Как испечь пирог в подарок и насладиться им сполна

Детектив Магуайр сидел напротив меня в допросной полицейского участка на Пирс‑стрит. Глаза у него были красные, под глазами набрякли мешки. Вид такой, будто он провел ночь на бурной вечеринке. Я понимала, что это не так. Он очень неохотно согласился со мной встретиться, заранее предупредив, что сначала сам выслушает, что у меня на сей раз стряслось, а уж тогда решит, привлекать ли к делу своих коллег. Я так поняла, что он выступит в роли своего рода фильтра и, если моя жалоба того не заслуживает, не станет попусту тратить время полицейских. На лбу у меня выступила испарина. В комнате стояла удушающая жара, ни окон, ни вентилятора там не было. Если б я была подозреваемой, то немедленно призналась в чем угодно, лишь бы побыстрей оттуда выйти. Хорошо хоть, мне удалось настоять, чтобы он оставил дверь открытой и я могла краем глаза присматривать за Адамом.

– Это у вас хобби такое – возиться с самоубийцами? – спросил Магуайр, когда я пришла в участок вместе с Адамом.

– Я помогаю ему трудоустроиться, – отрезала я. Нельзя сказать, что это была уж совсем неправда.

Посмотрев за дверь, я удостоверилась, что Адам все еще там. Видно было, что он устал и ему скучно, но, главное, он был на месте.

– Взяли работку на дом, а теперь притащили с собой сюда? – осведомился он.

– А вы вообще дома не бываете? – хмыкнула я.

И только тогда поняла, что он почти готов был открыться, а моя язвительность вынудила его снова захлопнуть створки. Он вернулся к роли представителя закона и поерзал на стуле, явно ругая себя за то, что едва не проявил слабость.

Мне стало неловко, я вдруг поняла, что мне проще общаться с жестким Магуайром. Не хотелось расслабляться и посвящать его в свои личные обстоятельства.

– Ладно, давайте еще раз. Значит, вы считаете, что мужчина в черной кожаной куртке и свитере с отвисшим воротом, возможно, выходец из Восточной Европы, разбил ваше лобовое стекло клюшкой для хоккея на траве, потому что вы, возможно, оказались свидетелем сделки по продаже наркотиков между этим мужчиной и людьми в черной машине с затемненными стеклами – о которых вы ничего конкретного не запомнили. Все это было на сельской дороге, которая находится неизвестно где, – вы этого не знаете, потому что играли в «дорожные потеряшки». Я правильно излагаю? – Голос у него был утомленный.

– Только машина не моя, а моей подруги Джулии, а в остальном все верно.

Я пришла заявить об этом спустя три дня после происшествия, потому что помогала Амелии с похоронами, а еще потому что была занята проблемами Адама, но в первую очередь – я всячески избегала общения с Магуайром, однако в итоге поняла, что, кроме него, мне обратиться не к кому.

– Почему вы сказали «возможно, из Восточной Европы»?

– Ну, у него был такой вид, – неопределенно пояснила я, жалея, что вообще об этом упомянула. – Здоровенный, с тяжелым подбородком, широкоплечий. Но когда он взял клюшку для ирландского хоккея, в нем появилось что‑то местное… – Я запнулась и покраснела, а Магуайр насмешливо кивнул.

– То есть если б он взял топор, то стал бы русским, а бейсбольную биту – американцем? А достань он палочки – превратился бы в китайца, так, что ли? – Он ухмыльнулся, довольный своей шуткой.

Я проигнорировала его насмешки.

– Кто‑нибудь еще может подтвердить ваш рассказ?

– Да, Адам может.

– Самоубийца?

– Несостоявшийся.

– А есть какие‑нибудь еще свидетели, которые не пытались покончить с собой за пять минут до происшествия?

– Он пытался это сделать за пять дней до того. А кроме нас все видела моя племянница.

– Мне нужны ее данные.

Я немного поразмыслила об этом.

– Хорошо. Записываете?

Он лениво достал ручку и открыл новую страницу в блокноте, который был девственно чист, если не считать моих показаний, записанных им за последние десять минут.

– Диктуйте.

– Ее зовут Алисия Роуз Талбот, вы найдете ее в детском саду «Веселые обезьянки» на Вернон‑авеню в Клонтарфе.

– Она там работает?

– Нет. Она туда ходит. Ей три года.

– Вы издеваетесь, черт подери? – Он отшвырнул ручку.

Адам встревоженно заглянул в комнату.

– Нет, но мне кажется, вы надо мной издеваетесь. По‑моему, вы не воспринимаете все это всерьез.

– Слушайте, я привык искать простые объяснения, в них обычно и содержится истина. А в вашей истории про русских наркодилеров, бегающих с хоккейными клюшками по пустынным проселкам, столько всяких нестыковок и неувязок, что я сомневаюсь, реальна ли она вообще.

– Но это было!

– Возможно.

– Было.

Он промолчал.

– И каково же тогда простое объяснение? – спросила я.

– Я знаю, что вы ушли от мужа.

От удивления я чуть не поперхнулась. Вот уж не думала, что разговор пойдет об этом.

– Это было в ту ночь, когда первый пытался застрелиться, – услужливо напомнил он.

– Какое отношение ко всему этому имеет, когда я ушла от мужа?

Он потер колючий, покрасневший от постоянного бритья подбородок. Надо бы ему, что ли, смягчающим кремом пользоваться. С полминуты он молча меня разглядывал, так что и правда почувствовала себя как на допросе.

– А это как‑то было связано с тем самоубийцей?

– Нет… да… может быть, – запинаясь, пробормотала я, не желая говорить правду. – Зачем вам это?

– Затем. – Он поерзал на стуле и принялся барабанить пальцами по раскрытому блокноту. – Я уже давно на этой работе, и – спросите у любого специалиста – нельзя допускать, чтобы рабочие проблемы влияли на семейную жизнь.

Я изумилась и хотела сказать что‑нибудь резкое, но потом прикусила язык. Судя по всему, ему нелегко было это выговорить.

– Я ушла не из‑за того, что случилось с Саймоном. Но все равно спасибо. За совет.

Он молча смотрел на меня, потом наконец перешел к сути:

– Как вы считаете, ваш бывший муж мог иметь отношение к разбитому стеклу?

– Ни в коем случае.

– Откуда вы знаете?

– Потому что он не такой человек. Он слишком бесстрастный. Из него даже футбольный болельщик не вышел – не хватает эмоций для сопереживания. А друзья как‑то подарили ему на день рождения флюгер, чтоб держал нос по ветру, ведь своего мнения у него просто нет. Честно, если б вы его знали, вам бы и в голову не пришло это обсуждать. Давайте двигаться дальше.

– Как он воспринял ваш уход?

– Господи, Магуайр, ну это вообще не ваше дело, – завопила я и вскочила со стула.

– Это дело о разбитом стекле, – спокойно заметил он. – У нас есть брошенный муж, обиженный и, я думаю, негодующий. Возможно, пока вы были вместе, он вел себя тише воды, но вы не представляете, как иногда меняются люди. Как будто рычажок повернули – и бац, другой человек. От него поступали какие‑то угрозы за последние несколько недель?

Он правильно расценил мое молчание.

– Но ведь машина‑то не моя, – пыталась возразить я. – Он это знает. Зачем вредить другому человеку, не мне?

– Машина вашей подруги, это я понял. Но ездите на ней вы. А он сейчас не очень рационально мыслит. Кстати, как он относится к этой Джулии? Ничего вам о ней не говорил?

Я вздохнула, вспомнив голосовые сообщения, и посмотрела на Адама, который внимательно нас слушал. Он кивнул, призывая меня рассказать об этом Магуайру.

– Черт. – Я устало потерла лоб. – Ладно, тогда не буду писать заявление. Сама оплачу ремонт. – Я нервно ходила по комнате взад‑вперед.

– Тем не менее я бы хотел с ним потолковать.

– Не надо! – Я остановилась. – Серьезно, он впадет в дикую ярость, если узнает, что я вам сказала.

– Похоже, он уже впал в дикую ярость. Я бы хотел быть уверен, что больше он этого делать не станет.

– Пожалуйста, не надо с ним общаться.

Он вздохнул и тоже встал из‑за стола.

– С чего началось? Со злобных звонков по телефону? Или сперва они были жалобные? А потом пошли оскорбления? Теперь он разбил вам машину.

– Джулии.

– Да наплевать кому. Поймите, следующим пунктом в его программе вовсе не будет попить с вами чаю с печеньем.

– Но тот русский…

– Тот русский ни при чем. Дома с вами кто‑нибудь живет?

Мне не понравился этот вопрос, и я не знала, как ответить. Вместо этого покраснела, раздумывая, сказать ли ему про Адама. В итоге не сказала ничего, но заметила, как Магуайр с Адамом понимающе переглянулись.

– Хорошо. – Магуайр, казалось, успокоился, что я буду в безопасности. Выходя из кабинета, добавил: – Но все же подумайте и дайте мне знать, если захотите, чтобы я с ним пообщался.

– Простите, что отняла у вас время, – смиренно сказала я ему в спину.

– Я уж привык, Роуз, – отозвался удалявшийся по коридору Магуайр.

* * *

– Черт, – выругалась я, закончив разговор. – Звонили насчет машины, хотели посмотреть ее. – Как думаешь, быстро стекло поменяют?

Адам сидел на кухонной стойке, болтал ногами и наблюдал за мной.

– Быстро. Не переживай из‑за этого. Я знаю парня, который прекрасно все сделает. Сейчас ему позвоню.

– Это было бы замечательно. Спасибо тебе. Сколько это будет стоить? – В ожидании ответа я нервно потерла ноготь.

– Да немного. И я уверен, у твоей подруги есть страховка, так что волноваться не о чем.

– Я ни за что не собираюсь говорить об этом Джулии. Надо все сделать так, чтоб она ничего не узнала. Сколько это стоит?

– Кристина, расслабься. Это всего лишь стекло, ну треснуло и треснуло. Может, камень вылетел из‑под чьего‑то колеса, и готово дело.

– Мой чертов бывший муж расхреначил его всмятку, – возразила я. – Есть разница.

– Только не для ремонта. И так и этак – надо менять стекло. Думаешь, это он?

– Не знаю. Магуайр, кажется, в этом не сомневается, но я как‑то не могу себе представить, что Барри на такое способен.

Он помолчал, глядя на улицу, словно проверял, не угрожает ли мне оттуда опасность. Приятно, что он готов защищать меня.

– Я сам заплачу за ремонт, – вдруг заявил он.

– Ни в коем случае, абсолютно исключено. Что за дурацкие идеи, Адам, – рассердилась я. – Я вовсе не поэтому попросила тебя помочь. Мне нужен автомеханик, а вовсе не милостыня.

Он закатил глаза.

– При чем тут милостыня? В любом случае я должен тебе за то, что ты для меня делаешь.

– Адам, я это делаю не за деньги. Я пытаюсь спасти твою жизнь. И ты, живой, будешь для меня самым лучшим вознаграждением. – Я чуть не расплакалась и отвернулась, чтобы он этого не заметил.

– Но ты отменила все встречи на полмесяца. Я тебе должен.

– Я к этому отношусь по‑другому.

– Знаю. Потому что ты добрый человек. Ну так позволь кому‑то проявить доброту и по отношению к тебе. У тебя сейчас не самый легкий период в жизни, я бы даже сказал, на редкость паршивый, и что‑то я не заметил, чтобы тебе кто‑нибудь помогал. Никто пока не бежит на выручку маленькой мисс Выручалочке.

Меня очень удивили его слова, я моментально забыла про деньги. Мои родственники, может, и странноватые, но, если что, они бы никогда меня не бросили в беде. Амелия сейчас, конечно, и без того занята. Джулия в Торонто, а остальные… Ну, я привыкла думать, что они просто из вежливости не навязываются, дают мне возможность прийти в себя, однако теперь я вдруг усомнилась в этом. Похоже, они все же приняли чью‑то сторону. Судя по всему, не мою. Я отогнала эту мысль прочь и вернулась к денежным проблемам. В конце концов пора мне поговорить об этом с Барри – пусть вернет то, что я клала на наш общий счет. Мы открыли его, чтобы копить на свадьбу и медовый месяц, а потом продолжали класть на него деньги на уплату за ипотеку. Я клала больше, чтобы ничего не тратить попусту. Сегодня утром Барри наговорил мне сообщение – он снял и ипотечные взносы, и мои дополнительные сбережения. Я проверила, правда ли это, и убедилась, что да. Не лучшая это была идея – класть деньги на карточку. Вот он и забрал все подчистую.

– Ну ладно, хочу тебя попросить кое о чем. Мне нужна твоя помощь, посоветуешь, что лучше подарить Марии?

– Конечно. – При одном упоминании ее имени на меня накатила волна неприязни. – Как насчет розовой губной помады?

Он прищурился, недоумевая – я действительно злюсь или это просто так прозвучало.

– Нет… – медленно протянул он. – Это не то, что я имел в виду. Понимаешь, у нее день рождения…

– Что?! – вскинулась я. – Когда у нее день рождения?

– Сегодня. Чего ты вдруг взъерепенилась?

– И ты мне только сейчас об этом говоришь? Адам, это же такой классный шанс! К нему надо было несколько дней готовиться!

– Я пытался сам придумать, что бы ей подарить, но все как‑то не то. Понятно, что есть обычные подарки – драгоценности, украшения, поездки, – но это у нас уже было. А сейчас хочется чего‑то особенного. Кроме того, я думал, ты не разрешишь мне с ней увидеться.

В этом он прав, но все равно я была недовольна, что он не предупредил меня заранее.

– Что ты ей подарил в прошлом году?

– Мы поехали в Париж. – Он посмотрел на меня, и я с трудом сумела скрыть раздражение, которое у меня вызывала Мария. – Но это было не слишком удачно. Во всяком случае, я не получил большого удовольствия.

– Почему? Что‑то случилось?

– Ничего особенного. Но именно в тот момент сестре пришлось удрать из страны. Я только об этом и думал. А Мария решила, что я хочу сделать ей предложение. Однако все пошло наперекосяк… в общем, поездка не задалась.

Да, он не любит, когда кто‑то уезжает. Расставания вызывают у него страх, мне надо иметь это в виду, когда мы с ним закончим наше сотрудничество. При этой мысли мне стало грустно.

– Все в порядке? – спросил он.

– Да, я просто задумалась.

Я пошла в спальню и взяла книжку, чтобы почерпнуть какой‑нибудь полезный совет. Очередная глава была посвящена пользе занятий кулинарией. Нет, это не то, подумала я и раздраженно захлопнула ее. И вообще все не то. Ну чем нам может помочь приготовление обеда? Да, обеда для Марии… и не просто обеда, а праздничного…

– Адам, у тебя сохранились ключи от квартиры, где вы вместе жили?

– Да, а что? – Он встал на пороге моей спальни. Никогда он не переступает его, подсознательно не желая вторгаться в мое личное пространство. Мне нравилось это его уважительное отношение к идее границы.

Я было подумала, что можно приготовить что‑нибудь изысканное и незаметно пронести в ее квартиру, но если там вдруг окажется Шон, то все пойдет насмарку.

– Хорошо бы узнать, где она будет в свой день рождения. Как бы это выяснить? Может, спросишь у кого‑то из ее друзей? Но ненавязчиво, чтоб не привлекать внимания.

– У нас дни рождения в одну неделю, и обычно мы отмечали их вместе, – сердито сказал он. Потом выдохнул, чтобы сбросить раздражение. – Подруги ведут ее в «Эли Брэсери» на Гранд‑Канале.

– А ты откуда знаешь?

Он сделал невинное лицо:

– Просто знаю.

– Адам, – грозно произнесла я, – тебя же просили: не общайся с ней!

– Я и не общался. Просто прослушал сообщения на голосовой почте Шона.

– Как же тебе, интересно, это удалось?

– Потому что Шон идиот, и он никогда не меняет пин‑код. Я слушаю его сообщения начиная с понедельника.

Я потрясенно открыла рот.

– Никогда бы не подумала, что ты на такое способен.

– Значит, ты тоже никогда не меняешь пин‑код.

Я мысленно отметила, что надо срочно это сделать.

– Не вижу разницы, ты же их все равно слушаешь. – Я вспомнила про то сообщение, которое он стер. Меня страшно мучило, что же там такое наговорил Барри, но спрашивать у Адама я больше не собиралась. В частности, потому что боялась – а вдруг он все же ответит. – Ладно. И что же ты узнал из этих сообщений?

– Ну, Шон переживает, что Мария отдалилась от него, он почувствовал это в воскресенье, когда я узнал про них двоих, но в последние дни это тревожит его все больше. Они временно не общаются – я так понял, она взяла паузу.

– Из‑за тебя, – прошептала я.

Адам пожал плечами, но глаза его заблестели.

– Да, Адам! – Я подняла обе руки вверх.

Мы весело хлопнули ладонью об ладонь, а потом он обнял меня.

– Спасибо тебе, – прошептал он мне в ухо, а потом крепко обхватил вокруг талии.

Я чувствовала, как вздымается его грудь.

– Не за что. – Мне не хотелось отдаляться, но я высвободилась из его рук. – А теперь займемся делом.

– И что мы будем делать?

– Ну, дорогой мой, в прошлом году ты свозил ее в Париж, а в этом ты испечешь ей деньрожденьский пирог.

* * *

Замок Хоут, в котором проходят занятия знаменитой кулинарной школы, был построен в 1177 году. Здесь всегда полно народу, и эта пятница не стала исключением. Все, кто пришел сюда в тот вечер, разделились на пары – без различия по полу и возрасту. Три двадцатилетние девушки составляли отдельную группку, и когда мы с Адамом вошли в класс, они весело захихикали.

– Кристина! Привет! – радостно воскликнула незнакомая женщина – крупная, круглая, с сияющей улыбкой на милом добродушном лице. Я понятия не имела, кто она такая.

– Это же я, Элейн.

Тут до меня наконец дошло – это же дама‑Дракула, я видела ее в книжном у Амелии, когда она замогильным голосом читала детям ужасную историю. Как я знала, она помогала Амелии в магазине после смерти матери.

– У меня здесь свидание, – прошептала она, чтобы ее кавалер не услышал. Но слишком громко, так что он все понял.

Я протянула ему руку и сразу поняла, что он гей.

– Я с ним познакомилась на курсах «Как влюбиться без памяти».

– На каких курсах?

– Ты что, не знаешь про них? Господи, да туда все девушки ходят, и многие мужчины тоже. Именно поэтому я туда и пошла, – потихоньку сообщила она.

Она хихикнула и гордо ткнула в него пальцем, а потом снова захихикала. И при этом хрюкнула, отчего в ужасе закатила глаза и зажала рукой рот. Двадцатилетние девицы расхохотались, и одна из них сказала что‑то очень остроумное, глядя на Адама, а две другие вызывающе на него пялились. Он посмотрел на ту, что стояла поближе, и улыбнулся.

– А это Адам, – громко сообщила я, положив ему ладонь на рукав. – Адам, это Элейн. Она мне только что рассказала про курсы, на которые она ходит, называются, представь себе, «Как влюбиться без памяти».

– Ой, там потрясающе! У меня занятия ведет Ирма Ливингстоун, ну вы знаете, та, что пишет про… – она понизила голос, – про секс. Мы занимаемся в помещении при церкви…

– Подходяще, – кивнул Адам.

– Да, удобно, – согласилась Элейн, – и каждую неделю мы изучаем какой‑нибудь новый прием – как знакомиться, как влюбляться, а потом его отрабатываем на своих однокурсниках.

– А здесь вы на домашнем задании? – спросил Адам.

– Нет, здесь у меня свидание, – решительно отрезала она.

Марвин слегка побледнел.

– И тебе надо к нам прийти. – Элейн шутливо пихнула меня в бок, но не рассчитала, и я едва не упала на Адама, который поспешно меня подхватил.

– Да, тебе обязательно надо туда пойти, – игриво заметил он, поддерживая меня за талию.

– Только вместе с тобой, – пробурчала я, и он перестал улыбаться.

– Я слышала, что вы с мужем… разбежались. – Элейн старалась говорить потише, но у нее это плохо получалось. Она смотрела на меня с нескрываемым сочувствием. – Я тут встретила твоего мужа, ну в смысле бывшего мужа, когда шла на работу. Он мне рассказал, что у вас произошло. И про то, что вы по‑прежнему вместе играете в гольф. Я рада, что у вас все так по‑дружески. У меня‑то с Эймоном было по‑другому. – Ее лицо помрачнело при воспоминании об этом нехорошем Эймоне.

– В гольф? – в недоумении переспросила я. – Но я не играю в гольф.

– Нет, играешь, – сказал Адам. – И он тоже. Последний мяч он забил сквозь твое лобовое стекло, забыла?

– А‑а, ну да. Верно.

Значит, это все же был именно он.

Руководительница группы пригласила нас пройти к столу, и каждому выдали бейджик с именем, чтобы было проще общаться. Началась вводная часть, и наиболее ответственные ученики делали заметки, ну а мы с Адамом просто слушали, пока не пришла пора перейти к делу – то есть печь пирог. Адам закатал рукава и посмотрел на меня. В его взгляде явственно читалось: я здесь, потому что должен, а не потому что мне так хочется. Я молча взяла кусок масла и принялась обмазывать сковороду.

– Ну и что же вы сегодня изучали? – поинтересовался Адам у Элейн.

– Сегодня было занятие про то, как найти правильную причину, чтобы влюбиться, – ответила она очень серьезным тоном.

– Ого! И сколько стоят эти занятия? – язвительно осведомился он.

Элейн все же была не такая дура, чтобы не заметить его сарказма. Она подозрительно на него поглядела, а потом с вызовом заявила:

– Сто пятьдесят евро за десять недель. Но Ирма рекомендует два полных курса.

– Ну разумеется. – Он с пониманием кивнул. – Кристина, ты как думаешь, это нормально?

– Я расплатилась по всем счетам, связанным с любовью, так что моего мнения можешь не спрашивать. – Я пыталась ровно распределить муку по всей сковородке, смазанной маслом.

– Да нет, я про пирог, – усмехнулся он.

– А. Ну, она сказала, что мука не даст ему прилипнуть, а масло – подгореть.

Но у меня мука почему‑то свалялась гнусными комочками. И вообще я не получала удовольствия от процесса, хотя всячески старалась убедить себя в обратном. Ну, черт возьми, не люблю я печь и готовить в принципе не люблю, так что вместо очередной «радости» жизни получалась «гадость».

– Ладно, теперь твоя очередь, давай взбей тесто. – Я отошла от стола, освобождая ему место, и вытерла руки полотенцем. Он насмешливо за мной наблюдал. – Что? Что ты так смотришь?

– Ничего. Гляжу, как ты наслаждаешься жизнью. – Он снова переключился на Элейн. – И что же, какие именно причины, чтобы в кого‑то влюбиться, можно считать правильными?

Элейн отвернулась от своего спутника и принялась горячо объяснять нам, чему их научили на занятиях.

– Ирма говорит, что мы относимся к влюбленности как к чему‑то волшебному, загадочному, что происходит с нами помимо нашей воли. Но это не так. Влюбленность – это совокупность нескольких факторов, событий, которые происходят с человеком.

Адам восхищенно присвистнул.

– И, как и все в этой жизни, они происходят, если ты хочешь, чтобы они произошли. А вот если сидеть дома на диване, то ничего не случится, никакой любви. Надо быть активным участником жизненного процесса. Ирма нам как раз и рассказывает шаг за шагом, как надо поступать, чтобы влюбиться.

– И как?..

– Ну, надо четко понять, чего ты хочешь, надо быть собой, расширять круг своего общения, быть реалистом, побольше смеяться, слушать окружающих, быть остроумным, делиться всякими секретами, получать от жизни радость. Она нас учит этому в классе, а потом мы тренируемся, выполняем задания.

– Какие же это задания?

– На прошлой неделе надо было пойти на свидание и отрабатывать навык слушания. Ты говоришь двадцать процентов времени, а восемьдесят процентов – слушаешь собеседника.

– Слушать – это теперь навык? – с улыбкой заметил Адам.

– Вы себе не представляете, как мало людей им владеют. Ну, в общем, я ходила на свидание с парнем из нашего класса, и у нас ничего не вышло. Мы же оба отрабатывали навык слушания, вот и молчали оба, как дураки.

Адам расхохотался от души.

– Шеф! Сосредоточьтесь на пироге, – добродушно призвала инструкторша, и Адам сделал серьезное лицо.

– А на следующем занятии у нас будет тема «Секреты», – восторженно прошептала Элейн. – Мы будем спрашивать друг друга: какой у тебя был самый ужасный момент в жизни, какое самое лучшее детское воспоминание, самый сильный страх, скрытые таланты, что ты делаешь, когда остаешься один… ну, в таком духе.

– Мм. Вот, значит, какое будет следующее занятие, – сказал Адам, искоса поглядев на кавалера Элейн, который готовил пирог сам, без ее помощи. Так же как и я – без помощи Адама.

Она радостно кивнула.

Адам, похоже, собирался отпустить очередную колкость, но удержался.

– Ну что ж, удачи, Элейн.

– Спасибо. И вам тоже, – улыбнулась она.

Он посмотрел на меня, потную и красную от возни с тестом, и улыбнулся.

– Ей предстоит узнать парочку секретов о Марвине, – прошептала я. Адам закашлялся от смеха.

– Я думал, ты нас не слушаешь, – наконец выговорил он.

– Двадцать процентов – слушала, восемьдесят – взбивала тесто.

– Давай помогу. – Он потянулся, чтобы взять яйцо.

– Главное, не швыряй его в стену, – пробормотала я.

Адам хмыкнул и разбил яйцо.

– Ты очень остроумная. – Он оглядел меня и покачал головой.

– Что, в муке перемазалась?

– Нет.

– Белки надо отделить от желтков. – Я пододвинула ему миску.

– Я не умею. Ты лучше меня знаешь, как отделять одно от другого. Типа зерна от плевел.

– Боже, Адам, ты уже заговариваешься. Чем дальше, тем страньше.

– Это последствия веселой жизни в компании с тобой.

Элейн с улыбкой наблюдала за нами.

– Ладно, давай я разделю три яйца и ты три, – предложила я, и он согласился.

Адам разбил яйцо, перепачкался и скривился, а потом вылил желток в одну миску, а в другую выбросил скорлупки и белок. Второе яйцо он просто раздавил всмятку, а с третьим более‑менее справился. Я попыталась выловить скорлупки из белков. Потом, вместо того чтобы высыпать сахар в желтки, сыпанула его в белки. Я, конечно, попыталась это исправить, но ничего толком не вышло. Надеюсь, наша инструкторша этого не заметила. Адам тихо давился от смеха. Так, теперь добавим ванилин и экстракт лимона. Ну все, можно взбивать. Адам, разумеется, задумался о чем‑то своем – надо полагать, о драгоценной Марии. Мне стало смешно, и я мазнула себе взбитым белком по подбородку, так что получилась белая борода, и, обернувшись к нему, произнесла надтреснутым, резким голосом, как у его отца:

– Сын мой, ты должен возглавить компанию! Ты Бэзил, черт подери, ты об этом грезил!

Он удивленно вытаращился на меня, а потом откинул голову и расхохотался – громко, во весь голос, настолько заразительно и весело, что все вокруг оглянулись.

Инструкторша бросила на нас неодобрительный взгляд, Адам извинился, но смех продолжал распирать его изнутри.

– Извините, я на одну минутку, – сказал он и поспешно вышел в коридор, откуда до нас донесся его громкий, всхлипывающий хохот.

Теперь все в классе смотрели на меня. Я вытерла белую бороду и с улыбкой развела руками.

* * *

– Твой пирог в духовке. Будет готов через двадцать минут. На, держи, здесь холодно, – сказала я, подойдя к Адаму сзади. Я протянула ему пальто, затем бокал шампанского. – У нас перерыв десять минут, потом будем покрывать глазурью.

Я отпила глоток шампанского. Он посмотрел на меня, в глазах плясали чертики, а потом снова расхохотался. Он смеялся так весело, что я не удержалась и тоже засмеялась… вместе с ним или над ним, я и сама этого толком не понимала. Наконец он успокоился, потом снова принялся хохотать, но в итоге все же унялся.

– Давно я так не веселился, – сказал он. От мороза у него шел пар изо рта.

– Да не так уж это было и смешно.

Он снова согнулся пополам.

– Нет, было, – с трудом выговорил он.

– Если бы я знала, что яичная борода способна тебя так порадовать, я бы уже давно ее себе нарисовала, – улыбнулась я.

– Это не борода. Это ты. – Он весело смотрел на меня, глаза его сияли. – Ты лучше любого лекарства. Тебя нужно выписывать вместо антидепрессантов.

Меня искренно тронули его слова. Раньше он и близко не говорил мне ничего такого приятного, я впервые почувствовала, что, возможно, и вправду помогаю ему. Но, вместо того чтобы сказать ему что‑нибудь ласковое, я включила психотерапевта:

– А ты когда‑нибудь принимал антидепрессанты?

Он ненадолго задумался, возвращаясь опять к роли пациента, от которого ждут ответа.

– Да, один раз было. Я пошел к психотерапевту, рассказал, как я себя чувствую, ну он мне их и прописал. Но на самом деле они мне слабо помогли, и через месяц я бросил их пить.

– Потому что они не могли устранить суть проблемы, – сказала я.

Судя по тому, как он на меня посмотрел, ему не слишком понравилось мое замечание. Он понял, что я опять пытаюсь вынудить его пойти к врачу. Так что я слегка притормозила.

– А вот печь пироги – замечательный способ устранить проблему на корню, – улыбнулась я.

– Конечно, потому что ты точно знаешь, что делаешь и зачем, – согласился он.

– Конечно.

Мы оба замолчали, и я подумала – может быть, это тот самый момент, когда надо признаться в том, что творится у меня в душе. Или достаточно его намека на то, что он все понял? И, словно почувствовав, что сейчас произойдет, он очнулся и нарушил наше молчание.

– Ладно, пора заняться глазурью.

Прежде чем украшать пироги, мы должны были достать их из печи. Из всего класса только у нас одних пирог провалился в середине. По какой‑то неведомой причине, едва мы извлекли его из духовки, он сказал «пу‑уф» и осел прямо у нас на глазах. А мы осели на пол и так истерически хохотали, что я едва не описалась. И тут нас очень вежливо, но твердо попросили покинуть помещение.