VII. Тюремные списки

На другой день после того, как на дороге между Бельгардом и Бокеромпроисходила описанная нами беседа, человек лет тридцати, в васильковогоцвета фраке, нанковых панталонах и белом жилете, по осанке и выговоручистокровный англичанин, явился к марсельскому мэру. - Милостивый государь, - сказал он, - я старший агент римского бан-кирского дома Томсон и Френч; мы уже десять лет состоим в сношениях смарсельским торговым домом "Моррель и Сын". У нас с этой фирмой в оборо-тах до ста тысяч франков, и вот, услышав, что ей грозит банкротство, мыобеспокоены. А потому я нарочно приехал из Рима, чтобы попросить у вассведений об этом торговом доме. - Милостивый государь, - отвечал мэр, - мне действительно известно,что за последние годы господина Морреля словно преследует несчастье: онпотерял один за другим четыре или пять кораблей и понес убытки от нес-кольких банкротств. Но хотя он мне самому должен около десяти тысячфранков, я все же не считаю возможным давать вам какие-либо сведения обего финансовом положении. Если вы спросите меня как мэра, какого я мне-ния о господине Морреле, я вам отвечу, что это человек самой строгойчестности, выполнявший до сих пор все свои обязательства с величайшейточностью. Вот все, что я могу вам сказать о нем. Если вам этого недос-таточно, обратитесь к господину де Бовиль, инспектору тюрем, улица Но-айль, дом номер пятнадцать. Он поместил в эту фирму, если не ошибаюсь,двести тысяч франков, и если и вправду имеется повод для каких-нибудьопасений, то, поскольку эта сумма гораздо значительнее моей, вы, вероят-но, получите от него по этому вопросу более обстоятельные сведения. Англичанин, по-видимому, оценил деликатность мэра, поклонился, вышели походкой истого британца направился на указанную ему улицу. Господин де Бовиль сидел у себя в кабинете. Англичанин, увидев его,сделал удивленное движение, словно не в первый раз встречался с инспек-тором. Но господин де Бовиль был в таком отчаянии, что все его умствен-ные способности явно поглощала одна-единственная мысль, не позволявшаяни его памяти, ни его воображению блуждать в прошлом. Англичанин с обыч-ной для его нации флегматичностью задал ему почти слово в слово тот жевопрос, что и марсельскому мэру. - Ах, сударь! - воскликнул г-н де Бовиль. - К несчастью, ваши опасе-ния вполне основательны, и вы видите перед собой человека, доведенногодо отчаяния. У господина Морреля находилось в обороте двести тысяч фран-ков моих денег; эти двести тысяч составляли приданое моей дочери, кото-рую я намерен был выдать замуж через две недели. Эти двести тысяч онобязан был уплатить мне в два срока: пятнадцатого числа этого месяца ипятнадцатого числа следующего. Я уведомил господина Морреля, что желаюнепременно получить эти деньги в назначенный срок, и, представьте, недалее как полчаса тому назад он приходил ко мне, чтобы сказать мне, чтоесли его корабль "Фараон" не придет к пятнадцатому числу, то он будетлишен возможности уплатить мне деньги. - Это весьма похоже на отсрочку платежа, - сказал англичанин. - Скажите лучше, что это похоже на банкротство! - воскликнул г-н Бо-виль, хватаясь за голову. Англичанин подумал, потом сказал: - Так что, эти долговые обязательства внушают вам некоторые опасения? - Я попросту считаю их безнадежными. - Я покупаю их у вас. - Вы? - Да, я. - Но, вероятно, с огромной скидкой? - Нет, за двести тысяч франков; наш торговый дом, - прибавил англича-нин смеясь, - не занимается подобными сделками. - И вы заплатите мне... - Наличными деньгами. И англичанин вынул из кармана пачку ассигнаций, представляющих, долж-но быть, сумму вдвое больше той, которую г-н де Бовиль боялся потерять. Радость озарила лицо г-на де Бовиль; однако он взял себя в руки исказал: - Милостивый государь, я должен вас предупредить, что, по всей веро-ятности, вы не получите и шести процентов с этой суммы. - Это меня не касается, - отвечал англичанин, - это дело банкирскогодома Томсон и Френч, от имени которого я действую. Может быть, в его ин-тересах ускорить разорение конкурирующей фирмы. Как бы то ни было, я го-тов отсчитать вам сейчас же эту сумму под вашу передаточную надпись; нотолько я желал бы получить с вас куртаж. - Да разумеется! Это более чем справедливое желание! - воскликнул г-нде Бовиль. - Куртаж составляет обыкновенно полтора процента; хотите два?три? пять? хотите больше? Говорите! - Милостивый государь, - возразил, смеясь, англичанин, - я - как мояфирма; я не занимаюсь такого рода делами; я желал бы получить куртажсовсем другого рода. - Говорите, я вас слушаю. - Вы инспектор тюрем? - Уже пятнадцатый год. - У вас ведутся тюремные списки? - Разумеется. - В этих списках, вероятно, есть отметки, касающиеся заключенных? - О каждом заключенном имеется особое дело. - Так вот, милостивый государь, в Риме у меня был воспитатель, некийаббат, который вдруг исчез. Впоследствии я узнал, что он содержался взамке Иф, и я желал бы получить некоторые сведения об его смерти. - Как его звали? - Аббат Фариа. - О, я отлично помню его, - воскликнул г-н де Бовиль, - он был сумас-шедший. - Да, так я слышал. - Он несомненно был сумасшедший. - Возможно; а в чем выражалось его сумасшествие? - Он утверждал, что знает про какой-то клад, про несметные сокровища,и предлагал правительству огромные суммы за свою свободу. - Бедняга! И он умер? - Да, с полгода тому назад, в феврале. - У вас превосходная память. - Я помню это потому, что смерть аббата сопровождалась весьма стран-ными обстоятельствами. - Могу ли я узнать, что это за обстоятельства? - спросил англичанин свыражением любопытства, которое вдумчивый наблюдатель с удивлением заме-тил бы на его бесстрастном лице. - Пожалуйста; камера аббата находилась футах в пяти - десяти от дру-гой, в которой содержался бывший бонапартистский агент, один из тех, ктонаиболее способствовал возвращению узурпатора в тысяча восемьсот пятнад-цатом году, человек чрезвычайно решительный и чрезвычайно опасный. - В самом деле? - сказал англичанин. - Да, - отвечал г-н де Бовиль, - я имел случай лично видеть этого че-ловека в тысяча восемьсот шестнадцатом или в тысяча восемьсот семнадца-том году; к нему в камеру спускались не иначе, как со взводом солдат;этот человек произвел на меня сильное впечатление; я никогда не забудуего лица. На губах англичанина мелькнула улыбка. - И вы говорите, - сказал он, - что эти две камеры... - Были отделены одна от другой пространством в пятьдесят футов. Но,по-видимому, этот Эдмон Дантес... - Этого опасного человека звали... - Эдмон Дантес. Да, сударь, по-видимому, этот Эдмон Дантес раздобылинструменты или сам сделал их, потому что был обнаружен проход, пос-редством которого заключенные общались друг с другом. - Этот проход был вырыт, вероятно, для того чтобы бежать? - Разумеется; но на их беду с аббатом Фариа случился каталептическийприпадок, и он умер. - Понимаю; и это сделало побег невозможным. - Для мертвого - да, - отвечал г-н де Бовиль, - но не для живого.Напротив, Дантес увидел в этом средство ускорить свой побег. Он, должнобыть, думал, что заключенных, умирающих в замке Иф, хоронят на обыкно-венном кладбище; он перенес покойника в свою камеру, влез вместо него вмешок, в который того зашили, и стал ждать минуты погребения. - Это было смелое предприятие, доказывающее известную храбрость, -заметил англичанин. - Я уже сказал вам, что это был очень опасный человек; к счастью, онсам избавил правительство от беспокойства на его счет. - Каким образом? - Неужели вы не понимаете? - Нет. - В замке Иф нет кладбища; умерших просто бросают в море, привязав ких ногам тридцатишестифунтовое ядро. - Ну и что же?.. - с туповатым видом сказал англичанин. - Вот и ему привязали к ногам тридцатишестифунтовое ядро и бросили вморе. - Да что вы! - воскликнул англичанин. - Да, сударь, - продолжал инспектор. - Можете себе представить, како-во было удивление беглеца, когда он почувствовал, что его бросают соскалы. Желал бы я видеть его лицо в ту минуту. - Это было бы трудно. - Все равно, - сказал г-н де Бовиль, которого уверенность, что онвернет свои двести тысяч франков, привела в отличное расположение духа,- все равно, я представляю его себе! И он громко захохотал. - И я также, - сказал англичанин. И он тоже начал смеяться, одними кончиками губ, как смеются англича-не. - Итак, - продолжал англичанин, первый вернувший себе хладнокровие, -итак, беглец пошел ко дну. - Как ключ. - И комендант замка Иф разом избавился и от сумасшедшего и от бешено-го? - Вот именно. - Но об этом происшествии, по всей вероятности, составлен акт? -спросил англичанин. - Да, да, свидетельство о смерти. Вы понимаете, родственники Дантеса,если у него таковые имеются, могут быть заинтересованы в том, чтобыудостовериться, жив он или умер. - Так что теперь они могут быть спокойны, если ждут после него нас-ледства. Он погиб безвозвратно? - Еще бы! И им выдадут свидетельство, как только они пожелают. - Мир праху его, - сказал англичанин, - но вернемся к спискам. - Вы правы. Мой рассказ вас отвлек. Прошу прощения. - За что же? За рассказ? Помилуйте, он показался мне весьма любопыт-ным. - Он и в самом деле любопытен. Итак, вы желаете видеть все, что каса-ется вашего бедного аббата; он-то был сама кротость. - Вы очень меня обяжете. - Пройдемте в мою контору, и я вам все покажу. И они отправились в контору де Бовиля. Инспектор сказал правду: все было в образцовом порядке; каждая ведо-мость имела свой номер; каждое дело лежало на своем месте. Инспекторусадил англичанина в свое кресло и подал ему папку, относящуюся к замкуИф, предоставив ему свободно рыться в ней, а сам уселся в угол и занялсячтением газеты. Англичанин без труда отыскал бумаги, касающиеся аббата Фариа; но,по-видимому, случай, рассказанный ему де Бовилем, живо заинтересовалего; ибо, пробежав глазами эти бумаги, он продолжал перелистывать дело,пока не дошел до документов об Эдмоне Дантесе. Тут он нашел все па своемместе: донос, протокол допроса, прошение Морреля с пометкой де Вильфора.Он украдкой сложил донос, спрятал его в карман, прочитал протокол допро-са и увидел, что имя Нуартье там не упоминалось; пробежал прошение от 10апреля 1815 года, в котором Моррель, по совету помощника королевскогопрокурора, с наилучшими намерениями, - ибо в то время на престоле былНаполеон, - преувеличивал услуги, оказанные Дантесом делу Империи, чтоподтверждалось подписью Вильфора. Тогда он понял все. Это прошение наимя Наполеона, сохраненное Вильфором, при второй реставрации стало гроз-ным оружием в руках королевского прокурора. Поэтому он не удивился, уви-дев в ведомости нижеследующее примечание: Эдмон Дантес. Отъявленный бо-напартист, принимал деятельное участие в возвращении узурпатора с остро-ва Эльба. Соблюдать строжайшую тайну; держать под неослабным надзором. Под этими строками было приписано другой рукой: "Ничего нельзя сделать". Сравнив почерк примечания с почерком пометки на прошении Морреля, онубедился, что примечание писано той же самой рукой, что и пометка, тоесть рукой Вильфора. Что же касается приписки, сопровождавшей примечание, то англичанинпонял, что она сделана тюремным инспектором, который принял мимолетноеучастие в судьбе Дантеса, но ввиду указанного примечания был лишен воз-можности чем-либо проявить это участие. Господин де Бовиль, как мы уже сказали, из учтивости и чтобы не ме-шать воспитаннику аббата Фариа в его розысках, сидел в углу и читал "Бе-лое знамя". Поэтому он и не видел, как англичанин сложил и спрятал в карман до-нос, написанный Дангларом в беседке "Резерва" и снабженный штемпелеммарсельской почты, удостоверяющим, что он вынут из ящика 27 февраля в 6часов вечера. Впрочем, если бы он и заметил, то не показал бы виду, ибо придавалслишком мало значения этой бумажке и слишком много значения своим двумс-там тысячам франков, чтобы помешать англичанину, хотя его поступок и на-рушал все правила. - Благодарю вас, - сказал англичанин, с шумом захлопывая папку. - Янашел все, что мне нужно. Теперь моя очередь исполнить свое обещание;сделайте просто передаточную надпись, удостоверьте в ней, что получилисумму сполна, и я тотчас же ее вам отсчитаю. И он уступил свое место за письменным столом де Бовилю, который сел,не чинясь, и поспешно сделал требуемую надпись, между тем как англичанинна краю стола отсчитывал кредитные билеты.