Первое заседание Синедриона: Совещание у Анны

Только Иоанн повествует о допросе у Анны. Хитрый Анна, ни в чем не обвиняя Христа, стал расспрашивать Его только о том, чему Он учил и кто были Его ученики. Этим он намеренно дал опасный тон всему дальнейшему ходу дела, набросив подозрение на Иисуса как на главу какого-то тайного заговора с тайным учением и тайными целями. Но Господь изобличил эту хитрость Своим ответом: «Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме… и тайно не говорил ничего» (Ин. 18, 20). В доказательство этого Господь предложил спросить свидетелей, слышавших, что говорит Он. Несмотря на то что в таком ответе ничего не было оскорбитель­ного для первосвященника, один из слуг, желая, угодить первосвященнику, ударил Господа рукой «по ланитам», сказав: «так отвечаешь Ты первосвященнику?» (Ин. 18, 22). Христос однако не оставляет без ответа нелепый поступок слуги: «Если я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня?» (Ин. 18, 23). Из этого можно заключать, что заповедь Христа о непротивлению злу (Мф. 5, 39) нельзя понимать так буквально, как ее некоторые понимают: Христос требует, чтобы Его наказывали по закону, а не произволу. И если Иоанн приводит это требование Христа, высказанное по поводу только одного удара, нанесенного Христу, то этим он хочет указать на произвол, какой проявили по отношению ко Христу иудейские власти и все неверующее иудейство вообще [Лопухин].

Далее Иоанн говорит, что Анна послал Иисуса связанным к первосвященнику Каиафе (ст. 24). Вероятно, Господа провели толь­ко через внутренний двор того же самого дома, где был разложен огонь и где стоял и грелся Петр, уже раз отрекшийся от Господа. О том, что происходило у Каиафы, повествуют подробно Матфей и Марк. У Каиафы собрались все перво­священники, старейшины и книжники – словом, почти весь Синед­рион. Несмотря на глубокую ночь, все они спешили скорее собрать свидетельства против Иисуса, чтобы подготовить все необходимое для утреннего заседания Синедриона, на котором они могли бы офи­циально изречь Ему смертный приговор. Для этого они стали искать лжесвидетелей, которые могли бы обвинить Иисуса в каком-либо уголовном преступлении, «и не находили». Наконец пришло два лжесвидетеля, а закон требовал именно двух, но не менее, для осуж­дения обвиняемого (Числ. 35, 30; Втор. 17, 6) [Аверкий].

Их заявление, свидетельствующее о намерении «разрушить храм», могло быть основанием для обвинения, но их свидетельства не были «равны» (ц.-слав) (Мк. 14, 59). Оба свидетеля говорили не одно и то же, и по этой причине закон Моисеев о том, что показания двух свидетелей могли служить основанием для вынесения приговора только тогда, когда они абсолютно совпадали между собой (Втор. 17, 6), не мог быть применен. Таким образом, показания лжесвидетелей не имели решающего значения.

Тогда первосвященник – в контексте Мф. это мог быть только Каиафа, и дело происходило по мнению еп. Кассиана, в доме Анны – принял меры к тому, чтобы исторгнуть из уст Иисуса мессианское исповедание словами: «Заклиная тя Богом живым: да речеше нам, аще ты еси Христос, Сын Божий» (Мф. 26, 62-64), или, в передаче Марка: «Ты ли Христос, Сын Благословенного?» (Мк. 14, 61). По святоотеческому толкованию форма ответа «Ты рече» – есть древняя восточная форма согласия. Этот ответ Христос дополнил предсказанием о грядущем явлении Сына Человеческого во славе. Такой ответ в глазах первосвященника был богохульством, а потому и достаточным основанием для вынесения смертного приговора. Частное совещание, тем самым, достигло цели.