Поучение второе в неделю восьмую по Святом Духе (На Евангелие о пяти хлебах (Мф.14,20)) 2 страница

Вспомним Иону пророка. Он был муж праведный пред Господом, был святый пророк; а кто не знает, что он пострадал в море только за один грех ослушания? «Возстави Господь ветр велик в море, и бысть буря велия, корабль же страдаше, яко сокрушатися, и убояшася корабленицы и вопияху кождо к богу своему» (Ион. 1: 4, 5). О, как много тяжких смертных грехов находится среди нас! Как же мы хотим иметь тишину?

Великие грехи низложили сильных с престолов, раз­рушили царства, разорили города, рассеяли великие полки, опустошили страны, и пощадили ли они хоть од­ного злого человека? Скаредные грехи навели потоп на людей прежнего мира, одождили огонь на города Со­домские, превратили у египтян реки в кровь и их же потопили в Чермном море. Кого же из нас они могут спасти? Тяжкий грех проломил небо под Люцифером и до ада разверз землю под Дафаном и Авироном, утвер­дил великую пропасть между богатым и Лазарем, «ан­гелов, не соблюдших своего начальства, на суд великого дне узами вечными под мраком соблюде», людей пре­вратил в скотов, как Навуходоносора, и в бесчувствен­ные столпы, как жену Лотову, и никого не пощадил ни­когда. Какого же добра мы можем ожидать от наших злых дел? Пока тот Иуда, то есть, грех, грех привыч­ный, будет находиться на корабле жизни нашей, до тех пор мы не будем иметь никакого добра, до тех пор мы будем обуреваемы волнами бедствий и зол.

Мы дивимся, что иногда бывают засухи, бездождие, неплодородие земли и следующие за ними гние­ние и голод: а что соделывает все это? Кто виновен в таком зле? Грех наш. Вот мы слышим, как говорит Бог: «Огнь возгорится от ярости Моея, раждежется до ада преисподняго, снесть землю и жита ея, попалит основания гор. Соберу на них злая и стрелы Моя скон­чаю в них, таяти имут гладом» (Втор. 32: 22). За что же, Господи, так ужасно Ты гневаешься на возлюблен­ных людей Своих? «За грехи, — говорит, — их, яко прогневаша Мя и в мерзостех своих преогорчиша Мя». Мы дивимся, что иногда случается неожиданно пожар и сожигаются многие жилища и имения. А что соде­лывает сие? Кто виновен? Грех наш! «Одождит, — сказано, — на грешники сети, огнь и жупел, и дух бу­рен» (Пс. 10: 6). Дивимся мы непрестанным войнам, битвам и множеству павших от меча; а что соделыва­ет сие? Поистине, не иное что виновно в таком зле, как только грехи наши, согласно словам Бога в проро­честве: «Аще не послушаете Мене (то есть, если не по­каетесь во грехах), меч вы пояст: уста бо Господня глаголаша сия» (Ис. 1: 20). О, как жестоко бьют нас ото­всюду волны! Причина же всех этих бедствий — это Иуда в корабле, грех в членах наших, которому мы по­работили себя. Изгоним же его из себя покаянием; а пока мы не изгоним его, до тех пор не перестанем бедствовать и не избавимся от таких многочисленных бедствий наших.

Вот, слушатель мой, мы узнали причину волнения кораблей: как вещественного апостольского, так и мыс­ленных — церкви, отечества христианского и каждого отдельного человека. В волнении апостольского корабля виновен Иуда; в бедствиях церковного и всенародного корабля виновны злобные, ожесточенные, нераскаян­ные, многочисленные, иудообразные грешники; в тре­волнениях же мысленного корабля — каждого в отдель­ности человека — виновен личный грех каждого, от ко­торого всякий хочет отстать и в нем раскаяться.

Что же нам делать, дабы прекратилось волнение на великом и пространном море мира сего, и корабли на­ши имели бы тихое и безбедственное плавание? Вот что мы сделаем: мы воззовем ко Господу со святым Петром: «Господи, спаси ны, погибаем» (Мф. 8: 25).

Господи! Иудообразных грешников среди нас и гре­хи наши претвори всесильным Твоим милосердием в праведников и в оправдания. Господи! Сам приблизись к нам; ходя по морю, запрети ветрам и буре и претво­ри волнения наши в тишину. Господи! Скажи присут­ствием Твоим то, что Ты сказал Своим апостолам: «Дерзайте, Аз есмь, не бойтеся» (Мф. 14: 27).

Мы же, грешные и несчастные, измученные волна­ми, возрадуемся о Тебе, Боге нашем, и, вместе с покло­нившимися в корабле, поклонимся Тебе, говоря. «Воис­тину Божий Сын еси» (Мф. 14: 33). Аминь.

36. Поучение в неделю десятую по Святом Духе («Господи! Помилуй сына моего, яко на новы ме­сяцы беснуется и зле страждет. И приведох его ко учеником Твоим, и не возмогоша его исцелити» (Мф.17: 15, 16))

Возлюбленные слушатели! Не всегда и святые лю­ди, как видим, могут иметь власть над бесами, чтобы изгонять их. Человек некий, имевший сына бесновато­го, очень страдавшего от духа нечистого, привел его к апостолам, к ученикам Христовым, и молил, чтобы они исцелили сына, изгнали из него духа нечистого. Но они не в состоянии были сделать этого и, что удивительнее всего, не смогли изгнать уже по принятии от Христа власти над бесами, уже после того, как дана была им власть над нечистыми духами, чтобы изгонять их. Не­смотря на это, они не могли изгнать беса из того от­рока, которого привели к ним. Если же они, будучи святыми, оказались бессильными, то что же можем сделать мы, грешные? Как мы можем устоять против беса, когда сила его крепка, природа же наша страст­на, а сила наша немощна? Если бы Господь не был сре­ди нас, то кто мог бы сохранять себя целым от врага и человекоубийцы?

Какая же причина той слабости, что святые апосто­лы не смогли изгнать беса из отрока, бесновавшегося в новолуния? Причину эту Христос Господь ясно показал ученикам Своим наедине, когда те спросили Его: «Поч­то мы не возмогохом изгнати его? Иисус же рече им: за неверствие ваше». Хотя святые апостолы и имели данную им Христом власть над бесами, однако ж в них было некоторое сомнение и неверие, неверие же не во Христа, которого они уже устами и сердцем исповеда­ли истинным Сыном Божиим, как мы слышали это в прошлую неделю, когда Он морское волнение претво­рил в тишину, когда простер руку утопавшему Петру и спас его от потопления: «Тогда сущий в корабле поклонишася Ему, глаголющи: воистину Божий Сын еси» (Мф. 14: 33). Итак, в апостолах было неверие не во Христа, но в данное им могущество: они сомневались, могут они или не могут изгнать беса столь сильного и столь ужасного, какого им еще не приходилось изго­нять? Они сомневались, ибо у них еще не было смело­сти и дерзновения, так как они еще не восприняли Свя­того Духа. Я же, грешный, защищая святых апостолов от порока неверия и ища в нынешнем Евангелии поль­зы себе и вам, моим слушателям, решил с помощью Бо­га и тех святых апостолов указать вам еще и другие причины, по которым святые апостолы не могли из­гнать беса. Это я сделаю не от своего скудного умство­вания, но из того же святого Евангелия я извлеку для нас правило, как мы могли бы изгнать из самих себя бесоподобные страсти.

«Господи, помилуй» и прочее.

Чтобы яснее уразуметь намеченное, мы, православ­ные слушатели, прежде всего рассмотрим время, в ко­торое святые апостолы не смогли изгнать беса. Господь наш Иисус Христос незадолго до Своих страданий и креста, желая явить Своим избраннейшим ученикам на Фаворе славу Своего Божества, в пятое число месяца ав­густа пришел к горе Фаворской со всеми Своими две­надцатью учениками. Там Он вечером взял трех учени­ков — Петра, Иакова и Иоанна — и взошел на гору провести ночь в молитве, прочих же апостолов, между которыми был и Иуда, Он оставил под горою. В то вре­мя человек привел своего бесноватого сына к девяти апостолам, и они не могли изгнать беса. Когда же про­шла та чудесная ночь, в которую Господь наш преобра­зился, и наступил шестой день августа, Господь шел с горы с тремя учениками, а народ, который обыкновен­но ходил за Христом, собрался под горою, ожидая, по­ка Христос сойдет с горы. Когда же увидели Его, то при­ветствовали Его, и тогда один человек из народа прибли­зился к Иисусу, кланяясь Ему и говоря: «Господи! По­милуй сына моего, яко на новы месяцы беснуется и зле страждет. И приведох его ко учеником Твоим, и не возмогоша его исцелити. Отвещав же Иисус, рече: о, роде неверный и развращенный! доколе буду с вами, доколе терплю вы?» (Мф. 17: 15, 16, 17).

Посмотрим здесь: в какое время апостолы не мог­ли изгнать беса? Когда не все были вместе, но только девять, и в том числе Иуда. Петр же с Иаковом и Ио­анном, главнейшие из апостолов, ушли с Иисусом на го­ру: посему-то они и не могли изгнать беса. Не могли без Петра — камня веры, не могли без Иакова — без креп­кого борца, не могли без Иоанна — без благодати Божией, в особенности же не могли без присутствия Са­мого Господа Иисуса Христа. Если бы даже и могли они что-либо сделать, то все же между ними в качестве пре­пятствия был Иуда, преисполненный неверия, и из-за этого именно неверника прочие святые апостолы не могли изгнать беса.

Приступим же к духовному рассмотрению. Про­стите, грешные люди, к числу которых принадлежу и я, окаянный, простите мне, что всякого грешника, изну­ряющего жизнь свою без покаяния, я назову беснова­тым. Бес живет в нераскаянном грешнике, как в своем истинном доме, ибо как в добродетельном, праведном муже живет Бог и он в Боге, так и в окаянном грешни­ке живет бес и он в бесе, поелику, по апостолу, «творяй грех от диавола есть» (1 Ин. 3: 8).. Итак, всякий оже­сточенный грешник есть бесноватый.

Так как грешник многострастен и многопохотен, то и бес в нем многообразен. Нынешнего бесноватого отрока евангелисты описывают различно. Матфей го­ворит: «Множицею впадает во огнь и множицею в во­ду»; Лука: «Дух емлет его, и внезапу вопиет и пружается с пенами»; Марк в главе девятой: «Пены тещит и скрежещет зубы своими, и оцепеневает». Итак, в од­ном бесноватом отроке начертались все образы семи­главого змея, все, говорю, семь смертных грехов изоб­разились. «Внезапу вопиет» — это образ гордости, вы­сокомерия и самовосхваления, ибо гордость и высокоумие не умеют молчать, на небесах полагают уста свои, и язык их проходит по земле. «Ввергает во огнь» — это образ телесной нечистоты, распаляющей­ся на скверную похоть. Ввергает «в воду» — это образ любоимения и сребролюбного любостяжания, жадно заботящегося о том, чтобы всякое изобилие и богатст­во всегда у него преизбыточествовало, подобно реке наводненной. «Пружается» — это образ зависти, кото­рая, видя благополучие других, снедается сама в себе. «Пены тещит» — это образ объядения и пьянства да­же до блевания, а также и бываемого при пьянстве сквернословия. «Скрежещет зубы» — это образ гнева. «Оцепеневает» — это образ лености.

Всякий, кто хочет изгнать от себя такого семигла­вого и многообразного беса, должен иметь многие по­двиги добродетелей, но не без Петра, Иакова и Иоан­на, то есть, не без твердой веры, не без стойкой борь­бы со страстями, не без особенной благодати Божией, которая дается усердно ищущим Бога и истинно любя­щим Его. Без них, а в особенности без присутствия Божия, невозможно избавиться от греховного, многооб­разного беснования: «Не возмогоша». Если кто не бу­дет иметь пред очами своими Бога, тому совершенно невозможно отстать от скверной жизни, ибо вся при­чина совершаемых грехов заключается в том, что чело­век не помнит о Боге, не имеет Его пред своими умст­венными очами, как говорит о грешнике Давид: «Несть Бога пред ним; сего ради оскверняются путие его на всяко время» (Пс. 9: 25, 26). Пути свои, жизнь свою он проводит блуд но, потому что нет Бога пред ним, ум его далек от Бога, и Бог далек от него. Когда заходит солнце, наступает ночь: подобно сему и жизнь наша де­лается темной и скверной, когда Бог далеко отступит от нас или мы далеко отступаем от Бога. Как бесплот­ное ангельское естество в том светоносном ангеле, ко­торый впоследствии превратился в аггела, было свето­носным, и сам он назывался «люцифер», «денница», пока был при Боге, а когда отпал от Бога, тотчас сде­лался люципером, что значит — погубивший светлость, темноносный, и из ангела превратился в беса, — так и человек проводит в теле ангельскую жизнь только до тех пор, пока держится Бога, а когда далеко отлучится от Бога, то соделывается бесом во плоти.

Вспомнивши здесь светоносного ангела, превратив­шегося в темноносного аггела, мы спросим: почему диавол, желая искусить нашу праматерь Еву и своею пре­лестью привести ее к преступлению заповеди Божией, явился ей в образе змея? Почему он не преобразился в светлого ангела, как впоследствии он для многих пре­ображался, как говорит об этом апостол: «Сам бо са­тана преобразуется во ангела света» (1 Кор. 11: 14)? Почему он явился Еве не в виде какого-либо прекрас­ного человеческого лица или хотя бы в виде какого-ли­бо животного, например, агнца или тельца, но в обра­зе змея? Причину сего видят в следующем: как блуд­ный сын, уйдя далеко от отца, пришел к такой беде, что просил потом разрешения пасти свиней, так и са­тана, отпавший некогда от Бога, превратился в змея. Молено сказать, что бес показался Еве в приличеству­ющем ему образе, показался таким, каким он стал по­сле своего падения с неба. Свержен был змий древний, называемый диаволом и сатаной, посему и не попус­тил ему Бог явиться в образе светоносного ангела. Если бы Ева видела беседующего с ней ангела, то она тотчас без всякого сомнения вкусила бы плод, а не так, как она, беседуя со змеем, сначала усумнилась. Бог не по­пустил бесу явиться и в образе какого-либо человечес­кого лица, ибо если бы Ева увидела беседующее с ней человеческое лицо, то она особенно усумнилась бы, го­воря себе: разве и еще есть где-либо люди, кроме нас двоих, Адама и Евы? Разве и еще есть где-либо какой рай? Не попущено ему явиться и в образе какого-ли­бо животного, не имеющего яда; явился именно змей, преисполненный злобой, ибо это есть истинный образ его, в который он был облечен в самый час своего низ­вержения. Когда снят был с него ангельский образ, на него был наложен змеиный. И вот, когда змей беседо­вал с Евой, Бог в сердце Евы вещал таинственным вдохновением: внимай, Ева, с кем беседуешь, — со змеем, не с ангелом и не с человеком, но со змеем; ес­ли послушаешь змея, сама станешь змеей. Так и слу­чилось. Ева, послушавши змея, сама сделалась такой ядовитой змеей, что ядом греховным повредила весь род человеческий. Мы же теперь знаем ту причину превращения диавола из ангела в беса — он отпал от Бога, ибо чем иным может быть отпадший от Бога, кроме змея? Ведь нрав такого делается змеиным, пол­ным смертоносного яда.

Итак, разумейте все грешники, отлучающиеся от Бога вашими грехами, разумейте, что вы такое. Вы — змеи, змеи кусающие, то есть, не приносящие пользу, но вредящие друг другу соблазном греха. Вы уже не как ангелы, чада Божий, но как аггелы, чада диавола, не как добронравные люди, но как бы ядовитые гады, гады словесные, слово которых вредоносно; яд аспидный в устах их и дело их мерзостно; оскверняются пути их, ибо нет Бога пред ними. Жизнь грешника без присут­ствия Божия проходит бесонравной и змееподобной; он уже не может делать ничего доброго, согласно словам Бога: «Без Мене не можете творити ничесоясе» (Ин. 15: 6). Будем же иметь при себе Бога, и тогда мы прого­ним от себя беса: иначе прогнать его невозможно, и мы можем подвергнуться сему укоризненному слову: «Не возмогоша». Люди, которые дружат с бесом, не могут избавиться от него; они скорее погибнут на веки.

Еще и то препятствовало апостолам изгнать беса, что с ними был Иуда, ибо Господь сего лукавца не взял с собою на Фавор, не желая врагу Своему показать Свою тайну. Когда святые апостолы говорили бесу: уйди в без­дну, уйди от создания Божия, — то бес думал про се­бя, говоря: изгоните вы от себя видимого беса Иуду, тогда и я, невидимый бес, могу выйти, а пока я вижу среди вас Иуду, не выйду и я, ибо я не хочу удаляться от своего друга; если он имеет место среди вас, то по­чему вы меня гоните? Это есть истина, ибо где в сооб­ществе тайный Иуда, там трудно избавиться от беса.

Святый Златоуст, Феофилакт и другие с ними усма­тривают еще особую причину того, почему апостолы не могли изгнать беса, а именно: из-за неверия самого то­го человека и других, бывших там среди народа. Сам Господь обличает их в этом, говоря: «О, роде неверный и развращенный! Доколе буду с вами?» (Мф. 17: 20); наедине же Господь ученикам сказал: «За неверствие ва­ше», что скорее приличествовало книжникам, фарисеям и Иуде, чем ученикам. Один из толковников говорит че­ловеку, у которого был бесноватый сын, так беседуя с ним от лица Христова: «О, иудеянин, не виновата не­способность Моя или Моих учеников, ибо Я уже дал им власть изгонять беса; но виновато неверие твое и твоих иудеев, что и создает препятствие для Божией благода­ти. Разве могу Я или Мои ученики исцелить твоего сы­на, когда ты не веруешь, но сомневаешься?» Хотя свя­тые апостолы и имели власть над бесами, но поелику в том человеке и прочих с ним не было веры, апостолы и не могли изгнать беса: вера все может, а неверие и воз­можной вещи создает препятствие.

Здесь следовало бы побранить того человека. Ты, че­ловек, клевещешь на учеников, говоря пред Господом и всем народом: «Не возмогоша изгнати». Почему же умалчиваешь о своем неверии? Почему не исповедуешь своего греха? Ты умалчиваешь о своем грехе, и великом, грехе, что еще хуже неверия, а чужой малый грешок об­личаешь, выставляешь и как бы нападаешь на святых, порочишь их, говоря: «Не возмогоша». О, поистине, они могут; только неверие твое препятствует.

Так могут поступать и люди. Каждый за грех не считает свой, хотя и тяжкий, грех, бревна в своем оке не видит, а о себе, если бы даже по шею был в грехов­ном болоте, думает, что он чистый, добрый человек, святой и праведный; если же взять другого доброго че­ловека, то хотя бы он споткнулся в малом, хотя бы са­мый незначительный порок проявился в нем, подобно какой-либо малой порошинке, упавшей на снег, тот святоша, не ощущающий бревна в своем оке, везде языком своим поносит сего, имеющего малейший су­чок, всюду проповедует о нем, всюду осуждает его, как бы говоря: «Не возмогоша», не может он быть добро­детельным, не может исправиться и не заслуживает ни одного доброго слова. Отзовись же и теперь, Христос Спаситель наш, на таких теми словами: «О, роде невер­ный и развращенный» и прочее. «Не возмогоша». О, глупый человек, ты сам виноват, а на других взвалива­ешь вину: «Не возмогоша».

Здесь рассмотрим еще и следующее. Вот, например, кто-либо просит перехожего иерея помолиться за него Богу. Иерей молится, и даже очень усердно, но не мо­жет он умолить Бога, если тот, за которого помолится, не только не перестает грешить, но впадает еще в боль­ший грех; и молящийся иерей не виноват в этом, — вся вина в том, за которого он молится, так как он соделывает препятствие молитве молящегося. Иерей молится, а он грешит; тот плачет, а он скачет; тот постится, а он упивается. Напрасна здесь молитва, напрасны труды: «Не возмогоша».

В Божественном Писании мы читаем следующее: согрешили пред Богом некогда два израильских царя, Саул и Давид; Саул имел за себя молитвенника Богу и ходатая святого пророка Самуила, а Давид имел бого­мольца за свой грех в лице святого пророка Нафана. В то время, когда Нафан умолил Бога за своего грешни­ка, то есть, Давида, и исходатайствовал ему скорое про­щение, Самуил не только не умилостивляет Бога к сво­ему грешнику, но даже больше как бы раздражает Его и своей молитвой поощряет на больший гнев против Саула. Почему? Какая причина сего? Неужели Нафан, богомолец Давида, был более любезен Богу, нежели Са­муил, богомолец Саула, если молитвы первого Он слу­шает, а молитвы второго не хочет слушать? Нет, не мо­жем мы сказать того, чтобы оба эти пророка были не в равной милости у Господа Бога. Почему же молитва одного принята, а другого нет? Причина в том, что Са­муил молится за Саула, а Саул не думает о молитве. Са­муил всю ночь стоит на молитвенном подвиге, а Саул спит, растянувшись на мягкой постели; Самуил во вретище и пепле, а Саул на потехах; Самуил алчет и жаж­дет в посте за Саула, а Саул пирует и упивается. Не удивляйся же, Саул, что не мог Самуил умолить за те­бя Бога: «Не возмогоша». Не Самуил виноват в этом, но сам ты виноват; виноваты нераскаянные твои грехи: «Не возмогоша».

Совершенно противоположное Саулу и согласное с Нафаном делает Давид. Нафан молится за Давида, и Да­вид сам падает крестообразно пред Богом в молитве и взывает: «Помилуй мя, Боже!» (Пс. 50). Встает Нафан в полночь на молитву за Давида, встает и Давид, гово­ря: «В полунощи востах исповедатися Тебе о судьбах правды Твоея» (Пс. 118: 62). Нафан облекся во вретище за Давида, и Давид говорит: «Облачихся во вретище». Постился Нафан за Давида, постился и Давид: «Смирях постом душу мою» (Пс. 34: 13). Будь же уве­рен, Давид, что услышал Бог твоего богомольца и дает тебе прощение. Хорошо молиться за такого; легко от та­кого изгнать тяжкий грех, как бы беса какого.

Вы же, которые по жизни подобны Саулу, не взва­ливайте вину на своих богомольцев, не говорите: «Не возмогоша», когда вы сами о себе не радите и прене­брегаете собственным спасением. Они не смогли за не­верие ваше.

Вот, слушатель мой, мы узнали причины, по кото­рым апостолы святые не могли изгнать беса из отрока, бесновавшегося в новолуния. С одной стороны, не мог­ли потому, что не все были вместе, не было трех глав­нейших апостолов, и самое важное — не было Самого Господа Иисуса; с другой стороны, потому, что некото­рым препятствием для них был Иуда, а также и неве­рующий отец бесноватого.

Мы же позаимствуем здесь пример, как надо изго­нять от себя бесоподобные страсти, чтобы стяжать все добродетельные подвиги — веру с Петром, надежду с Иаковом и любовь с Иоанном, а в особенности с при­сутствием Самого Господа; будем избегать иудонравных развратников, смотреть на свои, а не на чужие грехи, не взваливать ни на кого вину неуспеха нашего в мо­литвах своих, но приписывать его собственному нера­дению, и молить Бога, чтобы Он воздвиг нас к истин­ному покаянию и против бесовской силы вооружил нас немощных, препоясавши Своею Божественною силою свыше. Аминь.

37. Поучение первое в неделю тринадцатую по Святом Духе («Человек некий бе домовит, иже насади вино­град» (Мф. 21: 33). Благодать и мир от Господа нашего Иисуса Христа всем нам буди)

Прелюбезный мой слушатель! Я — гость в этом бо­госпасаемом царствующем граде, а гостю подобает при­ходить к достойным лицам не без гостинца, ибо написа­но: «Да не явишися пред Господом тощь» (Исх. 23: 15). Значит, и мне не следует являться тощим пред лицом любви вашей. Но что я принесу? Какой гостинец, ка­кой дар предложу, когда я сам нищ и духом, и на са­мом деле? Золота и серебра я не имею и не хочу иметь. Принесу то, что я по милости Божией, хотя и не бога­то, имею, — предложу я любви вашей слово Божие. Этот гостинец, этот дар дороже тысяч золота и сереб­ра. Этим многие себе купили жизнь вечную: «Испытай­те, — сказано, — писания, в нихже чаети имети живот вечный» (Ин. 5: 39). Итак, сие слово Божие да будет даром и гостинцем для вас от ничтожества нашего, а любовь ваша пусть не отвергает, ибо слова Божий, хотя и предлагаются просто, не украшенные витийством, все же суть «словеса Господня, словеса чиста, сребро разжжено» (Пс. 11: 7), исполненные достоинства и поль­зы. Итак, я начинаю во имя Господне.

Нынешняя евангельская притча о насаждении вино­града и об убиении наследника ясно истолкована, прелюбезные слушатели, святыми отцами и толкователями Божественного Писания. В Ветхом Завете виноградом назывался народ израильский, выведенный из Египта, о котором Псаломник говорит: «Виноград из Египта принесл еси» (Пс. 79: 9). И Исайя говорит: «Виноград Гос­пода Саваофа дом израилев есть» (Ис. 5: 7). Оплотом сего винограда был закон, данный на Синае Моисею от Бога; точило — это алтарь ветхозаветных жертв, по ко­торому текла кровь животных; столп — храм Соломона; делатели — законоучители, книжники и князья, архисинагогисты; избитые рабы — это пророки; наследник же, выведенный вон и убитый, есть Мессия, Христос.

В новой благодати виноградом является церковь Христова, перенесенная от израиля к язычникам. Оплот ее — тот же закон Божий; точило — слово Божие; столп — твердая вера; делатели — пастыри, архиереи и иереи; рабы — носящие послушание; овцы словесные — люди благочестивые; наследник и глава церкви — Хри­стос. Так говорится вообще. В частности же виногра­дом является всякая христианская душа правоверного и благочестивого человека. Оплот его — страх Божий; точило — сердце, источающее умиление; столп — это крест и всегдашнее памятование о страданиях Христо­вых; делатели — душевные силы: память, разум и воля; рабы — чувства; наследник же сего винограда один и тот же — Христос.

Виноград ветхозаветный, или дом израилев, опустел, виноград же новоблагодатный, то есть, церковь Христо­ва, процветает, хотя и находится посреди терниев. Осо­бенный, душевный виноград каждый день требует на­саждения и возделывания. Я иду мимо ветхозаветного и давно уже опустевшего винограда, не буду говорить ны­не и о новоблагодатном церковном винограде, но побе­седуем о мысленном, душевном винограде и о духовном насаждении его.

Итак, ныне я с Божьей помощью хочу быть челове­ком домовитым, хочу садить виноград, и виноград ду­ховный. Для насаждения же его я поищу места в двух странах: в пределах мира сего и вне пределов мира се­го; в пределах мира сего — в создании, а вне пределов мира сего — в Самом Создателе. Вы же, любовь ваша, да поможете мне в намеченном моем деле любовным и внимательным вашим слушанием, и где найдем хоро­шее место, там и начнем насаждать наш виноград.

Духовным виноградом является наша душа, насаж­денная в нашей плоти как бы в земле, но живущая больше там, где что любит, нежели там, где существу­ет. Существует она в плоти, а все ее желания там, где она что-либо любит: где сокровище, там и сердце; где любимая кем вещь, там и душа его. Корень сего духов­ного винограда души, углубляясь умом в то, о чем он мечтает непрестанно, и обходя дольнее и горнее, там и насаждается, углубляясь своими помышлениями, где ему понравится, независимо от того, доброе это место или худое.

Пройдем же умным хождением прежде всего пре­делы мира сего и посмотрим хорошего места для на­саждения нашего винограда.

В мире сем есть три вещи, как бы три места, в ко­торые человек, будучи влеком в них самим естеством, обыкновенно углубляется умом своим, всей душой на­слаждается и вкореняется. Первое место есть честь, дру­гое — корысть, а третье — наслаждение, ибо всякий по природе желает чести, ищет корысти и любит наслаж­дения, что ясно изобразил апостол, говоря: «Все, еже есть в мире сем, похоть плотская и похоть очес, и гор­дость живота» (1 Ин. 2: 16). В гордости житейской же­лается честь, в похоти очей ищется корысть, увлекатель­ное собирание имущества, в похоти плотской — на­слаждение плотской любовью. Вот все пределы мира сего; это все, что есть в мире. Эти три вещи суть как бы три места для насаждения нравственного винограда: гордость, желающая чести, увлечение, ищущее корыстничать богатствами, и сладострастие, наслаждающееся плотской любовью. Все люди мира сего, как виноград­ники, на этих местах насадились и насаждаются, углу­бились и углубляются. Ведь кто в своей гордости не же­лает чести? Кто в своем увлечении не ищет богатства и прибыли? Кто в своем сладострастии не порабощается плотскою любовью? Эти три места еще в древности бы­ли изображены в древнем винограде Божием, что мы сейчас и увидим.

Было некогда такое время, когда Господь Бог послал к судиям израильским своего посланника, пророка Иса­йю, с делом; а дело было такое: Бог приносил судьям из­раильским жалобу и ярость; Он жаловался на некий Свой виноград и просил суда над ним, а слова в жало­бе Божией были такие: «Ныне живущий во Иерусали­ме и мужие Иудины судите Мне и винограду Моему» (Ис. 5: 3). Дивная вещь — Бога судить с Его виногра­дом! Господи! Не Ты ли Судья над живыми и мертвы­ми? Неужели Ты не можешь Сам судить виноград Твой? Нет, говорит, вы, люди, судьи иерусалимские, су­дите Меня и виноград Мой: «Судите Мне и винограду Моему». В чем же судить? Вот в чем: «Ограждением оградих виноград Мой, — говорит Бог, — колие поткнух, насадих лозу избранну и создах столп среде его, и предточилие ископах в нем, и ждах, да сотворит гроздие, со­твори же терние». Внемлем, в чем Бог ищет суда над виноградом Своим? Оградил его, говорит Он, колья во­ткнул, по которым следует расти винограду, насадил из­бранную лозу и сделал все подобающее, приложив к не­му много забот, стараний и труда, и когда надеялся уже на плоды, на утеху и прибыль, и готовил уже желание вкусить сладких гроздей, Мой виноград вместо плодов породил напротив терние, вместо утехи — скорбь, вме­сто радости — печаль, вместо прибыли — лишение, вместо прекрасного вкуса — горечь: «Гроздь их гроздь желчи, гроздь горести; ярость змиев вино их и ярость аспидов неисцельна!» (Втор. 32: 32, 33). Руки нельзя протянуть к винограду Моему; где должен быть гроздь, там родился терн: «Ждах, да сотворит гроздие, сотвори же терние» (Ис. 5: 4). Итак, «судите Мне и винограду Моему», — говорит Господь Вседержитель.

Посмотрим же, почему виноград Божий, хорошо посаженный, огражденный и возделанный, породил не гроздья, а терние? Не место ли виновато? Бывает так, что и добрый сад, но посаженный на плохом месте, бы­вает бесплодным. Итак, посмотрим место. Место, на котором Бог насадил было виноград Свой, в славянских Библиях называется холмом и местом благим: «Вино­град бысть возлюбленному на холме, на месте блазе» (Ис. 5: 1), а халдейский перевод читает: «на розе», то есть, на холме, «на месте тучном». Эти места считают­ся хорошими, но не пошли они на пользу для виногра­да Божия. Разберем же эти три наименования: «холм», «место благое» и «место тучное».

По буквальному или письменному толкованию объ­ясняется так: виноград Господа Саваофа — это, как мы сказали раньше, есть дом израилев, принесенный из Египта в Палестину; холм — Палестинская страна, ле­жащая высоко, на горах и холмах, — так, например, Иерусалим находится на горе Мориа, на горе Сионе, окрестности его — на горе Елеонской, Фаворской и других; место было благим потому, что страна эта бы­ла тучна, плодородна и изобиловала хлебом, овощами, золотом, серебром и всякими благами; место тучно, ибо было богато деревянным маслом, имея массу мас­личных садов, почему в Иеронимовом переводе Иеру­салим назван сыном елея, то есть, масла. Еще и пото­му страна сия называлась местом тучным, что она изо­биловала медом и молоком. Медом потому, что там везде родилось множество пчелиных роев не только на деревьях, но и в горах между камнями, и в земных рас­селинах; молоком же изобиловала потому, что в ней для скота были прекрасные пастбища, отчего там было великое множество стад молочного скота. Таким обра­зом, страна эта была очень богата как елеем (деревянным маслом), так и коровьим маслом. На таких-то вы­соких и плодородных местах, богатых медом, молоком и елеем, был насажден виноград, принесенный из Егип­та, — народ иудейский, как о нем пишется во псалмах: «Насадил еси корения его, и исполни землю. Покры горы сень его и ветви его кедры Божия. Простре роз­ги его до моря и даже до рек отрасли его» (Пс. 79: 10 и след.). Однако же этот народ, названный Божиим виноградом, оказавшись неблагодарным за такие Бо­жий благодеяния, породил не гроздья, но терние, то есть, творил дела не богоугодные, но прогневляющие Бога. Разбогатевши на благом месте, он прежде всего возгордился, и как жил он на холме, на местах высо­ких, так возносился он и нравом, был высокомерен, хвалясь высоким происхождением и свободою: «Семя Авраамле есмы и никомуже работахом» (Ин. 1: 33). Потом, отолстев и ожирев, забыл Бога, спасавшего его, и поклонился идолам. Это являлось для Бога не гроздь­ями, но тернием. Своих дочерей и сыновей они прино­сили в жертву бесам, — и это терн; смешавшись с язычниками и научившись их делам, склонились к плотским нечистотам и невоздержанию и прелюбодей­ствовали с иноплеменными, — и это тоже терн. Посе­му-то Господь Бог и искал суда на них, говоря: «Суди­те Мне и винограду Моему». Это толкование букваль­ное, по написанному.