, который не будет рвать парусов; такой, который заодно с командой и парусами, который не будет – в бок, который не будет – наперекор, пусть пока небольшой силы, – но по дороге. Песня – "Так случилось – мужчины ушли" (привод, в сокр.).

«Так случилось – мужчины ушли,

Побросали посевы до срока, –

Вот их больше не видно из окон –

Растворились в дорожной пыли.

Вытекают из колоса зерна –

Эти слезы несжатых полей,

И холодные ветры проворно

Потекли из щелей.

Мы вас ждем – торопите коней!

В добрый час, в добрый час, в добрый час!

Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины...

А потом возвращайтесь скорей:

Ивы плачут по вас,

И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины.

Мы в высоких живем теремах –

Входа нет никому в эти зданья:

Одиночество и ожиданье

Вместо вас поселилось в домах.

Потеряла и свежесть, и прелесть

Белизна ненадетых рубах,

Да и старые песни приелись

И навязли в зубах.

Всё единою болью болит,

И звучит с каждым днем непрестанней

Вековечный надрыв причитаний

Отголоском старинных молитв.

Мы вас встретим и пеших, и конных,

Утомленных, нецелых – любых, –

Только б не пустота похоронных,

Не предчувствие их!»

Еще одна песня об уходе и отходе от занятых позиций – "... побросали посевы до срока..." "... вот их больше не видно из окон..." – да нет, не слышно до боли знакомых и родных позывных, все, что раздается с экранов телевизора – от чужого сердца, не чувствуется правоты в голосе.

"Вытекают из колоса зерна – эти слезы несжатых полей, и холодные ветры проворно потекли из щелей" – строки говорят о том, что часть общества начинает созревать и дозревать, несмотря на то, что другая его доля стала предпринимать старания и попытки идти в противоположном направлении, в большей силе и власти влияя на направление флюгера.

"Мы нас ждем – торопите коней!" – обращение к "Сергиевой Раде": поактивнее работать на каналах связи. "Ивы и рябины" – какие-то коды по знаку рождения, возможно пророков. "Мы в высоких живем теремах – входа нет никому в эти зданья," – намек на верность, на сохранность высоких идеалов, на нерушимость прежних позиций, на крепкую охрану у ворот.

"Все единою болью болит, и звучит с каждым днем непрестанней вековечный надрыв причитаний отголоском старинных молитв!" – опять все та же обоюдность мнений, мыслей, родство душ и многовековой монолит связей. А вот мнение тех людей, которые тоже ждут подхода справедливых властей и лидеров, всем своим нутром чувствуют подделку и фальшь нынешней власти и пока не причаливают ни к каким берегам, ни к каким пристаням. "Слева бесы, справа бесы".

«Слева бесы, справа бесы.

Нет, по новой мне налей!

Эти – с нар, а те – из кресел, –

Не поймешь, какие злей.

И куда, в какие дали,

На какой еще маршрут

Нас с тобою эти врали

По этапу поведут?

Ну, а нам что остается?

Дескать, горе не беда?

Пей, дружище, если пьется, –

Все – пустыми невода.

Что искать нам в этой жизни?

Править к пристани какой?

Ну-ка, солнце, ярче брызни!

Со святыми упокой...»

Поется от тех, которые на перепутье. Не знают, какую сторону принять, которую поддержать, но чувствуют, что и "слева бесы" и "справа бесы". Те, которые слева – коммунисты, не похожи на настоящих, почти все – на имперском фундаменте, на символах единой централизованной власти; те, которые справа – чистая "Жиронда", не поймешь – какие злей.

"... все – пустыми невода," – не видно помощи от Нептуна и от его морской братии, не показывается Рыба, известный знак Лунных. "Ну-ка, солнце, ярче брызни! Со святыми упокой," – т.е. соедини с небом, освети – куда идти, дай на этот счет разъяснение, ибо все так непонятно. Следующая песня посвящается тем, кто "играет" не по правилам, попирая всякие нормы морали, а также тем, кто шел с нами, работал "под своего", но затем резко повернул в сторону и с удовольствием предал – такие тоже есть. "Я спокоен – он мне все поведал".

«Я спокоен – он мне все поведал,

"Не таись", – велел. И я скажу.

Кто меня обидел или предал –

Покарает тот, кому служу.

Не знаю как – ножом ли под ребро,

Или сгорит их дом и все добро,

Или сместят, сомнут, лишат свободы...

Когда – опять не знаю, – через годы

Или теперь, а может быть – уже...

Судьбу не обойти на вираже.

И на кривой на вашей не объехать,

Напропалую тоже не протечь.

А я? Я – что! Спокоен я, по мне – хоть

Побей вас камни, град или картечь».

"Я спокоен – он мне все поведал, "Не таись", – он велел", – от кого эти слова? Только от Всевышнего, и ни от кого другого. Карает только Он. Когда в 1990 г. группа контактёров выезжала в экспедицию в горы Алтая, там ими была получена следующая информация, зафиксированная в отчете через газету "М-ский треугольник": "Страшись, поднимающий руку на Мою реку. Ответ клинка хозяйки Гор разящ". Я еще раз напоминаю эти слова. Это слова Всевышнего. "Хозяйка Гор" – наверное, самая высокая власть на планете, возможно, даже космического уровня.

"Судьбу не обойти на вираже и на кривой на вашей не объехать, напропалую тоже не протечь", – замечание к месту. Есть космические вехи, расчетные углы и повороты, виражи и подъемы – все запланировано свыше, и отвести время на первый час ночи нельзя, ход противоестественный. С Богом враждовать – не советую. Когда Моська лает на Слона – смешнее не придумать.

Следующая песня "Вот я вошел и дверь прикрыл" тоже по-своему интересна. Сюжет передается как бы из стен "Оловянного замка". Как на первых порах отнеслись начальство тюрьмы к своим узникам? Как повели себя пленники, попав в эти распрекрасные стены, к "добросовестной" и исполнительной страже Антимира? Какие мотивы они стали выдвигать для своего освобождения? Ведь по песне их плен должен продлиться 5 лет.

Канва тоже проста. Артист, для того, чтобы получше ознакомиться с бытом заключенных в тюрьме, искусства и сценария ради, напросился на этот эксперимент. С сопроводительными документами, на полном правдоподобии, где тоже все натурально оформлено, доставляется в тюрьму с приговором на 5 лет. И нигде не сказано, что это шутка, что он – доброволец, ни в чем не виноват, и что должен сниматься в фильме на эту тему, и что ему поручена серьезная и ответственная роль... И, видимо, главная – раз режиссер и сценарий потребовали убедительной натуральной игры. Искусство подводить нельзя, каждая самодеятельность имеет свой почерк. Однако, тюремные власти, на редкость, оказались специалистами своего дела... Артисту пришлось такую практику пройти всерьез; в его служение искусству, ради какого–то сценария, никто не поверил.

«Вот я вошел и дверь прикрыл,

И показал бумаги,

И так толково объяснил.

Зачем приехал в лагерь.

Начальник – как уключина, –

Скрипит и ни в какую!

"В кино мне роль поручена, –

Опять ему толкую, –

И вот для изучения –

Такое ремесло –

Имею направление!

Дошло теперь?" – "Дошло!

Вот это мы приветствуем, –

Чтоб было как с копирки,

Вам хорошо б – под следствием

Полгодика в Бутырке!

Чтоб ощутить затылочком,