Глава 41. Закир смаковал крепчайший кофе‑эспрессо, Шота нервно вертел в тонких пальцах рюмку с коньяком.

Они сидели в уличном баре «Гренландия» в переулке недалеко от станции метро «Тверская». Это было недавно открывшееся заведение, и то ли по этой причине, то ли по неопытности менеджера цены на напитки тут были просто ломовые. Но это не смущало редких посетителей бара – в основном мужчин в дорогих костюмах, с перстнями на пальцах, сотовыми телефонами в левой руке и неизменными синими пачками «Парламента» около кофейных чашек и пузатых бокалов, возле которых лежали крохотные зажигалки «Зиппо».

Закир смаковал крепчайший кофе‑эспрессо, Шота нервно вертел в тонких пальцах рюмку с коньяком.

– Надо бы тебе пагаварит с этим Алеком, – мрачно заметил Шота, отпивая глоточек. В баре не оказалось грузинских коньяков, ему предложили «Хенесси», и он пил этот знаменитый коньяк с омерзением: жидкость пахла женскими духами. – Пускай объяснит, что он дальше сабираэтся дэлат. Бабки ему атдали немалые, я уж не гавару про Варьяга… А я пока не вижу, что он что‑то дэлаэт.

– Варяг, кстати, предупреждал, что все так и обернется, – разве можно верить гэбэшникам? – заметил Закир.

– Когда это он прэдупреждал? Мэниа он не прэдупреждал, – недовольно возразил Шота.

– Зато меня предупреждал, – отрезал Закир. – И Варяг был прав. Вору с гэбэшником гешефты делать не с руки. Да только где теперь Варяг?

– Луди гаварят, ему удалось бэжать, – раздумчиво бросил Шота, допив последние капли хмельной жидкости. – Но никто не знаэт, где он. Его же эти… – тут Шота многозначительно похлопал себя рукой по левому плечу, намекая на вмешательство людей в погонах, дэржали под замком. И как на грех ближайшие люди Варьяга исчезли. Я в Питере навел справки – в ноябре Сержант спэшно выехал в Москву, потом вернулся, а потом вдруг в марте сорвался опьять в Москву… И сгинул. Был у Варьяга еще какой‑то друган в Питере. У него еще такое дурацкое погоняло было, звэриное. Не то Гиппопотам, не то Леопард… Тоже ищи вэтра в поле…

– А Филат? – слукавил Закир. Он буквально позавчера имел с Владиславом долгую беседу по телефону, но ни намеком не хотел проговориться коварному Шоте о своих контактах с «пропавшим».

– Филат? – хмыкнул седовласый грузин. – Этот молчит, как Зоя Космодемьянская на допросе, хотя явно что‑то знает… У мэня из головы не идет тот случай с Тимой.

– Менты говорили, что Тимакова расстреляли конкуренты по коммерческим делам, – продолжал валять дурака Закир. – Там вроде были какие‑то чувихи, которые давали показания. Да только они с перепугу ничего не запомнили…

– Да, – кивнул Шота, – ани сказали, что на квартиру бил налет, что ворвалась куча киллэров – в двери, в окна… Пальбу подняли. Я только аднаво панят нэ могу: какие там окна – квартиру Тима снимал на двенадцатом этаже. Я там бивал нэ раз. Так что девки либо сафсем сбрендили, либо горбатого лепят…

Шота проводил взглядом высокую блондинку в коротком платье на тонких бретельках. Она шла покачивая крепкими широкими бедрами и бросая по сторонам полупрезрительные взгляды, всем своим видом показывая, что не прочь завязать корыстное знакомство с кем‑нибудь из состоятельных посетителей этого кафе. Но Шота с первого взгляда распознал в шикарной фигуристой телке дорогую шлюху и равнодушно перевел взгляд на свою пустую рюмку.

– Ты думаешь, мне самому стоит проявить инициативу? – неохотно спросил Закир. Имея богатый опыт общения с Сапрыкиным, он понимал, что разговор ни к чему не приведет. Сапрыкин будет как всегда очень вежливо, если не сказать слащаво, кормить его недомолвками, за которыми не скрывалось ровным счетом ничего.

– А ты ему сэйчас и пазвони, договарис! – настойчиво предложил Шота.

И Закир вдруг поймал себя на догадке, что старый грузин ему не доверяет.

Иначе он не стал бы просить его позвонить Сапрыкину в его присутствии.

Грузинский авторитет опасался, что Закир водит его за нос. С чего бы это?

Закир Большой спокойно достал сотовый телефон и набрал номер дачи Сапрыкина. После пятого гудка он взглянул на часы. Сегодня была суббота. Шесть часов вечера. Сапрыкин обычно в это время сидел на даче и играл в бильярд.

– Никого, – с нескрываемым разочарованием заметил Буттаев, пряча телефон в карман. – Куда же мог деться Сапрыкин?

– Ну ладно, – Шота встал. Тотчас из‑за соседнего столика поднялись два рослых парня с яркой кавказской внешностью. Шота чуть заметно кивнул обоим и направился к Тверской, махнув Закиру на прощанье. – Когда будут новости – звони.

Закир Большой кивнул. И снова взглянул на часы. Десять минут седьмого.

Регистрация уже закончилась, и пассажиры рейса «Финнэйр» до Хельсинки уже пошли на посадку.

Самая главная новость, которую в Москве знали три или четыре человека – в том числе и он, Закир Буттаев, – и которую никогда не узнает Шота Черноморский, заключалась в том, что как раз в это время Владислав Геннадьевич Игнатов должен был вылететь в Финляндию…

* * *

Парк «Дружба» располагается прямо напротив буйного лесного массива Северного Речного вокзала, и москвичи, живущие в этом райском уголке большого промышленного города, и многочисленные гости, прибывающие в столицу по реке, считают этот парк естественным продолжением лесопарковой зоны. Но в действительности это не так. И аккуратные липовые аллеи и кустарники, как и живописные пруды парка «Дружба», появились тут сравнительно недавно – лет сорок назад, в результате вдохновенного труда активистов общества озеленения. Посреди парка, недалеко от симпатичного пруда, стоит стеклянное кафе «Парус», около которого всегда припаркованы два‑три автомобиля иностранного производства.

Спросите любого из старожилов этого микрорайона, заглядывал ли он хоть раз в это маленькое кафе, и ответ наверняка будет отрицательный. Потому что все давно знают, что это кафе закрыто для простых смертных: оно работает в режиме спецобслуживания.

Сегодня в его пустом темном зале, освещенном лишь двумя тусклыми лампами, сидели два посетителя. Они вели беседу вполголоса, так чтобы их слова не были слышны ни бармену, скучающему за стойкой, ни двум внушительного вида здоровякам‑охранникам в дверях. Впрочем, при всей строгой конспирации и надежной охране этого заведения, где‑нибудь в вентиляционной решетке в потолке или под столиком наверняка стоял крошечный черный микрофончик, чутко фиксировавший каждое сказанное слово, чтобы завтра на письменный стол в некоем неприметном кабинете в некоем неприметном здании в переулке старой Москвы лег листок стенограммы примерно такого содержания:

– Ну так что будем делать, Коля? Как же он мог уйти? Ты же уверял меня, что там у тебя надежная охрана, от солнцевских…

– Сам не пойму, Алик. Туда налетела целая бригада, не иначе. Двоих охранников убили. Третий получил серьезное ранение. Но странно другое. По всем признакам не они его оттуда, из подвала, вытащили. Он сам ушел. Причем до их приезда.

– Как он мог уйти из этого каменного мешка?

– Там была решетка, вмурованная в пол. Под решеткой проходили подземные коммуникации… Теплотрасса или канализация, точно не знаю. Словом, ему каким‑то образом удалось решетку из пола выдрать… Он старым гвоздем расковырял швы… Ты можешь себе представить! И ушел. А только потом уж на эту стройку совершили налет.

– Ну силен мужик, ничего не скажешь… Недаром меня Шота предупреждал, что с Варягом шутки плохи. Как думаешь, что он сейчас предпримет?

– Пока затаится. Воры… ну, те, с кем я контачу, говорят, что Варяг первое время будет отсиживаться, но времени даром терять не станет, а сразу же начнет поиски. Неделю‑другую будет готовиться, а потом неожиданно нанесет удар, причем сразу по всем направлениям. Это в его натуре.

– Что значит «по всем направлениям»? Что ты имеешь в виду, Коля?

– Именно это и имею в виду, Алик. Это и имею в виду. Сначала он накажет своих – предателей. Тех, кто его нам сдал на том сходняке. Но потом, а может быть одновременно, расставит сети и на нас. Это факт!

– Та‑ак… Приехали. У него много людей осталось?

– Это неизвестно, Алик. Воры, дорогой мой, они же как простые люди.

Помнишь басню про больного льва и осла? Когда лев в беде – его любой осел копытом пинает, но стоит льву вырваться на свободу, как все тотчас поджимают хвост, бегут к нему на поклон.

– Ты хочешь сказать, что и эти старые кавказские воры, и молодые «законные», которые…

– Я ничего не хочу сказать. Я говорю только то, что мне про него рассказывали. Предателей он уничтожит. Пособников накажет. Тех, кто молча стоял в стороне, скорее всего помилует. Но нас с тобой он уж точно не пощадит! Ты мне лучше скажи, что с деньгами, что с общаком…

– Деньги в надежном месте, Коля. В очень надежном месте. Те, что он откатывал в оффшоры, уже давно перекачаны куда нужно. И мы будем с ними работать. Нал, который ты взял у него на даче, лежит… сам знаешь где. Но его пока трогать нельзя. До поры до времени. Сейчас наша с тобой задача – найти Варяга. И опередить его. Упредить его удар.

– И как же его найти?

– Это твоя забота, Коля! С меня достаточно того, что я уже которую неделю кавказцев умасливаю. Свяжись со своими кадрами, дай им поручение… Ну, не мне тебя учить.

– Ты знаешь, что я тебе скажу, у меня такое странное ощущение, что за мной следят.

– Как это следят? Ты что, сдурел? Кто за тобой может следить? Ваш первый отдел?

– Да если бы! Нет, чужие следят. Причем ведут грамотно, аккуратно, от дома садятся на хвост и ведут через всю Москву… И здесь бывают.

– А сейчас?

– Сейчас – нет. Но не исключено, что недалеко отсюда, на какой‑нибудь скамеечке у пруда сидит хмырь и читает «Московский комсомолец», а сам одним глазком на это кафе поглядывает. Не исключено.

– Хреново.

– Погоди‑ка, давай вернемся к деньгам. Я, Алик, вот что тебе хочу сказать. Мне надо на некоторое время слинять. Туда, к себе, в Испанию… ну, ты понимаешь… Мне нужно три лимона. Налом. Ведь ты, насколько я понимаю, те оффшоры трогать пока не собираешься?

– Не собираюсь. А тебе зачем столько?

– Мне пора вносить последний взнос за эту виллу. Три лимона.

Окончательный расчет.

– Он что, подождать не может?

– Не может. Говорит, не сегодня завтра генпрокура‑тура предъявит ему ордер на арест имущества. Он хочет подстраховаться. Ему нужны бабки срочно. Я его понимаю. И ты меня пойми.

– Три лимона, Коля, это очень большая сумма.

– Но я же тебе семь дал! Семь! Тем более, ты понимаешь, сейчас мне просто необходимо слинять. Раз Варяг на свободе. Он же доберется до меня. И до тебя!

– Ты что, Коля, боишься? Вот уж на тебя не похоже!

– Боюсь, Алик. Варяга боюсь. Знаешь, когда он полтора года назад убил подполковника Беспалого… А Беспалый был начальником лагеря, где Варяг сидел… ну я тебе рассказывал… Так вот, когда Варяг убил Беспалого, я по‑настоящему испугался. Ведь я с этим Беспалым как‑то сидел за этим самым столиком и вел с ним беседу. Вот как мы с тобой сейчас. Беспалый мне баки забивал, говорил, мол, какой он орел да как он Варяга поймает и в бараний рог скрутит… Хрен‑то! Варяг его в Питере сам подкараулил и убил… Я тебе, Алик, точно говорю: коли Варяг вырвался на волю – он найдет нас с тобой. И нам тогда не поможет ни спецназ внутренних войск, ни ФСБ, ни господь бог.

– Ладно, Коля, я что‑нибудь придумаю. Мне пора.

– Быстрее придумывай, Алик. Время не терпит.

– Завтра придумаю.

* * *

Александр Иванович Сапрыкин дочитал стенограмму до конца и положил листок на стол.

– Понятно. Я вижу, фирма работает без сбоев. И кто же ему на хвост сел, Олег?

Он сидел в кабинете Олега Александровича Сайкина, руководителя частного информационно‑аналитического центра «Меркурий». Согласно своей лицензии «Меркурий» оказывал информационное содействие коммерческим организациям, но в действительности был строго засекреченной разведывательной службой, в которой работали отставные работники КГБ‑ФСК‑ФСБ. «Меркурий» держал под своим невидимым «колпаком» всех высокопоставленных государственных чиновников – от сотрудников администрации президента и правительства Российской Федерации до районных отделов УВД и областных прокуратур. Информация, стекавшаяся в московский офис «Меркурия», тщательно анализировалась и закладывалась в мощные базы данных, откуда ее можно было мгновенно извлечь по одному‑двум ключевым словам. Алик не знал, что Сайкин записал его беседу с Николаем Ивановичем в кафе «Парус», и теперь нимало удивился, прочитав стенограмму Однако, когда он дочитал текст до конца, у него в голове уже сложился план действий.

– На хвост ему сели явно не кремлевские, – степенно заметил Олег Александрович, – явно не эмвэдэшники и не эфэсбэшники. Скорее всего, криминальные. А кто такой Варяг?

– Так, один общий знакомый, – неопределенно взмахнув рукой, ответил Сапрыкин и быстро перевел разговор на другую тему. – Еще что‑нибудь на Колю у вас есть?

Олег Александрович хитро сощурился:

– Наверняка. Мы его взяли в разработку два года назад. За это время должно было накопиться немало. А что тебя интересует?

– Меня интересует, не готовит ли Коля себе отходные пути. Три миллиона – деньги немалые. Дашь ему – а он и сгинет…

– А ты не давай!

– Так тоже нельзя. Мы же связаны…

– Связаны‑повязаны. – Олег Александрович встал из‑за стола и с хрустом потянулся. – Ну не знаю. Я бы на твоем месте не стал с ним продолжать…

– Что ты имеешь в виду? – удивился Сапрыкин и тоже встал.

– Напуган твой Коля. Сильно напуган. Я это по его голосу почувствовал.

Вчера весь вечер сидел за машиной, протягивал запись через психополиграф…

Есть у нас такая машинка японская… Так вот, в том месте, где он про Варяга говорил… его прямо дрожь разобрала… Пульс подскочил до ста пятидесяти‑ста семидесяти, не меньше…

– Ты говоришь, напуган? – задумчиво переспросил Сапрыкин. – Ладно, я подумаю.

– Лучше всего самоубийство, – вдруг тихо произнес Сайкин. – На рабочем месте. Или на даче. Чтобы в полном одиночестве. И записка: мол, простите все, больше не могу…

Алик даже вздрогнул: Сайкин словно прочитал его мысли. Он с ужасом подумал, уж не держит ли в своем кабинете хитрый хозяин «Меркурия» какую‑нибудь очередную японскую диковинку, умеющую стенографировать мозговую деятельность…

– Самоубийство? – пробормотал он. стараясь не выдать своего волнения. – Может, убийство на семейной почве?

– Вам виднее, вам виднее, – усмехнулся Олег Александрович.

Когда Сапрыкин, попрощавшись, вышел из кабинета, Сайкин снял телефонную трубку и отдал короткое распоряжение:

– На Жуковке‑5 срочно возобновите мониторинг!