Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

Полная тьма, ни одной звезды 3 страница



– Нет, – прошептал я. – Она не чувствовала это, потому что она не дергалась. Ни разу. Она была мертва, когда я скинул ее.

– Пап? – Позвал Генри сонным голосом. – Пап, это ты?

– Да.

– С кем ты разговариваешь?

– Ни с кем. Сам с собой.

Я вошел. Он сидел за кухонным столом в майке и трусах, выглядя ошеломленным и несчастным. Его взлохмаченные волосы, напомнили мне о проказнике, которым он некогда был, смеясь и гоняясь за курами вокруг палисадника со своим псом Бу (давно уже сдохшим к тому лету) следующим за ним по пятам.

– Хотел бы я, чтобы мы не делали этого, – сказал он, когда я сел напротив него.

– Что сделано, то сделано, и этого не исправить, – сказал я. – Сколько раз я говорил тебе это, сынок?

– Достаточно. – Он опустил голову на несколько минут, затем посмотрел на меня. Его глаза покраснели и были налиты кровью. – Нас схватят? Мы отправимся в тюрьму? Или…

– Нет. У меня есть план.

– У тебя был план, который не причинял ей боль! Посмотри, чем это обернулось!

Моя рука жаждала ударить его за это, поэтому я удерживал ее другой. Сейчас не время для встречных обвинений. Кроме того, он был прав. Все, что пошло не так, было моей ошибкой. За исключением крыс, подумал я. Они не моя ошибка. Но они были. Конечно, были. Если бы не я она была бы у печи, ставя туда ужин. Вероятно, снова и снова ругаясь из‑ за тех ста акров, да, но живой и здоровой, а не в колодце.

Крысы, вероятно уже вернулись, прошептал внутренний голос в моей голове. Поедая ее. Они закончат с хорошими частями, вкусными частями, деликатесами, а затем…

Генри перегнулся через стол, чтобы коснуться моих сплетенных рук. Я вздрогнул.

– Извини, – сказал он. – Мы замешены в этом вместе.

Я любил его за это.

– Мы будем в порядке, Хэнк; если будем сохранять спокойствие, мы будем в порядке. Теперь выслушай меня.

Он слушал. В какой‑то момент он начал кивать. Когда я закончил, он задал мне один вопрос: когда мы будем засыпать колодец?

– Пока еще рано, – сказал я.

– Разве это не рискованно?

– Да, – сказал я.

Два дня спустя, когда я чинил часть изгороди в четверти мили от фермы, я увидел большое облако пыли, сгущающейся на нашей дороге от автомагистрали Омаха‑Линкольн. Нас ожидал визит из мира, частью которого Арлетт так ужасно хотела стать. Я пошел назад к дому с моим молотком, засунутым в петлю на поясе и передником плотника вокруг талии, с длинным карманом, полным звенящих гвоздей. Генри не было в поле зрения. Возможно, он спустился к роднику, чтобы искупаться, а может, спал в своей комнате.

К тому времени, когда я добрался до палисадника и сел на колоде, я узнал автомобиль, тянущий за собой шлейф пыли: красный автофургон Лapca Олсена. Ларе был кузнецом в Хемингфорд Хоум и молочником. Также за дополнительную плату, он подрабатывал своего рода шофером, и именно эту функцию, он выполнял этим июньским днем. Грузовик, заехал в палисадник, повергнув Джорджа, нашего злого петуха, и его небольшой гарем куриц в бегство. Прежде, чем двигатель закончил кашлять до полной остановки, полный человек, обернутый в развивающуюся серую тряпку, вылез с пассажирской стороны. Он снял очки, обнажив большие (и смешные) белые круги вокруг его глаз.

– Уилфред Джеймс?

– К вашим услугам, – сказал я, вставая. Я чувствовал себя достаточно спокойным. Возможно, я бы так себе не чувствовал, выйди он из окружной машины со звездой на груди. – А вы…?

– Эндрю Лестер, – сказал он. – Адвокат.

Он протянул руку. Я помедлил задумавшись.

– Прежде, чем я пожму ее, скажите ка мне лучше, чей вы адвокат, мистер Лестер.

– В настоящее время я представляю интересы Животноводческой компании «Фаррингтон» в Чикаго, Омахе, и Де‑Мойне.

Да, подумал я, не сомневаюсь. Но держу пари, что твоего имени нет даже на двери. Большие мальчики из Омахи не должны глотать пыль округа, чтобы оплачивать свой хлеб насущный, не так ли? Большие мальчики, закинув ноги на свои столы, попивают кофе и восхищаются симпатичными лодыжками своих секретарш.

– В этом случае, сэр, почему бы вам просто не продолжить и убрать эту руку? Без обид, – сказал я.

Он так и сделал, с улыбкой адвоката. Струящийся пот прорезал чистые линии по его пухлым щекам, а его волосы были спутаны и запутаны от поездки. Я прошел мимо него к Ларсу, который отбросил крыло над двигателем и возился с чем‑то внутри. Он насвистывал и выглядел столь же счастливым как птица на проводе. Я завидовал ему. Я думал, что у меня с Генри, возможно, еще будет счастливый день – может, в каком‑то ином мире – но этого не случится летом 1922 года. Или осенью.

Я пожал руку Лapca и спросил, как он.

– Довольно неплохо, – сказал он, – но сушит. Мне бы попить.

Я кивнул на восточную сторону дома.

– Ты знаешь, где это.

– Знаю, – сказал он, захлопывая крыло с металлическим грохотом, который повергнул куриц, которые потихоньку возвращались, снова в бегство. – Как всегда сладкая и холодная, полагаю?

– Как скажешь, – согласился я, думая: Но если ты утолишь жажду из того другого колодца, Ларе, не думаю, что ты вообще будешь беспокоиться о вкусе. – Попробуй и убедись.

Он двинулся вокруг теневой стороны дома, где внешний насос стоял под небольшим навесом. Мистер Лестер смотрел ему вслед, затем обернулся ко мне. Он развязал свою тряпку. Костюм под ней будет нуждаться в химчистке, когда он вернется в Линкольн, Омаху, Деленд, или где, он там повесит свою шляпу, когда не справится с поручением кампании «Фаррингтон».

– Не помешало бы и мне попить, мистер Джеймса.

– Как и мне. Прибивание ограды жаркая работенка. – Я оглядел его сверху донизу. – Разумеется, не столь жаркая как поездка в двадцать миль в грузовике Ларса.

Он отряхнул зад и улыбнулся своей улыбкой адвоката. На этот раз он испытывал легкое раскаяние. Я видел как его глаза, метались из стороны в сторону. Только, из‑за того что ему приказали промчаться двадцать миль в сельскую местность жарким летним днем не делало этого коротышку более привлекательным.

– Моя задница уже никогда не станет прежней.

Ковш был прикован цепью сбоку небольшого укрытия. Ларе полностью накачал его, выпил до дна, дергая вниз и верх кадыком своей худой, загорелой шеи, затем наполнил его вновь и предложил Лестеру, который посмотрел на него с таким же сомнением, как я смотрел на его протянутую руку.

– Может, мы можем выпить его внутри, мистер Джеймс. Там было бы чуть прохладнее.

– Было бы, – согласился я, – но я не стану приглашать вас внутрь, как не стал пожимать вашу руку.

Ларе Олсен видел, как ветер поднялся и, не тратя впустую время, вернулся к своему грузовику. Но сперва он вручил ковшик Лестеру. Мой гость пил не большими глотками, как Ларе, а брезгливыми глоточками. Как адвокат, другими словами – но он не остановился, пока ковш не опустел, и это также походило на адвоката. Хлопнула дверь, и Генри вышел из дома в своем комбинезоне и босых ногах. Он бросил на нас взгляд, который казался совершенно незаинтересованным – хороший мальчик! – и затем пошел туда, куда любой настоящий сельский парень пошел бы: смотреть, как Ларе кудесничает над своим грузовиком, и, если повезет, научится чему‑нибудь.

Я сел на поленницу, которую мы держали под навесом из брезента на этой стороне дома.

– Полагаю, что вы здесь по делу. Моей жены.

– Именно.

– Ну, вы уже попили, так что, лучше нам перейти к делу. У меня еще впереди работы на весь день, а уже три часа пополудни.

– От восхода до заката. Тяжелая фермерская жизнь. – Он вздохнул так, словно знал это.

– Это так, и трудная жена может сделать ее еще тяжелее. Полагаю, она послала вас, но не знаю, зачем – если это просто какие‑то юридические документы, думаю, что представитель шерифа приехал бы и вручил их мне.

Он удивленно посмотрел на меня.

– Ваша жена не посылала меня, мистер Джеймс. На самом деле, я приехал сюда, чтобы отыскать ее.

Это походило на спектакль, и это я должен был выглядеть озадаченным. Затем, усмехнуться, поскольку усмешка была следующей в ремарке.

– Это только доказывает это.

– Доказывает что?

– Когда я был мальчиком в Фордайсе, у нас был сосед – мерзкий старый развратник по имени Брэдли. Все звали его Папаша Брэдли.

– Мистер Джеймс…

– Мой отец должен был время от времени вести с ним дела, и иногда брал меня с собой. В те дни еще были повозки. Они в основном торговали зерном кукурузы, по крайней мере, весной, но порой они также обменивались инструментами. Тогда не было заказов по почте, и хороший инструмент мог перейти по рукам всего округа прежде, чем вернется домой.

– Мистер Джеймс, я с трудом понимаю pea…

– И каждый раз, когда мы отправлялись увидится с этим стариком, моя мама говорила мне затыкать уши, поскольку любое слово, которое срывалось с уст Папаши Брэдли, было руганью или чем‑то непристойным. – Я начал наслаждаться его раздраженным видом. – Поэтому, естественно, я слушал все внимательнее. Я помню, что одно из любимых высказываний Папаши было «Никогда не взбирайся на кобылу без уздечки, потому что никогда не скажешь, в какую сторону сучка побежит».

– И как мне понимать это?

– Как думаете, в какую сторону моя сучка побежала, мистер Лестер?

– Вы хотите сказать, что ваша жена…?

– Сбежала, мистер Лестер. Удрала. Ушла не попрощавшись. Упорхнула среди ночи. Как заядлому читателю и человеку изучающий американский сленг, такие термины знакомы мне. Впрочем, Ларе, – и большинство других городских жителей – просто скажет, что «Она сбежала и бросила его», когда узнает об этом. Или его и сына, в данном случае. Я естественно думал, что она пойдет к своим дружкам любителям свиней в «Фаррингтон», и следующим, известием от нее, будет уведомление о том, что она продала землю своего отца.

– Как она и собиралась сделать.

– Так она уже все подписала? Поскольку полагаю, что мне стоит обратиться в суд, если она это сделала.

– Пока еще нет. Но когда она подпишет, я посоветовал бы вам не тратить деньги на судебный процесс, который вы, разумеется, проиграете.

Я встал. Один из ремней моего комбинезона упал с плеча, и я вернул его на место большим пальцем.

– Ну, раз она не здесь, это то, что юристы называют «спорный вопрос», разве не так? На вашем месте я поискал бы в Омахе. – Я улыбнулся. – Или в Сент‑Луисе. Она всегда говорила о Святом Луи. Для меня это звучало так, словно она говорила как устала от нас, от меня и сына, которого она родила. Говорят хорошая уборка к плохому мусору. Чума на оба ваши дома. Это Шекспир, между прочим. Ромео и Джульетта. Пьеса о любви.

– Вы простите меня, но все это кажется очень странным для меня, мистер Джеймса. – Он достал шелковый носовой платок из кармана пиджака – уверен, у путешествующих адвокатов, вроде него множество карманов – и начал протирать им свое лицом. Его щеки теперь не просто покраснели, а были пунцово‑красными. Вряд ли высокая дневная температура, вызвала этот цвет на его лице. – Очень странным, учитывая количество денег, которое мой клиент готов заплатить за ту часть имущества, которая граничит с рекой Хемингфорд и близка к Большой Западной железной дороге.

– Мне потребуется какое‑то время свыкнуться с этим, но у меня есть преимущество перед вами.

– Да?

– Я знаю ее. Я уверен, что вы и ваши клиенты думали, что дело в шляпе, но Арлетт Джеймс… давайте просто скажем, что поймать ее на чем‑то походит на попытку поймать желе на полу. Мы должны помнить, что Папаша Брэдли сказал, мистер Лестер. Да ведь этот мужик был деревенским гением.

– Могу я заглянуть в дом?

Я снова засмеялся, и на этот раз не вынужденно. У человека была злоба, я вызвал ее в нем, и нежелание возвращаться с пустыми руками было понятно. Он проехал двадцать миль в пыльном грузовике без дверей, ему предстояло еще двадцать ухабистых миль, прежде, чем он вернется в Хемингфорд Хоум (и без сомнений поездка на поезде после этого), у него была воспаленная задница, и люди, которые послали его сюда, не обрадуются его отчету, когда он наконец окончит это тяжелое путешествие. Бедняга!

– У меня к вам встречная просьба: можете спустить свои штаны, чтобы я мог осмотреть вашу мошонку?

– Я нахожу это оскорбительным.

– Я не виню вас. Думайте об этом как о… не сравнении, это не совсем корректно, а своего рода аллегории.

– Я не понимаю вас.

– Ну, у вас есть час до возвращения в город, чтобы обдумать это – два, если фургон Ларса заглохнет. И я могу заверить вас, мистер Лестер, что, если я позволю вам копаться в моем доме – моем частном владении, моем замке, моей мошонке – вы не найдете тело моей жены в шкафу, или… – В какой‑то ужасный момент, я почти сказал или на дне колодца. Я почувствовал пот выступивший на лбу. – Или под кроватью.

– Я не говорил…

– Генри! – Позвал я. – Подойди сюда на минутку!

Генри шел с опущенной головой, волоча ногами по пыли. Он выглядел взволнованным, возможно даже виноватым, но это было нормальным.

– Да, сэр?

– Скажи этому человеку, где твоя мама.

– Я не знаю. Когда ты позвал меня, чтобы позавтракать в пятницу утром, она ушла. Собралась и ушла.

Лестер внимательно посмотрел на него.

– Сынок, это правда?

– Да, сэр.

– Только правда и ничего кроме правды, да поможет тебе Бог?

– Пап, я могу вернуться в дом? У меня школьные занятия, накопились за время болезни.

– Иди тогда, – сказал я, – но поспеши. Помни, твоя очередь доить.

– Да, сэр.

Шаркая, он поднялся по лестнице и зашел внутрь. Лестер смотрел ему в след, потом повернулся ко мне.

– Тут не все так, как кажется на первый взгляд.

– Вижу, вы не носите обручального кольца, мистер Лестер. Если наступит время, когда вы будете носить, как я, то вы узнаете, что в семьях всегда так. И вы узнаете еще кое‑что: никогда не скажешь, в какую сторону побежит сучка.

Он встал.

– Мы еще не закончили.

– Закончили, – сказал я. Зная, что это было не так. Но если дела шли хорошо, мы были ближе к концу, чем до этого. Если.

Он двинулся через палисадник, затем вернулся. Он снова использовал свой шелковый носовой платок чтобы вытереть свое лицо, затем сказал:

– Если вы думаете, что те сто акров являются вашими только, потому, что вы запугали свою жену… отослали ее с вещами к тете в Де‑Мойн или к сестре в Миннесоту…

– Проверьте Омаху, – сказал я, улыбаясь. – Или Святого Луи. Она презирала своих родственников, но была без ума от идеи жить в Святом Луи. Бог знает почему.

– Если думаете, что засадите там все и соберете урожай, вам стоит снова подумать. Та земля не ваша. Если вы зайдете так далеко и посадите там семена, вы увидите меня в суде.

– Я уверен, что вы получите весточку от нее, как только она осознает свое тяжелое положение. – Сказал я.

В действительности я хотел сказать; нет, она не моя… но также она и не ваша. Просто нужно отсидеться здесь. И все будет в порядке, поскольку она будет моей через семь лет, когда я обращусь в суд, чтобы ее объявили юридически мертвой. Я могу подождать. Семь лет, не чувствуя дерьма свиней, когда ветер дует с запада? Семь лет, не слыша крики умирающих свиней (как и крики умирающей женщины) или видя их кишки, плывущие вниз по ручью красному от крови? Как по мне так это семь превосходных лет.

– Удачного дня, мистер Лестер, и не поворачивайтесь лицом к солнцу. Оно становится довольно жестоким к концу дня, и будет светить прямо на ваше лицо.

Он сел в грузовик не ответив. Ларе помахал мне, и Лестер огрызнулся на него. Ларе бросил на него взгляд, который, мог означать перепалку, крики и все, что пожелаете, ведь до Хемингфорда еще двадцать миль.

Когда они исчезли из виду, оставив после себя только шлейф пыли, Генри вернулся на веранду.

– Пап, я все сделал правильно?

Я взял его за запястье, сжал его, и притворился, что не почувствовал как на мгновение плоть напряглась под моей рукой, словно ему пришлось сдерживаться чтобы не вырваться.

– Все правильно. Идеально.

– Мы засыпим колодец завтра?

Я тщательно обдумал это, ибо наши жизни могли зависеть от того, что я решу. Шериф Джонс был уже в годах и в фунтах. Он не был ленив, но было трудно заставить его перемещаться без уважительной причины. Лестер в конечном счете убедит Джонса приехать сюда, но вероятно не раньше чем заставит одного из выходцев финансово‑юридического отдела компании «Фаррингтон» броситься названивать и напоминать шерифу, какая компания была крупнейшим налогоплательщиком в округе Хемингфорд (не упоминая соседние округа Клэй, Филмор, Йорк, и Сьюард). Тем не менее, подумал я, у нас было еще, по крайней мере, два дня.

– Не завтра, – сказал я. – Послезавтра.

– Почему, пап?

– Потому что окружной шериф будет здесь, а шериф Джонс стар, но не глуп. Засыпанный колодец может вызвать его подозрение насчет того, почему он засыпан так недавно. Но если он будет все еще заполнятся… и по уважительной причине…

– Какой причине? Расскажи мне!

– Скоро, – сказал я. – Скоро.

Весь следующий день мы ожидали увидеть, как пыль вздымается к нам по дороге, не за грузовиком Ларса Олсена, а за машиной окружного шерифа. Она не приехала. Однако пришла Шеннон Коттери, выглядя симпатичной в хлопковой блузке и клетчатой юбке, чтобы спросить, в порядке ли Генри, и если так, то сможет ли он поужинать с ней и ее родителями?

Генри сказал, что в порядке, и я наблюдал, как они идут по дороге, взявшись за руки, с очень плохим предчувствием. Он хранил ужасную тайну, а ужасные тайны тяжелы. Желание поделиться ими является самой естественной вещью в мире. И он любит девушку (или думал что любит, это одно и то же когда тебе лишь исполнится 15 лет). Ко всем неприятностям, он должен был лгать, а она могла распознать ложь. Говорят, что влюбленные глаза слепы, но это дурацкая аксиома. Порой они видят слишком многое.

Я пропалывал сорняки в саду (выдергивая больше гороха, чем сорняков), затем сидел на веранде, курил трубку и ждал его возвращения. Он появился незадолго до восхода луны. Его голова поникла, плечи ссутулились, и он скорей плелся, а не шел. Мне очень не хотелось видеть его таким, но я все еще был спокоен. Поделись он своей тайной – или даже ее частью – он не шел бы так. Поделись он своей тайной, вероятно, он вообще не вернулся бы.

– Ты рассказали ей то, что мы решили? – Спросил я его, когда он сел.

– То, что ты решил. Да.

– И она пообещала не говорить своей родне?

– Да.

– А она сдержит обещание?

Он вздохнул.

– Вероятно, да. Она любит их, и они любят ее. Полагаю, они увидят что‑то в ее лице и выведают это из нее. И даже если они этого не сделают, то вероятно она расскажет шерифу. Если он вообще потрудится поговорить с Котерри.

– Лестер проследит, чтобы он поговорил. Он наорет на шерифа Джонса, потому что его боссы в Омахе наорут на него. Со всех сторон это идет, и где это остановится, никто не знает.

– Нам вообще не стоило этого делать. – Он задумался, затем со злостью повторил это шепотом.

Я ничего не сказал. Какое‑то время и он тоже. Мы наблюдали за луной восходящей из‑ за полей кукурузы, красной и полной.

– Пап? Можно мне стакан пива?

Я посмотрел на него удивленно и не удивился. Затем пошел внутрь и налил нам по стакану пива. Я дал ему стакан и сказал:

– Запомни, больше этого не будет ни завтра, ни послезавтра.

– Нет. – Он отпил, сморщился, затем снова отпил. – Я не хотел врать Шен, пап. Это так грязно.

– Грязь отмывается.

– Не такая, – сказал он, и сделал еще один глоток. На этот раз он не сморщился.

Немного позже, после того, как луна стала серебристой, я отошел, чтобы воспользоваться уборной, и послушать как кукуруза и ночной ветерок рассказывают друг другу старые тайны земли. Когда я вернулся к веранде, Генри ушел. Его недопитый стакан пива стоял на перилах веранды. Затем я услышал его в коровнике, говорящем «Скоро, коровка. Скоро».

Я вышел посмотреть. Он обнял шею Элфис и поглаживал ее. Мне показалось, что он плакал. Я посмотрел некоторое время, но так ничего и не сказал. Вернувшись в дом, я разделся, и лег на кровать, где перерезал горло жены. Прошло много времени прежде, чем я уснул. И если вы не понимаете, почему – все причины, почему – то дальнейшее чтение этого бесполезно для вас.

Я назвал всех наших коров в честь незначительных греческих богинь, но Элфис, было или плохим выбором или иронической шуткой. В случае, если вы не помните историю того, как зло прибыло в наш печальный Старый Свет, позвольте мне напомнить вам: все плохое вылетело, когда Пандора уступила своему любопытству и открыла ящик, который оставили ей на хранение. Единственное, что там осталось, когда ей хватило ума, чтобы закрыть крышку, была Элфис, богиня надежды. Но тем летом 1922 года, никакой надежды не осталось у нашей Элфис. Она была старая и капризная, больше не давала достаточно молока, и мы оставили попытки получить то, немного что она имела; как только ты садился на табурет, она пыталась пнуть тебя. Мы должны были год назад пустить ее на мясо, но я отказался от стоимости предложенной Харланом Коттери, чтобы забить ее, а сам я был бесполезен при забое боровов… самооценка, с которой ты, читатель, должен теперь, конечно же, согласиться.

– И она будет жестковата, – говорила Арлетт (которая демонстрировала тайную привязанность к Элфис, возможно потому что она никогда не доила ее). – Лучше оставь ее в покое.

Но теперь мы могли использовать Эльфис – в колодце, раз уж это произошло – и ее смерть могла послужить цели, намного более полезной, чем несколько жилистых кусков мяса.

Спустя два дня после визита Лестера, мы с сыном продели веревку через кольцо в ее носу, и повели ее вокруг коровника. На полпути к колодцу, Генри остановился. Его глаза блестели от тревоги.

– Пап! Я чувствую ее запах!

– Тогда иди в дом, и возьми несколько ватных тампонов для носа. Они на ее комоде.

Хотя голова его была опущена, я видел косой взгляд, которым он стрельнул в меня, когда пошел. Это все твоя вина, говорил этот взгляд. Полностью твоя вина, поскольку ты не мог оставить ее в покое.

Все же я не сомневался, что он поможет мне сделать предстоящую работу. Независимо от того, что он теперь думал обо мне, в его мыслях была также девушка, и он не хотел, чтобы она узнала, что он сделал. Я втянул его в это, но она никогда не поймет этого.

Мы привели Элфис к крышке колодца, где она вполне резонно заартачилась. Мы пошли вокруг в противоположную сторону, держа поводок из веревок как ленты на танце Майского дерева, и силой затащили ее на прогнившую древесину. Крышка, треснула под ее весом… прогнулась… но держалась. Старая корова, стояла на ней, опустив голову, выглядя глупой и упрямой, как всегда, показывая зеленовато‑желтые зубы.

– Что теперь? – Спросил Генри.

Я начал говорить, что не знаю, и в этот момент крышка колодца с грохотом и треском переломилась пополам. Мы вцепились в веревку, хотя на мгновение я подумал, что меня затянет в этот чертов колодец с двумя вывихнутыми руками. Затем веревка порвалась в кольце и вылетела обратно. Она порвалась с обеих сторон. Внизу, Элфис начала мычать в агонии, и барабанить своими копытами по каменным стенам колодца.

– Пап! – Закричал Генри. Его руки были сжаты в кулаках у рта, костяшки впились в верхнюю губу. – Заставь ее прекратить!

Элфис издала долгий, отзывающийся эхом стон. Ее копыта продолжали биться о камень.

Я взял Генри под руку и оттащил его, спотыкающегося, назад в дом. Я толкнул его на диван, заказанный по почте Арлетт, и приказал, чтобы он оставался там, пока я не вернусь за ним.

– И помни, все практически закончилось.

– Это никогда не закончится, – сказал он, и уткнулся лицом в диван. Он заткнул уши руками, даже при том, что Элфис нельзя было здесь услышать. Помимо Генри я тоже все еще слышал ее.

Я достал охотничье ружье с высокой полки в кладовой. Оно было только 22 калибра, но оно сделает свою работу. А если Харлан услышит выстрелы, доносящиеся через акры между его участком и моим? Это также соответствовало бы нашей истории. Если Генри сможет сохранять самообладание достаточно долго, чтобы рассказать что случилось.

Вот что я узнал в 1922 году: худшее всегда ждет впереди. Ты думаешь, что видел самое ужасное, то, что объединяет все твои кошмары в причудливый ужас, который действительно существует, и единственное утешением служит то, что хуже быть не может. А если и может, то твой разум помутнеет при виде этого, и ты больше не будешь ничего воспринимать. Но все хуже, твой разум не мутнеет, и ты все равно продолжаешь. Ты можешь понять, что вся радость в мире исчезла для тебя, что все твои поступки, отдаляют то, что ты так надеешься получить в пределах своей досягаемости, ты желаешь умереть, но ты продолжаешь. Ты осознаешь, что находишься в созданном тобою аду, но все равно продолжаешь. Поскольку больше ничего не остается.

Элфис приземлилась на тело моей жены, но усмехающееся лицо Арлетт было все еще отлично видно, все еще наклоненное в сторону освещенного солнцем мира, все еще глядя на меня. И крысы вернулись. Корова, упавшая в их мир, несомненно, заставила их отступить в трубу, о которой я уже не думал иначе как о Крысином бульваре, но затем они учуяли свежее мясо, и поспешили вернуться, чтобы заняться расследованием. Они уже грызли бедную старую Элфис, пока она мычала и лягалась (теперь уже слабее), а одна сидела на голове моей мертвой жены как жуткая корона. Она проделала отверстие в мешке и вытащила пучок волос своими ловкими когтями. Щеки Арлетт, некогда такие круглые и красивые, свисали клочьями.

Ничто не может быть хуже этого, подумал я. Без сомнений, я достиг пика ужаса.

Но да, худшее всегда ждет впереди. Когда я всмотрелся вниз, замерев от шока и отвращения, Элфис вновь лягнулась, и одно из ее копыт, попало по тому, что оставалось от лица Арлетт. От удара челюсть моей жены сломалась, и все ниже носа, перекосилось влево, словно на шарнире. Тем не менее, усмешка от уха до уха осталась. От того, что она больше не находилась параллельно ее глазам, она сделалась еще хуже. Словно она имела теперь два лица, чтобы преследовать меня вместо одного. Ее тело сместилось напротив матраца, заставляя его соскользнуть. Крыса на ее голове метнулась вниз за него. Элфис снова замычала. Я подумал, что, если бы сейчас вернулся Генри, и посмотрел в колодец, он убил бы меня за то, что я сделал его частью этого. И, вероятно, я заслужил убийства. Но это оставило бы его в одиночестве, а один, он будет беззащитен.

Часть крышки упала в колодец; часть ее все еще свисала. Я зарядил свое ружье, приставил его к плечу, и нацелился на Элфис, которая лежала со сломанной шеей и головой, задранной против каменной стены. Я выждал, когда мои руки стабилизируются, затем спустил курок.

Одного выстрела было достаточно.

Вернувшись в дом, я обнаружил, что Генри заснул на кушетке. Я был слишком потрясен, чтобы считать это странным. В тот момент, он казался мне единственной действительно обнадеживающей вещью в мире: испачканный, но не настолько грязный, чтобы никогда больше не смог снова стать чистым. Я нагнулся и поцеловал его в щеку. Он простонал и отвернул голову. Я оставил его там и пошел в коровник за инструментами. Когда спустя три часа он присоединился ко мне, я вытащил сломанную и свисающую часть крышки колодца из отверстия и начал засыпать его.

– Я помогу, – сказал он безразличным и тоскливым голосом.

– Хорошо. Возьми грузовик и съезди к насыпи в Вэст Фэнс…

– Один? – Недоверие в его голосе было слабым, но я рад был услышать вообще хоть какую‑нибудь эмоцию.

– Ты знаешь все передние передачи, и сможешь найти заднюю, верно?

– Да…

– Тогда все будет в порядке. У меня пока достаточно земли, чтобы продолжать, а когда вернешься, худшее будет позади.

Я ждал, что он опять скажет мне, что худшее никогда не закончится, но он не сказал. Я продолжил засыпать колодец. Я все еще видел макушку головы Арлетт и мешковину, с этим ужасным пучком, торчащим из нее. Там мог быть уже помет новорожденных крысенышей в колыбели бедер моей мертвой жены.

Я услышал, как грузовик один раз кашлянул, затем второй. Я надеялся, что заводная рукоятка, дернувшись назад, не сломает Генри руку.

Когда он в третий раз повернул заводную рукоятку, наш старый грузовик заревел и ожил. Он задержал искру, нажав на педаль газа раз или два, затем уехал. Он отсутствовал почти час, но когда вернулся, кузов грузовика был полон камней и почвы. Он подъехал к краю колодца и выключил двигатель. Он снял свою рубашку, и его блестящее потом туловище выглядело слишком тощим; я мог пересчитать его ребра. Я попытался вспомнить, когда в последний раз видел как он плотно ел, и вначале не смог. Потом понял, что это, должно быть, был завтрак на утро после того, как мы покончили с ней.

Я прослежу, чтобы он получил хороший обед сегодня вечером, подумал я. Позабочусь, чтобы мы оба получили. Никакой говядины, но в холодильнике есть свинина…

– Посмотри туда, – сказал он своим новым безразличным голосом, и указал.

Я увидел шлейф пыли, приближающийся к нам. Я заглянул в колодец. Пока еще не достаточно хорошо. Половина Элфис все еще торчала. Это было еще ничего, но угол запачканного кровью матраца также все еще торчал из грязи.

– Помоги мне, – сказал я.

– Пап, у нас достаточно времени? – Он казался лишь слегка заинтересованным.





Дата публикования: 2015-01-10; Прочитано: 265 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.023 с)...