Возникновение мышления и речи, их роль в антропосоциогенезе

До нас не дошли никакие документальные свидетельства того, каковы были средства коммуникации в стадах автралопитеков, питекантропов и неандертальцев, тем более нет никаких прямых данных о формировании и первых этапов развития подлинно человекческого мышления. Практически вся информация, находящаяся в нашем распоряжении, носит косвенный характер и с её помощью мы может получить лишь более или менее правдоподобную реконструкцию и должны постоянно помнить о её условности.

Уже во второй половине XIXв появилась трактовка проблемы начала мышления и речи и их совместного дальнейшего развития. Некоторые учёные подчёркнули неразрывность подлинно человеческого мышления и его внешнего проявления с помощтю языка: без языковой стихии нет мысли, как и не может быть самого языка без мыслительного процесса, который этот мыслительный процесс обслуживает. Это было крупное научное достижение, так как многие лингвисты пришли к осознанию и аргументации этого положения на несколько десятилетий позже. Но, разумеется, постулирование единства языка и мышления, исключительно важное само по себе с философской точки зрения, и прнятие этого положения не проясняют вопроса о конкретных формах речи, которые она имела у древнейших гоминид и принимали на протяжении истории первобытного обществ вплоть до появления человека современного типа.

Примерно 60 лет тому назад Николай Яковлевич Марр выдвинул и пытался обосновать идею кинетической речи – языка жестов, который был якобы присущ древнейшнему первобытному человечеству и предшествовал звуковому языку. Марр и солидлизировавшиеся с ним учёные ссылались на обширную серию этнологических наблюдений, согласно которым многие используемые в близких к современности и даже в современных первобытных коллективах языки имеют кинетическую жестовую природу. Небезосновательно указывалось им и на то, что звуковой материал языка требовал времени для своего развития, а нарождающиеся общественные отношения нужно было обслуживать, в этих условиях жест приобретал смысл, нёс какое-то сообщение, сообщение и жест канонизировались, сообщение прикреплялось к жесту, возникла постепенно совокупность жестов с определёнными привязанными к ним смыслами, образовавшая дозвуковой этап в развитии речи. Разные обобщения в силу случайности или в силу каких-то ещё не вскрытых современным знанием глубинных свойств человеческой психики прикреплялись к разным жестам, и, следовательно, системы жестовой коммуникации, будучи однотипными по существу, разнились по форме вплоть до взаимного непонимания.

Гипотеза кинетической речи имеет один крупный органический недостаток – речь жестов не дистанционна и не пригодна в темноте, этим её функциональные возможности сразу же резко ограничиваются. Весьма вероятно, что на первых порах она сопровождалась жестовой, но гораздо более богатые потенциальные возможности звуковой коммуникации не могли не оказаться решающими и вытеснить жестовые способы общения, как гораздо более бедные, а главное, функицонально ограниченные. Если говорить о непосредственной основе звуковой речи у древнейших гоминид, то она образована вокализацией, типичной для высших приматов, и видимо очень похожей на неё по своему характеру, но конечно же не по форме звучания, которая могла быть иной. В этой вокализации выделяются два типа или две основные группы звуков – звуки, выражающие угрозу, ярость, страх и.д и так называемые жизненные шумы, которые обезьяны издают постоянно, но которые связаны больше с их эмоциональным состоянием, удовлетворением от еды, например и не несут информативной нагрузки. По-видимому, всё же звуки имеющие реальную смысловую нагрузку у приматов предков человека, послужили истоком для оформления простейшей звуковой человеческой коммуникации.

Формировавшаяся речь, кроме обслуживания формирующихся общественных отноешний, должна была обслуживать и все функции развившегося мышления, служила для него внешним выржением. Многие лингвисты полагают, что первым было осознание действия, и следовательно в языке раньше всего возникла глагольная номинация. В то же время совершенно очевидно, что не менее, чем обозначение действия, важно обозначение объёкта. Таким образом, именная номинация, хотя бы в каких-то ограниченных пределах, должна была сосуществовать с глагольной. Состав лексики трудно восстановить – наверное, это были наименование съедобных растений, объектов охоты, частей туши, орудий труда, обозначение ближайших родственных отношений. Пользование этой лексикой могло быть эффективным лишь при осознании местоимённых отношений и изобретения служебных слов, пржде всего обозначавших направление действия.

Бесспорно можно утверждать, что постепенно росла лексика языка и совершенствовалась его операционная сфера, т.е. та рабочая часть языка, с помощью которой всё более тонко выражаются отношения между обозначаемыми языковыми средствами понятиями. Дальше мы узнаём, что в мустьерское время появляются определённые зачатки идеологии, что не могло не повести к дальнейшему обогащению языка. Наконец, в соответствии с общепринятым мнением, с появлением человека современного типа язык достиг того уровня развития, при котором он по структуре своей стал уже вполне современным.