Однако в комнату вошел не Юний, а … Элия

Войдя в дом, Ахилл, лицо которого так и сияло от гордости, хотел первым делом позвать Ириду и рассказать обо всем, и даже кое-что показать, но его встретил уже успевший вернуться Фраат.

— Ну? — забывая о своем намерении, быстро спросил он, и раб, виновато разводя руками, уныло ответил:

— Его нет…

— Кого его? Или чего его? Говори толком!

— Юния… и золота — того и другого! Юний ушел в порт и, как мне сказали, наверняка уже сел на какой-нибудь корабль.

Радостное лицо Ахилла исказилось от гнева.

— Это было его последним шансом остаться моим братом! — процедил он сквозь зубы и строго предупредил всех: — Если за время моего отсутствия он появится здесь, то передайте, чтобы теперь он больше всего на свете боялся встречи со мной!

— Но на что ты теперь поедешь? — вскинула на мужа полные тревоги глаза Ирида.

— А вот на что! И с чем! — с гордостью показал ей большой кошель и свиток Ахилл. — Сами боги говорят мне этим, что я выбрал правильный путь! Одно только непонятно: как же он узнал о том, что было известно одному гонцу из Рима?.. — чуть слышно пробормотал он.

— Кто — он? О чем? — попыталась уточнить Ирида, со страхом глядя то на свитки, то — на мужа, но тут послышался робкий стук в дверь.

— Юний! Хвала богам!.. — радостно воскликнула она, направляясь к двери.

— Много чести! — одернул ее Ахилл. — Фраат, открой ему!

Ворча, раб направился открывать дверь, и Ахилл, глядя на жену, благодушно махнул рукой:

— Ладно, так уж и быть! Раз он одумался и принес золото, я… прощаю его!

Однако в комнату вошел не Юний, а … Элия.

— Ты?! — угрожающе сдвинул брови Ахилл. — Да… как ты посмела?!

— Но Юний… он разрешил… — пятясь, пробормотала Элия. — Он сказал, чтобы я приходила сюда и ждала его!

— Юний здесь больше никто! — чеканя каждое слово, отрезал Ахилл. — Запомни это раз и навсегда, как там тебя…

— Элия!..

— Вот именно, Элия! Элия? Постой… почему — Элия?!

— Ты что, забыл меня? Я сегодня утром была здесь! — напомнила танцовщица.

— Я помню и хотел тогда еще спросить — почему у тебя римское имя? Или ты не знаешь запрета чужестранцам носить родовые римские имена?

— Но я не чужестранка… мне можно! Я – римлянка!

— Ты?! Ха-ха! Слышишь, Ирида? — засмеялся Ахилл. — Эдак, всякий может назвать себя квиритом или матроной! А известно ли тебе, — надвигаясь на Элию, с угрозой проговорил он, — что, согласно эдикту божественного императора Клавдия, всякому, кто ложно выдает себя за римского гражданина, рубят голову на Эсквилинском поле?

— Но я не всякая! Я — римлянка! Клянусь Ромой, это правда! — неожиданно осмелев, топнула ногой Элия. — У меня и документ есть! Мой отец — Тит Элий! Он носит золотое кольцо на пальце!

— Кольцо? Так он — всадник? Поздравляю тебя — это второе, после сенаторов, по значимости сословие в Риме! И, конечно, меняет дело… — сразу смягчился Ахилл. — Теперь я просто счастлив, что успел предупредить тебя, что представляет из себя этот твой ветреный избранник. Остальное, надеюсь, о нем доскажет тебе Ирида. А мне, прости, некогда. Я спешу! Между прочим, в наш Рим!

Он повернулся к жене и, велев рабыне вывести к воротам детей, а Фраату взять его дорожные вещи, сказал ей:

— А теперь пойдем, поглядишь, на чем я поеду!

У ворот стояла роскошная повозка с крытым верхом, которую выделил Ахиллу Совет, чтобы придать этим особую честь послу Синопы к самому цезарю.

Ирида изумленно посмотрела на нее, на Ахилла и прошептала:

— Какая красивая! Ты поедешь на ней до самого Рима?

— Сколько живу, не перестаю удивляться твоей наивности! — с недовольством покачал головой Ахилл. — Ну, сама подумай: как можно добраться до Италии в повозке? Ведь это — через несколько морей?

Видя, что его жена и без этого едва удерживает себя от слез, он привлек ее к себе и примирительно сказал:

— Нет, я на ней только до порта. А там — на первый же, подобающий моему званию корабль!

Ахилл, чтобы не разрывать долгим прощанием сердце Ириде, наскоро попрощался с ней, чуть дольше — с детьми, и, приказав Фраату, сев рядом с возницей, сопровождать его, с засиявшим вновь лицом отправился в порт, над которым проливала дождь тяжелая туча.

Повозка, уносящая Ахилла, исчезла из глаз Ириды задолго до того, как достигнуть первого поворота. Виной тому были застлавшие взор слезы.

С трудом удерживая себя, чтобы не разрыдаться при детях, она повела их в дом и потерянным голосом спросила идущую с ней Элию:

— Так ты действительно римлянка?

— Да! – улыбнулась ей та. — Правда, только наполовину!

— Как это?

— Мой отец — знатный римлянин, а мама — родом из Персии… Она была вместе с отцом, когда тот служил где-то в Колхиде… Когда мне было всего три года, наша семья поехала в Рим. Отец с войском впереди, мы — следом. Думали, едем к своему счастью, но боги судили иначе. В Синопе мама неожиданно заболела и… умерла! Это случилось в той самой гостинице, где я с тех пор живу и… работаю флейтисткой!

— Бедная девочка! — обнимая Элию, вздохнула Ирида. — А что же отец? Почему он оставил тебя одну, в Синопе?

— Я ведь говорила, он был со своим войском.

— Тогда почему не разыскал тебя потом?

— Потому что его самого отправили в ссылку при цезаре Калигуле! Это все, что удалось разузнать о нем. Так что от всего римского во мне только имя, кусочек папируса, говорящий, что я римлянка, единственное воспоминание об отце — золотое кольцо на его пальце, да вот эта булла! — показала бронзовый амулетик на шее Элия. — Такие буллы римляне надевают детям при рождении. После наступления совершеннолетия их относят в храм, где посвящают богам, но свою я храню. Она необычная, видишь — в виде дельфина! Это единственная вещь, по которой может узнать меня отец. Я ведь до сих пор жду его! И из Синопы не уезжала ни разу, боясь разминуться с ним. Ему ведь легче меня найти, чем мне его, правда?.. И Юний еще вернется ко мне, да?

Элия, всхлипнув, с надеждой взглянула на Ириду. Та – с жалостью — на Элию.

— Смотри, смотри — радуга! — глядя куда-то за плечо Элии, вдруг прошептала Ирида. — Или это у меня всё от слез?

— Где? Где?..

— Да вон, над портом!

— Ой, радуга, да какая красивая! — радостно обняла Ириду Элия. — Это — очень хороший знак для твоего Ахилла. И… для моего Юния… — чуть слышно добавила она, не зная, что тот тем временем шел рядом со своим новым приятелем далеко позади группы апостола, даже не замечая этой радуги.

Янус предостерегающе поднес палец к губам…

А радуга росла, росла — превращаясь в огромный разноцветный мост, раскинувшийся над всем морем. По небу плыли тяжелые, с ослепительными от яркого солнца боками, облака.

Гроза только что прошла, и апостол с учениками вступил на мостовую порта, словно специально перед ним щедро омытую и очищенную от грязи дождем.

Гавань встретила их непривычной — после неспешной ходьбы и благочестивых разговоров — суетой, руганью, разноязычным шумом. Здесь полным ходом шла погрузка и разгрузка судов.

Повсюду были видны: сгибающиеся под тяжестью бочек, корзин и тюков рабы, которых поторапливали грозными окриками и ударами плетей надсмотрщики... торгующиеся с капитанами о перевозке товаров купцы... путешественники-философы, на одного из которых — киника, судя по лохмотьям одежды и откровенно наглому поведению — засмотревшись, налетел Юний... С воплем: «Будь проклята эта Синопа, со всеми ее жителями и гостями!» — тот неожиданно замахнулся на него сучковатой палкой, и если бы Янус не перехватил его руку, то неизвестно, чем бы закончилась для Юния эта встреча.

Встретилась им и группа светлобородых фракийцев в штанах — варварской одежде, с точки зрения эллинов, которую не преминул выразить с презрением, вслух Янус.

Увидели они даже римского сенатора, которого под охраной трех вооруженных легионеров, с почтительными поклонами сопровождал сам начальник порта.

— Плохо, что в твоем порту нет ни одного судна с нашей Капитолийской волчицей на вымпеле! — донесся до них ворчливый голос римлянина. — Придется мне, за неимением римских трирем, выбирать из всего этого зла — меньшее! Вот это! — показал он пальцем на триеру с фигурой Афины Паллады на акростолии.

— «Палладу»? — побледнел начальник порта и сбивчиво забормотал: — Да, конечно, это самая достойная для тебя триера из всех стоящих здесь, но...

— Но?! — неприятно изумился сенатор, явно не привыкший к тому, чтобы ему возражали в провинциях.

— Она никак не может выйти сегодня в море... Нанятый на нее капитан где-то задерживается! — виновато принялся объяснять начальник порта.

— Так поторопи его! Или ты предлагаешь мне самому заняться этим? Пойти лично, вместо отдыха, после дел государственной важности, по тавернам в поисках твоего капитана? Перенести заседание сената в связи с моим опозданием?! Отложить мой доклад цезарю?!

— Нет, что ты! Что ты!..

— Тогда чтобы через три, нет — через два часа «Паллада» вышла из порта! Хоть сам выводи ее в море!

— Да-да, конечно!..

Перепуганный начальник порта сорвался с места и, опережая сенатора, со всех ног бросился к «Палладе».

Поравнявшись с ней, группа учеников апостола услышала его отчаянный разговор с владельцем триеры:

— Убил! Зарезал! Утопил!.. К тебе на борт сенатор идет... Одно его слово, и мы оба гребцы на галерах... А у тебя капитана нет! Где он?!

— Откуда мне знать?.. Может, уже в Гераклее, а может, и дальше!

— Что?! В какой Гераклее?..

— В Понтийской... На «Кентавре» заболел капитан, ему предложили вдвое больше, вот он и ушел с ними ночью. Если б я его смог достать, я бы сам его зарезал и утопил! У меня ведь — скоропортящийся товар! Маний, скажи!

— Да! — едва не плача, подтвердил невысокий, полный купец, но начальник порта даже не заметил его.

— Самый скоропортящийся товар в моем порту — это ты! — закричал он владельцу «Паллады». — И я, клянусь Посейдоном, докажу тебе это, если ты задержишься хоть на минуту. Делай, что хочешь: сам переманивай теперь капитана или становись на его помост, но чтоб через два часа... нет — через час духа твоей «Паллады» не было в Синопе!..

Закончив разговор этой, как ему показалось, достаточной угрозой, начальник порта, утирая пот, направился обратно к сенатору.

Владельцу «Паллады» не оставалось ничего другого, как, в свою очередь, подозвать помощника-келевста, дать ему кошель и всего час, даже полчаса времени...

— О, боги, что же теперь будет, если он не найдет капитана? — донесся до удаляющейся группы учеников его причитающий голос. — Я ведь в открытом море даже востока от запада отличить не сумею...

— Что будет с моим товаром?.. — вторил ему Маний.

Продолжая следовать за апостолом на почтительном удалении, Янус тоном знатока объяснял Юнию преимущества одних и недостатки других стоявших в гавани кораблей.

— Эй! Янус… — вдруг окликнули его четверо прилично одетых мужчин, с грубыми, не соответствующими такой одежде лицами:

Косясь на Юния, они зашептали:

— Куда это ты пропал?

— Мы тут без тебя такую триеру облюбовали!

— Пальчики оближешь!

— Идем с нами!

Янус предостерегающе поднес к губам палец и отрицательно покачал головой. Мужчины недоуменно переглянулись и, оглядываясь, пошли к «Палладе».

— Кто это? — полюбопытствовал Юний.

— Так... давние приятели! — нехотя усмехнулся Янус. — Раньше мне было с ними по пути, но теперь!.. — Он обнял Юния одной рукой, другой пренебрежительно махнул им вослед и, уже совсем, как давнего друга, повел в сторону апостола с учениками, которые остановились, наконец, в тени платанов, окаймляющих гавань...

Здесь было решено подождать, пока удастся найти корабль, хозяин которого согласился бы за небольшую плату взять их к себе на борт.

Харон с помощником, на плече которого был ящичек с пожертвованными монетами, отделился от группы и направился к стоящим у причала кораблям.

Ждать, так ждать — Юнию было все равно. Но Януса явно тревожило то, что капитан Сизиф все еще находился рядом с апостолом.

— Эй, Орфей! — остановил он одного из учеников, который, громко напевая, проходил мимо. — А что, капитан Сизиф уже не торопится в свою Аполлонию?

— Нет! — засмеялся тот. — Еще немного, и он вообще останется с нами!

— Как это — вообще?!

— А вот так! Он уже согласился плыть с учителем до Гераклеи!

— Нет... только не это! — встревоженно покачал головой Янус.

Тут он заметил, что Харон ударил по рукам с владельцем «Паллады», на которую по трапу поднималось четверо его знакомых, и нахмурился еще больше:

— О, боги! Час от часу не легче...

— Что ты там бормочешь? — не понял Юний.

— Да так... ничего! Прямо какой-то Гордиев узел получается!

Юний покосился по сторонам и, не видя ничего похожего на знаменитый узел1, с усмешкой посоветовал:

— Так разруби его! Одним ударом — как Александр Македонский!

— Разрубить? Одним ударом? — рассеянно переспросил Янус, и его лицо озарила блаженная улыбка. — Эврика, Архимед! Только так, как говорят римляне, можно убить в одном лесу двух вепрей!

— Терпеть не могу всего римского… — поморщился Юний. — Переведи!

— Ну — одним ударом убить двух зайцев! — охотно выполнил его просьбу Янус. — И, клянусь костылем Вулкана, — заверил он, — именно это я сейчас и сделаю!

Оставив недоуменно пожавшего плечами Юния, он быстрым шагом направился к «Палладе».

— Скажи, Геракл… — подойдя к Харону, по своему обыкновению давать всем звучные прозвища, весело начал он, но бывший разбойник резко оборвал его.

— Я — Харон, и буду носить это имя до смерти в память о своих страшных грехах! — заявил он, гневно глядя на Януса.

- Конечно, Харон! Ответь мне, Харон, - заискивающе зачастил Янус, — вашему учителю все равно, на каком корабле добираться до Гераклеи?

— Да…

— Тогда прошу... умоляю тебя, откажись от своей затеи везти его на «Палладе»!

— Но почему? Это самая красивая во всем порту триера, совсем еще новая. Или, по-твоему, наш учитель менее достоин плыть на ней, чем римский сенатор?

- И цена самая подходящая, можно сказать, полцены! - вмешался в разговор ученик с ящичком.

— Даже треть! - усмехнулся Харон. — Один недостаток — капитана еще нет. Но мы можем и подождать!

— Ждать?! И это когда вашему учителю нужно обойти половину Ойкумены и обратить в свою веру как можно больше людей! — возмутился Янус. — И это еще не все! Как ты верно заметил, Харон, корабль — совсем новый, его мачта сверкает как копье Афины Паллады! Но, поверь моему морскому опыту, он отправляется в дальнее плавание в первый раз. Подумай, можем ли мы рисковать жизнью наставника, не зная, как он поведет себя на большой воде? К тому же, такой ветер вслед за тучами может нагнать сильный шторм! И, наконец, а вдруг владелец «Паллады», и правда, сам встанет на капитанский помост?

— Пожалуй, ты прав! — подумав, согласился Харон. — Но только уже поздно…

— Мы уже заплатили ему! — кивая на владельца «Паллады», объяснил ученик с ящичком.

— Это нетрудно исправить! — клятвенно прижав ладонь к груди, заверил Янус. — Клянусь посохом Асклепия... клянусь вашим Богом! — перехватив недовольный взгляд Харона, быстро поправился он. — Мне ничего не стоит получить обратно деньги — он даже будет счастлив вернуть их нам!

— Счастлив? Вернуть?! — не поверил Харон.

— Ты только разреши! А я уж договорюсь взять нас на другое судно, по той же цене! В случае чего, отработаю недостаток сам — матросом или даже гребцом.

— Ну что ж, попробуй! — пожал плечами Харон, и Янус — Юний хорошо видел это издали — тут же перешел к владельцу «Паллады», возле которого стоял с виновато разведенными руками пришедший без капитана келевст.

Поначалу хозяин триеры отмахивался от Януса. Но затем вдруг всплеснул руками и стал часто-часто кивать ему. Закончив говорить, Янус требовательно протянул ладонь. Получив деньги, он спрятал несколько монет в складки одежды, и указал на стоящего около апостола — капитана Сизифа. Владелец «Паллады» увидел его и, вне себя от радости, порывисто обнял Януса...