Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

Глава 10. Огрызок синего карандаша служил Кьоу жезлом, с помощью которого он совершал предварительные действа своего волшебства




Огрызок синего карандаша служил Кьоу
жезлом, с помощью которого он совершал
предварительные действа своего волшебства.

О.Генри, «Художники».
Потолок Большого зала был затянут свинцовыми тучами, как нельзя более подходившими к настроению Гарри; всю ночь ему снились какие-то тёмные коридоры, по которым он шёл быстрым шагом, а в голове пульсировала даже не мысль — одно слепое стремление добраться до чего-то, яростное, почти звериное, и он шёл и шёл, и никак не мог достигнуть своей цели… Это подобие ментальной физкультуры было, по большей части, причиной того, что он проснулся совершенно разбитым; другой же причиной плохого настроения были мысли о предстоящем вечером взыскании у Амбридж. Вряд ли она заставит его писать строчки или что-нибудь в этом роде… хотя худшее, что можно было измыслить, он уже проделывал в прошлом году — драил сортиры, например. Ничего более ужасающего устав Хогвартса не разрешал, насколько Гарри помнил.
— Привет!
— Привет, — машинально кивнул Гарри и только после этого вздрогнул и резко поднял голву.
Фред и Джордж как ни в чём не бывало садились за слизеринский стол по обе стороны от него; оба лучились такими безмятежными улыбками, что Гарри в первую минуту подумалось, что они просто перепутали столы. «Ага. Семь лет сидели по три раза в день за одним и тем же столом, а потом вдруг взяли, да и перепутали. Совсем заучились, однако».
— Мы тут думали, думали… — жизнерадостно начал Фред.
— …и решили, что нам просто необходимо… — Джордж дотянулся до ближайшего кубка и налил себе тыквенного сока.
— …узнать у тебя, как прошёл…
— …твой первый учебный день в этом году.
— Знаешь, по-приятельски.
— Ты же не против, что мы…
— …нарушили твоё уединение? — Фред ласково пригладил вечно стоящие торчком волосы на макушке Гарри, пропуская мягкие пряди меж пальцев.
— Не против, — слегка очумело помотал Гарри головой. Сам он, бывало, сидел за гриффиндорским столом; но никогда раньше ни один гриффиндорец (по крайней мере, на памяти Гарри) не садился за стол серебряно-зелёных.
Впрочем, близнецам любые правила всегда были не указ. Тем более неписаные, а витающие в воздухе, вечно потрескивающем от напряжения воздухе между факультетами Льва и Змеи. Мало ли кто там где витает — проветрить в комнате, и всех проблем.
— Хотите джема? — светским тоном предложил Гарри, оправившись от удивления.
— Отличная идея! — Джордж невозмутимо брякнул полную ложку яблочного джема прямо на мясной омлет в своей тарелке. — Ну что ты так смотришь? Вкусно, между прочим.
— Однажды мы случайно вылили вишнёвое варенье на яичницу, — объяснил Фред. — Нам было лет по семь, и мама сказала, что раз уж мы решили внести такие своеобразные коррективы в рецепт, то сами и будем есть. Такими словами и сказала, до сих пор помню — очень уж рассердилась, даже не кричала, а выговаривала сухим тоном.
— Мы, маленькие и беззащитные, очень испугались и проглотили всё, что было на тарелках, — добавил Джордж, прожевав порцию омлета. — И с тех пор наши ранимые детские души страдают от этого давнего стресса так сильно, что от привычки бухать сладкое в яичницу мы не избавились.
— Погоди, ты ещё не пробовал тушёные овощи в карамельном сиропе! — Фред заговорщически толкнул Гарри локтем в бок; Гарри поперхнулся молоком. Он был вовсе не уверен, что хочет пробовать что-то подобное.
Фред покачал головой и увёл у брата ложку омлета.
— Как вы можете это есть? — не выдержал Гарри.
— Хочешь попробовать? — хитро сощурился Фред.
Гарри был уверен, что здесь какой-то подвох. Но близнецам он доверял безоговорочно, и поэтому решительно кивнул.
Фред бережно обнял Гарри за плечи, слегка развернул к себе и склонился к его лицу. Последние несколько секунд Гарри было абсолютно ясно, что собирается делать близнец; это было безумием — в эти дни, когда все до единого считали его опасным психом, когда Долорес Амбридж рыскала по старому замку с единственной целью заткнуть его, когда Рита Скитер готова была из любого, самого невинного его поступка раздуть больного метеоризмом слона, когда Вольдеморт переходил в наступление, когда один-единственный неправильный шаг мог повлечь за собой лавину катастроф, из которых самой меньшей было бы исключение из Хогвартса с позором… но лёгкое, как пузырьки шампанского, весёлое безумие поднималось в нём, как прижатая до сих пор пружина, ударяло в голову, пьянило; воздушная, бесшабашно-отчаянная злость на всех, по чьей воле он торчал столько времени в душном аду Прайвет-драйв, предоставленный собственным кошмарам, по чьей вине он столкнулся с дементорами без единого счастливого воспоминания в запасе, по чьей вине он никогда не знал, что такое семья и спокойствие, и никогда не сможет узнать — эта злость наполняла его всего, проникала в вены и артерии, клубясь и бурля, как кипящая вода, как причудливый цветной пар, поднимающийся над нагретым котлом. И всем, что требовали эти чувства, был один-единственный поцелуй на глазах у всех, кому только было не лень пялиться. И Гарри приглашающе приоткрыл губы, позволяя языку Фреда беспрепятственно скользнуть между ними.
Это и в самом деле было вкусно, хотя, конечно, значительную фору омлету и джему давал собственный вкус Фреда; Гарри, прикрыв глаза, отдавался поцелую так самозабвенно, как никогда раньше. Кровь оглушительно шумела в ушах, и дикое возбуждение захлестнуло его при мысли о том, что все смотрят, все, кто в ужасе, кто в шоке, а кто, благословляя широкие мантии, беспомощно сдвигает колени, чтобы не выдать своих истинных чувств.
— Нет, Колин, нет, я сказал, никаких фотографий… потому что мы против… я отдам тебе камеру, как только у тебя не будет возможности заснять эту сцену… — мягкий, но непреклонный голос Джорджа был первым, что услышал Гарри, деликатно вынесенный Фредом из поцелуя, как из омута, где тонул бы.
— Гарри, Фред, Джордж, — почти весело сказал директор, пока Амбридж рядом с ним надувалась, готовая разразиться пламенной негодующей речью. — Прошу вас троих зайти сегодня после уроков в мой кабинет. Мы поговорим о вашем поведении, а пока прошу вас продолжать завтрак без подобных… эксцессов.
— Да, господин директор! — хором грянули Гарри, Фред и Джордж — не сговариваясь.
Им одним во всём Зале — ну, с добавлением, возможно, Дамблдора, ежегодно с неподдельным удовольствием изрекавшего перед такой же шокированной аудиторией совершенно бессмысленное «Тютя! Рева! Рвакля! Цап!» — было по-настоящему весело, хотя количество вежливых улыбок — вымученных, как жертвы инквизиции — превосходило все мыслимые ожидания

* * *


Профессора в этот день, словно сговорившись, обрушивали на несчастные головы учеников долгие сентенции о грядущих СОВах и необходимости начать учиться тем, кто предыдущие четыре года бил баклуши, и собраться с силами тем, кто всё это время что-то усваивал. Кроме того, они явно заимели зуб на Гарри за то, что он заставил их смутиться за завтраком, выбил из колеи, и придирались к нему больше других, все до единого, даже Флитвик и МакГонагалл.
«Возможно, не стоило устраивать такое шоу, — Гарри сосредоточился на улитке, которую ему предстояло заставить исчезнуть, и взмахнул палочкой под бдительным взором МакГонагалл, только и ждавшей подходящего повода снять с вконец обнаглевшего Слизерина баллы. — Хотя осмотрительностью я буду руководствоваться только тогда, когда не смогу себе позволить на неё плевать…» Улитка Гарри исчезла с первого раза, тогда как все прочие успели заунывным речитативом безрезультатно повторить нужное заклинание раз пять. Гермона была единственной, кому это удалось с третьего раза. Привкус яблочного джема и базилика, которым был посыпан омлет, всё ещё оставался на языке Гарри, когда он вежливо улыбнулся явственно разочарованной декану Гриффиндора.
«Стимул — великая вещь». Не то, чтобы Гарри берёг баллы Слизерина, но не дать никому повод придраться якобы по делу, а на самом деле — из-за того, что он при всех целовался с тем, кого любил — это стало для него едва ли не делом чести. Поэтому и Флитвик вынужден был признать, что Гарри отлично владеет Призывными чарами, которые были пройдены в прошлом году; половина класса сумела сдвинуть вещь, которую призывала, только на несколько сантиметров. Хорошо было чувствовать себя неуязвимым с этой стороны; Гарри показалось даже, что в глазах деканов Рэйвенкло и Гриффиндора промелькивало невольное уважение, но с заблокированными способностями эмпата он ничего не мог утверждать определённо, практически разучившись читать по лицам просто так.
Профессор Граббль-Планк, заменявшая куда-то уехавшего Хагрида, была настроена не так воинственно, как МакГонагалл и Флитвик; возможно, потому, что для неё это была временная работа, а возможно — потому что ей было действительно всё равно, кто с кем целуется. Подумаешь, большое дело — мальчик с мальчиком, девочка с девочкой, мальчик с девочкой… главное, чтобы не на уроке. Честно сказать, Гарри впервые получил представление о том, как должен был выглядеть образцовый урок Ухода за Магическими Существами. С Хагридом было, конечно, гораздо веселее, но зато не пример менее информативно.
Травология прошла без особенных происшествий; конечно, профессор Спраут тоже пятнадцать минут посвятила запугиванию несчастных пятиклассников на тему СОВ и была куда придирчивее, чем обычно, но конкретно Гарри она никак не третировала. К сожалению Гарри, её факультет подобной толерантности не разделял — в противном случае Гарри не пришлось бы вычищать из своей сумки солидную порцию драконьего навоза, морщась от вони. Джастин Финч-Флетчли при этом выглядел настолько подчёркнуто ни в чём не замешанным, что Гарри захотелось дать ему подзатыльник. И ничего, кроме подзатыльника, Финч-Флетчли не заслуживал — слишком детской была эта выходка. Даже Малфой поступил бы чуть более взросло — он не стал бы подкидывать навоз тайком. Хотя, возможно, хаффлпаффец Финч-Флетчли просто был недостаточно нагл/смел для этого.
К ужину Гарри был вымотан физически и морально, и больше всего ему хотелось поесть и рухнуть на кровать хотя бы на полчаса, а потом приняться за бесконечные домашние задания — каждый преподаватель задавал от души, словно забыв о наличии в расписании и других предметов. Но если он не хотел опаздывать к Амбридж — а он действительно не хотел — ему предстояло пожертвовать ужином, чтобы наведаться ещё и к Дамблдору по поводу своего аморального поведения.
— Ага, — глубокомысленно сказал Фред, когда близнецы и Гарри стояли перед дверью кабинета директора. — Кто-нибудь знает пароль?
— Наверняка МакГонагалл знает, — откликнулся Джордж. — Ну или Снейп, например. Вот только что-то не хочется искать ни первую, ни второго…
Гарри вздохнул. Ходить к деканам, которые и сами ошивались незнамо где, не хотелось и ему. Но позволить себе роскошь проторчать здесь полвечера он не мог…
— Ладно, — Гарри пытливо взглянул на близнецов. — Только держите язык за зубами!
— Конечно, — пообещал Джордж.
— Ладно, а о чём хоть?
Гарри погладил одну из горгулий у входа по шершавой каменной голове.
— Откройте мне и моим друзьям, — мягко приказал он.
— Повинуемся, Наследник, — горгульи разъехались в разные стороны, не заморачиваясь какими-то там паролями.
— Вау, — Джордж присвистнул.
— А нас так научишь? — загорелись глаза Фреда.
Гарри покачал головой.
— Для этого в вас должна течь моя кровь. Собственно, я случайно пролил на них немного, и как раз после этого они стали называть меня Наследником и открываться для меня беспрепятственно.
— Здорово, — хором решили близнецы, ничуть не расстроенные невозможностью заиметь такую же способность.
— Добрый вечер, мальчики мои, — Дамблдор излучал этакое пушистое добродушие всем своим видом; Гарри был уверен, что, будь он сейчас способен чувствовать чужие эмоции, непременно выяснил бы, что на самом деле директор зол. Или раздражён. В конце концов, это его выставили старым идиотом, неспособным удержать свою школу от потери последней морали.
— Итак, я хотел поговорить с вами по поводу того, что вы сделали за завтраком.
— Мы Вас внимательно слушаем, сэр, — Фред и Джордж глядели на директора кристально честными глазами.
— Не могу сказать, что одобряю вас или порицаю, — «сейчас будет долго жевать эту тему…». — Разумеется, каждый имеет право любить того, кого ему приказывает сердце. Любовь — это драгоценный дар, данный каждому от рождения…
«Пошло-поехало…»
— Я полагаю, вы знаете, что отношения между мужчинами считаются в нашем обществе не совсем нормальными, — «и мы знаем, и ты знаешь… полная идиллия». — Поэтому лучше для всех было бы, если бы вы потрудились заниматься тем, чем хотите, не на публике.
— Да, сэр, — послушно продекламировали Гарри, Фред и Джордж. Честно сказать, у Гарри уже успело пропасть желание шокировать почтенную публику; ну а близнецы крайне редко повторяли два раза одну и ту же шалость.
— Я рад, что мы поняли друг друга. И вынужден предупредить вас, мальчики мои — если вы позволите себе ещё что-нибудь подобное, то получите взыскание. И ваши факультеты лишатся немалого количества баллов.
— Конечно, сэр, — беспрекословно согласились «мальчики», напоминая самим себе стайку дрессированных попугаев.
— В таком случае, Фред, Джордж, Гарри… вы свободны. Насколько я знаю, тебе, Гарри, нужно к профессору Амбридж, отрабатывать наказание? — Дамблдор вопросительно взглянул на Гарри поверх своих очков-половинок.
— Да, сэр, — заученно провозгласил Гарри.
— Прискорбно это слышать, мальчик мой. Ты теперь староста и не должен подавать своим товарищам такого дурного примера.
— Конечно, сэр.
— Тогда поторопись. Опаздывать невежливо, Гарри, — Дамблдор отечески улыбался. В уголке его губ было несколько желтоватых крупинок сахара — явно от лимонных долек.
Вообще, разговаривать с Дамблдором было странно. Непривычно. Не так, как раньше. Гарри чувствовал теперь не злость, не опасение… теперь это была спокойная уверенность в том, что однажды Гарри станет причиной смерти директора Хогвартса. Гарри был уверен в этом так же, как и в том, что его самого зовут Гарри Поттер, ему пятнадцать лет, на лбу у него шрам в виде молнии, а на левой руке — другой шрам, длинный, спиралью обвивающий предплечье. Пожалуй, выдайся такая нужда, он без труда сумел бы опознать своё мёртвое тело, но представить подобную ситуацию Гарри пока не мог.
— До свидания, господин директор.
«Пока «до свидания». Пока не «прощайте». Но будьте уверены, что долго ждать я Вас не заставлю, сэр».

* * *


— Добрый вечер, профессор Амбридж, — Гарри ступил в личный кабинет преподавателя ЗОТС, ошеломлённый тем, какой вид приняло это помещение.
«Бьюсь о заклад, Хогвартс такого ещё не видел…»
— Всё вокруг было устлано отороченными кружевом скатертями, салфетками, покрывалами. На отдельных салфеточках стояли несколько ваз с сухими цветами. На стене висела коллекция расписных тарелочек с ярко раскрашенными котятами, каждого из которых украшал бант своего цвета. Котята были настолько мерзкие, что Гарри оторопело, почти в испуге смотрел на них до тех пор, пока профессор Амбридж не пропела:
— Добрый вечер, мистер Поттер. Садитесь.
Она указала на стоявший в углу маленький столик, накрытый тонким кружевом. На столике аккуратно лежали пергамент и перо. Строчки? И это всё? Тут явно что-то не то… Чувство опасности Гарри почти принуждало его при виде Амбридж дыбить спину, как разъярённая кошка. Во всём замке не было человека, более опасного для Гарри, чем Долорес Амбридж… хотя бы потому что она официально имела право распоряжаться им и его временем и хотела причинить ему вред, растоптать его, заставить замолчать. До сих пор эти две черты в одном человеке не сочетались; а учитывая её готовность идти по трупам или по живым — не всё ли едино — и кайф, который она ловила, подчиняя и унижая других.. Должно быть, сломать Мальчика-Который-Выжил ей было бы особенно сладко.
«Вот только много кто уже обломал на этом зубы… кусать дракона небезопасно, профессор».
— Я хочу, чтобы Вы написали следующую фразу: «Я не должен лгать».
— Сколько раз? — осведомился Гарри.
— Столько, сколько потребуется, чтобы до Вас дошёл смысл этих слов, — Амбридж улыбнулась; её дыхание еле заметно участилось.
Гарри сел на изящный неудобный стул и взял в руки перо — длинное, необычно тонкое, с очень острым кончиком.
— Вы не дали мне чернил, — напомнил он.
— Они Вам не понадобятся.
«И чему, интересно, она так предвкушающе улыбается?»
Чувство опасности посылало по его позвоночнику одну волну холода за другой, пока он тянулся пером к пергаменту. Я не должен лгать. Острая боль уколола ладонь Гарри, и он от неожиданности чуть не выронил перо.
— Что-то не так, мистер Поттер? — распялив свой лягушачий рот в улыбке, Амбридж в упор смотрела на него.
— Всё в порядке, — почти искренне улыбнулся Гарри.
Строчка была написана блестящей красной жидкостью, которая темнела, высыхая. Кровь. Его кровь.
Я не должен лгать.
Буквы проступили на тыльной стороне ладони и сразу же затянулись.
Я не должен лгать. Я не должен лгать. Запах крови вызвал у Гарри слабую тошноту — слишком хорошо он помнил и этот запах, и самый вкус крови. Своей и чужой.
Я не должен лгать. «Я и так не лгу. Для слизеринца я удивительно правдив».
Я не должен лгать…
Гарри улыбался, выводя слова собственной кровью; невидимый нож раз за разом рассекал его кожу, и с каждым разом кожа затягивалась чуть медленней чем раньше. Совсем чуть-чуть. Она всерьёз думала, что его можно сломить такой ерундой? Немного боли в руке… строго дозированной, почти слабой боли. Чуть-чуть крови на пергаменте. Должно быть, она очень плохо себе представляет, через какое количество боли ему уже довелось пройти и сколько раз он лежал в луже крови, собственной и чьей-то ещё.
Сумерки сгущались за окном, и Гарри, небрежно выписывая одно и то же предложение, с некоторой досадой думал о том, что если каждый раз это будет занимать столько времени, домашние задания придётся делать по ночам. И либо он будет спать на ходу, либо впервые в жизни отстанет в учёбе…
Я не должен лгать. Гарри зевнул, прикрыая рот левой, не участвовашей в процессе рукой. Боль проходила сквозь ладонь и исчезала где-то в районе запястья — никакого сравнения с огнём, сжигавшим Гарри вечером первого числа, в тупичке у Большого зала. Ерунда. Смазать маринадом горегубки, и даже намёка на воспаление не останется; а то, что происходит сейчас, можно вытерпеть даже не с улыбкой, а хохоча во всё горло. Над Амбридж хохоча, разумеется.
Я не должен лгать. Мерлин, как скучно. У Снейпа отработки и то веселее. По крайней мере, разнообразнее — там хоть котлы, которые надо отмыть, меняются. А здесь одно и то же, одуреть можно…
Луна встала над Хогвартсом, когда Амбридж велела:
— Подойдите ко мне, мистер Поттер. И дайте сюда Вашу руку.
Гарри дал ей руку не без внутреннего содрогания — слишком противно было видеть, как её короткие толстые пальцы, в три ряда унизанные перстнями, касаются тонких вспухших полосок на его руке, похожих на царапины, полученные от игривого котёнка.
Амбридж с нажимом провела по порезам, глядя ему в лицо. Гарри улыбнулся — эта боль была такой незначительной и мелкой, что ему было почти жаль торжествующую Амбридж, так непоколебимо уверенную в действенности и грозности своих «педагогических методов».
— Вы удовлетворены сегодняшней отработкой, профессор Амбридж? — голос Гарри был мягок и спокоен. Почему бы ему и не быть таким, когда сам Гарри был невозмутим и чуть ли не благодушен?
— Кажется, урок пока не слишком запечатлелся, — улыбнулась Амбридж в ответ. — Что же, у нас ещё будет время на повторение, не так ли? Завтра вечером, в то же время. А сейчас можете идти.
«Вздумал бросить мне вызов, наглый мальчишка?», — говорили немигающие жабьи глазки, почти целиком спрятанные среди складок пухлого лица.
«Почему бы и нет? — отвечали глаза Гарри из-за запылённых стекол круглых очков. — Я бросал вызов и тем, кто, в отличие от тебя, на самом деле делал мне больно. Поспорим?»
«Действительно, почему бы и нет?», — Амбридж осклабилась и отвернулась.
В коридорах было пустынно; все уже, надо полагать, давным-давно заснули, пока он издевался над собой по воле жабы в бантике. От Филча можно было в случае чего защититься значком старосты… но Гарри никто не встретился.
Сочинение для Снейпа о лунном камне написалось быстро — всего лишь двенадцать дюймов о том, что Гарри давно знал; собственно, лунный камень они проходили в прошлом году — надо полагать, Снейп рассчитывал не на то, что ученики освежат материал в мозгу, а на то, что все уже всё забыли. Сны для Трелони придумывались туже, потому что рассказать правду он не мог; как экзальтированная стрекоза могла отреагировать на чистосердечное признание во встречах с мёртвым Седриком Диггори — ему даже подумать было страшно. Надо было изобрести что-то, но было уже полвторого ночи, и голова не работала совершенно. «Скажем, в одном сне я… я… что делал? Я лежал и спал… ох, подушка и одеяло, моя мечта… — Гарри широко зевнул. — Ладно. Спал. Сон о том, что я спал… как-то по дзэн-буддистски получается, ну да ладно. Второй сон. Нужно хотя бы ещё один. И желательно такой, чтобы она в нём не усмотрела намёков на мою грядущую смерть. Хотя если ориентироваться на это условие, то лучше сразу плюнуть и пойти спать… Ну, например, я бреду в темноте и ищу… нет, не туалет. И не пистолет, чтобы пристрелить преподавателя Прорицаний. Пусть будут тапочки…» Гарри, зевая уже безостановочно, дописал свой «сон» негнущимися пальцами — почерк на последних фразах походил на загадочную шифровку. В сонной голове мелькнула мысль о том, что неплохо было бы встать и протереть руку маринадом горегубки, но глаза слипались… Гарри стянул очки и провалился в сон, прижимая к себе пергамент с началом «дневника сновидений», заданного Трелони.

* * *


Третий день учёбы не ознаменовался ничем особенно положительным; единственным плюсом было то, что царапины за ночь прошли совсем. Преподаватели были придирчивы, сокурсники угрюмы и недружелюбны — как и всегда; хотелось спать, и совершенно не хотелось тащиться к Амбридж, чтобы потерять чёртову кучу времени на старательную размеренную потерю крови.
— Добрый вечер, — Гарри уже без дополнительных указаний занял место за столиком, на котором его ждали перо и пергамент.
Я не должен лгать… «Это надолго». За окном темнело, царапины на руке воспалились почти сразу; кожа стала болезненно чувствительной, с трудом перенося даже дуновения воздуха. Надо всё же как-то снять воспаление сегодня. Curo и Asclepio не подойдут — тогда Амбридж выиграет этот не скрепленный никакими условиями спор. Если он будет лечить себя, это станет знаком того, что он сломлен. А до этого ему дальше, чем думают некоторые жабы…
— Доброй ночи, — Гарри снова возвращался в подземелья заполночь. И как только сама Амбридж умудряется не выглядеть сонной? Не иначе как чужая боль даёт ей силы, которые отнимаются недостатком сна…
Сочинение для МакГонагалл. Хотя бы несколько строчек по Уходу за Магическими существами. Гарри опрокинул чернильницу на пол, не дописав, мысленно плюнул на все на свете домашние задания и добрёл до кровати.
Четверг прошёл в подобии сонной одури; иногда Гарри просто выпадал из реальности, забывая, где он, что он и чем занят. Не переносившая пренебрежения к своему предмету профессор МакГонагалл, сняв со Слизерина в общей сложности тридцать баллов, велела ему задержаться после урока; её прищуренные глаза не сулили Гарри ничего хорошего.
— Мистер Поттер, Вы считаете мой предмет настолько незначительным, что позволяете себе не обращать внимания на то, что я говорю? Быть может, Вы считаете, что у Вашего факультета слишком много баллов?
— Что Вы, профессор МакГонагалл, — Гарри нечеловеческим усилием воли сдержал зевок — от подобной наглости МакГонагалл могла впасть в буйство и, превратив его, скажем, в диванную подушку, отдать Флитвику, чтобы на его уроках было больше подручного материала для отработки Отбрасывающих чар. Конечно, в Хогвартсе запрещена Трансфигурация как метод наказания, это Гарри помнил ещё по прошлому году, но какая разница? Вот такие вот перья, пишущие кровью учеников, наверняка тоже не приветствуются… — Мне жаль, но я просто очень не выспался… я отбывал наказание у профессора Амбридж…
Ярость в глазах МакГонагалл сменилась… сочувствием?
— Вы уже успели заработать наказание, Поттер?
— Я всего лишь сказал вслух, что Вольдеморт вернулся, и что Министерство пытается запудрить нам мозги бесполезными учебниками и учителями, — вольно пересказал Гарри свой спор с Амбридж. — Ничего, что не было бы очевидным, но взыскание я получил.
— Так Вы действительно это сказали? — изумление на лице МакГонагалл было неподдельным. Надо полагать, слухи по школе ползли, но она не верила.
— Профессор МакГонагалл, — устало сказал Гарри, которому очень хотелось на обед. — Что бы ни писал «Пророк» и чем бы я не шокировал всех тех, кто меня терпеть не может, по утрам в Большом зале — это ещё не значит, что я на самом деле сумасшедший и мечтаю привлечь к себе внимание. Я сказал правду — то, что я считаю правдой и вся... хм, организация некой птицы считает правдой. Вы туда, по-моему, входите, профессор.
— Я... я вхожу, да... — МакГонагалл не сразу удалось взять себя в руки. — Просто я думала...
Гарри взмахнул рукой, останавливая её. На обед хотелось всё сильней.
— Вы думали то же самое, что и все в этой школе, профессор, —
Гарри отчего-то захотелось подмигнуть МакГонагалл, но он не стал этого делать. — Я в Слизерине... и это навешивает на меня мешок стереотипов. Вы, как и все, думали, что я беспринципная сволочь. Может быть, сомневались в истинных обстоятельствах смерти Седрика Диггори и Барти Крауча-младшего и в благоразумии поверившего мне Дамблдора.
Виноватое выражение лица МакГонагалл лучше любых слов говорило о том, что сомневалась, и не раз. Вот только Гарри было решительно непонятно, почему она решила, что до сих пор заблуждалась в своём сомнении.
— Я тоже могу иногда сказать правду в лицо, не думая о том, что мне от этого будет только хуже — верите? — не удержавшись, Гарри всё-таки подмигнул преподавателю Трансфигурации и крутанулся на пятках, разворачиваясь к двери класса. — Можно, я пойду на обед?
— Конечно, Поттер. Идите, — голос МакГонагалл звучал необычно мягко. — Жаль, что Вы не в Гриффиндоре.
— Простите, что? — резко притормозил Гарри у самой двери.
— Идите на обед, Поттер, — с напускной строгостью посоветовала декан львиного факультета.
За обедом Гарри усердно не обращал внимания ни на кого, кроме содержимого своей тарелки, поскольку чувствовал себя помятым, как будто побывал у Дракучей Ивы в момент самого игривого её настроения. И Гарри искренне надеялся, что сумеет продолжать в том же духе хотя бы до вечера... до отработки.
— Добрый день, Гарри.
Увы и ах.
— Добрый день, Барон, — Гарри посмотрел на призрака так кисло, что будь тот молоком — свернулся бы непременно. — Чем обязан?
— Абсолютно ничем, Гарри, — призрак расплылся в улыбке, которую можно было бы назвать радушной, если бы общее перманентное выражение окровавленного полупрозрачного лица не было тоскливо-зверским. — Всего лишь светская беседа...
— О чём? — мрачно подставился Гарри.
— О пустяках, Гарри, исключительно о пустяках.
— И что же в вашем понимании пустяки?
— Когда я был жив и молод, Гарри, подходящими темами для светских бесед считались различные философские проблемы, — начал призрак издалека. — Например, проблема правды. Всегда ли оправданно её произносить, и не стоит ли иногда солгать к собственной выгоде... или хотя бы промолчать.
Или не издалека, а очень даже «изблизка».
— И какого же мнения в этих беседах придерживались Вы? — Гарри изобразил на лице неподдельную заинтересованность.
— На самом деле, Гарри, Вы без труда сумеете догадаться о моём мнении. Светская беседа обладает одним особым свойством, за которое и отделяется от всех прочих бесед — совершенной бессмысленностью. Я тоже когда-то учился в Слизерине... и это, вкупе с репутацией моей семьи, предопределяло каждое моё слово до того, как я успевал подумать об ответе.
— В таком случае, зачем так бесполезно тратить время? — Гарри рассеянно крутил в руках кубок с соком и с удивлением ощущал, что настроение, кажется, исправляется.
— У многих людей это — неотъемлемая часть жизни, — пожал плечами призрак. — Мне никогда не приходило в голову, что я трачу время зря — я слишком привык к такому распорядку.
— Но теперь в Вашем распоряжении — вечность... — задумчиво протянул Гарри. — И Вы можете себе позволить тратить время и на светские беседы, и на что угодно — этого времени у Вас больше, чем я могу представить... так?
— Так, Гарри, — удовлетворённо кивнул призрак. Создавалось впечатление, что Гарри — юный нерадивый ученик, а Кровавый барон — мудрый терпеливый старый наставник, готовый вдалбливать прописные истины в голову своего питомца любыми путями и искренне радующийся, когда что-то оседает в вечно занятых посторонними глупостями извилинах.
Впрочем, кто сказал, что это было не так?
— В таком случае, позволю себе пойти в своих рассуждениях дальше, — Гарри неторопливо склонил голову к плечу; это никому незаметное воспоминание о Седрике придало ему спокойствия. — Ваше мнение, если оно определялось исключительно факультетом и происхождением, я действительно могу воссоздать. Может быть, не в той формулировке, но без потери основного смысла. И единственное, что мне непонятно, так это какой реакции Вы ждёте от меня. Я должен согласиться или начать бурно протестовать?
— Вы ничего никому не должны, Гарри, — окончательно забывший об обеде Гарри готов был поклясться, что тон призрака был чистой воды отеческим. Это раздражало, но не сильно. — И Вы не должны лгать... самому себе.
— Так Вы считаете, я не должен лгать? — эхом повторил Гарри.
— Себе — никогда, — утвердительно наклонил голову Барон. — Другим... разве Вас волнуют другие?
Гарри посмотрел на близнецов, толкающихся локтями за столом Гриффиндора и смеющихся. Отчего-то бросил взгляд на Забини.
— К сожалению, пока волнуют. Возможно, когда я буду мёртв, как Вы...
— Вы никогда не будете мертвы так, как я, — возразил призрак. — И даже не будете мертвы так, как мёртв Седрик Диггори.
Гарри уронил кубок; оранжевая густая жидкость выплеснулась на белоснежную скатерть единой волной и принялась интенсивно отвоёвывать всё новое и новое пространство, включая рукава мантии Гарри.
— Ч-что? Откуда... Вы...
— Не волнуйтесь Вы так, Гарри, — сострадательно посоветовал Барон. — Никто не узнает о Вашем и Седрика секрете. Мёртвые умеют хранить тайны друг друга.
— Надеюсь на это, Барон, — серьёзно сказал Гарри, обретя некое подобие спокойствия.
— Надежда — глупое чувство, — наставительно заметил Кровавый барон.
— Безусловно, — не стал спорить Гарри. — Абсолютно не слизеринское чувство, глупое и нелогичное...
— Вот только и Вы не слизеринец, поэтому Вам простительно, — договорил Кровавый барон; Гарри, собиравшийся закончить фразу совсем не так, в удивлении приоткрыл рот.
— Не слизеринец? А кто же я тогда?
— Вы — это Вы, Гарри, — улыбнулся Кровавый барон. — Всегда и во всех обстоятельствах. Вгонять Вас в рамки какого-то факультета — если условно рассматривать принадлежность к какому-либо факультету Хогвартса как определённый тип мышления — занятие бесполезное и неблагодарное.
Гарри слегка замутило от стиля, которым воспользовался Кровавый барон. Для его сонной ничего не понимающей головы это было слишком. «Светские беседы — определённо не моё...»
— Ох... я лучше пойду, — определился Гарри, вставая из-за стола. — Прошу меня извинить, но мне не хочется опаздывать на занятия.
Какой-то жук полз по волосам Гарри — полз внаглую, перебравшись на лоб и едва не сунувшись в левый глаз. Гарри в раздражении смахнул его; жук, перевернувшись в воздухе несколько раз, с трудом выправился и сердито-пресердито зажужжал крыльями.
— А вот нечего наглеть, — фыркнул Гарри.
Жук, не восприняв совета, стремительно унёсся прочь.
Сегодня порезы не затягивались сами; периодически из царапин лилась кровь. Гарри морщился; он вообще не любил ощущение крови на коже, а с некоторых пор просто ненавидел. Алые капли останавливались через пару сантиметров, расчертив тыльную сторону ладони Гарри неровными полосками; это было похоже на решётку с толстыми прутьями, за которой выделялись тонкие очертания слов: «Я не должен лгать».
Скрип пера по пергаменту почти убаюкивал — если бы не запах и ощущение крови, Гарри мог бы прикорнуть прямо здесь. Боль не доставляла ему никаких неудобств — он свыкся с ней, третий вечер встречая её — одинаковую, слабую, назойливую, как зудение комара, которое тоже не мешает заснуть, если ты очень устал. Он даже удивился, когда Амбридж оказалась прямо перед ним.
— Чудесно, — почти сладострастно промурлыкала она, осматривая его кровоточащую воспалённую руку. — Это будет служить тебе хорошим напоминанием, верно? На сегодня всё.
Гарри в задумчивости поднёс руку к губам и слизнул несколько алых капель. Это было так солоно, с долгим, вяжущим послевкусием — кровь и пот... Глаза Амбридж расширились; то ли она просто не ожидала от него такого, то ли ей... понравилось.
— Доброй ночи, профессор, — Гарри левой рукой закинул сумку на плечо и направился к выходу, искренне надеясь, что у жабы будет очень недобрая ночь.
Пасмурным, хмурым утром пятницы Гарри был почти что бодр и свеж — вернувшись вчера от Амбридж, он решительно отказался от мысли делать хоть что-нибудь, благо конкретно на сегодняшний день ничего не было задано, и сразу рухнул в постель.
Уроков сегодня было меньше, чем обычно, и Гарри даже успел сделать немного домашнего задания перед тем, как идти к Амбридж — в последний, как он надеялся, раз.
— Вы знаете, что делать, мистер Поттер, — сладко улыбнулась Амбридж.
Гарри сел; уголок его рта дёрнулся в невольной усмешке. Она всё ещё думает, что это наказание что-то в нём изменит?
Я не должен лгать. Порезы открылись и немедленно начали саднить — гораздо, впрочем, слабее, чем, к примеру, последствия тренировок Дадли, явно искренне считавшего своего двоюродного брата эксклюзивной живой боксёрской грушей.
Я не должен лгать. Порезы углубились.
Я не должен лгать. Кровь потекла по запястью, странно гармонируя со смуглой кожей.
Я не должен лгать. Я не должен лгать. Кровь текла на пергамент, забиралась под широкий рукав мантии; ладонь сводило лёгкой судорогой, но Гарри не собирался позволять себе неуместных пауз. Он слышал, как тихо Амбридж листает какие-то бумаги, сидя за своим столом, и знал, что она так же тщательно прислушивается к нему, рассчитывая на неровный вздох, на стон боли, на слишком длинную паузу от скрипа до скрипа, на то, что собьётся размеренный ритм выписываемых слов: Я-не-дол-жен-лгать — я-не-дол-жен-лгать — я-не-дол-жен-лгать...
Пусть рассчитывается. Всё равно не услышит.
Я не должен лгать. Я не должен лгать. Пергамент был весь в крови, буквы расплывались, слегка пузырились, как будто вступили с чем-то в химическую реакцию; боль стала сильнее, трансформировалась из просто надоедливой в ноющую. На улице стемнело.
Я не должен лгать.
Я не должен лгать. Гарри давил зевки.
— Что ж, давайте посмотрим, дошёл ли до Вас смысл написанного, — ласково проговорила Амбридж.
Она с силой провела по незакрывающимся порезам; боль хлынула по руке Гарри волной, доставая до локтя. И одновременно с этим шрам на лбу вспыхнул короткой, острой болью — как будто кто-то провёл и по нему, но не короткими жирными пальцами, а лезвием бритвы.
Гарри ничем не выдал себя; только зрачки его расширились, но Амбридж, неотрывно смотревшей Гарри в глаза, хватило и этого.
— Больно, мистер Поттер?
— Ничуть, профессор, — Гарри слегка презрительно искривил губы.
Амбридж медленно подняла его изрезанную руку и поднесла к губам. Широкий розовый язык неторопливо слизнул пару ручейков крови, бежавших по запястью.
— Вкусно, профессор? — равнодушно поинтересовался Гарри.
— Не очень, мистер Поттер, — к величайшему облегчению Гарри, которого почти тошнило от омерзения, жаба выпустила его руку. — Вы свободны. Будем надеяться, до Вас дошёл тот урок, что я пыталась Вам преподать.
Гарри отдал ей салют средним пальцем и вышел. Кто победил, было неясно, но он не сомневался, что следующий раунд состоится достаточно скоро.





Дата публикования: 2015-02-22; Прочитано: 120 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.007 с)...