Эволюция парламента в Англии в XVI – начале XVII вв. Парламентские привилегии

Разложение феодальных структур в странах Западной Европы в течение эпохи Возрождения означало в сущности разрушение традиционных форм самоорганизации общества. Заменить их можно было в тех условиях только механизмами государственной власти. Развитие же этих механизмов предполагало в первую очередь усиление их ядра, которым повсеместно была королевская власть.

Во Франции усиление королевской власти могло идти лишь по пути расширения и совершенствования подчиненного монарху бюрократического исполнительного аппарата. Французский сословно-представительный орган — Генеральные штаты — был оторван при своем рождении от корней: властных органов, существовавших на местах — провинциальных штатов. С другой стороны, он не сросся и с королевской властью до такой степени, чтобы она не могла существовать без него. Верховная государственная власть во Франции воплощалась в Средние века исключительно в персоне короля и институте короны.

Иная ситуация сложилась в Англии. Здесь еще в эпоху высокого Средневековья сформировалась конструкция верховной государственной власти, при которой монарх был неразрывно связан с парламентом. Более того, король мыслился неотъемлемой частью парламента — одной из корпораций (estates), существовавшей наряду с корпорациями (estates) общин (commons), лордов духовных и лордов светских.

С другой стороны, английский парламент в соответствии с таким пониманием верховной государственной власти считался политическим органом, включавшим в себя не только лордов духовных и светских с представителями графств (общин), но и короля. Данное воззрение проводилось, в частности, в трактате английского теолога Ричарда Хукера (Richard Hooker, 1553–1600) «О законах церковной политики». В восьмой книге этого произведения, опубликованной уже после смерти автора, говорилось, что парламент Англии «состоит из короля и всех тех, кто ему подчинен: так как все они представлены там, или собственной персоной, или посредством того, что добровольно передали туда свои личные права»[227].

В связи с этим усиление королевской власти в Англии неизбежно предполагало и должно было вылиться в возрастание значения парламента как государственного органа. Так и произошло на самом деле. Генрих VIII и особенно королева Елизавета I сознательно действовали в направлении упрочения парламентской организации, сознательно стремились придать парламентской деятельности больше эффективности. Одним из результатов этого стремления стала, в частности, институционализация парламентских привилегий. Еще в 1515 году спикер, следуя практике предшествовавшей эпохи, просил у короля свободы слова и доступа к его персоне с прошениями только для себя[228]. В 1542 году спикер Мойль обращался с просьбой предоставить свободу слова всем членам парламента. В 1554 году спикер просил короля дать парламентариям свободу от ареста, свободу слова и свободу доступа к персоне ее величества. При открытии сессии первого парламента правления Елизаветы I спикер взывал к ней с просьбой разрешить парламентариям пользоваться их «древними свободами». А в 1562 году спикер Палаты лордов Уильямс говорил о соблюдении «древней привилегии» парламента, которая заключается в том, чтобы парламентарии «могли оставаться на свободе, быть открытыми и свободными от ареста, приставаний, беспокойств или другого вреда их телам, землям, имуществам или слугам, обладая при этом всеми другими своими свободами в течение сессии настоящего парламента, посредством которых они смогли бы лучше выполнять свой долг». В заключение же спикер сказал: «Все привилегии, которых я желаю, могут быть записаны, как это было принято в другие времена»[229].

Во второй половине XVI века в рамках парламента начали создаваться специальные комитеты, предназначенные для обсуждения тех или иных конкретных вопросов, создавались в английском парламенте. Через посредство этих комитетов королева Елизавета и ее советники могли с большей эффективностью влиять на ход рассмотрения тех или иных государственных дел в парламенте. Отдельной группе парламентариев было легче навязать свою волю, чем всему их собранию. Решение же, принятое в комитете, чаще всего определяло собой решение всей палаты парламента.

Одним из самых активно действовавших парламентских комитетов являлся в 1584–1589 годах специальный комитет по вопросам парламентских привилегий. Он действовал и в парламентах, созывавшихся в начале XVII века. С началом правления короля шотландской династии Якова I вопрос о привилегиях парламента стал предметом острых дискуссий между парламентариями и королем.

Так, 20 июня 1604 года на обсуждение членов Палаты общин был вынесен документ под названием «Апология», который намечалось направить от имени парламента в адрес короля Якова I. Парламентарии стремились выразить этим документом протест против высказанных его величеством мнений о том, что они обладают привилегиями не по праву, а исключительно по милости короля, возобновляемой для каждого парламента с помощью петиции. В «Апологии» говорилось, в частности: «Мы, рыцари, горожане и жители бургов из Палаты общин, собравшиеся в парламенте и от имени всех общин королевства Англии с единым согласием для нас и нашего потомства, выражаем протест против этих утверждений, наимилостивейший суверен, ведущих прямо и очевидно к полной ликвидации самых фундаментальных привилегий нашей палаты, а с ними прав и свобод всех Общин вашего королевства Англии, которыми они и их предки несомненно пользовались с незапамятных времен при наиболее знатных прародителей вашего Величества»[230].

Приведенное обращение к королю Якову I не получило большинства голосов в Палате общин и не было направлено в его адрес, тем не менее содержание этого документа весьма интересно как новая ступень в осознании парламентариями сущности парламентских привилегий. Они стали рассматриваться парламентариями как обычаи предков, возникшие в незапамятные времена. Данный взгляд на парламентские привилегии вел к трактовке их в качестве «самых фундаментальных привилегий» Палаты общин, то есть имеющих незыблемое, конституционное значение.

Такое понимание парламентских привилегий проводилось, в частности, в петиции о праве (petition de droit) королю Якову I, рассмотренной в Палате общин 23 мая 1610 года. В ней говорилось о «древнем и фундаментальном праве свободы парламента (ancient and fundamental Right of the Liberty of the Parliament)» при обсуждении всех вопросов, касающихся подданных и их владений, имуществ и каких бы то ни было прав. «Мы считаем древним, общим и несомненным правом парламента, — заявляли депутаты, — дебатировать свободно все вопросы, которые касаются подданного и его права или состояния; если свобода дебатов будет однажды ликвидирована, сущность парламента в тот же момент растворится. И в то время, когда, как в данном случае, право подданных находится на одной стороне, а прерогативы вашего Величества — на другой, то невозможно в дебатах отделить одно от другого; мы утверждаем, что такого рода прерогативы вашего Величества, прямо затрагивающие права и интересы подданных, должны ежедневно подниматься и обсуждаться во всех Судах[231] Уэстминстера (in all Courts at Westminster); и всегда свободно дебатироваться при всех подходящих обстоятельствах. Как в этом, так и во всех прежних парламентах без ограничений: если это запретить, то для подданного будет невозможно, как узнать, так и защищать свое право и право собственности на свои земли и имущества»[232].

Вопрос о парламентских привилегиях увязывался парламентариями в приведенной петиции с вопросом о королевских прерогативах. И это не случайно: король и парламент были в условиях Англии неразрывно связаны между собой и являлись в сущности своей важнейшими рычагами единого механизма властвования.

53. Возникновение и развитие «common law» и «equity» в средневековой Англии.

.Возникновение и развитие «common law» и «права справедливости». Единое английское "общее право" стало образовываться, лишь начиная с XII в., когда королевские суды получили преобладание над судами графств, сотен и феодалов. Королевские суды не имели в своем распоряжении каких-нибудь писаных общих источников и решали дела, руководствуясь "правом страны", т. е. обычным правом. Считалось, что это право хорошо знакомо королевским судьям, которые уже с конца XII в. были профессионалами, и что оно находит свое отражение в решениях судов. Однако королевские судьи черпали правила для своих решений не только в собственном знании правовых обычаев. В своей деятельности они руководствовались и предыдущими решениями судов, и указаниями, содержавшимися в королевских "указах", выдававшихся за плату лицам, обращавшимся за судебной защитой. "Указ" был обращен к шерифу как к местному представителю королевской власти и содержал распоряжение принудить правонарушителя удовлетворить претензию или, в случае его неповиновения, принудить его явиться в королевский суд и обосновать свои действия. Впоследствии "указы" были непосредственно направлены на обеспечение явки в суд. Хотя каждый "указ" выдавался по отдельному конкретному делу, но он составлялся по определенному образцу, в выражениях, однообразно формулировавших правоотношения того или иного типа. Во второй половине XII в. и в первой половине XIII в. канцлер создал ряд "указов", бравших под защиту разнообразные правоотношения. "Общее право" — это практика королевских судов, закрепленная в судебных протоколах. С самого начала деятельности королевских судов в них велись записи каждого дела -- сперва в очень краткой форме, а затем с подробным занесением заявлений сторон и мотивировки решений. Протоколы каждого суда назывались "свитки тяжб" и ссылка на содержавшиеся в них дела подтверждала наличие того или иного правила или принципа в английском праве. Однако ознакомление с ними представляло огромные трудности, так как дела заносились в них подряд без какой-либо систематизации и к ним не было указателей. Поэтому сведения о судебных делах, начиная с середины XIII в., черпались из "Ежегодников", представлявших отчеты о наиболее интересных судебных заседаниях. Эти "Ежегодники", составлявшиеся до середины XVI в., являлись основным источником для ознакомления с английской судебной практикой. Малодоступность и запутанность судебной практики обусловили особое значение и особую роль наУЧНЫХ трактатов по английскому общему праву, из которых иные пользовались авторитетом, присущим источникам права. В самом конце XII в. юстициарий Генриха II Глэнвилль изложил, как предполагают, современное ему право в виде комментария к различным типам королевских "приказов", а в середине XIII в. судья суда Королевской скамьи Брактон написал трактат "О законах и обычаях Англии", на основе материалов судебной практики, почерпнутых им из "свитков тяжб", и др. Статуты. Наряду с "общим правом", имевшим своим основ-

источником судебную практику, все большее значение начинают приобретать законы. Законодательная деятельность первых нор-королей выражалась в издании распоряжений, актов, носивших название "хартий", "статутов", "ассиз", "провизии", «конституций". Организаторская деятельность Генриха II и его преемников ознаменовалась рядом законов. Кларендонские ассизы (1166 г.) реорганизовали уголовный процесс и положили начало большому жюри присяжных

заседателей. Великая хартия вольностей (1215 г.) не только ограничила права королевской власти в отношении баронов, но внесла ряд изменений в право феодальных повинностей и в организацию судов. При Эдуарде I законодательство было особенно интенсивным. Из многочисленных статутов его царствования особое значение имеет Второй Вестминстерский статут (1285 г.), изменивший ряд институтов феодального земельного права. В XIV в. участие парламента сделалось обычным в издании статутов, а в XV в. палата общин стала подавать королю петиции, содержавшие готовый текст статута, который она просила издать, и тем самым заложила начало парламентского законодательства. Статуты имели обязательную силу для королевских судов, дополняли и изменяли "общее право" по очень многим вопросам.

Система "справедливости". Английское "общее право" отличалось крайним формализмом — судебной защите подлежали только притязания, укладывавшиеся в иски, основанные на текстах королевских "указов". В XIV в. развитие "общего права" стало останавливаться, так как судьи "общего права" не считали возможным выходить за пределы существующих исков. Феодалы (см., например, Оксфордские провизии 1258 г.), а затем парламент, господство в котором принадлежало тем же феодалам, ограничили право издания новых указов, так как издание нового указа по существу представляло собою создание новой нормы права. Второй Вестминстерский статут (1285 г.) допустил возможность издания новых указов в тех случаях, когда для защиты притязания хотя и не было иска, но оно по своему содержанию было сходно с тем, для защиты которого иск имелся. Однако и это полномочие применялось на практике лишь в очень ограниченных размерах. Судопроизводство было обставлено очень сложными техническими требованиями, несоблюдение которых вело к проигрышу даже правого дела. Этот формализм обусловил консервативный характер "общего права". Застыв в определенных жестких формах созданных судебными "указами" и зафиксированных в судебных решениях, рассматривавшихся как источник права, "общее право" охраняло феодальные отношения в том виде, в каком они сложились в XII — XIII вв. Статуты изменяли его только по отдельным вопросам, но не могли приспособлять его к потребностям меняющейся обстановки и к новым общественным отношениям, постепенно складывающимся внутри феодального общества. Поэтому, начиная с XIV в., возникает иная система права — система "справедливости", существовавшая параллельно с системой "общего права". Суд "справедливости" возник в результате додававшихся королю прошений и жалоб по вопросам, не получившим защиты в общих судах по каким-либо формальным при-чинам. Король оказывал помощь просителю в порядке "милости". Все увеличивавшееся количество подобных прошений повело к тому, что короли вместо рассмотрения их в совете стали передавать их для разбора своему канцлеру. Канцлер разбирал дела не по "праву страны", а по "справедливости", или по "совести", т. е. не был связан практикой общих судов. Канцлер черпал руководящие начала для своих решений из естественного и отчасти из римского права. Канцлер вызывал ответчика в свой суд "sub poena" (под страхом штрафа) и применял тюремное заключение к лицам, уклонявшимся от выполнения его решений, т. е. располагал достаточными средствами принуждения. Суд канцлера на практике являлся орудием королевской политики. Он придал правовое оформление ряду новых отношений, появление которых было обусловлено ростом торговли, и явился защитником городского населения и нарождающейся буржуазии против крупнейших землевладельцев — феодалов.

54. Статут, ординанс и прокламация в праве средневековой Англии. Вестминстерские статуты Эдуарда I.