О четвероконечном Кресте

В 14 день сентября месяца на утрени, по­сле великого славословия, в стихирах на по­клонение кресту поется следующее: «Четве­роконечный мир днесь освящается, четверочастному воздвизаему Твоему Кресту, Христе Боже!» В Канонике московском, в каноне, творении святого Григория Синаита, в песни первой читаем: «Кресте всечестный, четвероконечная сило, апостолов благолепие». Свя­той Афанасий Великий в вопросе 41 говорит: «Поклоняемся образу Креста, из двух древ слагаемому который на четыре стороны раз­деляется» («Жезл Правления»). Святой Иоанн Дамаскин в книге 4 «О православной вере», в главе 12, пишет: «Как четыре края Креста средним центром держатся и соединяются, так Божиею силою высота же и глубина, дол­гота же и ширина содержатся».

В книге, именуемой «Воскресное учитель­ное Евангелие», напечатанной в Москве, в слове на Воздвижение Честного Креста, напи­сано: «Крест, на четыре стороны разделяемый, через образ свой показывает, что все Божест­венною силою держится: вышние — высшим концом, нижние же — нижним, те, которые посередине, — двумя сторонами, то есть дву­мя концами пречестного крестного древа». И затем там же читаем следующее: «И блажен­ный Павел ефесянам говорит: «Чтобы вы могли постигнуть со всеми святыми, что широта, и долгота, и глубина, и высота» (Еф. 3, 18), — обозначая «высотой» небесное, «глубиной» же преисподнее, «широтой» же и «долготой» — серединные концы, всесильной державой со­держимые». Другие свидетельства о четвероконечном кресте смотри в книгах «Жезл Правления» и «Увет духовный».

Яснее же всего об этом свидетельствует то, что четвероконечным крестом мы знаменуем и себя, и людей, освящаем Святые Тайны, благословляем трапезу, а в святом Крещении, помазывая младенцев святым миром после купели, не четвероконечный ли крест изобра­жаем на них, говоря: «Печать дара Духа Святаго?» Пусть скажут нам хулящие четвероконеч­ный крест и называющие его антихристовой печатью, каким крестом ныне крестятся? Не четвероконечным ли? Если четвероконечным, то они крестятся, согласно своему умствова­нию, антихристовой печатью, но тогда они не христиане, а антихристиане. Мы же, призна­вая и исповедуя, что четвероконечный крест не антихристова печать, а печать Христа, Бо­га нашего, печать дара Духа Святого, крес­тимся им и являемся христианами. Что же ка­сается антихриста, то как имя, так и печать его никому не ведомы.

Умствуют еще раскольники в своем безу­мии, будто бы в Ветхом Завете четвероконеч­ный крест был тенью и образом восьмико­нечного Креста Христова. И после того, как Христос был распят на восьмиконечном Кресте, тень и образ его (Крест четвероконеч­ный) пресеклись, и четвероконечный Крест сделался печатью антихриста.

О крайнее безумие! О слепота и невежест­во! Над таким их безумием подобало бы сме­яться, а не отвечать, но так как Соломон сове­тует: «Отвечай безумному по безумию его, чтобы он не стал мудрецом в глазах своих» (Притч. 26, 5), — мы сделаем некоторые возражения.

Ни в одной из книг Ветхого Завета в рус­ских Библиях наименование «крест» не встречается. Если кто-либо не верит этому, пусть прочтет все русские Библии со внима­нием: найдет ли где-нибудь в Ветхом Завете слово «крест»? Если же и были некоторые преобразования креста, как например: воз­ложение Иаковом рук на сыновей Иосифа, жезл Моисеев, разделивший Чермное море, древо, на котором был вознесен Моисеем мед­ный змей, — однако наименования «крест» нигде нет.

Мы же, находясь в новой благодати и рас­сматривая ветхозаконное, уверяемся, что эти и подобные им знамения были прообразами Креста, а не крест четвероконечный был пре­образованием креста восьмиконечного, как говорят раскольники. Ибо у евреев не было ни креста, ни обычая крестной казни. Своих пре­ступников они побивали камнями или казни­ли какою-либо другой смертью. Крестную же казнь изобрели не евреи, а римляне: у римлян был обычай распинать злодеев на кресте, иу­деи же на кресте никого не распинали, а пото­му и само название креста в ветхозаветных иудейских писаниях нигде не упоминается. Каким же образом, согласно умствованию раскольников, четвероконечный крест мог быть прообразом креста восьмиконечного, если в Ветхом Завете четвероконечного крес­та не было и если о нем нигде не упоминается до самого времени новой благодати и распя­тия Христова?

Безумие и крайнее невежество раскольни­ков обнаруживается и в том, что они, желая похулить святой четвероконечный крест, на­зывают его латинским, или римским, крыжем. Разве римляне называют крест крыжем? Разве слово «крыж» латинское?

О безумцы! Не хотите ли вы, чтобы все на­роды называли святой крест русским словом «крест»? Каждый народ называет всякую вещь на своем языке: греки называют крест «ставрос», мы называем его «крестом», рим­ляне — «крукс», а не крыж, другие народы да­ют ему свои названия. «Крыжем» же его на­зывают поляки, следовательно, это слово польского языка, а не латинско-римского. И поляки называют крест крыжем на своем языке, потому что они говорят не на русском языке, а на своем польском, данном им от Бо­га. Ибо каждый язык явился не сам собой, а дан каждому народу и стране Богом, русский же язык поляки знают очень мало или же и совсем не знают. А потому нет никакой хулы в том, что поляки на своем языке называют святой крест крыжем.

Если же по раскольническому умствова­нию четвероконечный крест — это крыж римский, то его следует всячески почитать, как истинный Крест Христов, потому что Христос был распят на римском крыже, или кресте. А что Христос был распят на кресте римском, смотрите и внемлите истине. Спро­шу: кто распял Христа? Вы ответите: евреи распяли. Я же скажу: нет, не евреи. Хотя евреи и предали Христа на смерть крестную или, лучше сказать, купили у Пилата за мзду кре­стную смерть Христу и были виновны в рас­пятии Христовом по пословице: «Делающий через других делает сам», однако они распяли Его не своими руками и предали Его на смерть не по своему иудейскому закону, в ко­тором крестной казни не было, и потому, когда Пилат сказал им: ««Возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его», — иудеи сказали ему: «Нам не позволено предавать смерти нико­го»«(Ин. 18, 31). Следовательно, Христос был распят не иудейскими руками.

Кто же распял Христа? Пилат со своими воинами, ибо ему предали Христа, как про­тивника кесарева, со словами: «Мы нашли, что Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царем» (Лк. 23, 2). С этими словами иудеи просили Пилата, чтобы он распял Его по своему рим­скому закону и обычаю. Это сделали с двоя­кой целью: во-первых, для того, чтобы оправ­дать себя пред народом, который любил Хри­ста, и показать, что они предали Его на смерть не по какой-либо своей злобе, а за бесчестие кесаря, за то, что Он будто бы был противни­ком кесаря, с другой же стороны, для того, чтобы погубить Его бесчестнейшей язычес­кой, а не иудейской, а вместе и самой мучи­тельной смертью крестной.

Здесь я еще спрошу: кто были родом и по вере Пилат с его воинами, распявшие Хрис­та? Иудеи ли? Нет. Пилат был римлянин, присланный римским кесарем в Иерусалим к евреям, которые тогда уже находились под властью римлян. Воинство Пилата также бы­ло римское, ибо иудеи, будучи в порабоще­нии и власти у римлян, не могли иметь своего иудейского воинства.

Итак, Христа распяли римляне. И нельзя думать иначе, как только так, что Христа, Гос­пода нашего, умучили крестной смертью римляне по настоянию иудеев. Потому-то апостол Петр и говорит иудеям: «Мужи Изра­ильские! Выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами, и чудесами, и знамениями, кото­рые Бог сотворил через Него среди вас, как и са­ми знаете, Сего вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили» (Деян. 2, 22—23).

Внемлите словам апостола: «Пригвоздив ру­ками беззаконных, убили». Не своими руками, говорит он, вы пригвоздили и убили Его, а ру­ками беззаконных. Кого же апостол называет здесь беззаконным? Не иудеев, ибо они име­ли закон Моисеев, а римлян, не имевших за­кона Моисеева. И когда апостол говорит: Иисуса Христа распяли руками беззаконных, то явно свидетельствует о том, что Христа распяли римляне по наущению иудеев.

Спрошу еще: если Христа распяли римля­не, то на чьем и на каком кресте они распяли Его? У евреев крестов не было, потому что, как уже сказано, их закон никого не подвер­гал распятию, и кресты у них не делались, а на Русь за восьмиконечным крестом (в который раскольники веруют, как в Бога) они не посы­лали, ибо тогда Русь была еще в идолобесии, не знала ни Христа, ни Креста. Да и не захо­тели бы распинатели-римляне ждать до тех пор, когда бы был принесен в Иерусалим из русских стран восьмиконечный крест. Римля­не распяли Христа на своем собственном кре­сте, на одном из тех, на которых они по обы­чаю своему распинали всех злодеев. А потому подобает почитать римский крест (который раскольники называют римским крыжем) за истинный Крест Христов, как такой, на кото­ром был распят римлянами Христос.

Мы же, православные, одинаково почита­ем и четвероконечный, и восьмиконечный святой Крест, как знамение Христово, и по­читаем не ради количества концов крестных, а ради воспоминания страданий Христа на Кресте. Поклоняясь честному Кресту, мы по­клоняемся не дереву, не золоту, не серебру или другому какому-либо веществу, из кото­рого сделан крест, не числу концов крестных, а Самому распятому на Кресте Христу, Господу нашему, вспоминая и почитая Его страдания за нас. Ибо не в веществе крестном и не в чис­ле концов крестных заключается наше спасе­ние, а в Самом распятом Господе нашем.

Ответив таким образом раскольникам о концах крестных, приведем здесь древнее по­вествование о крестном древе, находящееся в книге «Ключ разумения» львовского издания, в слове на Воздвижение Честнаго Креста. Это повествование, собранное от сказателей, упо­минаемых здесь же, на полях, рассказывает следующее.

Святой Крест, на котором был пригвож­ден Христос, был сделан из пальмового (то есть финикового), кедрового и кипарисового деревьев. О происхождении этих древес цер­ковные сказатели повествуют следующее. Когда Адам смертельно разболелся, он послал своего сына Сифа в рай попросить у Ангела лекарства для здоровья и продолжения своей жизни на земле. Ангел дал ему три зерна. Сиф взял их, но когда он возвратился к своему от­цу Адаму, то уже нашел его мертвым и погре­бенным. Тогда он посадил эти три зерна на могиле отца, и из них выросли три растения: пальмовое (то есть финиковое), кедровое и кипарисовое. Эти три растения срослись в од­но великое дерево, которое осталось даже до дней царя Соломона.

Когда Соломон начал строить в Иерусали­ме храм «Святая Святых», то это дерево, как могучее, было срублено и привезено в Иеру­салим в числе многих других деревьев, но смотрением Божиим не было употреблено для постройки, ибо в одном месте оказыва­лось длинным, в другом же коротким. Поэто­му дерево это было положено на овчей купели вместо моста, чтобы можно было переходить через купель. Когда же в Иерусалим приехала царица Савская слушать премудрость Соло­мона, и была в храме, то, увидев это дерево на овчей купели, она не захотела идти по нему, пророчески предсказав, что на этом дереве умрет Бог, облеченный естеством человечес­ким. После этого дерево то было закопано глубоко в землю около той же овчей купели, чтобы оно никогда не попало в человеческие руки. Но по прошествии многих лет оно вы­шло из земли и плавало в воде овчей купели (ради того дерева каждый год сходил в купель Ангел Господень и возмущал воду, омывая дерево; и подавалось исцеление больному, который входил в купель первым после воз­мущения воды).

Когда же Христос Господь наш, приняв на Себя естество человеческое, «на земли явися и с человеки поживе», иудеи, схватив Его и предав Пилату на распятие, искали для крес­та самое тяжелое дерево, чтобы причинить Христу большее страдание. Увидев вышеназ­ванное дерево, омоченное водами овчей ку­пели и потому весьма тяжелое, они извлекли его из воды и повелели сделать из него крест столь тяжелый, что Христу потребовалась по­мощь в его несении: «И заставили киринеянина Симона нести Крест Его» (Мк. 15, 21). Вот что рассказывает повесть. Истинна она или нет, мы не утверждаем и не возражаем, и сообща­ем для ведения только то, что нашли в книгах.

Но пусть никто не смущается тем, что в этой повести вместе с кедром и кипарисом указана пальма или финик, а не певк, ибо певк и финик — одно и то же. Впрочем, неко­торые думают, что певк — это сосна, как, на­пример, иеромонах Епифаний Киевлянин, переведший с греческого языка на славян­ский Шестоднев святого Василия Великого. В беседе пятой он написал на поле против слова «певк» слово «сосна». Однако достовер­нее, что под певком следует разуметь финик, ибо так думает и святой Киприан, когда гово­рит Христу Господу: «Возшел Ты, Господи, на финик, ибо сие древо Креста Твоего знамено­вало торжество над диаволом». И слова его за­служивают доверия, ибо в древности финик всегда служил знамением победы и одоления супостата. И Христос Господь при Своем славном входе в Иерусалим был встречен с финиковыми ветвями (см. Мф. 21,8), как По­бедитель смерти и как бы в предзнаменование того, что финик будет древом крестным.

Кроме того, это подтверждается и двумя местами в Священном Писании у пророка Исаии и у Иисуса Сирахова, из которых каж­дый упоминает три славные дерева. Исайя говорит: «Слава Ливанова приидет к Тебе с ки­парисом и певком, и кедром» (Ис. 9, 13), а Си­рах, изображая славу премудрости Божией, говорит, что она подобна кедру, кипарису и финику: «Я», — говорит он, — «как кедр вознесся в Ливане и как кипарис на горах Аермонских, и как финик возвысился на приморье» (Сир. 24, 14). Сирах вместе с кедром и кипарисом упомина­ет вместо певка финик. Аминь.

39. Поучение о пастырстве духовных пастырей («Был томим днем от зноя, а но­чью от стужи; и отходил сон от глаз моих» (Быт. 31, 40))

Этим словам праведного Иакова, пастыря скота, да внемлют усердно все, кому вручена Богом паства овец словесных: архиереи, и ие­реи, и прочие духовные чиноначальники, па­стыри душ человеческих и правители, и да вникают в них с рассмотрением.

Если пасущий бессловесных животных претерпевал такой труд, «томимый днем от зноя, а ночью от стужи», не давая сна очам своим, то сколь несравненно больший труд и бодрость потребны пасущему человеческие души, за которые великий и добрый Пастырь наш Христос пролил Кровь Свою и положил на Крест душу Свою и которые Он принима­ет из рук пасущего с великим рассмотрением и испытанием!

Не только труда, но и большого искусства требует дело пастырства. Подобно тому, как Иаков, искусный в пасении бессловесных овец, изобрел дивный способ размножения пестрых овец, полагая в корыта во время во­допоя пред глазами овец пестрые жезлы, так и искусный пастырь овец словесных, чтобы умножить пасомых овец, должен предлагать им, как бы жезлы пестрые, образы доброде­тельной жизни из житий святых, а особенно пример своей собственной жизни, по настав­лению апостола: «Будь образцом для верных в сло­ве, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте» (1 Тим. 4, 12). Итак, побеседуем здесь о том, каким подобает быть пастырю овец словесных.

Увещевая некогда отступивших от Него людей израильских, чтобы они обратились к Нему, Господь Бог обещал дать им искусных пастырей. «Дам вам», — сказал Он, — «пастырей по сердцу Моему, и упасут вас разумом и учени­ем» (Иер. 3, 15). Внемлем, каких пастырей Бог желает видеть у словесных овец Своих: разум­ных и учительных. «И упасут вас», — говорит Он, — «разумом и учением».

Итак, прежде всего пастырю подобает быть разумным и учительным. Ибо как может он вразумить неразумного, если сам будет неразумен? Как научит невежду, если сам бу­дет неучительным? Как может быть учитель­ным, если сам не учен, не знает силы Святого Писания? Как наставит заблуждающегося, если сам не знает пути, куда идет? Разве мо­жет слепец вести правильным путем слепца? Не упадут ли, по слову Христа, оба в яму (см. Мф. 15, 14)? Поэтому пастырю, прежде всего, необходимо быть разумным и учительным, а не невеждой и неученым.

Бог дал древним ветхозаветным праотцам обетование, что Он пошлет людям Своим Па­стыря, Мессию Христа, о Котором сказал Ви­флеему: «Из тебя произойдет Вождь, Который упасет народ Мой Израиля» (Мф. 2, 6). Проро­чески описывая пришествие сего Пастыря, пророк Исайя называет Его жезлом, ибо пас­тырство ходит с жезлом, и жезлом цветущим, дающим надежду на плод в пропитание овец духовных. На этом жезле, говорит он, почиет Дух Святой с дарованиями Своими: «Почиет на Нем Дух премудрости и смысла, Дух совета и крепости, Дух ведения и благочестия, и испол­нит его Дух страха Божия» (Ис. 11, 2—3).

Внемлем: в числе дарований Духа Святого, почивающих на жезле пастырства, на первом месте поставлены премудрость и смысл: «Дух премудрости и смысла». Да ведомо будет нам, что всякий пастырствующий над людьми Бо­жиими, хотя должен быть украшен многими добрыми делами и духовными дарованиями, однако прежде всего должен приобрести ду­ховную премудрость, мысль, учительский разум, который и Бог желает видеть в устах иерейских, ибо Он говорит в пророческом писании: «Уста священника сохраняют разум, и закона ищут от уст его» (Мал. 2, 7).

Дарование учительского смысла и разума должно быть хранимо в пастырских устах, как некое пребогатое сокровище, чтобы ему быть премудрым в учении, в наставлении, в увещании и в обличении непокорных, как говорит о епископе, а следовательно, и о вся­ком иерее апостол: «Чтобы он был силен и на­ставлять в здравом учении, и противящихся об­личать» (Тит. 1, 9). Не имеющий же духа пре­мудрости и смысла и не сохраняющий в устах своих разума недостоин пастырского сана.

В пророчестве Осиином Бог говорит: «Ты умение отвергл, отвергну и Я тебя, чтобы не священнодействовал предо Мною» (Ос. 4, 6), — то есть не хочу иметь тебя в чине священства, потому что ты не искал разума, премудрости и учения.

Подобным образом и Златоуст в беседах на послания Павловы пишет: «Не знающий Писания и не могущий ратовать с еретиками будет далек от епископского сана; недостоин быть в чине священных служителей Божиих, пекущихся о душах человеческих, недостоин сана пастыря тот, кто неискусен в Божествен­ном Писании и отвергает умение» (Беседа 2 на Послание к Титу, гл. 1). Если же так говорится о неученых пастырях, то что же сказать о тех, которые не только не знают разума духовного, но и не обращаются с любовью к вразумлен­ным и порицают и хулят учение? Послушаем, что говорит о них Писание: «Презирающий пре­мудрость и наставление несчастен, надежда его суетна, и труды бесплодны, и дела его непо­требны» (Прем. 3, 11).

Первому ветхозаветному архиерею, Ааро­ну, Господь Бог повелел сделать святительскую ризу, на подоле которой должны были нахо­диться золотые звонки, «и при служении да слы­шится от него» (звонка) «звук, когда он будет входить во святилище пред лице Господне и ког­да будет выходить, чтобы ему не умереть» (Исх. 28, 35). Дивно было украшение той ри­зы со звоночками, но еще более дивно то, что архиерея ожидала смерть, если бы архиерей­ская риза не имела звоночков: «Да слышится», — сказано, — «звук его» (происходящий от звон­ков), «чтобы ему не умереть».

Мы знаем, что все ветхозаконное было преобразованием новоблагодатного, и ветхо­заветное священство было прообразом наше­го священства. Звоночки же, издающие звон, по толкованию святого Григория Двоеслова, знаменовали голос святительского учения, оз­начали то, что архиерей, как и иерей, не дол­жен быть немым и должен возглашать уже не звонками, а устами и языком, уча и вразумляя людей Божиих, по увещанию апостола: «Про­поведуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долго­терпением и назиданием» (2 Тим. 4, 2), твори дело благовестника.

Звонки были золотые, — и из священных уст должны исходить слова золотые: о богоугождении, о святой и праведной жизни, о любви к Богу и ближнему, — слова золотые, а не оловянные, то есть полезные, а не беспо­лезные, честные, а не бесчестные, любовные, а не враждебные, не хульные и не гнилые. Не имеющий таких золотых духовных звонков разума и книжного искусства, не стяжавший духа премудрости и неучительный служитель Божий и пастырь душ человеческих нем, а вместе и мертв. Ибо как ветхозаконного свя­тителя, если бы он дерзнул войти в святилище без звонков, ожидала смерть, так и новобла­годатным архиереям и иереям, дерзающим принимать на себя со многими происками ду­ховный сан и не имеющим звонков разума и премудрости духовной, не могущим поучать Христово стадо, предстоит некая особая смерть, — не телесная, а духовная, ибо они почитаются Богом мертвыми, и каждому из них Он говорит в Апокалипсисе: «Носишь имя, будто жив, но ты мертв» (Откр.3,1).

Мертв пред Богом тот, кто только носит имя и сан пастырства, а обязанностей пасты­ря не исполняет. Обязанность же пастыря прежде всего заключается в том, чтобы по­учать с пользой, уничтожая человеческие гре­хи и наставляя на путь спасения. Вот что го­ворит Бог пастырю: «Как трубу вознеси голос твой и возвести людям Моим грехи их. Если же не возвестишь, беззаконник в беззаконии своем умрет, кровь же его от руки твоей взыщу» (Ис. 58, 1; Иез. 3, 18). Как бы своей рукой убивает грешника тот, кто не постарался уве­щевать его своим языком и отклонить от гре­хов. Молчащий язык пастыря как бы меч, убивающий души грешников. Поэтому и апостол говорит о себе: «Горе мне, если не благовествую» (1 Кор. 9, 16).

Горе молчащему пастырю, горе его языку, не проповедующему слова Божия и не учаще­му! Но как может язык учительно и с пользой проповедовать слово, если ум не обучился премудрости духовной? Так говорится о тех, которые, будучи весьма неискусными в книж­ном разуме, едва только способные читать и не разумеющие читаемого, не умея учительст­вовать, с великим усердием ищут и покупают себе сан священства и пастырства, не для то­го, чтобы пасти и спасать человеческие души, а для того, чтобы самим пастись и прослав­ляться, будучи почитаемыми. От их лица свя­той Златоуст говорит: «Мы стремимся к внешнему начальствованию и духовному пас­тырству, чтобы быть прославляемыми и почи­таемыми людьми, у Бога же погибаем. Какое же приобретение от такой чести?» (Нравоуче­ние третье на Деяния Апостольские).

Пастырь должен быть не только разум­ным, искусным и учительным в Божествен­ном Писании, но добродетельным и святым по жизни, ибо учить словесных овей подобает не только словом, но и образом доброй жизни в Боге. Святой апостол Павел, повелевая сво­ему ученику Тимофею, чтобы он был приме­ром для верных, и говоря, в чем должен быть этот пример, прежде всего указывает вместе со словом жизнь: «Будь образцом», — говорит он, — «для верных в слове, в житии» и прочее (1 Тим. 4, 12). Ибо вместе со словом должна быть и жизнь, чтобы жизнь пастыря согласо­валась с учительными словами, исходящими из его уст, чтобы пастырь сам делал то, чему учит других, чтобы не быть обличенным сло­вами апостола: «Уча другого, не учишь себя са­мого?» (Рим. 2, 21).

Научит ли других творить добрые дела тот, кто сам творит дела злые? Направит ли кого-либо в царство небесное тот, кто сам идет в ад? Не стыдно ли омывающему других от грязи самому пребывать в смрадной тине и не радеть об омовении себя от загрязнения? Может ли врачевать чужие язвы и недуги тот, кто сам весь покрыт струпными язвами и одержим тяжким недугом? Не скажет ли такому всякий: «Врач! Исцели самого себя» (Лк. 4. 23)? И Сам Бог говорит таким людям: «Зачем ты проповедуешь уставы Мои и держишь завет Мой в устах сво­их? Ты же возненавидел наставление и поверг слова Мои назад» (Пс. 49, 16—17). И иудейские учителя говорили людям многое из Закона, поучая их, а сами не делали того, чему поуча­ли. Потому-то Господь и сказал о них Своим ученикам и народу: «На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; итак, все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте, ибо они говорят и не делают» (Мф. 23, 2—3).

Говорящий и не делающий подобен грому, бывающему в облаках без дождя во время засу­хи. Какая польза от грома облачного, если на жаждущую землю не прольется дождь? Какое умиление для души от голоса учителя, который своей жизнью не только не приносит пользу, а еще более соблазняет? Ибо слово без образа добродетельной жизни не действенно. Пусть кто-либо носит на своем языке, как мед, слад­коречив, но если в его делах видна желчь со­блазна, он не усладит сердца слушателя.

Желающий взгревать у других любовь Гос­подню должен сам не быть льдом, но пламе­неть, как Серафим, Божественным желанием. Желающий просвещать других да будет сам не тьмой, а светом. Потому и Господь говорит пастырям и учителям в Евангелии: «Вы — свет мира» (Мф. 5, 14). А святой Златоуст увещевает: «Начальнику подобает быть светлее всякого светила и иметь житие нескверное, чтобы все, взирая на него, могли воображать его жизнь в своей жизни» (Беседа 10 на первое Послание к Тимофею, гл. 3).

Когда гаснет свет, наступает тьма. Если начальник проводит злую жизнь, то как не соблазниться взирающим на него подначаль­ным! Когда заблуждается пастырь, как не за­блудиться овцам! Если свет является тьмой, то тем более тьма! Поэтому свет должен быть светом, а не тьмой, чтобы просвещать тех, кому светит. «Так да светит», — говорит Гос­подь, — «свет ваш пред людьми, чтобы они виде­ли ваши добрые дела» (Мф. 5, 16). Желающий поднимать падающих пусть стоит твердо сам! Наставляющий на правый путь заблудших сам пусть идет путем правым!

Будь, о пастырь, образом добродетелей для овец твоих, и тогда ты сможешь их на­учить. Господь говорит в Евангелии: «Кто со­творит и научит, тот великим наречется в царстве небесном» (Мф. 5, 19). Внемлем этим словам: сотворит и научит; сначала сотворит, потом научит. Ты не можешь, как бы говорит Он, научить других, если сначала сам не сде­лаешь то, чему хочешь научить их. Сначала сделай сам, и тогда сможешь научить других, ибо глас дела действеннее, чем глас слова: слово слышно только предстоящим, а дело проповедуется до концов земных. Поэтому пастырю необходимо вместе с учительством иметь и добродетельную жизнь.

В вышеупомянутом пророческом (Малахиином) писании, где говорится о том, что иерейские уста должны хранить разум и что от уст его взыскивается закон Божий, пишется, что пастырь — это Ангел Господа Вседержите­ля: «Да текут учений реки от уст священника, ибо он Ангел Божий» (Мал. 2, 7). Заметим, что учительство и ангельство поставляются вме­сте: пастырь должен иметь в устах учитель­ное слово и хранить ангельское, святое, не­порочное житие. И Псалмопевец говорит: «Ходящий непорочным путем — сей мне служил» (Пс. 100, 6).

Если ты служитель Божий, если ты пас­тырь словесных овец, если ты учитель, то будь по жизни своей непорочным, как Ангел Божий, возвещая слово Божие, не делай дел демонских. Служа в храме Божием вместе с Ангелами, не ходи вне храма с бесами на прогневание Бога; принося пользу словами, не соблазняй делами, ибо «горе тому человеку, че­рез которого соблазн приходит» (Мф. 18, 7).

Тысячи изреченных слов могут не прине­сти никакой пользы, а одно злое дело, соде­янное явно, соблазнит тысячи людей, и то, что ты смог создать в душах человеческих многими словами, разрушишь одним своим соблазняющим делом. Будь Ангелом по жиз­ни — и все будут с удовольствием сладостно слушать твои слова и творить то, что ты пове­леваешь, имея пред собой образ твоей жизни.

И ты не сможешь упасти вверенное тебе стадо и наставить его на путь спасения, если сам первым не будешь идти по пути спасения. Не побудишь людей к боголюбию, если сам не явишься возлюбленным другом Божиим.

Обещая людям израилевым послать пас­тырей разумных и учительных, Господь Бог, как уже сказано выше, прежде всего указал на то, что Он даст им пастырей по сердцу Свое­му: «Дам вам», — сказал Он, — «пастырей по сердцу Моему» (Иер. 3, 15).

Что значит быть по сердцу Божию — это изъясняет апостол Павел, говоря от лица Божия о Давиде: «Нашел Я мужа по сердцу Моему, Давида, сына Иессеева, который исполнит все хотения Мои» (Деян. 13, 22).

Итак, быть по сердцу Божию — значит ис­полнять все хотения Его. И когда Бог дал обе­тование послать пастырей по сердцу Своему, пасущих разумом и учением, то Он известил, что эти пастыри вместе с разумным учитель­ством будут иметь и доброе житие, исполняя все хотения Его. Скажем еще: быть по сердцу Божию — значит любить Бога всем сердцем.

Какое же знамение того, что кто-либо лю­бит Бога всем сердцем? Это знамение указал Сам Христос, когда сказал Своими пречисты­ми устами: «Кто имеет заповеди Мои и соблюда­ет их, тот любит Меня» (Ин. 14, 21). Знамение любви к Богу — это исполнение Его запове­дей. И потому, когда Бог сказал, что пастыри будут по сердцу Его, Он указан и на то, что они будут любить Его всем сердцем, соблюдая Его заповеди. И если такими были пастыри в Ветхом Завете, то тем более теперь, в новой благодати, пастыри должны быть не только учительными словом, но и добродетельными по жизни, быть по сердцу Божию, исполняя все хотения Его, соблюдая заповеди по сер­дечной любви к Нему.

Пастырю подобает быть боголюбивым. Сам Господь, желая поставить святого Петра пастырем словесных овец, прежде всего три­кратно спросил его о любви, сказав ему: «Симон Ионии! Любишь ли ты Меня?» И когда Петр от­ветил Ему трикратно: «Так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя», — Господь вручил ему паст­ву: «Паси агнцев Моих, паси овец Моих», паси из­бранных Моих (Ин. 21, 15—17). Познается же любовь к Богу по добродетельной жизни, яв­ляя вместе со словом и жизнь пастыря.

Но недостаточно пастырю быть учитель­ным в слове и святым по жизни. Он еще дол­жен иметь великое попечение о стаде, тру­диться и быть бодрствующим.

Для него потребно попечение о стаде, ибо Бог потребует отчет о стаде, вверенном рукам пастырским, и в последний час скажет: «Дай отчет в управлении твоем» (Лк. 16, 2). В проро­честве Иезекииля слышится грозное слово, обращенное к нерадивым пастырям: «Так гово­рит Господь Бог: «Горе пастырям Израилевым, которые пасли себя самих! Не стадо ли должны пасти пастыри? Вы ели молоко и шерстью оде­вались, откормленных овец заколали, а стада не пасли. Слабых не укрепляли, и больных не вра­чевали, и пораненных не перевязывали, и угнан­ных не возвращали, и потерянных не искали, а правили ими с насилием и жестокостью». И рассеялись они без пастыря и, рассеявшись, сде­лались пищею всякому зверю».

Посему, пастыри, выслушайте слово Гос­подне. ««Живу Я! — говорит Господь Бог, — за то, что овцы Мои оставлены были на расхище­ние и без пастыря сделались овцы Мои пищею всякого зверя, и пастыри Мои не искали овец Моих, и пасли пастыри самих себя, а овец Моих не пасли, — за то, пастыри, выслушайте слово Господне. Так говорит Господь Бог: «Вот, Я — на пастырей, и взыщу овец Моих от руки их»«(Иез. 34, 8-10).

Внемлем, сколь грозно Господь будет ис­пытывать пастырей о пасении их. Поэтому пастырю подобает быть весьма попечитель­ным о своем стаде.

Необходимы для пастыря и многие труды, ибо он должен носить немощи всех, как гово­рит апостол: «Мы, сильные, должны носить немо­щи бессильных и не себе угождать» (Рим. 15, 1). В притче о добром пастыре Господь говорит: «Пойдет за пропавшею овцой, пока не найдет ее. А найдя, возьмет ее на плечи свои с радостью» (Лк. 15, 4-5). Вот в чем заключается долж­ность пастыря: отдать плечи свои вверенной ему овце, и носить немощи ее.

Послушаем, что некогда заповедал Гос­подь Моисею, вождю людей израилевых: «Возьми их так же, как кормящая мать носит младенца» (Числ. 11, 12). Не только как пастух носит овцу, но и как мать носит свое чадо и питает его сосцами, так пастырь должен ду­ховно носить своих словесных овец, питая их духовной пищей, как младенцев молоком, и не отказывая в необходимом для тела, а по возможности восполняя недостаточность не­имущих.

Во всем этом пастырю предстоит немалый труд: труд в отыскании заблудшего, труд в поднятии павшего, труд в уврачевании уязв­ленного, труд в ношении немощей и бремени обремененного, труд в том, чтобы исторгнуть похищенную волком овцу из самых зубов зве­риных и представить ее в целости Христу. С трудом сопряжено и то, чтобы и во внешних нуждах подавать руку помощи обиженным, защищать невинных, заботиться об убогих и нищих, и исполнять другие обязанности цер­ковного управления, — все эти труды должен поднять на себя пастырь. И горе тому пасты­рю, который ищет только чести пастырской, а подобающего ему труда не поднимает!

Горе пастырю, который ищет только своей выгоды, пасет только себя, а об овцах нерадит. Такой пастырь подобен идолу, ибо именно такому пастырю Бог говорит в пророчестве Захариином: «Горе пастырю недостойному, ос­тавившему овец!» (Зах. 11, 17). В другом пере­воде это место читается так: «О пастырь и идол!» Пастырь, оставивший овец, не трудящийся, нерадяший об овцах — идол, и Бог говорит ему: «О пастырь и идол!»

Какому же идолу подобен такой пастырь? Воистину, подобен он тому золотому тельцу которого люди израильские, изведенные из Египта, изваяли себе в пустыне в отсутствие Моисея, и пред которым они восклицали: «Вот бог твой, Израиль!» (Исх. 32, 4). Святой Киприан, святой Амвросий и другие толкова­тели Божественного Писания говорят, что из­ваян был не целый телец, а только голова тельца, ибо когда множество золота было по­ложено в огонь, то из него излилось подобие головы тельца, поедающей траву, о чем упо­минает и Псалмопевец: «Променяли», — говорит он, — «славу Его на подобие тельца, ядущего траву» (Пс. 105, 20). Смотрите, каков был тот золотой идол: он не имел ни плечей, ни ног, чтобы можно было возложить на него ярмо и заставить нести иго; у него были только уста, поедающие траву. Подобен тому идолу и не­добрый, ленивый, нерадивый пастырь.

Идол золотой, и ценен он ради золота, — и пастырь золотой саном, и ценен ради пастыр­ского сана. Идол золотой, но бездушный, — и пастырь, не имеющий духа усердия к овцам как бы бездушен. Идол не имел плеч и не но­сил ига на своей шее, — и пастырь, не нося­щий, как подобает, возложенного на него бре­мени, также как бы не имеет плеч, не может быть впряженным в иго Христово. Идольское изображение имело вид не трудящегося, а только ядущего тельца, — и пастырь, который не поднимает на себя подобающих ему тру­дов, а только даром питается богатыми трапе­зами, есть как бы ядущий телец, и потому по­добен золотому идолу тельца. И не напрасно говорится такому пастырю в Писании: «О пас­тырь и идол!»

Во многих пастырских устах и ныне мож­но слышать слова упоминаемых в пророчест­ве Захарии древних пастырей, которые гово­рили: «Благословен Господь, ибо мы обогащаемся» (Зах. 11, 5). Но мало таких, которые могли бы сказать: «Благословен Господь за то, что мы обрели заблудшую овцу, исторгли ее из пасти волчьей, исцелили уязвленного, напитали стадо на добром пастбище, кроме того, что и сами обогатились, и сами напитались». По­этому и Бог говорит устами пророка Иере­мии: «Горе пастырям! Я накормлю их полынью и напою их водою с желчью» (Иер. 23, 15). Вот ка­кое возмездие Божие ожидает нерадивых и ленивых пастырей: вместо сладкой снеди — полынь, вместо сладкого пития — желчь. Когда же они получат такое воздаяние? В по­следний день, в час грозного испытания.

Итак, много труда и попечения требуется пасущему человеческие души.

Вместе с трудами для пастыря необходима и великая бодрость, как стражу, приставлен­ному стеречь город или полки. Ибо к каждому пастырю относятся слова Божий, сказанные пророку Иезекиилю: «Поставил стражем дому Израилеву» (Иез. 33, 7). Не спит страж, стерегу­щий ночью, — не подобает и пастырю духов­ного стада быть сонливым. Псалмопевец го­ворит: «Не воздремлет, не уснет Хранящий Из­раиля» (Пс. 120, 4), — и это он говорит не столько о естественном сне немощной плоти, без которого никто не может обойтись, сколь­ко о сне духовном — о нерадении, невнима­тельности нерадивого пастыря, ибо невнима­тельный и нерадящий о совершающемся все равно как спящий.

Святой Златоуст, приводя в пример бодрственность пастухов стад словесных, говорит: «Если столь велика забота о бессловесных, то какой ответ могут дать те спящие сном глубо­ким, которым вверены словесные души? Или вы не знаете о достоинстве этого стада? Разве не для него Владыка твой соделал бесчислен­ное и затем пролил Кровь Свою? А ты ищешь покоя! Что может быть горше таких пастырей? Не подумаешь ли о том, что этих овец окружа­ют злые и свирепейшие волки? Не помыс­лишь ли, сколь многое потребно для хотящего взять на себя начальствование в устроении души» (Нравоучение 29 на Послание к Рим­лянам).

Образ доброго пастыря являют те шести­крылые, четвероликие, многоочитые Херуви­мы, которых видел святой Иоанн Богослов у Престола Божия и которые по объяснению толкователей являются образами четырех евангелистов и, после евангелистов и апосто­лов, образами церковных пастырей. Ибо каж­дый из пастырей должен быть как лев креп­ким против нападающих на стадо волков, трудолюбивым в чине своем как вол, милос­тивым и сострадательным как человек, и высокопарящим в своем богомысленном уме как орел. Об этих Херувимах пишется, что они «исполнены очей спереди и сзади» (Откр. 4, 6). Подобно им и пастырь должен быть многоочитым, рассматривая не только настоящее, но и грядущее. Златоуст говорит: «Пастырю всюду потребны тысячи очей, — тысячи, ибо ему надлежит пасти овец и зорко смотреть, чтобы какой-либо волк в одежде овчей не по­пал в стадо» (Нравоучение третье на Деяния Апостольские).

Небесные Херувимы не только имеют многие очи извне, спереди и сзади, они и «вну­три исполнены очей» (Откр. 4, 8). Пастырю так­же недостаточно многоочито наблюдать за своим стадом, он должен бодрственно смот­реть и внутрь самого себя, в глубину своей со­вести: не зазрит ли его в чем-нибудь совесть? Ибо пред Богом не похвально смотреть за другими, а себя не видеть, замечая сучок в очах ближнего, не ощущать бревна в своем оке (см. Мф. 7, 3; Л к. 6, 41) и, показывая дру­гим добрый путь, самому падать в яму. Поэто­му пастырю подобает быть многоочитым не только извне, но и внутри, не только исправ­ляя прегрешения других, но и внимательно предохраняя себя от грехопадений и соблаз­нов. И для этого, как мы уже сказали вначале, пастырю необходимо великое искусство. Не­искусный врач больше навредит, чем уврачу­ет, и неопытный кормчий скорее приведет корабль к потоплению, чем направит его к пристанищу. Подобно тому и неискусный па­стырь скорее послужит во вред своему стаду, чем на пользу. И горе такому пастырю! Ибо о всех погибших душах он должен будет дать ответ Богу.

Поэтому многие из святых уклонялись от пастырского сана, считая себя недостаточно искусными для ношения таких тягот и стра­шась грозного испытания в пасении душ че­ловеческих. Святой Ефрем Сирин, узнав, что народ едесский хочет посадить его на епис­копский престол, и не желая этого, притво­рился юродивым, бегал по торжищу, влача за собой свою одежду, как безумный, и, похищая продаваемые хлеба и овощи, съедал их. Видя это, люди сочли его безумным, а он, убежав из города, скрывался до тех пор, пока епископом на это место не был поставлен другой. Прему­дрый Аммоний египетский, принуждаемый к епископству, отрезал бы себе и язык, если бы принуждавшие не оставили его, как повеству­ется об этом в Лавсаике Палладиевом (гл. 4).

Мы же помыслим: если святые, будучи премудрыми и достойными этого сана, так уклонялись от принятия его на себя и предпо­читали юродство и повреждение своей плоти пастырству над множеством человеческих душ, то что же можно сказать о тех, которые стараются получить этот сан, не будучи ни ис­кусными, ни достойными пастырства, не имея и добродетельной жизни, стараются по­лучить одним только многим старанием и подкупом? Воистину, спасение их подлежит сомнению.

Послушаем, что пишет о таких пастырях святой Златоуст: «Думаю, — говорит он, — что не многие из таких иереев спасаются, боль­шинство же погибает». И еще: «Когда захо­чешь священства, помысли о геенне» (Нраво­учение 3 на Деяния Апостольские).

Послушаем, что говорит святой Златоуст обо всех вообще ищущих начальствования: «О сколь великая беда ожидает всех ввергаю­щих себя в такую бездну томления! О всех, над кем ты начальствуешь: о женах, мужах и детях, ты должен дать ответ. Вот в какой огонь ты влагаешь главу свою. Я сомневаюсь, чтобы кто-либо из начальствующих мог спастись, когда при таком наказании и разленении ви­жу еще стремящихся и ввергающих себя в та­кую тяготу начальства. Ибо, если влекомые по нужде не имеют ни прощения, ни оправда­ния, когда не радеют о деле и устраивают его плохо, то тем более те, которые прилагают к получению сего старания и ввергают себя в начальство, лишают себя всякого прощения. Подобает бояться и трепетать этого и ради со­вести, и ради тяготы начальства» (Беседа 34 на Послание к Евреям).

Так заканчивает Святой Златоуст свои слова, закончим и мы здесь свою беседу о па­стырстве. Прочее же смотри: в первом посла­нии Петровом, гл. 5. ст. 2—3; в первом посла­нии Павловом к Тимофею, гл. 3. ст. 1 и пр., и в послании к Титу, гл. 1. ст. 7 и следующее. Смотри еще последнее слово к пастырю свя­того Иоанна Лествичника.

40. Поучение первое на освящение церкви («Избрал и освятил дом сей, да будет имя Мое в нем вовеки, и бу­дут очи Мои и сердце Мое там во все дни» (2 Пар. 7, 16))

Благословенные христиане! Когда прему­дрый израильский царь Соломон создал в го­роде Иерусалиме храм Господень с большим старанием и с большими затратами на его ук­рашение, тогда Господь Бог, видя такое его старание, видя, как он украсил храм всякими прекрасными и искусными изображениями, золотом, серебром и драгоценными камнями, как он молился Ему прилежной молитвой, — явился ему, сказал об этом храме мирные сло­ва и услышал молитву его. Вот и ныне, благо­словенные люди, видя благодать Божию, видя, как она благоволила старанием и усердием боголюбцев создать и освятить сей святой храм, в котором Сам Господь пребывает, вся­кое моление слышит и взирает очами, поста­раемся непрестанно воздавать благодарение Ему, Прещедрому нашему Царю и Богу, и не обленимся всегда пребывать в доме этом Божием и днем, и ночью, потому что иного по­коя, кроме церквей Божиих, хотя и поищешь, но не найдешь.

Святой Иоанн Златоуст очень хвалит час­то приходящих в храм Божий, выражая преве­ликую пользу этого в следующих словах: «Ни­что так радостно не устраивает нашу жизнь, как услаждение мысли в церкви, ибо в церкви у радующихся сохраняется радость, в церкви — утешение скорбящим, в церкви — веселие опечаленным, в церкви — прохлада терпя­щим напасти, в церкви — успокоение трудя­щихся, отрада в болезнях, твердая надежда на Бога. В священных храмах и сердце Божие, согласно слову Его: «И сердце Мое там во все дни» (3 Цар. 9, 3). Приходя в них и молясь усердно, Божие разумное и словесное творе­ние или богобоящиеся люди получают вели­чайшую пользу, через чтение же и слушание Божественного Писания они делаются спо­собными на всякое благое дело».

Если кто увидит в себе смущенными со­весть и ум, то пусть идет в священный храм Господень, который Бог избрал в жилище Се­бе, в котором уши Его внимают христиан­ским молитвам, как сказано: «И ныне очи Мои открыты будут и уши Мои послушны к моле­нию в месте этом» (3 Цар. 8, 29), — пусть мо­литвенно изольет свое сердце пред Богом, покажет раны духовным пастырям, объявит соблазны, пусть обвяжет их для оздоровле­ния пластырем заповеди Господней и сове­том иереевым. Тогда поистине такой человек исцелеет, действительно спасется душой и телом и совершенно обновится духовной мыслью, «как у орла юность твоя» (Пс. 102, 5), ибо так всегда обновляться учит святой апос­тол Павел, говоря: «Как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в об­новленной жизни» (Рим. 6, 4).

Пока мы живем в мире этом, нам во спа­сение завешано крепко исполнять заповеди Божий о любви к Богу и ближнему, ибо так говорится: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разу­мением твоим; и возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22, 37-39). Слова же эти пи­саны у всех пророков и евангелистов.

С того времени, как человек взрослеет и начинает приходить в разум, он прежде всего делается ответственным в любви к Богу, ибо Он сотворил нас, благословенные христиане. А поскольку мы люди Вседержителя Бога «овцы паствы» Его (Пс. 94, 7), то Он повелевает входить во врата Его исповеданием веры и во дворы Его (Пс. 83, 3), то есть в святые церкви, пением любви, ибо если кто полюбит что-ли­бо, тогда все мысли свои и желание обращает на это. Ввиду этого заповедано учить любви к Богу всякого отрока с детства, ибо пятая кни­га Моисеева содержит следующие слова Са­мого Бога к израильтянам: «Слушай, Израиль, Господь Бог твой, Господь Единый, люби Госпо­да Бога твоего от всего сердца твоего и от всей души твоей, и да будут тебе слова сии, кото­рые Я заповедаю тебе сегодня, в сердце твоем и в душе твоей, и научи им детей твоих, и говори о них сидя в доме, и идя оп дороге, и ложась, и вставая, и привяжи их как знак на руку твою, и да будут они повязкою над глазами твоими, и напиши их на косяках дома твоего и на воротах твоих» (Втор. 6, 3—9).

Вот какие сильные слова заповеданы были людям, чтобы сердце человеческое нисколько не уклонялось от любви Божией к любви мира сего, к сластям телесным и соблазнительным, чтобы не прилипало и не любило бы какую-либо сотворенную вещь больше Творца, но чтобы христианское дитя, обученное в моло­дости, привыкло говорить, что существует Бог, сотворивший небо, землю и нас. Говоря­щий часто Его святое имя начнет, взрослея, бояться Его и слов Его, боясь же Его и зная, что Он все может, постарается хранить Его святые заповеди, своей благочестивой жиз­нью и проявлением христианского достоин­ства будет содействовать благу Святой Собор­ной Церкви и будет научаться воздержанию во всякой страсти души и тела. Усердствуя в этом с твердой мыслью, каждый сам в себе почувствует любовь Божию, и поистине всю­ду жив будет такой человек, ибо мир сей и все случающиеся здесь многие скорби и напасти не могут вредить ему и чем-либо озлоблять его. Сам Всеблагой Бог исполняющим с лю­бовью Его заповеди говорит так: «И будет так, если вы будете слушать заповеди Мои, которые заповедую вам сегодня, любить Господа, Бога вашего» (Втор. 11, 13). Если же кто любит Бога, то Бог возлюбит его самого, а он возлюбит и ближнего своего, как сказал Господь: «Люби его как себя» (Лев. 19, 34).

Кто же любит себя? Тот, кто достойно проводит свою жизнь, приходит в церковь Божию, часто посещая храм Божий, творит молитвы и непрестанно вспоминает имя Божие. Тот любит себя, кто удаляется от всякой злой страсти и от человека с бесчестным и неприличным нравом, кто удерживает свои чувства от запрещенных вещей. Как же может кто-либо научиться хранить чувства от со­блазнов и неправд, а сердце от злых похотей, если не знает закона Божия, не учится и не ходит в церковь Божию?

Многие говорят и думают, что они знают, если когда где-либо что-то прочли. Идти в церковь, совершать молитвы, поминать Бога, как подобает, читать закон Божий и учителей церковных для своей же пользы, для уяснения того, как жить, — говорит всякий, — некогда, а упиваться, устраивать обеды, играть, ко­щунствовать, произносить срамные слова, совершать скверные похоти, — на все это много времени: целые ночи просиживают во всяком бесчинстве, особенно же в пьянстве, на это всегда есть время. Кто так поступает, гот не любит себя; не любящий же себя не бу­дет любить и ближнего своего, а о Творце сво­ем и не подумает.

Каково же наше благочестие? Каково хри­стианство? Какая в нас любовь к Богу, когда мы видим, что церкви пусты и законное по­учение, которое следовало бы кому-нибудь послушать, оставлено. Всюду полно злоб, не­правд, обид, бесчинств и срамословия. Объе­дение же и пьянство сделало многих людей не только убогими, не только довело до беснова­ния и сумасшествия, ной безвременно преда­ло ужасным смертям, и совсем искоренило, искореняет и ныне держащихся его, ибо пи­шется: «Не смотри на вино» (Притч. 23, 31). Как бы много ни пить, вина не одолеешь, тебя же оно совершенно одолеет и обратит в ничто.

Звонят, зовут в святую церковь на пение и хваление Господа Бога, к Которому подобает иметь всю любовь, но никто не идет, ибо здесь и в самые праздники, и на всенощном бдении бывает свободна от приходящих людей даже и главная соборная церковь, в которой всегда достаточно и поющих, и читающих, но нет любви к ней, потому и не ходят. А ведь на пи­рах просиживаешь ночи в питье и глумлении, как будто это есть дело, и время на это есть, и не скучно в непотребной забаве.

Поистине, вредно и пагубно не только ду­ше, но и телу пьянство, переходящее всякие естественные границы. Теперь люди приду­мали много пить о здравии за других людей и заочно, а себя безмерно губить этим, ибо от желаний пьяного человека никому не может быть никакой пользы, в них нет сердца, поднесенного любви Божией. Если человек удов­летворяет своим страстям, если не поучается закону Господню, лишается святой церкви и не сострадает своей братии никакими благотворениями, то он согрешает.

Священное Писание говорит: «Боящиеся Господа не противятся словам Его, и любящие сохраняют пути Его Боящиеся Господа поищут благоволения Его, и любящие Его исполнятся закона. Боящиеся Господа сделают готовы­ми сердца свои и смирят пред Ним души свои» (Сир. 2, 15—17). Поэтому, постаравшись пре­бывать в таком страхе Божием, мы и в молит­вах наших будем услышаны, согласно свиде­тельству пророка Божия, Боговидца Моисея, который говорит: «И о чем помолитесь Богу, то исполнит».

Благоволение Божие да будет на вас бла­годатью Его и человеколюбием всегда, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.